Текст книги "Слёзы Оук Хилла"

Автор книги: Ольга Сысуева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Ольга Сысуева
Слёзы Оук Хилла

Памяти       Фёдора Шаляпина (продолжение будет),

чуть с надеждой что будет немного смягчат отношение к образу литератора Бориса Савинкова, и А.П.А., М.М., друзьям, родителям – и памяти жертв гражданской войны.

Самое страшное в жизни, когда идёт брат против брата. Если сильна братская кровь, брат отстоит брата, а не воткнёт ему нож в спину.

ПРОЛОГ

Пролог. Эвакуация.

1920 год.

Варшава. Комната Бориса Савинкова. Борис Викторович держал в руках письмо Пилсудского, который просил его о помощи. В тоже время перед ним лежало письмо его друга Александра Христофоровича Бельского, который писал из Крыма, что Петру Врангелю нужна помощь. Савинков раздваивался на части. Вернее, он знал, что может помочь Бельскому только тогда, когда сможет справиться с Дзержинским лично, но тем не менее, где-то подспудно в душе думал про то, что операция Пилсудского провальная – надо переходить к большевикам. Но как постучаться к тем людям, которых считал врагами? Для Бельского ответ был ясен – собирать своих друзей и монатки и готовиться к эвакуации из Крыма. Борис Викторович, отвечая о том, что он один вряд ли чем поможет Врангелю – ответ заставил Врангеля несколько задуматься о происходящем и посмотреть на мир другими глазами… «Моё имя сильно в печати; – писал Савинков Врангелю, – но как один солдат с оружием может Вам помочь? Хотя, конечно, пробраться в амбары большевиков вполне реально, что может только человек, закалённый в подобных вылазках». Пётр Врангель бесился. Но логику ответа понимал. Использовать Савинкова это означало использовать Бельского, Шнуда, Шкуру и других. Это простой солдат, не имеющий шанса стать генералом. И если Савинкова убьёт пуля – то считайте дело проиграно. И использовать его никак не получится. Тем временем, Савинков унижался у Пилсудского и вымаливал денег на эвакуацию – чтобы спасти от беды Бельского и Петровскую, которых любил. Пилсудский немного денег дал, и они были переведены Врангелю, который смутно понимал, ради кого старается Борис Викторович. Их часто можно было видеть на пляже Крыма, который сейчас находился в состоянии войны – он и она – пара, которой в иных обстоятельствах не суждено было сбыться, но благодаря тому, что они оказались сейчас отрезанными каждый от своего круга – они держались вместе в небольшой квартирке, которую снимал он на какие-то личные сбереженья, вероятней всего, оставленные им Савинковым перед тем как тот удрал за Мережковскими в Варшаву. Врангель сплюнул. Александр Христофорович и Ольга Евгеньевна прогуливались по пляжу. Было довольно холодно, что сам Пётр поёжился. На столе у него лежала карта и план эвакуации. «Чёрт подери, как бы только не забыть этих людей» – думал Врангель, понимая, что перед ним стояла более глобальная задача – в Крыму находилась убитая горем по своему погибшему сыну Николаю II вдовствующая императрица Мария Фёдоровна.

Но Пётр Врангель не забыл. Ольга и Бельский вступали по трапу корабля аккуратно, боясь что-то навредить. Бельский дрожал за Ольгу, которую успел полюбить, узнав поближе за все эти годы мытарств и страданий. Несчастные люди не знали, чем закончится их вояж. И, хотя война с немцем уже закончилась, память жертв Лузитании была жива. Мужчина и женщина оборачивались назад – и видели таких же как они людей с тюками и багажом. Пётр Врангель сам лично проследил, чтобы Бельского и Петровскую не тронули по поручению Бориса Викторовича, который сейчас ругался в кабинете с Пилсудским, чтобы им обеспечить выход из страшной ситуации. Петровская обернулась назад, и увидела стоявшую где-то одинокую женщину. Представив себя на её месте, ей захотелось её взять на борт, но Бельский прижал возлюбленную к себе, и заявил глухим голосом: «В другой бы ситуации эта женщина избавилась от тебя, как от пробки из бутылки. Перестань истерить. Значит, мужик, бросил. Смотри, чтобы он не размахивал здесь с пистолетом. Как плохо что нет рядом Савинкова. Он бы их одним взглядом уложил». Петровская послушалась мужчину, и они вошли в трюм, где им была отведена отдельная каюта, несмотря на давку окружающих. Мирное население Крыма, которое прикрывала Армия Врангеля, совершало страшную посадку на R.M.S. Мальборо.

Глава первая

Погружение во тьму

Александру Аникину

1898 год.

Собираясь на бал со своей кузиной Мимми, семнадцатилетняя Ольга не представляла, что её ждёт.

Роскошный приём в Букенгемском дворце в честь королевы Виктории.

Бал в честь дня Рождения королевы Виктории, которое приходилось на 24 мая, – ждал многих гостей своего времени.

Ольга Петровская ждала этого бала, потому что ей хотелось очень увидеть королеву Викторию лично.

Мать Ольги, кузина княгини Виктории Фёдоровны Романовой, супруги Великого князя Кирилла Владимировича Романова, которые получили приглашение на этот знаменательный бал, как внуки королевы Виктории, была приглашена на бал по особому приглашению. Владимир Степанович ждал какого-то подвоха-провокации относительно Сергея Александровича, и поэтому поспешил за ним и Эллой с вечным охранником – Дмитрием Николаевичем Путилиным. Путилин был в весьма весёлом расположении духа, и пристально осматривал присутствовавших. Ему не казался бал угрозой, но всё-таки ради безопасности великого князя Сергея Александровича Путилин должен был быть на балу. Красивый сотрудник российской полиции привлекал к себе внимание молодых девиц, пробегавших мимо него в роскошных розовых и голубых платьях. Они, смеясь, убегали прочь от своих уже не могущих так бегать тётушек, которые расположились на стульях. Молодой человек подумывал завести интрижку-другую с какой-нибудь прелестной англичанкой. Дело герцогини Лейкомпширской как-то стёрлось из памяти. Сам Ревенко хотел его поскорее закрыть за не имением фактов, и уехать с Великим Князем в Российскую Империю, поскольку российский император Николай II беспокоился бы за долгое отсутствие Великого Князя.

Александру Аникину

1898 год. Бал у королевы Виктории.

Церемониал британской королевы Виктории и страшно утомлял, и капитан дальнего плавания Эдвард Джон Смит задремал, сидя на стуле в правом крыле Букингемского дворца. Подошедший к нему 59-летний Александр Бельский, слегка ухмыльнулся и подал Смиту руку приветствия. Гордый моряк отверг руку русского дворянина, приняв его за лакея, и ушёл прочь, вглубь зала.

Александр усмехнулся, и, пожал плечами: развеять тоску британского морского волка не удалось. К Бельскому подошёл церемониймейстер бала Филипп Сиэтл.

– Что Вы застыли? _ Спросил Филипп грозно сдвинув брови. – Вас ждёт Маэстро Пуччини, с просьбой разобрать что он написал – какую-то арию Скарпиа.

Бельский ядовито ухмыльнулся.

– Маэстро Пуччини написал и не понял что он написал? А я должен ему сказать что он сочинил?

– Для обычного русского Вы слишком ядовиты. – Заметил церемониймейстер – высокий человек среднего возраста в изысканном зелёном костюме. – Маэстро написал гениально. Это Вы ничего не поняли.

Бельский, смолчав на сей раз чтобы не быть выгнанным из роскошного дворца на холодную улицу, и чтобы его не подобрали и не увели в дом призрения, пожал плечами и вынуждено поплёлся за Филиппом.

В коридоре мимо них прошёл молодой человек со светлыми волосами и голубыми, как океан в солнечную погоду, глазами. Юноша подмигнул Бельскому, и Александр понял, что это его соотечественник – тот самый, что спас его в 1896 году на Ходынке – при коронации Николая II. «Смелый юноша!», – подумал Бельский, и Борис ему снова улыбнулся, будто поймав мысль. Церемониймейстер и дворянин пошли в глубь дворца прочь, а к Борису Викторовичу подошла его дальняя троюродная сестра – кузина Ольга Евгеньевна Петровская – в роскошном нежно-голубом платье, доходившем ей до пола.

Кузине очень шёл этот цвет, он делал её щёки пунцовыми, и Борис Викторович залился сам от смущения пунцовой краской – настолько она показалась ему сейчас нежной и прекрасной. Но поняв, что он никогда не сделает Ольге предложения – Борис был влюблён в дочь известного писателя Веру Глебовну Успенскую, и уже был назначен день их обручения, а Савинков сам предположить не мог, что когда-нибудь изменит с кем-нибудь Вере, – молодой человек себя одёрнул, и просто поздоровался с кузиной. Чтобы уйти от прямых разговоров Петровская посмотрела в сторону уходивших церемониймейстера и Бельского, и задала простой вопрос Борису:

– Кто это?

– Он будет петь сегодня, Ольга Евгеньевна. – Почтительно ответил Борис Викторович и улыбнулся своей фирменной улыбкой кузине. Та снова смутилась, почувствовав лёгкое душевное волнение, и её взор снова был обращён в сторону уходившего Бельского, который почему-то обернулся – видимо снова захотел увидеть своего спасителя, который ему помахал своей рукой в белой перчатке. Бельский подмигнул Савинкову и встретился глазами с Петровской – та зарделась ещё больше, а сам дворянин ушёл, поражённый в самое сердце – настолько ему девушка показалась нежной и прекрасной. «Надо будет узнать у Савинкова кто она такая», – подумал Бельский, заодно порадовавшись что нашёл повод общения со своим спасителем, к которому искренне привязался.

Тем временем Бельский, вероятней всего ,уходил зря – помощь нужна была и Савинкову и Петровской так как к ним напролом лезла противная герцогиня Амалия Кэмбриджская под руку с противным капитаном Эдвардом Смитом. Борис Савинков скривился при виде обоих – герцогиня раздражала его своими пёстрыми нарядами абсолютно не в духе эпохи, но поскольку у неё была своя швея, чем Кэмбриджская хвастала постоянно, раздражая даже саму королеву Викторию, которая, будто издеваясь над ней шила ей ужасные причудливые

наряды, будто издеваясь над герцогиней и позоря её при всех, Амалия понимала, что может себе позволить всё. Капитан Эдвард Смит заметил прелестницу в голубом платье – и пригласил её на танец. Смутившись, Петровская при всех не нашла мотива отказать капитану, тем более что герцогиня Кэмбриджская в случае отказа явно бы подняла скандал.

Борис Викторович понимая, что его незамужняя кузина попала в ловушку, решил искать спасения у Бельского, но он не знал как проникнуть к самому Маэстро Пуччини, который был охраняем не только противным церемониймейстером Филиппом Сиэтлом, но и охраной.

Александру Аникину

Но к сожалению для самого Савинкова, этой охраной были не Ревенко с Путилиным, которые сейчас застряли у королевы Виктории, дававший им разнос за 1896 год и за то что они не уберегли Великого князя Сергея Александровича от глупости, которую совершил он без их ведома. Но поскольку у королевы Виктории оказались виноватыми во всём Ревенко и Путилин, а не Великий князь Сергей, который вообще-то командовал парадом, то Ревенко и Путилин, краснея и бледнея, и мечтая вырваться на холодный мороз лишь бы не находиться в Букингемском дворце больше ни минуты – посматривая на часы и косясь глазами в окно, вынуждены были отмазывать Сергея перед его разгневанной бабушкой, которая, подойдя к окну смотрела на то как до сих пор ещё проходят гости на бал – и была явно недовольна тем, что её внук, не без участия своей личной охраны, допустил такую глупость и оплошность.

Но Бориса Викторовича грела та мысль, что он хотя бы видел, в какую сторону увели Александра Бельского. «Вальс!», – пропел глашатай басом, и дирижёр, взмахнув своей волшебной палочкой, кивнув первому скрипачу, начал играть вальс Иоганна Штрауса «На прекрасном голубом Дунае». Петровская нехотя вальсировала со Смитом, на пару смотрела отдыхавшая на стуле у окна 17-летняя графиня Александра Луиза Баденская, давно влюблённая в капитана Смита и мечтающая с ним познакомиться лично. Александра с гневом посмотрела на Ольгу, и, сверкнув глазами зашипела своей ближайшей подруге Элеоноре Савойской:

– Я его у неё отобью этим же вечером.

Элеонора Савойская – великосветская глупышка – даже здесь поняла, что Александра явно сошла с ума.

– Дорогая, но эта девушка ему не жена. Я видела жену Эдварда на прошлом балу. И могу тебя заверить, что Эдвард быстро разочаруется в этой некрасивой девчонке, которую он ведёт в вальсе явно из-за приятного цвета платья, которое ей явно подобрала её маменька из любви к своему ужасному крысёнку.

– Я его у всех отобью. – Затрещала Александра, и Элеонора, чтобы не возражать обезумевшей от приступа страсти подруги, решила просто наслаждаться музыкой и искала себе кавалера помоложе Смита, чтобы Александра не загрызла и её, если вольное сердце капитана вдруг сумеет оценить красоту Элеоноры Савойской.

Александру Аникину

Александр Христофорович был одет в элегантный коричневый костюм, ходил с изящной тростью на манер русского певца-баса Фёдора Шаляпина, и с задиристым к верху носом. Так он привлёк внимание юной Ольги, которой он понравился своим, как ей показалось экстравагантным нравом. Ольга была по природе своей молчалива, чем позабавила Александра. Но то, что в нём проснулось какое-то странное чувство к этой девушке, детектив не знал. Он хотел разглядеть Ольгу чуть поближе.

Наблюдая за тем, как Ольга Петровская вальсировала в танце с капитаном Смитом, Александр Христофорович слегка помутился рассудком – он понимал, что если влюбится в эту девушку, то сгубит свою душу, но тем не менее какая-то забота о чести девушки, которую мог просто так погубить любвеобильный капитан; которого наверняка ждала с этого бала его красавица жена, которую Эдвард время от времени забывал в своих странствиях с той или иной красоткой, решила всё = и перевернула душу Александру Христофоровичу: он таки влюбился в Ольгу Евгеньевну. И навсегда.

Александру Аникину

Там его и нашёл американский миллионер Джон Джейкоб Астор IV, который приехал на приём к королеве Виктории вместе со своей первой женой, любительницей бриллиантов Авой Уоллинг. На ней были шикарные драгоценности, и Ревенко подумал, что ему в первую голову придётся охранять Аву Астор, а не Эллу Романову. Внучка королевы Виктории порадовала бабушку, которая смотрела на неё восторженно. Сама Виктория, не желающая присоединиться к веселящимся молодым людям, ступала в традиционном чёрном, в пол платье. На её декольте было одето изящное украшение по моде того времени – сияющая сапфировая капля. Женщина взирала сквозь лорнет, и присоединилась к дамам и кавалерам чуть позже, когда все расселись за шикарный длинный стол, который органично вписывался в интерьер другого бального зала во дворце. Часть пар продолжала танцевать изящные танцы. Александр Христофорович поймал на себе насмешливый взгляд Джона Джейкоба Астора IV, которому, видимо, тоже понравилась Ольга. Миллионер посмотрел в сторону девушки, и потом переведя взгляд на Ревенко, вздохнул и пошёл танцевать с женой.

Астору было тогда 34 года, и Бельский чуть смутился своей наивности. Но он увидел, что Ольга смотрит на него как-то по особенному. Нет, девушку нужно было непременно вычеркнуть из сердца. Но отказать Борису Викторовичу Савинкову в просьбе о том, чтобы спасти Петровскую от лап коварного капитана Бельский не мог – и сам не понимал, что его сердце ведёт к погибели – Александр Христофорович под лёгкую усмешку заметившего влюблённость русского дворянина в нежную Ольгу Петровскую, – сильно влюбился в девушку сам.

Но Александр Христофорович Бельский не понимал, что навсегда. И что, благодаря Борису Викторовичу Савинкову, Ольга Евгеньевна Петровская, всегда будет с ним.

Александру Аникину

========== Часть первая. Свет, разлившийся в тьме. ==========

Александру Аникину

Глава Первая. «Разрешите отрекомендовать – прямой мой начальник, детектив Дмитрий Николаевич Путилин» (c) Борис Савинков.

Полное погружение во тьму.

Январь 1905 года.

День перед премьерой "Весёлой вдовы" Ференца Легара в театре "Аквариум" в Санкт-Петербурге 18 января 1905 года выдался ужасно холодным. Александр Бельский, спешивший на свою собственную премьеру, ужасно замёрз. Крупный снег падал на него яркими хлопьями, вызывая в артисте дух Санта-Клауса, и желание улыбнуться. Этот год выдался каким-то напряжённым. Волнения в губерниях не прекратились. Но это даже после убийства фон Плеве никак почему-то особенно не волновало Витте и Столыпина.

Николай Александрович занимался семьёй и детьми – три девочки из четырёх в этот год заболели корью, и только Татьяна Николаевна, старшая из княжон, которой исполнилось 8 лет, не перенесла тяжелейший недуг. Несчастная принцесса Анастасия, которой было всего четыре годика, плакала в своей царской кроватке, украшенной золотом и серебром, и Николаю Александровичу не было дела ни до каких интриг двора, и до кокетства с женщинами, которые, как думал Александр Бельский, ходили за царём штабелями.

Тридцатисемилетний отец четырёх прекрасных девчушек, казалось, был поглощён заботами о семье, и ему не было ни до кого дела.

Бельский был красив. У него были своеобразные черты лица, орлиный нос и узкий подбородок. Лицо Александра Бельского было скорей треугольным, нежли круглым, но наибольшей гордостью артиста были его глаза – выразительные, глубокие, прекрасные.

Александр Бельский в этот день должен был впервые представлять Кромена на сцене. Музыкальный театр «Арлекин» давал премьеру – совершенно новую комедию Франца Легара «Весёлая вдова». Шёл финальный номер первого действия – знаменитый, шикарный вальс, который пока ещё не был таким знаменитым, но готовился им стать – зрители замирали, слушая новую музыку, которая и композиторам, сидевшим в зале показалась весьма интересной.

– Если это не гениально, – шепнул сидевшему рядом с ним Савинкову, – Сергей Рахманинов, – то вполне прилично. Мне нравится, как у него легко идёт скрипка. А виолончель – действительно вальс. Снимаю шляпу.

Борис Викторович улыбнулся композитору, и неожиданно поднял глаза наверх. Со второй ложи ему махал рукой детектив Дмитрий Николаевич Путилин. Борис Викторович не признал в зрителе русского композитора, и стал искать возможности выхода из зала.

Это была премьера оперетты «Весёлая вдова» Франца Легара, представленная в Российской Империи.

– К услугам Вашим, к услугам Вашим разрешите пригласить перед Вами Каскада, перед Вами Сен-Бриош – разрешите пригласить. – Бельский отдыхал за кулисами, когда двое дипломатов сражались за сердце вдовы в знаменитой сцене вальса. Борис Викторович внезапно покинул кресло, поймав на себе вполне заинтересованный взгляд Путилина. «Тьфу, опять сыщики!» – Запричитал Савинков , и вышел прочь из зала. Бельский, который решил одним глазком проверить – сидит ли в зале его Ольга Петровская, вздохнув, что сидит – столкнулся лоб об лоб со странным молодым человеком, выходившим из зала – это был Борис Савинков. Дмитрий Николаевич Путилин, который охранял в зале Великого князя Сергея Александровича, знал кто он такой и просто помахал Борису рукой. Словив насмешливый взгляд сыщика, Савинков поспешил прочь, так и не дослушав финальной сцены первого действия – за кулисами вовсю был слышан великолепный вальс Ференца Легара. Бельский не понимал, почему Савинков не дослушал премьеры.

– Вам не нравится? – наконец, спросил Александр Христофорович Бориса Викторовича .Борис Викторович как бы очнулся от заколдованного сна, и, узнав артиста со сцены вынужден был задержаться до антракта.

– Нравится, но вот один из зрителей в театре мне явно не нравится. – Ухмыльнулся Савинков. Бельский ничего не понял.

– Сергей Александрович здесь? – Наивно спросил он, не понимая кто перед ним.

– Здесь, – уклончиво ответил Борис Викторович. Прозвенел звонок антракта. Ольга Петровская вышла в коридор, Бельский юркнул за кулисы так, чтобы зрители его не узнали. Борис Викторович хмыкнул. Ольга подошла к нему.

– Борис Викторович, а что ж Вы ушли? – Ольга подошла к Савинкову как к гостю Великого князя Сергея – род Савинкова не выдавал в нём революционера, поэтому Петровская как светская дама не боялась. За неё не боялся и Борис Викторович – по счастью Ольга в нём ничего такого не подозревала, и не сойдёт с ума как уже сошла Татьяна Леонтьева – фрейлина Императрицы, которая неотступно следовала за Николаем II. Савинков ещё издевался, что в надежде влюбить в себя Императора. Но Император был предан семье и жене – как и подобало православному христианину. Скрыться Савинков не успел – к Петровской нагло подошёл Путилин.

– Добрый день, рад видеть всех гостей здесь. Прекрасная постановка, не так ли? – Весело спросил сыщик. Петровская нахмурилась.

– Кто это такой, Борис Викторович? – Спросила она.

– Борис Викторович сын крупного прокурора, предприниматель? – Усмехнулся Путилин. – Интересно, сколько же годовых Вам приносит доход от Вашей деятельности?

– Дмитрий Николаевич, наш общий друг Владимир Степанович Ревенко, прошу Вас это заметить, правильно говорит, что Вы часто валяете дурака. Вот если Вы знаете, какая деятельность – и попрошу заметить, я сын прокурора, и могу вполне Вам составить соперничество в Вашей канцелярии; предки дадут мне повод – Вы должны сами знать, сколько доходу и от какого дела я получаю жалование. И вообще, при дамах считать чужие деньги неприлично. Ольга Евгеньевна, это наш общий приятель с Александром Бельским, певцом и Владимиром Степановичем Ревенко. Дмитрий Николаевич, и прекратите так на меня смотреть. Ах, да, разрешите отрекомендовать – прямой мой начальник Дмитрий Николаевич Путилин. И тоже пришёл на премьеру "Весёлой вдовы" Ференца Легара с участием знаменитого певца Александра Бельского – в роли Кромена, прошу заметить.

Савинков заметил, что при фамилии "Бельский" Петровская явно вспыхнула пунцовой краской. Борис Викторович усмехнулся, и пожал плечами, и зевнул – разговор «предпринимателя» стал явно утомлять.

– Я бы с Вами охотно поговорил дальше, любезный мой Дмитрий Николаевич, – Савинков стал искать выход из зала, смутив знавшую его по матери Петровскую. София Александровна Савинкова-Щевиль – в прошлом шикарнейшая актриса, а ныне – жена известного прокурора вышла в зал, и взяла под руку сына.

– Мама, – одёрнул Софью Александровну сын, смутившись. Но при Софье Александровне Дмитрий Николаевич не смел даже шикнуть на Бориса Викторовича. На Софии Александровне было шикарное платье нежно-лилового цвета, которое подчёркивало благородство и изысканность этой интересной, но в тоже время своенравной женщины. Савинков затаил дыхание. Показались они – Великий князь Сергей и его супруга – великая княгиня Елизавета. Каляев в роли извозчика Бориса Викторовича и его матушки бродил взад-вперёд перед окнами театра, ожидая их. При этом Каляев был настолько хорошо загримирован, что София Александровна и вовсе не узнала дружка Савинкова. Дмитрий Николаевич и этого засёк, шепнув на ушко Ревенко, что Савинков привёз ещё и другого идиота с собой. Владимир Степанович Ревенко заторопился подойти к окну первого этажа роскошного здания театра, чтобы наблюдать за идиотом. Некая прелестная женщина, явно моложе Ревенко на 41 год, прошлась мимо него лёгкой и изящной походкой, и Ревенко растаял. Он узнал кто она – это была графиня Мельба Монтюр, дочь знатных, но не очень знаменитых, хотя и владеющих весьма приличным доходом родителей. На Мельбе было шикарнейшее платье винного оттенка – не алого, что придавало молодой женщине красоту и элегантность. Ревенко в конец растаял, и упустил бродившего за окном Каляева, который просто задремал в роли извозчика. Все лакеи над ним посмеивались – извозчик боялся пройти в театр – гордость революционера явно не позволяла. Да если бы ещё революционер знал, что его ждало после всего этого. На мгновение Ванька посмотрел в окно, и увидел в нём прекрасную русую головку великой княгини Елизаветы Фёдоровны, и ему показалось что она посмотрела на него своими ясно-голубыми, чистыми как небо, глазами. Каляеву стало не по себе, и ему показалось, будто туча превратилась в ангела. От этого явления Ванька ещё больше съёжился.

Но скорей всего, Каляев попросту замёрз – за окном валил снег. Великому князю Сергею Александровичу оставалось жить ровно месяц. Борис Викторович вынужден был играть роль не меньшую, чем граф Данило, который поругался со своей второй половинкой Главари, и она досталась другому мужу, который был богаче Данило.

Если бы композитор знал, что этим решением он просто предскажет судьбу наимилейшей светской дамы Мадлен Астор. Ганна была интересной женщиной, и её исполняла шикарная актриса, правда Бельский порой зевал и искал глазами по залу – не обидел ли Петровскую кто-нибудь. Вроде как нет.

Мужчина на том и успокоился.

И продолжал играть дальше.

В конце второго действия Борис Викторович вырвался, наконец, к Ивану, который к нему рвался, но не мог пройти в театр – гордость не позволяла быть среди бар. Ганна и Камилло по сюжету уже объявили о своей помолвке, и в этот раз Борису Савинкову удалось смыться поскольку задержавший его Бельский был задействован в этой сцене.

– Что так долго? – Выдохнул Каляев, когда Борис Викторович выскочил из зала, словно пуля из пистолета.

– Не мог уйти, мать не давала. – Покраснев, сказал Бэ Вэ и тут же София Александровна была легка на помине. Обеспокоенная отсутствием сына, она выбежала на улицу, даже не накинув манто на плечи.

– Извозчик, – крикнула София Александровна Ивану, – домой.

Иван вынужден был подчиниться.

Когда они встретились в грязном трактире, Савинкова было не узнать – он из барина быстро превратился в того, кем он был душой – простого человека, почти крестьянина. Каляев тоже соответствовал публике.

– Твоя мать просто не даёт нам прохода. – Обиделся Иван. – Так мы ничего не сделаем.

– Я-то что сделаю? – Насупился Савинков, и отпил ещё пива. – Похоже, мне придётся сматываться, но под каким предлогом я не знаю – Вера Глебовна заставит сидеть с Татьяной.

Татьяне Борисовне шёл четвёртый годик, и молодой отец не знал, как улизнуть, чтобы не принимать участие в её воспитании. Виктору Борисовичу шёл пятый год, и Борис Викторович мог считаться полноценным отцом семейства – довольно большого, чтобы позволять себе ездить по заграницам нелегалом. Но время пришло, и всё-таки мужчина смог улизнуть. Как-то Бельский, возвращаясь с репетиций, увидел спешившего Савинкова, который мчался в неизвестном направлении. Увидев артиста, мужчина вынуждено поздоровался из вежливости. Но они подружились. И вскоре Бельский признал в нём друга, и Борис Викторович открылся кто он такой, и почему за ним бдит мать.

– Понятно. – Бельский за кружкой пива кивнул Савинкову, и не смел мешать. – Про Плеве я помню, но умоляю, будьте осторожны. Вы сын знаменитых родителей, и отец двоих детей.

– Но моё дворянское происхождение не заставит меня изменить отношение к своему долгу. – Фыркнул молодой дворянин.

– Как хотите, Борис Викторович. – Мягко улыбнулся ему Бельский. – Боюсь, что Вам и не пришло в голову жить другой жизнью, и воспитывать своих прекрасных отпрысков более достойным примером. Допустим, занялись бы литературой.

– Я не литератор. – Презрительно фыркнул Савинков. Хотя про себя подумал, что паразит Бельский угадал – он уже пробовал первые опыты в литературе, и ему нравилось писать – сам процесс. А что получится, да этого он и сам не знал, главное, чтобы строчка лилась за строкой и складывалась в буквы. Он начал писать под влиянием тестя, и продолжал сочинять в гордом одиночестве, пока его друг по кличке «Поэт» рассуждал о Брюсове и Блоке. Савинков слушал весьма скептически, подозревая потенциальных соперников. Расставшись с Бельским, Борис Викторович поспешил на вокзал ждать свиданий с Азефом, который, занятый делами в полиции, не мог ехать.

Бельский отправился дальше репетировать, и, о счастье – мимо его окна важно продефилировала его возлюбленная – Оленька Петровская.

Бельский был счастлив, пронзённый глубоким, неведомым ему доселе чувством – это было ему в новинку.

Савинков свернул на вокзал, вежливо протянул кондуктору билет, и сел в поезд. Евно Фишелевич, задержанный Ревенко и Путилиным не думал ехать.

Вернее, думал. Но Ревенко его не пускал как начальник.

– А Вы, Евно Фишелевич, мне Бориса Викторовича накрутили, – Ревенко явно издевался над подчинённым, который тоже мечтал сбежать от них как Борис от семейных забот и двоих детей, Азеф бежал от проблем с Рачковским и прочим отделением полиции. – Вот и пусть он сам думает, что он великий революционер. Вы и здесь пригодитесь. Всё-таки работа важнее всяких там игрушек. Попугали Сергея Александровича, и полно. Он задумался, и ушёл домой к племянникам. А Вы сидите тут тихо, пока Вас не накрыли.