355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ольга Тишина » Дрозофилы или Ловушка для наследницы (СИ) » Текст книги (страница 8)
Дрозофилы или Ловушка для наследницы (СИ)
  • Текст добавлен: 1 декабря 2019, 17:00

Текст книги "Дрозофилы или Ловушка для наследницы (СИ)"


Автор книги: Ольга Тишина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

часть пятая

Глаза разлипались медленно, с трудом. Грут повел ими из стороны в сторону. Обзору мешали стенки криокамеры. Наконец, глаза обрели подобающую им резкость. В этот же миг появилось и осознание происходящего.

Включился вибромассаж. Ток почувствовал, как разгоняется кровь в онемевших от долгой неподвижности мышцах. Выносливый организм быстро справился с последствиями долгого перелета. Оставалось последнее – избавить его от пилопасты. Грут поморщился – неприятная процедура. Однако ничего не поделаешь.

Через четверть часа грут уже сидел в общем зале пассажирского космолайнера, потягивая из пластикового стакана питательный раствор. Зал был наполнен лишь на треть. Многие пассажиры менее стойко переносили анабиоз и особенно последствия пробуждения. Им требовалось больше времени, а порой и экстренная, медицинская помощь.

Рядом с Током на сидение плюхнулся молодой, разряженный тип с бледным лицом. Он напомнил груту того молокососа из свиты дувура, которому он так необдуманно сломал руку. Память тут же услужливо предоставила обрывки сна, которые Ток отогнал сегодня при пробуждении. Сейчас, картинка из сна вновь четко и ясно возникла перед его внутренним взором. Но взволновало грута не столько то, что ему приснилось, сколько те чувства, что он испытывал во сне.

А снился ему… Ток зашипел, чем напугал рядом сидящего типа. Тот даже отодвинулся, со страхом поглядывая на «варвара». Грут отвернулся, показывая свое полное равнодушие к типу.

– Что же это такое, – подумал Ток. Опять дувур. Почему жизнь этого человека, его поступки, сказываются на жизни его, грута. Да, Току снился дувур. И снился ему он не как мужчине, а как женщине. Току было стыдно вспоминать те чувства, что он испытывал к Ээрбару во сне, то, как млела его душа от близости с дувуром. Грут потряс головой, отгоняя наваждение. – Это все моя женская сущность Анны, – думал грут. Она точно не устояла бы перед таким красавчиком.

Успокоив себя, Ток расслабился. Однако последние события из головы не шли. Суд признал дувура виновным, но не по всем статьям обвинения. Было доказано, что незаконного вывоза людей с Терры он не совершал, а именно это обвинение было самым отягчающим, за что кандидат в императоры мог лишиться гражданства. Кроме того, дувур предоставил суду контракты со всеми девушками, где они, совершенно добровольно, признавали в Ээрбаре своего душеприказчика и не имели к нему никаких претензий.

Несомненно, правосудие учло показания Риги и ее слова в защиту дувура. Однако суд признал его виновным в генетических махинациях, которые на этот момент уже были запрещены имперским законом. Это было тяжким преступлением, но на лишение гражданства не тянуло. Зато тянуло на лишение многих его активов в пользу империи. Самым же страшным наказанием для высокородного дувура оказалось лишение его титула «керге». Именно этот титул, в совокупности с титулом «дувур» давал ему возможность быть первым в списке кандидатов на Трон. Теперь он стал одним из многих. А с подмоченной репутацией и вовсе терял этот шанс.

– Черт с ним, с этим дувуром, – злился Ток. – Рига! Как она могла! Конечно, потом все выяснилось. Оказывается, это была сделка. Рига получила довольно крупную сумму за свой спектакль, но скрывала это от Тока. Она призналась потом, после суда. Доказывала, что с паршивой овцы, хоть шерсти клок. Говорила, что теперь им нечего бояться и есть на что жить. Ток соглашался. Только на душе было мерзко, словно его обвели вокруг пальца, предали. Груту не нужны были эти деньги, нечестные и грязные. Ему было странно, что Рига, его нежная и чистая Рига способна на такое. А вкупе с ее интрижкой с мадам Цор, это было мерзко вдвойне.

Ток больше не стал оправдываться перед Ригой. Он просто и прямо объявил, что улетает на Аккедию. Девушка видимо чувствовала состояние Тока. Она не поднимала глаз и мало говорила. Да и что говорить. Все было ясно и без слов. Уладив дела на Крине, он, не возвращаясь на Капитолий, отправился на Родину.

Из задумчивого состояния грута вывел механический голос, объявивший посадку. Рейс был транзитный. Не так много народу летало на эту планету. У пассажиров было пятнадцать минут, чтобы покинуть корабль. Остальным проснувшимся предстояло еще пару суток лететь до ближайшей планетарной колонии.

***

Ток глубоко вздохнул втянув носом полные легкие воздуха. Потом обернулся вокруг оси, осмотревшись со всех сторон. Он стоял на смотровой площадке самого высокого объекта Акки – номинальной столицы Аккедии. Этим объектом служила башня городской ратуши, куда после недолгих уговоров и пары монет, его пропустил охранник.

В Акке жили кто угодно, только не груты и уж тем более не местные аборигены, которые посещали город лишь в торговых целях. Грутов встретить можно было чаще, так как те пользовались космопортом, принадлежащим империи. Сам город был небольшой и в основном его жители занимались скупкой золота, серебра и других редкоземельных металлов, разработкой которых на планете занимались местные аборигены, отсудив эту привилегию в имперском суде (точнее за них это сделали правозащитники), ну и конечно груты, как раса, считающая Аккедию своей родиной.

Те масштабы добычи, что осуществлялись грутами и аборигенами могли интересовать только мелких торговцев, поэтому город практически не развивался. Спасал его от полного исчезновения лишь космопорт, существовавший по причине того, что планета входила в Галактический Союз.

Куда ни глянь, взор грута натыкался на серые, неприметные здания, расположенные в довольно хаотичном порядке. Сейчас стояла середина лета и в этом засушливом полупустынном крае многие недели не выпадали дожди. Город утопал в пыли. С юга горизонт потемнел.

– Уважаемый, – из дверей высунулась голова охранника. – Скоро начнется песчаная буря, – он махнул рукой в сторону горизонта.

– Где я могу переждать это ненастье?

– Уважаемый, давно не был на Аккедии?

– Очень.

– Тогда вам в «Песчаный грот». Это в двух кварталах отсюда.

– Спасибо.

Ток разорился еще на одну монету, чем искренне обрадовал охранника. Жизнь на этой не слишком гостеприимной планете была не сладка, а жалования, что платила местная власть, на сытую жизнь едва ли хватало. Маленький человечек готов был самолично отвести щедрого грута, но Ток понимая его порыв сказал, что доберется самостоятельно.

Пыльная буря приближалась с устрашающей скоростью. Тело Тока реагировало на ее приближение. Видимо сказывалась клеточная память. Грут заволновался. Он уже чувствовал дуновение ветра. В горле запершило.

«Песчаный грот», небольшое приземистое здание, уже приготовился к встрече со стихией. Окна и двери были закрыты металлическими жалюзи. Ток нажал на дверной звонок. Его впустили. Это оказался небольшой бар с десятком столиков, довольно чистый и уютный. Грут уселся в дальний угол и заказал обед. Над барной стойкой висело табло, где с периодичностью показывалась температура на улице, давление и мощность бушевавшей за стенами здания стихии. Судя по данным табло, буря по двенадцатибалльной шкале имела девятый балл, что означало шторм. Это значит, подумал Ток, закончится ненастье еще не скоро.

Он не спеша доедал свое мясное рагу, когда краем глаза увидел движение справа. За его столик кто-то сел. Ток напрягся, но виду не подал. Медленно он поднял голову. Взгляд уперся в физиономию, подобную которой, Ток часто видел смотрясь в зеркало. Напротив, вперив в Тока все свои четыре зрачка, сидел грут. Минуту, молча они изучали друг друга. Первым открыл рот незваный гость. Мощно, с рычанием из его глотки вырвалось нечто «хх-рр-ээ-хх-рр». Ток с невозмутимым видом продолжал жевать. «Собеседник» немного помолчал и вновь издал нечто нечленораздельное, но увидев ту же реакцию, а точнее отсутствие ее со стороны Тока, рассвирепел. Он начал медленно подниматься из-за стола. Руки его сжались, образовав увесистые кулаки – кувалды, носовые мембраны затрепетали, рывками втягивая в легкие воздух.

– Не надо нервничать, – Ток решил не доводить дело до конфликта. – К сожалению, я не понимаю тебя. Это последствия амнезии. Хочешь общаться – говори на всеобщем.

Его слова явно подействовали. Незнакомый грут, постояв еще несколько секунд, рухнул на место. Какое-то время, он видимо, что-то соображал. Потом произнес:

– Может дать тебе в харю. Иногда помогает вспоминать.

Ток чуть не подавился. Он как раз допивал свой кофе.

– Думаю, вряд ли в моем случае это поможет, уважаемый.

– Гип

– Что, уважаемый?

– Меня зовут Гип, – грут ударил себя в грудь.

– Ток мур Альгутта Муррей, – Ток повторил его жест.

– Тебя зовут Карак. И больше не называй себя кошачьим именем. Это позорит честь семьи.

Гип оказался его родственником, а точнее тэна – вторым мужем двух жен Тока. Буря не утихала еще часа три, и за это время Ток многое узнал о себе. Его действительно зовут Карак, и это имя он получил за высокий рост. И, правда, как позже выяснилось, Ток был значительно выше остальных грутов. Даже Гип, считавшийся богатырем, был ниже Тока на полголовы.

Семья Тока и Гипа, по меркам грутов, была малочисленной. На двух женщин приходилось лишь четверо мужей. Ток был младшим из них и самым молодым. В семье было трое детей, и все они родились от Тока.

В обществе грутов существовала цветовая дифференциация. То есть, каждой семье присваивался свой определенный цвет. Когда мужчина и женщина вступали в брачные отношения, брались цвета обоих семей и смешивались. Так получался индивидуальный цвет каждой семьи. При пополнении семьи, менялся и семейный цвет. Это была очень сложная система, но она помогала грутам иметь крепкие гены, не допуская кровосмешения. Мужчинам и женщинам из семей с одинаковым цветом, или очень близким оттенком, создавать семью запрещалось. Кроме того, семья старейшины любого клана (их на Аккедии насчитывалось около тридцати), имела исключительно белый цвет. Поддерживать «чистоту» генов им помогала наука. Какими бы дремучими варварами, по мнению других, они не были, как бы ни охраняли свою культуру и традиции от внешнего мира, ради выживания и сохранения своей расы им приходилось содержать ячейку в Имперском Генетическом Банке, зачастую прибегая к его услугам.

Ток был из «белых». По рождению, он принадлежал семье старейшин и принят был в семью Гипа для «разбавления» цвета. Или, проще говоря, для генетической стабилизации этой семьи, поскольку ситуация была критической. До прихода Тока в семье не родилось ни одного ребенка. После его исчезновения – тоже.

– Когда я тебя увидел, то сначала долго наблюдал за тобой, – продолжал рассказывать Гип. – Мне показалось много странностей в тебе. Но эту харю, я никогда бы, ни с чьей, не спутал.

– Спасибо за напоминание о моей красоте, – сыронизировал Ток.

– Чо? А! Ты вон чо! Ну, да. Ты известный красавчик!

Ток подавился очередным глотком кофе.

– Ты уверен, что я именно тот о ком ты говоришь? – откашлявшись, спросил грут у новоявленного родственника.

– В этом я уверен, как никогда, хоть сначала и сомневался. Этот шрам на руке, – он показал на небольшой, но четко видимый шрам с тыльной стороны ладони Тока, – это я оставил его тебе. Когда у Энги, нашей младшей жены началась течка, мы оба оказались рядом и ты, салага, полез на нее первым, за что и получил этот шрам в наказание.

Ток поднял глаза на Гипа. Тот щерился:

– Ты всегда отличался прыткостью в отношении женщин, и часто получал за это от мужиков. И сбежал ты по этой же причине.

– И что же я натворил? – полюбопытствовал Ток.

Гип заржал.

– Да, – он хлопнул лапищей по столу. – Ты точно ничего не помнишь. Иначе, уже полез бы в драку.

Потом он вдруг стал серьезным.

– В тебе что-то не так Карак. Я чую, ты стал другим. И дело не в памяти. Нужно лететь домой, буря уже почти стихла.

Ток смотрел на поселок. На эти ровные улицы, одинаковые дома, стилизованные под хижины аборигенов, на ровно постриженные кустарники, аккуратно разбитые клумбы у низких заборов и… ничего не ощущал. И эта саванна, в которую так гармонично вписался поселок, и груты, и уклад их жизни не вызвали в его памяти отклика.

Гип не повел его домой, сказал, что пока подготовит женщин. Все-таки прошло много времени и в семье его уже не чаяли видеть живым. Вместо этого они прямиком направились к матери Тока – старейшине этого клана. Грут волновался. Возможно, встреча с матерью сорвет пелену с его памяти.

Хекау, мать Карака, встретила сына сдержанно. К сожалению, Ток очень мало знал о традициях и укладе собственной расы, поэтому решил просто положиться на обстоятельства. Хекау предложила ему отдохнуть с дороги. Гип их оставил, спеша домой с новостью. Они же расположились на низкой террасе, выходящей на озеро. Жаркие лучи солнца не проникали сюда. С озера дул прохладный, освежающий ветерок. Ток расслабился. Окружающий пейзаж и обстановка успокаивали.

– Вот так же, в детстве, ты любил здесь подолгу сидеть. Голос Хекау был глубокий, грудной. Она смотрела на него спокойно, с достоинством королевы, словно это не сын вернулся к ней, а подданный. Ток не понимал ее возраста, не понимал ее чувств. Разглядывая, он пытался найти в ее чертах черты своего лица. Она словно угадала его мысли.

– Ты похож на своего отца.

– Гип сказал, что у тебя пять мужей. Который из них мой отец.

Она помолчала.

– Ни который.

– ??? Очень интересно. Впрочем, как и все, что происходит со мной в последнее время. Гип говорит, у меня трое детей?

Она рассмеялась:

– Прекрасные мальчуганы. Я за ними внимательно слежу. Старшему уже восемь и он очень сообразительный.

– Не ощущаю себя отцом.

– Это похоже на тебя.

– Вот, как!

– Я женила тебя насильно. Ты не хотел.

– Чего же я хотел.

– Пропадать у аккедианцев.

– Ничего не понимаю.

Она вздохнула.

– Ты изучал их культуру, обычаи, физиологию. Они, и только они, интересовали тебя. Мне же нужно было думать о моем народе. Наша раса вымирает, Карак. И ты это хорошо знаешь. Знал, – поправила она себя. – Человек не должен был вмешиваться в природу и экспериментировать с генами. Все пять моих мужей так и не дали мне того, что нужно любой женщине – ребенка. Мне пришлось обращаться к генетикам. Но запасы в Имперском Генетическом Банке были не бесконечны.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Карак, мы пошли на преступление. Мы нелегально купили образцы чистокровных человеческих геноматериалов. Одна подпольная фирма поработала на нас. Результатом их трудов стал ты и еще несколько детей. Мы пополнили Банк, отодвинув на какое-то время наше вымирание.

– Как это связано с тем, что случилось со мной? И, черт дери, кто тогда мой отец?

– Он человек. У меня есть его снимок. Хочешь посмотреть?

Вопрос был лишним.

Она принесла электронную рамку, немного полистала файлы и протянула ему. На Тока смотрело лицо мужчины – землянина, стоящего на фоне египетских пирамид в Гизе. Он был высок и худощав. Плотный загар говорил о его смуглой коже, но черты лица были европейскими. Одет он был в белую рубашку и шорты. На голове красовалась соломенная, широкополая шляпа. Изображение оказалось «живым». Каждые несколько секунд рука мужчины поднималась и делала взмах. При этом всплывала надпись на русском – «Привет из Египта».

– Я настояла на том, чтобы мне показали донора, – продолжила Хекау.

– Но, он – землянин! – Ток, ошалело смотрел на машущего ему рукой отца.

– Какая разница кто он и откуда. В галактике сотни планет.

Он не стал спорить с матерью, решив зайти с другой стороны.

– Зачем ты хотела знать, как он выглядел? Значит, для тебя это было важно.

– Это банальное любопытство, – ответила женщина. Но Ток почувствовал – она что-то недоговаривает, скрывает. Грут решил разобраться с этим позже.

А сейчас, он пытался найти в облике мужчины свои черты. И чем дольше вглядывался, тем больше понимал, что видит в этом человеке себя. Это было странно, необычно и даже шокирующе.

– А остальные дети? Он тоже их отец?

– Нет. Это было бы неразумно. У всех детей свой донор.

– Скажи, почему я покинул Аккедию? – он поднял на нее глаза. Она помедлила, протянула руку за рамкой. Снова начала листать файлы. Потом заговорила:

– Тебя интересовало не то, что мы вырождаемся, как раса, а то, почему это происходит. Зачав троих детей, ты посчитал свой долг выполненным и ушел. Твоей мечтой было стать аккедианцем, настоящим аборигеном, а не жалким их подобием, как ты называл себя. Ты считал, что все наши потуги напрасны. Нельзя обмануть природу и, в конце концов, мы исчезнем. Ты не видел смысла продолжать эту «агонию». Вот, посмотри, – она вновь протянула фоторамку. На фото была запечатлена группа коренных аккедианцев. В центре группы стоял Ток, в национальной одежде аборигенов.

– Ты ушел к ним, сказав, что сделал свой выбор. После, стало известно, что ты покинул планету. А через какое-то время, нас навестил один человек. Он передал мне это, – она протянула Току откуда-то взявшийся в ее руке кристалл, плавающий в цилиндрическом силовом поле.

– Что это? – рассматривая необычный предмет, спросит грут.

– Мне сказали это келинг кристалл. И в нем «душа» моего сына. Тебя.

Эту ночь Ток провел в «своей семье». Ему казалось, что увидев детей и жен, обстановку в которой он когда-то находился, к нему вернутся воспоминания. Но все было напрасно. Домочадцы, как и мать, встретили его довольно сдержанно. Дети, трое мальчиков – погодок, шести – восьми лет отнеслись к нему уважительно, не более того. Ток не ощутил ни родства, ни тяги к этим людям. Всю ночь, лежа на жестком матрасе, он не сомкнул глаз, размышляя о себе и своей странной судьбе.

Его «душа», по мнению Хекау находилась не в нем самом, а в какой-то «сосульке» плавающей в вакуумном контейнере. По словам матери, тот человек, что привез кристалл, рассказал мало. При нем был договор, подписанный якобы им, грутом Караком из дома Фиалковых, урожденным дома Белых. Контракт гласил, что он продает свое тело фирме «Новая жизнь». Человек объяснил, что он являлся душеприказчиком Карака и в доказательство предъявил еще одну бумагу, тоже подписанную грутом. В ней говорилось, что этому человеку поручено произвести перемещение «души» Карака извлеченной из своего тела, в тело аборигена-аккедианца.

К сожалению, как поведал этот человек, тело аборигена отторгло «душу». Почему так произошло, было ему не понятно. Так как условия сделки небыли соблюдены, а тело грута уже продано фирме, человек счел важным не портить свою репутацию, и доставил «душу» своего клиента и тело для которого она предназначалась сюда, на Аккедию.

Ток решил, что ему очень важно отправиться к аборигенам. Возможно там, найдутся ответы на его вопросы. Утром он рассказал об этом Гипу и тот согласился помочь.

Ближайшее поселение аккедианцев – город Тухунга, что на их языке означало «древний», находился на расстоянии трех часов лета. Старенький флайв доставил их туда без особых хлопот. Они приземлились на специально оборудованной летной площадке в полукилометре от города. Похоже, туземцы не так уж и чурались цивилизации. По крайней мере, площадка не пустовала. Несколько летательных аппаратов дожидалось своих хозяев. У края поля находился большой металлический ангар.

Город народа тэрэ, как называли сами себя коренные аккедианцы, представлял собою практически идеальный круг. Он был построен так, что здание – внушительных размеров пирамида со «скошенной» вершиной, являлось центром всего поселения. Все остальные дома выстроились вокруг по спирали. И чтобы добраться до центра, нужно было пройти весь город. Все жилые дома были каменные, круглой формы и крыты соломой и дранкой. На краю города они были более «современными», то есть, сложены из кирпича. Но ближе к центру стали попадаться из грубого обтесанного камня. Вскоре Тока и Гипа окружали лишь здания подобной кладки.

Ток уже видел народ тэрэ на голофото в доме у матери, но сейчас у него представилась возможность рассмотреть их воочию. Несомненно, тэрэ очень походили на грутов, однако были и существенные отличия в физиологии, ведь помимо тэрэ, предками грутов были и люди.

Дети тэрэ и грутов, не имели брони. И у тех и у других была мягкая на вид, змеиной фактуры кожа. Только у грутов она была белой с золотисто-коричневым загаром, присущей тем людям, что живут в жарком климате. У детей тэрэ, во множестве встретившихся им по пути, кожа имела цвет топленого молока с темно коричневым орнаментальным рисунком. У взрослых кожа смотрелась более грубой, а природный орнамент был подчеркнут сложными татуировками. На всем пути им не встретился ни один обитатель города имеющий стальную броню, как у всех грутов. Это казалось Току странным.

Глядя на народ тэрэ, Ток сделал вывод, что их можно было назвать даже красивыми, хотя и своей, экзотической и дикой красотой.

Наконец они вышли на круглую площадь, в центре которой возвышалась величественная пирамида. По спирали, поднимаясь к ее вершине, вела дорога, снабженная каменным парапетом. Вдоль всего парапета тянулись кадки и горшки с посаженными в них вьющимися, свисающими до нижнего яруса растениями.

Массивные каменные двери, изукрашенные разными сценами из истории народа тэрэ и ведущие внутрь здания, были закрыты. Путники подошли к ним вплотную.

– Странно, – сказал Гип. Обычно они ведут себя более агрессивно. А по дороге мы не встретили ни одного война. Его разглагольствования прервал звук открываемой двери. В проеме показался тот самый воин на отсутствие которых секунду назад указывал Гип. Он был меньшего роста, чем груты, но как-то шире, массивнее. На обнаженном торсе рельефно выделялись «стальные» мускулы. Бедра, до колен, опоясывала узкая юбка изумрудного цвета с разрезом впереди. Из разреза откровенно выглядывало мужское достоинство, но не обнаженное, а прикрытое колпаком-рогом из золота, украшенным письменами и драгоценными камнями. Глаза война были того же цвета, что и юбка. Руки от плеча до локтей унизаны золотыми браслетами. На поясе висели кожаные ножны. Правая рука сжимала рукоятку оружия лежащего в них. Наконец, Ток понял, какая каста тэрэ имеет родство с расой грутов.

Воин что-то прохрипел на своем языке.

– Что он говорит? – Ток обратился к Гипу.

– Говорит, дальше пойдешь ты один. Меня не приглашают.

– Как быть?

– Я подожду тебя пару часов, потом полечу домой. Думаю, ты найдешь при случае возможность связаться со мной.

– Спасибо, Гип!

– Ладно, давай. Еще увидимся.

Хлопнув Тока по плечу, Гип зашагал назад.

Ток, вслед за воином, вошел под гулкие своды пирамиды.

Они шли не долго. Воин привел Тока в просторную комнату. Освещение ей давало широкое окно, без рамы и стекла – просто проем в стене, в котором виднелись свисающие с парапетов растения. Комната была украшена множеством барельефов, повествующих о жизни тэрэ. Многочисленная мебель, в основном плетеная из прутьев, вытканные вручную гобелены, красного и желтого цвета атласные подушки, лежащие в креслах и на полу, множество мелкой утвари из драгоценных металлов и керамики расставленной на полках и в стенных нишах, придавали комнате своеобразный колорит и могли рассказать многое о культуре этого древнего народа.

Навстречу Току, из плетеного кресла поднялся тэрэ. На нем, как и на воине была одета юбка, а из разреза выглядывал рог – колпак, достигавший района талии. Но этот тэрэ не был воином. Об этом говорило отсутствие брони. Крокодиловая кожа имела темный коричневый цвет, но когда тэрэ, опираясь на посох, подошел ближе, грут увидел, что все его тело сплошная татуировка. Лишь ладони оставались чистыми.

Тэрэ поднял руку и дотронулся кончиками пальцев до лица Тока. Словно слепой он исследовал грута, осторожно прикасаясь и проводя по лбу, глазам, подбородку, торсу, плечам и кистям рук. И будто сделав какой-то, только ему одному понятный вывод, снова вернулся в кресло. Ток молча стоял и ждал.

– Сядь рядом, – тэрэ указал посохом на соседнее кресло. – Вижу, не понимаешь ты скрытых жестов моих, которым учил тебя долгие лунные ночи и светлые дни я, когда-то. Он помолчал. – Все в твоем облике внешнем давно мне знакомо, изучено мной досконально. Только сейчас не дано мне понять, что с тобой происходит. Карак передо мной или другая душа в этом теле. Он вновь помолчал, пожевав безгубым ртом. – В зеркало сути тавакаата смотрел я, узнав о твоем появлении. Мутно, нет четкости в зеркале, это понятно – нужен обряд очищенья. Сегодня же ночью. Жди. А пока отдыхай – время еще не настало.

После этих слов, тэрэ покинул комнату, оставив Тока одного. Что заставило грута послушаться аккедианца, было, пожалуй, не понятно и самому Току. Видимо сказалась бессонная ночь проведенная в семейном доме. Побродив немного по помещению, он улегся на ложе, накрытое мягкой шкурой, и стал просто смотреть в «окно», слушая звуки города, доносившиеся сюда с улицы. Незаметно, усталость взяла свое. Разбудил его запах. В комнате горели светильники. На улице уже наступила ночь.

Ток уловил чье-то присутствие. Глаза настроились на слабое освещение, и он увидел тэрэ. Это была женщина. Она вышла из тени, и грут рассмотрел ее в подробностях. Она была тонка и стройна. Полная грудь утянута полоской ткани. На бедрах – длинная юбка в пол – простой прямоугольник, держащийся на шнурке, завязанном спереди. Никаких украшений, кроме орнаментальных татуировок на женщине не было. Она подошла ближе и грут взглянул в ее глаза. Парные зрачки были синего цвета. В них, как в море плескались отсветы горящих светильников.

– Здравствуй Карак. Глаза мои рады вновь лицезреть твое присутствие в Доме Назииб. Меня прислал отец. Но и без его повеления моя вайру откликнулась. Он сказал, ты ничего не помнишь. Ты не помнишь меня?

Ток молчал. Эта женщина знала его. Их явно, что-то объединяло. Но, что? Она хорошо говорила на всеобщем. Значит, много общалась на нем. С кем? Не с ним ли, грутом Током, а точнее Караком, из дома Фиалковых. Тэрэ терпеливо ждала от него ответа.

– Как мне обращаться к тебе, – он, наконец-то, нарушил затянувшееся молчание. Она опустила глаза. На секунду в лице ее что-то изменилось, словно по нему пробежала тень горечи. Но вот она снова смотрит на него ясным взором.

– Кэмбрэ. Но ты называл меня Катрэш, что значит – любимая.

– Кэмбрэ, прости. Я не помню.

Она подошла еще ближе и встала у самого ложа. Ток ощущал ее запах – пряных, скошенных трав. Он будоражил, волновал кровь.

– Я подготовлю тебя к обряду. Ты должен стать пустым, не обремененным вечным желанием.

– Что это значит? – не понял Ток.

– Не бойся. Много раз мы сливались с тобой. Я жрица Назииб и могу контролировать вайру. Ты в безопасности. Грациозным движением она скользнула на ложе и заключила Тока в объятия. То, что происходило дальше, можно было назвать помутнением рассудка. Теперь он понял. Понял, почему Карак хотел стать аккедианцем, почему оставил свою семью. Каждое прикосновение этой женщины отзывалось в его теле экстазом. Каждая клеточка чувствовала ее, желала слиться с нею в единое целое. Току казалось – он падает в бездну, но это падение было блаженством.

Глаза Кэмбрэ светились. Он тонул в этих бездонных синих глазах, не желая себя спасти. Мягкий лунный свет падал на ее кожу, высвечивая замысловатый орнамент рисунка. Словно изваяние она застыла на нем в позе наездницы. Он чувствовал себя внутри ее, чувствовал, как ее женская скрытая защита, способная искалечить мягкую мужскую плоть, поддается воле ее обладательницы. Где-то там, на периферии сознания Ток понял, как вайру, «цепной пес» женщин тэрэ, способна приносить мужчине незабываемые сексуальные ощущения. Ток чувствовал ее вибрацию, ее ласкающие движения. Кэмбрэ ничего не нужно было делать, ее вайру делала все сама.

Току казалось, эта женщина затмила весь окружающий мир, заполнила его собой. Он был полностью в ней: растерянный и расплавленный, как восковая свеча. И плен этот был мучительно желанным. Ему казалось, что момент страстного блаженства длится вечность, но все эти ощущения померкли перед финальным аккордом. Ток кричал, обжигаемый внутренним пламенем извержения. Еще секунда и он умрет. Сгорит в агонии, разлетится на атомы.

Падение в бездну закончилось. Огонь, сжигаемый изнутри, погас. Ток ощутил болезненное опустошение, но длилось оно лишь мгновение. Вскоре во всем теле образовалась легкость. Кэмбрэ, прикрыв свои прекрасные глаза, тихо лежала рядом. Грут, стараясь ее не тревожить, осторожно поднялся с ложа. С удивлением он обнаружил, что находящийся в постоянном тонусе орган, к которому он уже успел привыкнуть, расслаблен. Он подошел к оконному проему, впускавшему в душную комнату прохладный ночной воздух. Думать не хотелось. Не хотелось вообще ничего. Ток вздохнул полной грудью, ощущая на языке запахи ночи. В дверь поскреблись. Это был незнакомый тэрэ. Он приглашал грута следовать за собой. Быстро одевшись, Ток тихо выскользнул из комнаты.

Они долго шли гулкими коридорами и переходами, поднимались по каменным, истертым ступеням лестниц. Наконец, путь их закончился. Это была вершина здания, называемого Кэмбрэ Домом Назииб. К Току пришла уверенность, что на языке тэрэ, это название звучит, как Дом Судьбы.

Жрец его ждал. В самом центре ровной площадки, засыпанной дерном и поросшей мягкой, ласкающей ступни ног травой, горело два факела, освещая необычную конструкцию, состоящую из двух вертикальных столбов, между которыми крепился обруч, не менее полутора метров в диаметре.

В одной руке тэрэ держал предмет похожий на котелок, в другой черпак. Зачерпнув из котелка, жрец выплеснул содержимое прямо на обруч. И пустое пространство меж дугами обруча, сквозь которое были видны звезды на небе, исчезло, засияв мягким золотистым светом.

– Иди, взгляни в тавакаата, – нарушил молчание жрец. Ток подошел ближе. Он смотрел, но видел лишь золотистое сияние.

– Я ничего не вижу, жрец.

– Будет достаточно того, что увижу я.

Тэрэ мягко, но настойчиво отодвинул Тока и бормоча что-то на своем языке, долго, не мигая смотрел в необычное зеркало. Грут видел, глаза его светятся, но не синим цветом, как у Кэмбрэ, а желтым. Наконец взгляд его оторвался от тавакаата и потух. Колдовство окончилось. – Пойдем в твою комнату. Кэмбрэ должна тоже услышать, что я скажу.

Женщина никуда не ушла. Она встала навстречу их появлению. Ток почувствовал запах пищи. С самого утра во рту у него не было ни крошки. Тэрэ терпеливо ждали, пока грут насытит желудок.

– Помню тот день, когда ты покидал нас в надежде на милость Судьбы и богов, что живут на подобных нашему миру планетах Вселенной. Произнеся эти слова, жрец тяжело поднялся, опираясь на посох. – Вижу, Судьба надеждам твоим не дала оправдаться, и всемогущие боги просьбам грута Карака не вняли. Хуже еще и то, что себя растерял ты в поисках этих. Странные вещи казало сегодня мне зеркало тавакаата. Странные и непонятные, но нам ли с ним спорить. В зеркале Судеб узрел я сегодняшней ночью, что в теле твоем душа живет не одна, как положено всем при рождении. Три их! Три души в одном обиталище – теле, как же такое возможно. Не шутки ли это богов, на милость которых ты так полагался?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю