Текст книги "Обжигающая спираль (СИ)"
Автор книги: Ольга Горовая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 35 страниц)
– Она моя дочь, Руслан, – покачал головой Михаил Николаевич, послушно пересев. Казалось, он даже не заметил, что его переместили. – Моя дочь…, – повторил он с безысходностью и отчаянием. – И она хотела убить Свету…
Руслан не знал, что тут сказать. Он сам упоминал о подобной вероятности лишь пару часов назад. Но и ему было трудно осознать, что Свету хотела убить родная сестра. Одно дело мимолетно предположить, допустить вероятность. И другое – принять, осознать умом и душой.
Наверное, ни одному нормальному, адекватному и разумному человеку не было бы легко осмыслить подобное. Тем более отцу Марии.
Потому он промолчал и сел на место водителя.
К счастью, в машине полковника стояла автоматическая коробка передач, иначе дорога в больницу оказалась бы невыносимой пыткой для ноющего и пекущего плеча Руса. Весь путь они проделали в тишине. Полковник больше не добавил ни слова, молча глядя в окно.
Глава 35
Первое, что сделал Руслан по возвращению в больницу – отправился искать доктора.
Ему до чертиков сильно хотелось махнуть на все рукой и рвануть к Свете. Но он великолепно понимал – случись что с его любимой, Серый уже бы достал Руса, хоть и из-под земли. Потому в первую очередь решил позаботиться о полковнике. Хоть тот и отказывался допускать даже мысль о том, что нуждается во вмешательстве врачей.
Однако Рус будущего тестя не слушал.
В конце концов, Свете хватит плохих новостей и без добавления известия о инсульте или кризе у отца. Потому он растолкал врача, спящего в ординаторской, хоть в душе и сочувствовал человеку, которому они всю эту ночь мотали нервы. Вкратце обрисовав ситуацию, пояснив, что полковник узнал очень неприятную новость, и явно пытается махнуть рукой на собственное здоровье, и это при том, что у него повышается давление, Рус попросил доктора дать что-то Михаилу Николаевичу. И не забыть добавить успокоительное, даже если Самойленко будет сопротивляться. А еще попросил пару таблеток какого-нибудь успокоительного для Светы. Такого, чтобы можно было принимать беременным.
Одарив его недоуменным взглядом и закатив глаза под потолок, врач что-то проворчал про сильно умных пациентов, которым бы не помешало самим лежать в кровати, а не разгуливать неясно где, но кивнул и вышел в коридор. Заведя Руслана в манипуляционную, он порыскал в шкафчиках и в итог протянул ему какой-то блистер.
Рус недоверчиво скривился, прочитав название, как-то сомневаясь, что обычная валерианка справится с подобным потрясением. На что врач раздраженно посоветовал дать несколько таблеток и не приставать к нему с глупостями, он, между прочим, о здоровье его жены и ребенка печется.
Признав справедливость подобных доводов и устало пробормотав «спасибо», Руслан поплелся в палату, вдруг ощутив все прелести «отката» напряжения последних часов. Но решил, что не скажет никому о том, как позорно держался за стены, стараясь не упасть на этом пути.
Караул в виде двух солдат все еще дежурил у дверей.
Поодаль, на диванчике за столом постовой медсестры спали еще двое солдат. Видно, потеряв одного из «подопечных», то есть самого Руслана, парни решили нести караул по очереди. Ни Сергея, ни Писаренко видно не было. Нахмурившись, так как не совсем понимал, куда те могли деться и значит ли их исчезновение что-то, Рус тихо открыл двери, кивнув следящим за ним охранникам, после чего зашел в палату.
И тут же сильнее сдвинул брови, увидев, что Сергей на пару с Николаем Алексеевичем сидят около кровати Светы и явно мешают ей отдыхать.
Потому как Рус не понимал, о каком отдыхе может идти речь, если ты хохочешь? Причем эти трое веселились так, что даже не заметили его прихода.
Поджав губы Руслан решительно подошел к кровати, одарив друга таким взглядом, что тот сразу умолк, захлопнув рот как раз на середине истории, о том как они трое в пору средней школы, доставали учителя математики.
– Я велел тебе отдыхать, – сурово пожурил он все еще хихикающую Свету.
Однако похоже, испортил впечатление от своего укора тем, с какой нежностью ее тут же поцеловал.
Позади прозвучало два сдавленных смешка. Да и губы Светы подозрительно подергивались, но Руслан решил не комментировать этого.
Без всякого объяснения он взял ее ладонь, выдавив из упаковки сразу четыре таблетки и взглядом велел налить Сергею воды из бутылки, стоящей на тумбочке. Друг мигом насторожился, наверное, наконец-то обратив внимание на напряжение самого Руслана. И быстро наполнил одноразовый стаканчик, отдав тот Свете.
– Пей, врач назначил, – скупо пояснил Рус свои действия на вопросительный взгляд Светы.
– Я не смогла уснуть после того, как ты ушел, – пояснила Света картину, которую он застал по приходу, но послушно глотнула валерианку, – нервы, знаешь ли, сложно успокоить аргументом «Руслан велел», – иронично заметила она. – А Сергей и Николай Алексеевич согласились составить мне компанию. Все равно они следили за медсестрой, пока та промывала рану, – в ее глазах он заметил мысль, что подобная предосторожность и тотальный контроль за всеми, кто заходит – излишни.
Хотя Руслан подозревал, что скоро она перестанет считать его параноиком, несмотря на то, что предпочел бы и дальше держать любимую в неведении. Только вот эта ситуация была из тех, когда горькая правда лучше и важнее благополучного неведения.
В конце концов, речь шла о жизни Светы.
Хмыкнув на ее объяснения, он мотнул головой на сумбурные пояснения самого Серого, которому «срочно потребовалось выйти, чтобы позвонить», но все же, несмотря на все недовольство таким времяпревождением, поймал глазами взгляд друга.
– Спасибо, Сергей, – тихо, но искренне поблагодарил он приятеля.
Тот только похлопал Руса по плечу.
К счастью, не перепутав здоровое с простреленным. Впрочем, рана все равно ныла, так что большой разницы, вероятно, не было бы.
– Николай Алексеевич, – окликнул Руслан Писаренко, который потянулся за Сергеем.
Тот обернулся.
На секунду задумавшись, Руслан все же поднялся с кровати, куда уже успел присесть, и с тяжелым вздохом поплелся к «дяде», провожая того в коридор.
– Вы, там, с Михаилом Николаевичем, посидите, убедите его не прогонять врача, – устало попросил он. – Ему сейчас лучше выпить все таблетки и отдохнуть.
Писаренко нахмурился, но кивнул.
– Что вы узнали? – поинтересовался он у Руса. – Ваш адвокат тут замешан?
Руслан скривился.
– Отчасти, – сквозь зубы выплюнул он. – Этот угорь придумал, как из всего извлечь выгоду, – не скрывая презрения к Бондаренко, проговорил Рус. – Но заказчик не он, просто свел с наемником, – все так же зло признал он.
– А кто заказчик, выяснили? – напряженно прищурился Николай Алексеевич.
Руслан втянул воздух через нос, подумав, что Свете сообщить это окажется тяжелее.
– Машка, – со всем презрением, которое ощущал к этому человеку, процедил он.
Писаренко непонимающе моргнул.
– Какая Машка…, – начал выпытывать он. Но тут же замолчал, видимо, сложив все детали головоломки – и просьбу позаботиться о Самойленко, и предыдущий разговор с упоминанием Щеглова.
Больше не продолжая, Писаренко грубо выругался, недоверчиво качая головой.
– Я много видел и слышал, – наконец, так же сквозь зубы, признал он. – И похуже вещи. И матери детей убивают, и дети родных… Но всегда сложно поверить в подобное о людях и детях, которых знаешь почти с рождения. Миша…, – Николай Алексеевич снова выругался. – Черт, от такого кто угодно сломаться может, – горько заметил «дядя» и резко развернувшись, пошел в сторону поста, где сейчас как раз мерили давление полковнику.
Руслан решил не спорить с ним. Вероятно, Николаю Алексеевичу было виднее.
Просто кивнув, он вернулся в палату, перепоручив отца Светы его старому другу.
Зайдя внутрь, Руслан выключил верхний свет, заметив, что за окнами небо позднего октября уже начало светлеть. Они промотались всю ночь, а он так хотел вовремя уложить Свету спать еще вчера вечером. Странно, прошло не больше десяти часов, а казалось, что в эту ночь вместилась целая вечность.
Хмыкнув такому несоответствию, Руслан подошел к кровати, на которой уже лежала, а не сидела Света, и ногой подвинув стул Сергея, с облегчением опустился, наконец-то дав хоть такой, урезанный отдых мышцам. Понимая, что глаза закрываются сами собой, он сдался и положил голову на сплетенные руки, уперев те в матрас Светыной кровати.
– Устал? – даже не спросила, а пожалела его Света, а он вместо ответа только невнятно что-то мугыкнул, наслаждаясь прикосновением ее прохладных пальцев ко лбу. – Ты слишком переоцениваешь резервы своего организма, Рус, – тихо пожурила его Света. – нам нужен здоровый и бодрый папа, чтобы выполнять все прихоти ребенка, – с лукавым смешком она легонько стукнула его по носу.
Против воли губы Руслана растянулись в усмешку. Но даже упоминание о скором отцовстве, всегда поднимающее ему настроение, сегодня не сработало. Он чертовски боялся реакции Светы. Но и как утаить подобную новость – не знал, да и не собирался с любимой лукавить.
Потому, в очередной раз вздохнув, он медленно повернул голову и внимательно всмотрелся в не менее уставшее лицо любимой.
Она хотела знать ответы, он видел это в напряженных и настороженных глазах Светы. Но видно считала, что его отдых важнее собственного желания узнать правду.
– Спрашивай, – тихо позволил он, понимая, что даже такой формулировкой, все еще надеется избежать сиюминутного признания.
А вдруг она так сформулирует вопрос, что он сможет съюлить?
Пару минут назад, в коридоре, Рус ошибался. Сейчас он понял, что сказать правду любимой женщине о том, кто пытался ее убить не просто сложнее. Нет, это было самым страшным, что ему доводилось делать за свою жизнь. Разве что опознание тел родных могло сравниться.
Света нахмурилась, видимо удивившись тому тону, с каким он бросил это единственное слово.
– Вы узнали что-то? – осторожно прошептала она. – Нет, ты не думай, что я расстроюсь, если ничего не выяснили, такое часто бывает, что приходится повозиться, прежде чем выйдешь на верный след. Я понимаю, – тут же зачастила Светлана, видимо опасаясь обидеть Руслана и своего отца собственным нетерпением.
– Света, – он прервал ее, крепко сжав пальцы ладони, которая все еще гладила его лицо. – Мы узнали…
– Правда?! – тут же прервала она его осторожную речь. – Неужели это Антон?! – недоверчиво уставилась Света на него.
– Нет, – Рус прочистил горло. – Не совсем Бондаренко.
Она нахмурилась.
– Что значит «не совсем», Руслан? – настороженно уточнила Света, видимо испуганная его тоном.
– Антон связан с этим делом, – осторожно начал рассказывать Руслан, все крепче сжимая ее пальцы. – Хоть твоему отцу вряд ли удастся доказать это. Да и не будет полковник такого делать, скорее всего, – серьезно продолжил Рус.
– Я не совсем понимаю, – честно, но как-то иначе, сдержанно призналась Света, и он увидел перед собой уже не растерянную или испуганную девушку, а собранного и сосредоточенного лейтенанта СБ.
«Что ж, может так ей будет принять эту новость легче», понадеялся Рус.
– В этом деле Бондаренко больше сыграл как посредник, между заказчиком и наемником, который в тебя стрелял, – все так же тщательно подбирая слова, признал он.
Такой подход не укрылся от Светы. Она задумчиво поджала губы, а он почувствовал, как дернулись ее пальцы в его ладони.
– Руслан, ты почему осторожничаешь? – напряженно спросила Света. – Что ты тянешь? Вы узнали, кто заказчик?
Он глубоко вздохнул.
– Узнали, – скупо ответил Руслан, пристально глядя за любым изменением выражения на ее лице.
– И? – Света начала нервно теребить прядь волос, перекинув ту из-за спины. – Кто это?
В ее глазах читалось и нетерпение, и страх узнать имя. Рус подозревал, что этот страх и напряженность совсем скоро сменятся ужасом.
Крепче сжав ее руку, он выпрямился на стуле.
– Нападение на тебя заказала Маша, – взяв обе ее руки в свои ладони проговорил он так, словно бросился в ледяную воду головой вперед.
И задержал дыхание, затаившись, ожидая ее реакции.
Сначала казалось, что она не понимает, о ком он говорит.
Подобно тому же Писаренко, Света уже открыла рот, видимо, собираясь переспросить.
Но тут ее глаза столкнулись со взглядом Руслана. Наверное, что-то в их выражении лучше слов объяснило Свете правду.
На ее лице появилось недоверие и ужас.
– Нет! – Света отчаянно замотала головой, пытаясь вырваться из его захвата, но Рус держал крепко. – Нет, Рус, это ошибка! Антон врет! Себя выгораживает! Она же моя сестра! Она не могла…, – ее голос затих, когда вся чудовищность правды дошла до сознания Светы.
Руслан увидел, как начали мелко дрожать руки Светы, как дрожь перешла на губы, а затем и на все тело. Казалось, что ее сотрясает сильный озноб. А Свет все качала головой, не готовая признать правду.
Подхватившись со стула, он обхватил ее руками, несмотря на то, что Света старалась высвободиться, скукожиться, и прижал ее к себе, укачивая так, как ему казалось правильным, пока любимая опустошенно твердила «нет», «не верю».
Только Руслан не сомневался – она верила. Они оба знали, что Маша ненавидела Свету. Да что там, сама Света, пусть и шутливо, но не раз замечала, что имей Маша возможность – давно бы покончила с ней.
Но шутить – одно, а осознать какова твоя сестра на самом деле, понять, что ты для нее только помеха, досадное, раздражающее недоразумение, которое следует смести с доски – совсем другое.
Руслан знал – им будет нелегко это пройти. Так и оказалось.
Сначала Света просто отрицала то, что он пытался ей объяснить. Через какое-то время неприятие сменилось опустошенностью.
А потом она заплакала.
Так горько и тихо, что у Руслана все сжалось внутри и горло перекрыло, лишая возможности сделать вдох. Но все что он мог – это крепко обнимать ее, надеясь, что валерианка хоть немного смягчит подобный удар для Светы, и тихо шептать, как любит ее, обещая защитить от всего на свете и ее, и их малыша.
Это продолжалось долго. Дольше, чем мог считать безопасным Руслан. Но наконец, спустя почти два часа, когда в окно палаты начало заглядывать хмурое октябрьское солнце, Света задремала, так и цепляясь за плечи Руслана.
Он давно забрался к ней в кровать, опасаясь выпускать любимую из своих объятий. И сейчас полусидел, уперев затылок стену, и нежно поглаживал щеку Светы, которая даже в своем тревожном сне продолжала тяжело вздыхать и закусывать губы.
Он ни за что в мире не желал бы проводить ее через такое испытание. Но поступок сестры Светы не оставил выбора никому из них. Ни ему самому. Ни полковнику, которому еще предстояло сообщить все жене и сыну.
Да и с самой Машей что-то следовало решать. Хотя тут Руслан опасался вмешиваться. Им самим руководило стремление уничтожить, стереть в порошок ту, которая подняла руку на его семью.
Но кроме того, что Маша являлась обидчицей Светы – она еще и была дочерью их родителей. А Рус имел представление о том, что значит потерять родных.
Этой ночью Самойленко потеряли одну из своих дочерей. Нет, вероятно это случилось раньше, тогда, когда первые ростки ненависти и злобы поселились в душе Маши, рождая мысли, неприемлемые и ужасающие любого нормального человека. Только близкие не могли, а может не хотели замечать и признавать этого. Нынешняя же ночь поставила их лицом к лицу с тем, в кого превратилась Маша. И с этим пониманием им всем теперь предстояло жить.
Сам не заметив как это произошло, Руслан погрузился в сон, все еще обнимая Свету, словно таким образом старался защитить ее от всего, что только могло случиться во сне ли, или в реальности.
Он смутно помнил, как через пару часов кто-то заходил в палату, похоже дежурный врачи, но Руслан покачал головой, прося не будить Свету и прошептал одними губами, что у нее выдалась слишком тяжелая ночь.
Как ни странно этот доктор оказался более сговорчивым. А может их внешний вид вызывал сильно выраженное сочувствие и жалость. Но врач вышел, кивнув, и так же тихо ответил, что зайдет осмотреть их раны позже. После этого визита Руслан вновь уснул.
Им разрешили уехать вечером.
Хотя и Руслан, и врачи настаивали на том, чтобы Света осталась в стационаре еще на пару дней. Но в этот раз даже он не смог ее убедить. Света клятвенно пообещала, что будет ходить на перевязки, при первых же симптомах любого ухудшения – обратиться за помощью. Но сейчас она должна была увидеть свою семью.
Руслан не смог ей запретить. Пусть и понимал, что в первую очередь любимая стремится увидеть Машу, посмотреть в глаза той, которая так поступил с ней. Вероятно, где-то в глубине души Светы еще жила надежда, что все это нелепая ошибка.
У Руслана же сомнений не осталось. Утром ему звонил Писаренко – его люди нашли Лиса. Тот опознал в заказчике среднюю дочь Самойленко.
Разговаривал Руслан и с полковником, хоть и не пересказывал этот разговор Свете.
Михаил Николаевич приезжал ближе к обеду, когда она, после осмотра и очередной смены компрессов и примочек, вновь погрузилась в сон.
Самойленко так и не пришел в себя, хоть и старался держаться. Но Руслан сомневался, что он уже хоть когда-то станет прежним. Особенно после того, когда Михаил Николаевич рассказал о том, как люди Писаренко задерживали Машу.
Они с Николаем Алексеевичем постарались провести все как можно тише, исключив участие тех лиц, которые знали бы его дочь. Сейчас она находилась у них дома, под охраной все тех же людей, которых дал Писаренко.
Павлу Самойленко звонил лично, рассказав все, как есть. И судя по всему, этот разговор так же не прошел бесследно для его состояния.
– А ведь он любит ее, – горько заключил Михаил Николаевич. – Долго не верил. Даже после того, как приехал и сам допросил Лиса. До конца не верил, пока с Машей не поговорил.
– Она ему призналась? – немного удивленно откликнулся Руслан, следя за входом в палату. Они стояли у окна напротив двери.
– Не знаю, со мной она отказалась говорить, да и с матерью тоже, – вздохнул Самойленко. – Павел так же не вдавался в подробности. Только выйдя от нее, он пробовал на себя вину взять. И лишь когда я его придурком обозвал, объяснив, что такая жертва ничего не даст, это ведь ее не остановит, раз Маша уже один раз решилась на подобное, он сломался, – Михаил Николаевич тяжело вздохнул. – Парень сел прямо на пол коридора и сказал, что ведь все равно ее любит. Понимает, насколько чудовищно то, что Маша сделала. И все равно…, – полковник замолчал и устало потер лицо ладонью.
Даже в этом жесте Руслану виделась какая-то безысходность.
– Сколько же она жизней поломала одним единственным вечером, – опустошенно выдохнул Самойленко. – И ради чего?! Почему не подумала, если не о нас, считая в чем-то виновными, то хоть о Паше, который так ее любит? Почему, Руслан?! – с каким-то потерянным выражением в глазах на осунувшемся лице, спросил у него Михаил Николаевич. – Ведь и он ей не безразличен, Машка рыдала в голос, когда он все же ушел, отвернувшись от нее, – полковник тяжело привалился к стене.
Руслан не знал что ответить.
Он кристально ясно помнил тот миг, когда стоял перед Писаренко и хотел его убить. Но все-таки прислушался к разуму и пониманию, что никакая месть не стоит того, чтобы загубить еще и свою жизнь. У него достало ума отвернуться и уйти, несмотря на всю ненависть. И не поступи он так – не встретил бы Свету, потерял бы друзей, столько возможностей, которые теперь использовал. Все потерял бы, хоть и казалось Русу в тот момент, что у него ничего нет.
Но он-то хоть по делу на Николая Алексеевича злился, хоть и сомнительно, что в таком поступке могут существовать более веские доводы.
Однако Руслан мог понять, когда люди шли на убийство обидчиков своей семьи. Понимал и принимал такое. Сам был готов убить за Свету и их будущего ребенка. А вот когда пытались убить своих родных – такое оказывалось недостижимо для разума Руслана.
В его представлении только ненормальный человек, с явно больной психикой, пусть и поступающий в остальном адекватно, мог решить на подобный поступок.
Потому он просто промолчал, понимая, что полковник и не ждет ответа.
– Как Оксана Владимировна новость перенесла? – осторожно поинтересовался Рус, памятуя о реакции Светы.
Самойленко помрачнел еще больше.
Тяжело вздохнул, опять потер лицо. А потом взмахнул рукой и опустился на один из стульев, которые стояли вдоль стены между проемами окон.
– Плохо, – скупо выдавил он. – Мне скорую пришлось вызывать.
Это многое сказало Руслану. Насколько он знал, мать Светы до этого на здоровье почти не жаловалась.
Опустившись на соседний стул, отчасти, чтобы уровнять высоту с полковником, отчасти потому, что ноги все же плохо держали после предыдущих суток, он сделал единственное, что мог.
Похлопав Самойленко по плечу, Руслан тяжело вздохнул.
– Прорвемся, Михаил Николаевич, – с уверенностью, которую сам не ощущал, пообещал Рус своему будущему тестю.
Тот горько хмыкнул.
– Как я хочу в это верить, Руслан, – честно признал он с болью в голосе. – Да, только…, – полковник отмахнулся. – Она же моя дочь, как я могу кинуть ее в зону?! Если не другие заключенные, так туберкулез – убьют Машку за год. Я же как никто знаю, что у нас в тюрьмах творится, – горько покачал головой Михаил Николаевич. – Но и сделать вид, что не было ничего – не могу. Ведь она сейчас еще больше Свету ненавидит. И не успокоится, хоть куда я ее сошлю…, – полковник спрятал лицо в дрожащих ладонях. – Лучше бы она нас ненавидела, с Оксаной, – едва слышно выдохнул он, – ведь это мы виноваты во всем. Но Свету за что?! Та же ее всегда любила и защищала от всего…
Руслан на миг испытал искушение заметить, что такая гадюка, как Мария сумеет и на зоне всех обхитрить.
Но удержался, понимая, что нечего бередить сердце Михаилу Николаевичу.
– А Писаренко что говорит? – спросил он.
– Твой дядя? – переспросил полковник. – Коля предлагает признать ее психически невменяемой и поместить в сумасшедший дом, под наблюдение одного из знакомых психиатров. Говорит, что может даже выделить людей, которые будут за ней присматривать, чтобы Маша не натворила там ничего… Но…, – полковник помолчал. – Рус, она же мой ребенок…, как мне жить с этим? Как запереть с больными? – Руслан подозревал, что Самойленко ни перед кем не открывался настолько, как перед ним сейчас. А потому ответил откровенностью на откровенность.
– Но она и сама ненормальна, Михаил Николаевич, – скупо, стараясь сдержать собственные эмоции к Маше, произнес он. – Ни один здоровый человек не пойдет на такое. И не оправдывает ее ваше отношение. Любой здравомыслящий человек осознает, что убийство другого разрушит все, и ничего не изменит. Не вернет погибших, и не заставит родных больше его любить. Я знаю, о чем говорю, я когда-то отвернулся и ушел прочь от человека, которого очень хотел убить, – твердо посмотрел Рус в глаза тестю. – Не стоит оно того. И сейчас я рад, что так поступил. По многим причинам. Потому что, даже если бы мне удалось каким-то чудом выпутаться из той истории – я никогда не смог бы спасти Свету от Щеглова так, как это сделал он.
Можно было с точностью до секунды назвать тот момент, когда из раздавленного горем отца Самойленко превратился в полковника СБ.
На Руслана, немного прищурившись, смотрел собранный и прозорливый человек, казалось, способный читать мысли собеседника. И пусть под глазами Михаила Николаевича все еще лежали тени, пусть за эту ночь он постарел лет на двадцать – что-то в словах Руслана заставило того выпрямить спину и задуматься.
– Коля тебе не дядя, – тихо заметил он.
– Нет, – так же кратко ответил Руслан, отведя глаза и уставился в окно, на пасмурное, облачное небо.
– Он имеет отношение к аварии, в которой погибли твои родители, – вновь не спрашивая, констатировал полковник.
Рус хмыкнул и кивнул.
– Давайте, мы потом поговорим об этом, Михаил Николаевич, – тихо предложил он. – Когда с насущным разберемся. Дело давнее и уже пустое. Да и ради Светы, я ему все простил, – передернув плечами, и немного скривившись от боли в ране, Руслан поднялся со стула на котором сидел. – А сказать, что Маша не заслуживает наказания – не могу, она подняла руку на мою любимую женщину, и на моего ребенка. Для меня она и преступник, и сумасшедшая. Не смогу я ее пожалеть.
Полковник кивнул и поднялся следом. И как и попросил Руслан, не добавил больше ни слова о Писаренко.
– Как полковник – я понимаю, даже как отец – ужасаюсь тому, что она сделала, – Михаил Николаевич хрустнул суставами пальцев. – Только…, тяжело это Рус. Так тяжело, что и самому злейшему врагу не пожелаешь, – добавил он.
А после, кивнув Руслану напоследок и сказав, чтобы если выйдет, он приехал вечером – не помешает, Михаил Николаевич ушел, сквозь раскрытую дверь пару минут посмотрев на спящую Свету.
Сам вечер и разговор семьи, к которой теперь относился и он, с Машей – Руслан предпочел бы забыть. Да только такие события, к сожалению, навечно врезаются в память.
Хотя Свете и ее родителям было во стократ тяжелее.
Маша совершенно не считала себя виноватой. Сложно было представить, каким именно образом мысли крутились в ее мозгу. Да только ей не казалось странным или ужасным тот факт, что она «заказала» собственную сестру.
Наоборот, Мария просто сочилась злобой. Виновными были все – и Света с Ромкой, которые перетягивали на себя внимание родителей с самого ее детства, и сами родители, и даже Лис, который не сумел как следует выполнить задание. Досталось и Бондаренко, посоветовавшему ей такого некомпетентного убийцу.
Даже в том, что Павел отвернулся от нее – Маша считала виновным кого угодно, только не себя и свои действия.
Это могло показаться смешным, если бы не было настолько горько и страшно.
Такие претензии звучали для Руслана, да и для любого нормального человека, вероятно, до того абсурдно, что он не мог не задуматься о здравости идеи Писаренко, с помещением Марии в стационар. И при всем при этом – она смотрела на родных совершенно адекватным и осмысленным, ненавидящим взглядом.
В конце концов, так ничего и не добившись, Михаил Николаевич ушел на кухню, где все это время сидел Николай Алексеевич. И долго о чем-то говорил с тем. Туда не пустили больше никого. Да и желающих поприсутствовать, не оказалось. Машу увели в ее комнату, вновь доверив вниманию охраны. А Оксана Владимировна, Света, Руслан и Роман остались в зале.
Глядя на то, как молча утирает слезы хозяйка, и как потерянно пытается поддержать мать Ромка, ощущая такие горькие, молчаливые рыдания Светы на своем плече, Руслан не мог не вспомнить своего первого визита в эту квартиру. Тогда, несмотря на всю напряженность и колкость, эти люди все же ощущали себя счастливыми. Сейчас же обстановка больше напоминала похороны. Да, вероятно, так и можно было к этому относится.
В конце концов, вернувшись в комнату, Михаил Николаевич обнял рыдающую жену, крепко сжал плечо сына, и тяжело выдохнул, признав, что согласился на предложение старого друга. Как бы он не понимал, что должен наказать дочь за попытку убийства – Самойленко не мог посадить своего ребенка. И Руслан принял такую позицию.
Люди Писаренко забрали Машу почти сразу. Николай Алексеевич лично поехал с ними в больницу, в которой мог устроить подобное «заключение». Этот стационар располагался в одном из поселков области, не так уж далеко от зоны. Но все-таки оказался для семьи предпочтительней.
Следующие несколько дней, которые они со Светой провели в квартире ее родителей, так же напоминали Руслану атмосферой тоску и горе за покойником.
Полковник и Света написали заявления на отпуск по семейным обстоятельствам и целыми сутками сидели дома. Все ходили на носочках и боялись сказать друг другу лишнее слово.
Он не знал, как вывести любимую из какого-то странного оцепенения, в которое та впала. Света все время заходила в комнату Маши, перебирала ее вещи, те, которые они не отправили в стационар, и тихо спрашивал, как такое могло случиться? Когда из младшей сестренки, которую Света укачивала и которой дула на сбитые коленки, та превратилась в человека, полного злобы и ненависти ко всей семье?
Что Руслан мог ей ответить?
Только обнимал крепче, да почти силой отвозил на перевязки, искренне благодаря про себя Бога, что рана не загнаивалась, поддаваясь такому местному лечению.
Точку в этом опустошенном отрешении семьи поставила Оксана Владимировна.
Спустя четыре дня она вышла из своей комнаты, в которой проводила большую часть времени, и с уверенным выражением на лице остановилась посреди залы, где сидели все домочадцы.
– Хватит, – уверенно произнесла мать Светланы, посмотрев на каждого. – Мы должны жить дальше. Это был выбор Маши, идти по такому пути. И пусть наша вина – останется с нами, никто, кроме нее самой не ответственен за подобные поступки! – веско проговорила Оксана Владимировна, обняв мужа. И погладила по щеке Свету, сидящую в кресле. – Едь-ка ты домой с Русланом, – ласково посоветовала она дочери. – Тебе надо о себе думать, и о ребенке. Вам обоим нужны положительные эмоции и покой. И не виновата ты ни в чем, Света. Ни на йоту не должна обвинять себя перед сестрой. Руслан, – Оксана Владимировна перевела глаза на него. И он отчетливо увидел, чего стоили этой женщине подобная легкость и тон. – Забирай ее, позаботься о том, чтобы Света успокоилась. И давайте уже, женитесь, скорее, что ли, – с кривоватой усмешкой подмигнула ему мать Светланы. – А то мой внук или внучка родится скорее, чем вы доберетесь до ЗАГСа.
Он послушно кивнул, в душе восхитившись силой воли и духа этой женщины. И честно увез Свету, несмотря на то, что она поначалу артачилась.
Тут уже вмешался и Михаил Николаевич. Казалось, что после слов жены он как-то встряхнулся, нашел для себя новую точку опоры, чтобы твердо стоять в жизни. Совместными усилиями они уговорили Свету уехать.
Но и дома, постоянно тягая любимую то на прогулки в парк, то к друзьям в «Колизей», то беря ее с собой на тренировки в секцию, приглашая в гости Валика и Лину с дочерью – Рус не раз и не два замечал, как иногда уходила в себя Света, словно отрешаясь от всего окружающего. Он не давил, по себе зная, что время от всего лечит, и просто обнимал ее, любил так, чтобы она знала, каждой клеточкой своего тела ощущала, насколько бесценна и важна для него.
Свадьбу решили отпраздновать через месяц.
И пусть ни они сами, ни родители Светы не хотели большого торжества, да и друзья с родными, которым сообщили про нежданную «душевную болезнь» Маши особо не настаивали – даже самых близких набралось пять десятков человек.
Казалось бы – и маловато по меркам элиты их города. Но как выяснилось – достаточно, чтобы Руслан сумел пару раз запутаться в именах и лицах новоиспеченных родственников.
