Текст книги "Нежить Пржевальского"

Автор книги: Омар Хайдаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Омар Хайдаров
Нежить Пржевальского

Пролог. Город Верный

Ждали нашествия кокандской конницы.

Но ранним утром в городе появился Пржевальский, и о кокандцах тут же забыли.

В городской управе заполошились: что выкинет великий путешественник на этот раз? Запрудит головной арык? Спалит сенной базар?

Главный архитектор Верного, обрусевший француз Поль (Павел) Гурдэ, настраивался к отпору. За Пржевальским водилось: как выпьет, сейчас же к нему с идеями:

– Павел Васильевич, голубчик, что это у вас за улица Арычная? Совсем не звучит. Давайте сделаем ее Пржевальской!

Городской же архивариус, глубокий старик, помнивший еще нашествие Наполеона на Русь, открыл журнал и напротив аккуратно выведенной даты – десятое мая тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года – оставил потомкам запись: «Нашествие Пржевальского на город Верный».

***

Но где же Пржевальский?

Да вот он, черноусый красавец в мундире генерального штаба, сбивает с себя белую дорожную пыль на крыльце губернаторского дома. Косматая бурка заботливо обнимает великого путешественника за плечи, синие кавалерийские штаны заправлены в мягкие монгольские сапожки без каблуков. После крайнего похода в Тибет Николай Михайлович завел моду на ездовых быков, от коня отказался совсем и держит теперь под седлом лохматого тибетского яка. Пока дежурный пристраивал яка в конюшню к нервным казачьим лошадям, Пржевальский прочел короткую записку от генерал-губернатора Колпаковского: «Приезд Ваш доставил большую радость. Садитесь в пролетку. Жду на новой даче».

Сев в пролетку, которую действительно, тут же подали к крыльцу, великий путешественник спросил возницу:

– Далеко ли до губернаторской дачи?

– Рукой подать, ваш благородие, – отвечал дружелюбный кучер, – в Бутаковском ущелье, домчимся за полчаса.

– Не ты ли меня катал в прошлый раз по городу?

– Я, ваше благородие. Прикажете по пути в рюмочную?

Николай Михайлович вздохнул.

– Нет, гони на дачу.

Пржевальский не шутит с дежурными казаками, не задирает прохожих, не пьян с утра. Взгляд его рассеян, руки прижимают к груди переметную суму, которую он бережно снял с яка. За этим стоит какая-то тайна.

***

В полдень на веранде губернаторской дачи пили душистый, заваренный с мятой чай и обжигались горячими баурсаками. Николай Михайлович рассказывал другу о хождении в страну Тибет и доставал из карманов гостинцы: тибетские свистульки из человеческих костей, фанты с предсказаниями от Ламы и, конечно, тибетский чай. От последнего гостинца Колпаковский, неравнодушный к хорошему чаю, пришел в восторг.

– Вы его попробуйте заварить по-тибетски, – посоветовал великий путешественник.

– Это как? – заинтересовался губернатор.

Пржевальский открыл путевой дневник, который всегда держал под рукой, поплевал на пальцы и начал листать исписанные страницы в поисках нужной.

– Записывайте, – сказал он, вычитывая из дневника рецепт. – Значит так… залить кипятком, подержать на огне, налить в пиалу, добавить по вкусу соль, прогорклое масло, жирное молоко и помет. Очень, знаете ли, бодрит! Записали?

– Я запомнил, – сказал Колпаковский. – Правда, не уверен, что когда-нибудь это попробую…

– Тю-тю-тю, – насмешливо сказал Пржевальский. – Какие мы брезгливые. В жизни, Герасим Алексеевич, нужно пробовать все! Я вот вчера попробовал насвай, интересные ощущения, но спорные, хотите послушать? Я все записал в дневник.

Как все путешественники, Пржевальский вел путевой дневник. Писал он много и с удовольствием, пользуясь в походе каждым привалом. Со временем дневник стал его настоящей страстью, а некогда сухие научные заметки превратились в один увлекательный приключенческий роман.

– Погодите-ка, – сказал губернатор, – но ведь про насвай уже написали.

– Кто написал? – ревниво спросил Пржевальский.

– Верещагин! В «Туркестанских записках».

Пржевальский нахмурился, нашел страницу с описанием насвая, вырвал ее из дневника и скомкал.

«Зачем я сказал ему про Верещагина?» – с запоздалым сожалением подумал Колпаковский.

– Верещагин, это который художник? – уточнил Пржевальский.

– Да, художник.

– С бородой такой, как у оренбургского мужика?

– Точно, с бородой, – подтвердил губернатор.

– Прямо поветрие какое-то, – мрачно сказал Николай Михайлович. – Мало того, что Семенов-Тян-Шанский в затылок мне дышит, Грум-Гржимайло наступает на пятки, так уже и художники сели за путевые заметки… Верещагин… Верещагин… и фамилия у него подходящая…

– Куда подходящая?

– Члену Русского географического общества, конечно. Нет, правда, хорошая фамилия.

– Да, разве это главное?

– А как же иначе? Разумеется, в нашем деле и храбрость важна, и упорство, и пытливость ума, но фамилия – это все-таки главное. Ведь на нас, великих путешественниках, лежит большая ответственность, в нашу честь называют улицы, сопки, озера, диких лошадей…

Пржевальский разгорячился.

– А теперь представьте, что дикую лошадь открыл бы не я, а какой-нибудь Грум-Гржимайло, прости господи. Дикая лошадь Грум-Гржимайло – я это даже выговорить не могу! Нет, великий путешественник просто обязан иметь благозвучную фамилию. Вот, вы, Герасим Алексеевич, на такой фамилии, можно сказать, сидите… вам бы не губернаторствовать, а дальние страны с такой фамилией покорять. Ну? Давайте со мной в Тибет?

Колпаковский вздохнул.

– Хочу, Николай Михайлович, но не могу. На мне город, на мне семиреченский край.

Пржевальский развел руками: мол, все понимаю.

– Не смею настаивать, Герасим Алексеевич. Тибет, может и подождать. Но есть у меня к вам одно безотлагательное дело, строго между нами…

– Что ж, Николай Михайлович, давайте к делу.

Тут Пржевальский напустил на себя таинственный вид и, пробормотав «вот, не угодно ли взглянуть», подтянул к себе переметную суму, с которой не расставался весь день. Распутав тесьму, великий путешественник вытащил из сумы какой-то предмет, завернутый в грязную, всю в бурых пятнах, тряпицу.

– Что это?

– Да вот, разверните-с.

– Ну, нет, – с сомнением посмотрев на подозрительную тряпку, сказал Колпаковский. – Вы, уж как-нибудь сами.

– Как скажите.

Пржевальский развернул тряпицу и поставил на обеденный стол шкатулку из темного отполированного дерева. Открыв ее ключом (даже не ключом, а каким-то крошечным, не больше нательного крестика, ключиком), он откинул массивную крышку и подвинул шкатулку к губернатору. Колпаковский с любопытством заглянул внутрь. На дне шкатулки на подушечке из черного бархата лежала высушенная человеческая рука.

– Что за шутки?! – рассердился губернатор. – Сейчас же уберите это со стола.

– Да погодите, – сказал Пржевальский. – Вы, что ничего не заметили? На ногти, на ногти посмотрите.

Колпаковский заставил себя приглядеться к страшному обрубку. Ногти на руке действительно были странные, непривычно длинные, с тусклым медным отливом. Губернатор постучал по ним столовой ложкой. Послышался звон металла.

– Это что, медь?

– Представьте, да, – сказал Пржевальский.

– Поразительно. И чья же эта рука?

– Это, Герасим Алексеевич, рука жезтырнака!

– Кого-кого?

– Жез-тыр-на-ка, – по слогам произнес Пржевальский. – Персонаж такой из казахских сказок, вроде людоеда с медными ногтями.

– Ну и ну… он, что… существует на самом деле?

– Так же, как и дикая лошадь Пржевальского, – улыбнулся великий путешественник. – Если помните, в Петербурге ее тоже считали выдумкой. Что скажете, Герасим Алексеевич, «жезтырнаки Пржевальского» – звучит?

– Откуда у вас эта рука? – вместо ответа спросил губернатор.

Пржевальский махнул рукой:

– Лучше не спрашивайте.

Заперев шкатулку на ключик, Николай Михайлович стал заворачивать ее обратно в подозрительную тряпицу.

– Я на пороге величайшего открытия, это будет мой триумф! – пообещал он. – Куда уж там Каульбарсу и Тян-Шанскому.

– Вы представите свою находку Географическому обществу?

– Разумеется, но для этого мне нужен живой жезтырнак. От обрубка руки, знаете ли, не тот эффект.

– Как же вы собираетесь его поймать?

– Я? – Пржевальский пожал плечами. – Никак. Вы мне поможете. Или точнее, ваша кульджинская канцелярия.

Глава 1. Кульджинская канцелярия

Адмирал Литке, благообразный старик с собачьими бакенбардами, был частым гостем на заседаниях Русского географического общества, куда его приглашали в память о его былых заслугах. Старика усаживали в глубокое кресло на львиных лапах, в котором он по-стариковски, прямо посреди заседания, засыпал. Проснувшись, адмирал долго не мог сообразить, где он находится – в Генштабе или в Географическом обществе. Всюду висели военные карты, всюду сновали сосредоточенные люди в мундирах генерального штаба…

Коканд еще предстояло покорить, смелый разведчик Чокан Валиханов еще не пробрался в герметический Кашгар, но офицеры генштаба уже понимали всю важность научных экспедиций. Экспедиции были источником ценной информации, они проникали туда, где дипломатические миссии терпели провал.

Так в 1845 году усилиями Генерального штаба в Петербурге было открыто Русское географическое общество, позже переименованное в Императорское русское географическое общество. Надо сказать, что некоторые офицеры генштаба так долго и хорошо притворялись географами, что со временем действительно превратились в крупных научных светил.

Между тем империя быстро росла на восток.

Генеральному штабу требовалось больше информации, а значит, требовалось больше «научных» экспедиций.

В 1871 году русские войска подошли к Кульдже и туркестанскую диверсионно-разведывательную школу выдвинули на передний край – в город Верный. Школу разместили на Артиллерийской улочке, недалеко от армейских казарм, привычно замаскировав табличкой на парадном входе: «Верненская школа переводчиков и проводников. Императорское русское географическое общество».

Все логично. Генштабу нужны научные экспедиции, а экспедициям – проводники-мергены и переводчики-толмачи.

В захвате Кульджи верненская школа сыграла решающую роль. В итоге империя получила новые земли, а школа новое прозвище: «кульджинская канцелярия».

Со временем канцелярию расширили.

Кроме разведчиков и диверсантов школа стала готовить картографов, археологов и этнографов. Прошли времена, когда в сферу ее интересов попадали исключительно укрепленные города вероятного противника. Канцелярию все больше интересовали уникальные архитектурные памятники Туркестанского края, местные легенды и фольклор, загадочные культовые сооружения, назначение которых еще только предстояло раскрыть.

Но вернемся в тот теплый весенний день, когда Пржевальский едет в пролетке на губернаторскую дачу и прижимает к себе переметную суму, в которой лежит шкатулка из темного отполированного дерева…

В этот день в Кульджинской канцелярии Николай Николаевич Пантусов, историк, ориенталист, филантроп, читает курсантам школы лекцию по этнографии. Курсанты сидят за партами и время от времени нестройным хором отвечают на вопросы Пантусова.

Но нас интересует один курсант. Вот он, смуглый кареглазый юноша с ежиком темных волос на голове. Юноша сидит на задней парте, рассеянно слушает лекцию и рисует на полях тетради стычку казаков с кокандской конницей.

Этого юношу зовут Асхат.

Асхату семнадцать лет. По происхождению он из славного казахского рода аргын. Предки его угоняли скот, воевали с калмыками и первыми в казахской степи учили русский язык. Отец Асхата, средней руки бай, выбившийся в волостные, дал своему сыну приличное образование: сначала медресе, где татарин мулла лупил Асхата палкой по спине, заставляя разбирать мудреную арабскую вязь, затем Омский кадетский корпус, где смуглого, не похожего на однокурсников юношу учили военным наукам, французскому языку и танцам.

После Омска Асхат попросился в действующую армию. Но пришли вежливые офицеры в мундирах генерального штаба и после получасовой беседы, где много говорилось о невидимых врагах, об опасности, в которой находится отечество, и тщательном отборе кандидатов (…ты, не подумай, Асхат, мы это не каждому предлагаем), Асхата уговорили подписать кое-какие формальные бумаги и перейти в разведку.

Жизнь разведчика была хорошо знакома Асхату. В основном по беллетристике Пржевальского. Битвы с хунхузами, встречи с диковинными зверями, запретные города, куда отважные разведчики проникали, загримировавшись под караванщиков. Это была жизнь, полная приключений, опасностей и величайших открытий.

«Да-да, конечно, – сказали Асхату вежливые офицеры, – все это непременно будет, и приключения, и величайшие открытия, но сперва придется немного поучиться в школе переводчиков и проводников. Сколько учиться? Да, ерунда, год-другой. Где находится школа? В Верном, слышал о таком городе? Уверены, тебе там понравится».

Вежливые офицеры не соврали.

Город, действительно, понравился Асхату. Маленький, зеленый, уютный, он раскинулся у самого подножия тянь-шаньских гор. Горы были так близко, что по ночам на городских окраинах ревели голодные снежные барсы. А еще арыки! Арыки разбегались от головного канала по всему городу. Вода в них бежала хрустальная, в жаркий день из арыка можно было запросто напиться…

Незаметно прошел год. За ним другой. Асхат перешел на второй курс и готовился к выпускным экзаменам.

Но пусть об этом расскажет сам Асхат…

***

На лекции я был рассеян.

Утром получил письмо от товарища по кадетскому корпусу. Все наши теперь при настоящем деле, кто на Кавказе, а кто на Балканах. У Буланова два ранения в стычке с горцами, у Ицкевича первая награда «за проявленную против неприятеля храбрость», а я сижу в душном классе и делаю вид, что слушаю Пантусова. Что он там говорит? Что-то про иссыкский курган. Про то, какой он особенный и непохожий на все остальные курганы. Мол, где это видано, чтобы скифы хоронили своих мертвецов в гробах, да еще и в железных?

Вот так… вместо перестрелок, погонь и смелых вылазок в стан врага, сиди тут за партой и думай, для чего скифскому охотнику понадобился железный гроб…

Неожиданно лекция прервалась.

В дверь постучали, и на пороге класса возник дежурный офицер. Пантусов спустился с кафедры, подошел к дежурному и о чем-то коротко с ним переговорил. Потом обернулся к классу, взгляд его начал переходить от курсанта к курсанту и, к моему удивлению, остановился на мне.

– Ботабаев…

Я встал из-за парты.

– Да, Николай Николаевич?

– Вас к директору, к полковнику Беку.

– Разрешите идти?

– Идите, от занятий вы на сегодня свободны.

Меня вызывает Бек! Но зачем? Может у меня неприятности по учебе? Странно…

Но настоящие странности были впереди.

***

Дежурный, доложивший обо мне полковнику, придержал дверь и сказал: «Вас ждут».

Я зашел в кабинет директора. Легенда степного сыска полковник Бек не любил канцелярскую мебель. В кабинете не было ни стульев, ни громоздких письменных столов. Обстановка некоторым образом напоминала казахскую юрту. Под ногами лежали толстые ковры. Они же украшали стены. В углу, под портретом государя, за невысоким круглым столиком-дастарханом сидел на полу, поджав под себя ноги, маленький сухощавый человек в расстегнутом от жары мундире.

– Курсант Ботабаев Асхат по вашему приказу прибыл, – говорю я и слышу в ответ: – Сядь.

Я сажусь на ковер. Бек не поднимает головы от карты, придавленной к столу книгами и саблей в ножнах. В руке у него штабное увеличительное стекло, без которого не разобрать названий рек, аулов и городов, нанесенных на карту мелким муравьиным письмом.

– Сколько раз говорил, – ворчит он себе под нос, – нанесите на карту Чимкент…

Я откашливаюсь и вдруг неожиданно для себя подсказываю шефу координаты потерянного города. Впервые за время моего присутствия он поднимает на меня красные от бессонницы и крепкого кумыса глаза.

– Это точно?

– Да, мырза.

Бек быстро, что-то помечает чернилами на карте.

– Ты чимкентский, что ли? – спрашивает он.

– Нет, мырза.

Односложный ответ его не устраивает, и тогда, поощренный кивком, я продолжаю:

– Готовлюсь к выпускным экзаменам. Много читаю.

Бек откидывается на ворох подушек, дотягивается рукой до бурдюка с кумысом и, перебалтывая его, смотрит на меня с озорством.

– Какой факультет?

– История и этнография.

– Тебя проверить?

– Да, мырза.

– Наказание за барымту?

– От двух до пяти лет каторги, с частичной или полной конфискацией скота. У некоторых казахских родов практикуется самосуд – отсечение руки, клеймение вора.

– Сколько рек течет в Семиречье?

Это вопрос с подвохом, но правильный ответ я знаю.

– Девять рек. Семь наземных – Лепсы, Каратал, Или, Чу, Аксу, Коксу – и… сейчас-сейчас… вспомнил… Тентек! И две подземные реки – Жылан и Коркыт.

Бек улыбается, и вопросы начинают сыпаться один за другим.

– Столица Коканда? Площадь острова Барсакельмес? Словесный портрет Худояра…

Вопросы мне хорошо знакомы, и я отвечаю на них, почти не задумываясь. Задав еще пару вопросов, Бек наконец иссяк. Сделал долгий глоток кумыса. Тыльной стороной ладони стер белую пенку с губы. Подобрался и стал серьезен.

– Что ж, смотрел твою характеристику, Асхат… учеба в Омске, перевод в Верный, оценки хорошие, преподаватели тебя хвалят, вредных привычек нет. Пора показать себя в настоящем деле, а, курсант?

В настоящем деле? Мне, курсанту, хотят поручить дело?!

– Значит так, – продолжал Бек, – от занятий я тебя освобождаю на месяц. У тебя задание, и задание это – с самого верха. Держи, все материалы в этой папке.

Я поймал брошенный мне через стол запечатанный пакет. Дело с самого верха! Подавив желание немедленно сорвать печать, я спросил:

– Что-то серьезное, мырза?

– В нашей работе все дела серьезные, – усмехнулся Бек. – Свободен.

Уже выходя из кабинета, я услышал:

– Стой, чуть не забыл. В деле тебе понадобится мерген.

– Приму к сведению, мырза!

– Помолчи и послушай. Свободных мергенов в канцелярии ты сейчас не найдешь. Но есть один, мы его на пенсию недавно отправили, зовут Жумагали. Запомнил?

– Так точно!

– На всякий случай давай запишу.

Бек вытащил чистый лист бумаги и что-то на нем написал.

– Вот его адрес, – сказал он, протягивая мне бумагу. – Сходи к нему на Кучегуры, он тебя проконсультирует. Желаю удачи.

Глава 2. Мерген

Пароконный экипаж с табличкой девятого маршрута подкатил к остановке на углу cенного базара. Мальчишка-кондуктор, спрыгнул с подножки и заголосил: «Конечная! Кучегуры! Сенной базар!» Оплатив проезд, я вышел из душного вагона и пошел пешком по Дунганской улице.

Кучегуры – это западный край города, а точнее город в городе, где живут дунгане, уйгуры и сарты. На Кучегурах пряничная архитектура губернского городка отступает перед саманным Востоком. Идешь по узкой, мощеной желтым кирпичом улочке и как будто попал в Хиву: слева и справа тянутся серые дувалы, за дувалами цветет урюк и на плоских крышах женщины поют песни и ткут невиданной красоты ковры. Нумерации на Кучегурах нет, нужный дом я искал по бумажке, которую мне выдал полковник Бек. Там было написано: «Прямо по Дунганской улице. Дом недалеко от мечети. Спросить Жумагали».

Кстати, вот и мечеть.

Старьевщик-уйгур, у которого я спросил дом мергена, бросил свою тележку, улыбнулся и сказал:

– Жумагали? Да вот же он – Жумагали! У тебя за спиной!

Я обернулся и увидел невысокого мужчину в пестром халате и ермолке на бритой голове. Мужчина только что вышел из дома и запирал калитку на ключ.

Так вот он какой, мерген!

О мергенах я был наслышан, это были серьезные ребята. Как говорят у нас в канцелярии: настоящие мастера скрадывания! Представляя себе встречу с мергеном, я думал, что увижу хмурого, немногословного старца с каменным лицом балбала. А еще у него должен быть такой пронзительный взгляд с охотничьим прищуром и обязательно какой-нибудь старый белесый шрам, косо пересекающий бровь…

Но мерген оказался совсем не таким.

Это был моложавый мужчина вполне заурядной внешности. Бородка клинышком, густые усы, небольшой выпирающий животик и хитринка в серых внимательных глазах. Когда я его окликнул, он остановился и, смерив меня быстрым взглядом, сказал:

– Чего тебе?

От волнения я забыл имя мергена.

– Простите, вы… э-э… Жумагали? – сказал я, заглядывая в бумажку.

– Я Жумагали. Ты за насваем? Кулек – пятнадцать копеек.

– Что? Нет! Какой насвай? Мне нужен мерген… Жумагали…

– Говорю же, я мерген, чего надо?

– Я из канцелярии.

– А-а, так бы сразу и сказал. Пойдем.

Жумагали вернулся к калитке, открыл ее ключом и посторонился, пропуская меня вперед. За дувалом оказался небольшой внутренний дворик, через который к дому шла мощеная камнем дорожка. По сторонам от дорожки буйно зеленели грядки – кажется, табака и конопли.

– Как, говоришь, тебя зовут?

– Асхат.

– Курсант?

– Да, так точно.

– Давай проходи в дом, Асхат, там поговорим. Извини на счет насвая, принял тебя за клиента… кхе… кхе…

Ну и дела, за клиента он меня принял… да он же торговец насваем! Может, повернуть назад, пока не поздно?

Тут я представил себе полковника Бека: как после месяца бесплодных розысков, он отбирает у меня дело и отдает его другому курсанту. Нет! Никуда я не поверну. В конце концов, какое мне дело, чем там приторговывает этот… как его… Жумагали…

Дверь, ведущая в дом, была открыта. Когда мы подошли к порогу, мерген легонько подтолкнул меня в спину, вошел следом и прикрыл за собой дверь. В доме стояла приятная прохлада. Жумагали провел меня в комнату для гостей и усадил за дастархан. Я с любопытством осмотрелся. Комната была забита чучелами животных: бурый, тяньшанский медведь на задних лапах, пара волков, корсак и бородатый горный козел с раскидистыми рогами, на которых по-домашнему уютно висел малахай мергена. Стены украшали домбры всевозможных видов. Похоже, что мерген любил музыку. Там же был подвешен за ружейный ремень охотничий карамультук в дорогой отделке, на ложе которого я разобрал девиз: «Белi бүкір, алысқа түкір».

– Наградной, – сказал Жумагали, перехватив мой взгляд. – От самого генерал-губернатора Гасфорта… кхе… кхе…

Была у него такая странная манера посмеиваться: сразу и не поймешь, то ли он смеется, то ли покашливает.

– Так ты говоришь, из канцелярии?

– Да, я к вам по важному делу.

– Чая, кстати, нет, – вдруг, сообщил он, виновато разводя руками. – Как раз собирался идти на базар за чаем, а тут ты…

– Нет-нет, не беспокойтесь, я уже завтракал, можем сразу перейти к делу.

Мерген подстелил под себя подушку-корпе и уселся напротив меня.

– Ну, давай рассказывай, в чем дело. Консультации у меня, между прочим, платные… кхе… кхе…

Я достал из планшета папку с материалами дела и передал ее мергену. Жумагали быстро пробежал глазами по бумагам.

– Так-так, что тут у нас… распоряжение генерал-губернатора… найти… задержать… доставить живым в крепость… в общем, понятно – розыскное дело.

– Да, все верно, надо поймать какого-то Жезтырнака. Наверное, это кличка. Вы что-то слышали об этом типе?

Мерген поднял на меня глаза.

– Конечно, слышал, – сказал он, улыбаясь. – От бабушки в детстве, сказка еще такая была – «Жезтырнаки и Мамай».

– Не понял, какая сказка?

– Ну, сказка про охотника Мамая. Помнишь, как один охотник заночевал в степи, и ночью к его костру подсел жезтырнак… ой, ты же городской парень, может, ты не знаешь, кто такие жезтырнаки?..

– Вообще-то, знаю. Но причем здесь сказка?

– Как причем? Написано же тут в деле, вот читай: поймать жезтырнака, доставить живым… и так далее.

– Вы смеетесь надо мной, да?

– Нет.

– Я… я думал, это кличка такая – Жезтырнак… жезтырнаков же не бывает!

Я смотрел на мергена, и Жумагали уже не улыбался.

– Ну почему не бывает? – сказал он совершенно серьезно. – Я, например, лично убил двоих. Правда, это было давно. Не знал, что они еще остались.

Так, спокойно! Может быть, тут путаница в терминах? Скажем, я знаю, есть в степи одичавшие люди, которые утратили человеческий язык – чем не жезтырнаки?

Но мерген продолжал настаивать на своем: жезтырнаки – это жезтырнаки, да, те самые чудища из сказок, а не какие-то одичавшие бродяги.

– Ну, хорошо, – сказал я мергену, – спорить с вами не буду, но тогда получается, что мне – простому курсанту, и вдруг доверили такое… сверхъестественное дело. С чего бы это?

Тут мерген усмехнулся, совсем как полковник Бек, когда поручал мне сегодня «серьезное» дело.

– А ты не понял? Видишь ли, Асхат, охота на жезтырнака – это, конечно, сверхъестественное, как ты говоришь, задание, но это не наше дело. Уже не наше. Оглянись вокруг. Мы почти на военном положении, балам. Кому нужен этот несчастный жезтырнак, когда весь туркестанский край кишмя кишит шпионами и провокаторами? Вот-вот начнется война с Хивой и Кокандом. Пойми, наша Канцелярия стоит на передовой и занимается настоящими делами, а охота на жезтырнака при всей ее сверхъестественности – это блажь какого-нибудь высокопоставленного лица, спущенная через нашего губернатора вниз. Понимаешь? Полковнику Беку вообще сейчас не до этого. В Ташкенте после недавнего провала, я слышал, идет эвакуация наших ребят. Всех не вытащили. Как думаешь, есть у него сейчас время на каких-то там жезтырнаков?

Вот теперь до меня дошло…

Выходит, дело поручили мне, потому что, с одной стороны, полковник Бек не мог проигнорировать приказ, спущенный с самого верха, а с другой, справедливо считая, что не вправе отвлекать на подобные дела опытных оперативников, отдал его первому попавшемуся на глаза курсанту с хорошими отметками.

Наверное, я не справился со своими чувствами, потому что мерген вдруг смягчился и сказал, заглядывая мне в глаза:

– Да ладно тебе, не расстраивайся, Асхатжан. Лично для тебя все совсем неплохо. На таком деле хорошо учиться, поверь мне. Справишься с ним, и в следующий раз тебе дадут настоящее дело.

Мерген, был прав. Неважно, какое дело мне поручили. Я просто должен его выполнить. То есть не я, а мы. Потому что без мергена, понятно, у меня ничего не выйдет. Я даже не знаю где искать этих… жезтырнаков.

– Слушай, а кто тебе сказал обратиться ко мне? – вдруг спросил мерген.

– Полковник Бек, он поручил это дело мне, он же порекомендовал вас и даже дал адрес.

– Вот старая лиса, – усмехнулся Жумагали. – Так и знал, что это его проделки.

– А что такое?

– Да то, что засиделся я дома. Вышел на пенсию, делать особо нечего, ковыряюсь тут себе в огороде, барыжничаю насваем… тьфу…

Мерген встал и подошел к зеркалу, висевшему над умывальником.

– Вот, полюбуйся, живот уже начал расти, – сказал он, обращаясь, не то к себе, не то ко мне. – Хитрый Бек, конечно, прав! Одного я тебя на это дело не отпущу, на это он и рассчитывал.

– Так, вы мне поможете с этим делом?

На какое-то время мерген задумался, потом, пробормотав «на кого же оставить огород…», вздохнул и сказал:

– Честно говоря, мне это дело нужно не меньше, чем тебе, Асхат. Я в открытой степи год не был… можешь себе представить? Целый год!

Мерген собрал со стола бумаги, сложил их в папку и вернул мне в руки.

– Ладно, за дело я возьмусь, не переживай, и за консультации платить мне не надо, – сказал он. – Но есть правило, которое мы с тобой должны обсудить.

– Какое правило?

– Дело поручили тебе, но главным в нашей команде буду я. Без обид. Охота на жезтырнака – это не веселая прогулка на природе, понятно? Будешь делать все, что скажет дядя Жумагали! Есть возражения?

Конечно, я почувствовал легкую досаду, мне так хотелось попробовать себя в роли старшего оперативника, раздающего четкие, отрывистые команды вроде: «Жумагали, видишь жезтырнака?», а он мне: «да, мырза Асхат, вижу, берем?», а я ему: «берем!»… Но я понимал, что командовать опытным, старшим по возрасту, мергеном у меня не получится, а без мергена я ничего не сделаю, поэтому я сказал:

– Нет, дядя Жумагали, возражений нет!

– Вот и отлично… кхе… кхе…

– А как мы его будем ловить? Вдвоем?

– Нет, балам, без хорошей собаки нам не обойтись. Нам же нужен живой жезтырнак, правильно?

Я кивнул. В деле особо подчеркивалось, что жезтырнака нужно взять живым.

– Значит, так, – сказал мерген. – Завтра с утра возьми в Канцелярии бумаги на собаку, потом зайдешь за мной, и поедем с тобой в питомник.

– Это куда?

Мерген посмотрел на меня с легким укором.

– Да ты, я смотрю, совсем не в теме. Куда же еще – конечно, к дяде Егору.