Текст книги "Башня. Новый Ковчег 4 (СИ)"
Автор книги: Ольга Скляренко
Соавторы: Евгения Букреева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Но отец не помог, и теперь Стёпка стоял перед всеми презираемым Поляковым и растерянно моргал глазами.
– Что же нам делать? А? – он сказал «нам», даже не задумываясь, может быть, потому что сейчас здесь были только они: он и Сашка Поляков. А ещё он вдруг испугался, что Поляков уйдёт. Оставит Стёпку одного, с его паникой, беспомощностью и абсолютной неспособностью чего-либо предпринять.
– Я не знаю, Стёп.
Вид у Сашки был не то, чтобы равнодушный, скорее, его волновали какие-то другие мысли, что-то своё, что было для него сейчас важнее. И Стёпкины заботы и тревоги его не касались. Они ведь даже друзьями никогда не были. С чего бы ему вникать в Стёпкины страхи. И всё-таки Сашка не ушёл, поднял голову и ободряюще улыбнулся.
– Послушай, может быть, Ника уже дома. Ты к ней заходил? Ну после того, как она ушла?
– Не заходил, – Стёпка покачал головой. – Да она бы и не успела вернуться. Я тебе говорю, она с этой Леной пошла, потому что та ей наплела чего-то про Шорохова. Что он её ждёт внизу.
– Ну так, может, она с Киром. Кира дома точно нет, я минут пятнадцать назад к нему ещё раз бегал, – Сашка осёкся, в глазах мелькнуло что-то, похожее на сочувствие, хотя Стёпка уж совершено точно не нуждался в сочувствии Полякова. – Извини, – пробормотал Сашка, опуская голову. – Я понимаю, что тебе это может быть неприятно, но они… Ника и Кир, они и правда могут быть вместе.
Ревность опять полоснула Стёпку, звонко хлестнула по лицу, и в глазах потемнело – а что, если Поляков прав, а он, как дурак, а они просто… И обида, от которой он, казалось, смог отделаться, вернулась снова, закружилась вокруг него, воздух наполнился злыми и презрительными насмешками. Неудачник. И кому уступил? Гопнику необразованному. Который двух слов связать не может. Который…
Нет!
Нет. Стёпка нашёл в себе силы остановиться. Это уже было. Ещё какой-то час назад он сидел у себя в комнате и жалел себя, как последний кретин. Предавался страданиям из-за неразделённой любви, думал только о себе. Идиот. Вместо того, чтобы удержать Нику, чтобы пойти с ней, да хоть просто за ней. И теперь вот…
– Хорошо, – Стёпка взял себя в руки и почти спокойно посмотрел на Полякова. – Пусть так. Может, ты и прав. Ну… что они вместе. Даже пусть так и будет. Только… только какого чёрта Шорохов тогда эту Лену послал. Почему он не к тебе обратился? А?
– Ну, во-первых, я на учёбе был в это время, – голос Сашки звучал ровно и неторопливо, и Стёпка с удивлением отметил по себя, что в способности сохранять спокойствие и трезвость ума Полякову не откажешь. – А, во-вторых, – тут Сашка чуть запнулся. – Во-вторых, Кир вообще очень непредсказуем. Мог и эту Лену попросить. А, в-третьих…
– А, в-третьих, – перебил его Стёпка. – Я труп её нашел на шестьдесят девятом. Вот уж совпадение так совпадение.
– Ну может и совпадение.
– Ты рехнулся совсем? Да? – Стёпка почувствовал, как лицо заливает краской, кулаки непроизвольно сжались. – Ты видел, что там, на этом шестьдесят девятом? Там какие-то катакомбы загаженные, мусор, грязь, вонь. Ты там вообще когда-нибудь бывал?
– Нет, – Сашка пожал плечами. – Но мне и не надо там бывать, чтобы представлять, что там может быть. Это же притон для всей местной гопоты. Там всегда по вечерам и выходным собираются, я это знаю. Ну… для разных там делишек. Наркотики, драки. И убийства, наверно. А Лена эта, она же с Татарином встречалась, ну проводила Нику к Киру, сама пошла к своему дружку, может, не поделили они чего, и Татарин…
Сашка вдруг замолчал, резко, словно ему кляп в рот сунули, и побледнел.
– Татарин…
– Татарин? Какой ещё татарин?
– Он же… – Поляков опять замер, потом махнул рукой. – А! Всё-равно это уже не секрет. Татарин – это отморозок один, кличка у него такая, но не суть. Это он в Павла Григорьевича стрелял. Он и подельник его – Костыль. А их кто-то нанял. Сверху. Савельев с Литвиновым здесь две недели это выясняли. А Лена Самойлова… она же…
– Горничная Рябинина, – закончил за Сашку Стёпка.
Они уставились друг на друга, молча, переваривая то, что только что вдруг дошло до обоих.
– Не мог Кир эту Самойлову попросить, – хрипло выдохнул Сашка. – Шорохов хоть и чокнутый, но такое уж точно не стал бы делать. И Ника… как она-то согласилась с ней пойти?
Поляков окончательно стряхнул с себя полусонное спокойствие, которое уже начало раздражать Стёпку, отринул какие-то свои, одолевающие его мысли и теперь собрался, закусил губу и что-то лихорадочно обдумывал.
– Она, Лена эта, Нике фотку показала, – вдруг вспомнил Стёпка. Нащупал в кармане тонкий пластик, вынул и сунул Полякову под нос. – Вот. Сказала, что ей Кир это дал.
При виде фотографии Сашка напрягся и ещё больше побледнел. А потом медленно проговорил:
– Кир сказал мне, что он… что он Никину фотку спёр из кабинета Павла Григорьевича, ну в тот раз, когда мы приходили. А потом он её потерял. На станции, где в Савельева стреляли. Он мне говорил. Я, конечно, не знаю, та это фотография или нет, Кир сказал – маленькая фотка, как на документы. А эта…
– На документы и есть, – растерянно проговорил Стёпка.
– Чёрт! – Сашка взъерошил светлые волосы. – Ты, наверно, прав. Ника в опасности. И Кир… Кир тоже. Скорее всего, они оба попали в ловушку. Пошли!
Стёпка удивлённо смотрел на Полякова. И в голову полезли совершенно неуместные в этой ситуации мысли. Он вдруг подумал, что Сашка – красив. Что у него правильные и приятные черты лица, он хорошо сложен. Странно, но Стёпка Васнецов, всегда обращавший внимание на внешность, никогда не думал о Полякове с этой точки зрения. И если бы его кто-то спросил ещё вчера: «А что, этот Поляков, симпатичный?», Стёпка бы, не задумываясь, презрительно фыркнул. Слизняк, с вечно опущенными глазами и сжавшийся от страха – симпатичный? Нет, конечно. И вроде бы ничего не поменялось – те же волосы, глаза, подбородок, те же пухлые, как у девочки, губы. И тем не менее, перед ним сейчас стоял другой Сашка. Спокойный и решительный. И этот новый Сашка был именно красив.
– Ну что ты?
– А… ну да…
Они быстро зашагали по коридору к лестнице. Сначала шли молча, потом Сашка заговорил:
– А там, на шестьдесят девятом, ты много успел осмотреть?
– Не знаю, – честно признался Стёпка. – Я – дурак, надо было хоть как-то отметить, с какого места я начал, но я даже не подумал. А потом, когда нашёл… труп, ну в общем, сразу побежал к отцу.
– Ладно. Там на месте разберёмся.
По лестнице вверх они побежали споро, ни одному из них даже в голову не пришло идти к лифту и ждать следующего по расписанию. Теперь они торопились, боялись не успеть, но, преодолев несколько пролётов, Сашка остановился.
– Чёрт. Стёп, я тоже дурак. Не надо нам на шестьдесят девятый.
– То есть как не надо? Ты чего?
– Понимаешь, я же тебе говорил, там, на этаже этом по вечерам вся местная шпана собирается. Сейчас сколько времени? Уже четыре? Скоро они туда набегут, ну не сейчас, а через час-два. Никто не будет там Нику прятать.
– Погоди, – остановил Сашкины рассуждения Стёпка. – Этаж большой и пустой, с кучей отсеков. И потом Кир же с Никой там прятались, ну тогда.
– Тогда, да, прятались, – согласился Сашка. – Прятались. Потому что Киру было негде больше спрятать Нику. Но сейчас, если её действительно заманили в ловушку, по-настоящему, то это такие люди, которые по мелочам не размениваются. И не будут они закрывать Нику там, где на неё может случайно кто-то наткнуться.
– Ну да, если это Рябинин, – протянул Стёпка.
– И Кравец.
– Кравец? – фамилия была знакома, он недавно слышал её, только не мог никак сообразить, где.
– Это мой начальник по стажировке. И тот разговор, про убийство генерала, который я подслушал. Это же именно Кравец говорил с Рябининым. И потом, когда Нику пытались похитить в прошлый раз…
– Так в прошлый раз это Литвинов был, это же все знают, – не выдержал Стёпка. Он снова запутался.
– Ну да, Литвинов. Но исполнителем был именно Кравец. Я это точно знаю, потому что я… – Сашка смутился, опустил взгляд. Но быстро справился с собой. – В общем, этот Кравец такая сволочь, ты даже не представляешь. Просто он сейчас работает на кого-то другого. А вот где он может держать Нику…
И вдруг Стёпка вспомнил, где он слышал фамилию Кравца. Только что слышал. И как он сразу не сообразил.
– Тридцать четвёртый! – выпалил он.
– Что «тридцать четвёртый»? – переспросил Поляков.
– Только что Савельев и этот, Литвинов… Они говорили с кем-то по телефону, а я в дверях стоял, пытался всё им сказать. Они упомянули эту фамилию – Кравец. И этот мужик, Литвинов, сказал, что надо посмотреть на тридцать четвёртом, что там какое-то место, специальное, и Кравец знает про это место…
Сашка наморщил лоб, прикусил губу. Он явно о чём-то думал.
– Саш, слушай, может, они, Савельев и Литвинов, пошли как раз туда, на тридцать четвёртый? И если Ника там…
Стёпка уцепился за эту мысль, как за спасительную соломинку. Но Сашка его надежды не разделил. Он отрицательно качнул головой.
– Нет, они пошли не на тридцать четвёртый. Они пошли ниже, на нулевой. На АЭС.
– А это что? Ты о чём? – в который раз за последние полчаса Стёпку сбила с ног новая информация, и никогда он ещё не ощущал себя таким дураком.
– На нулевом есть резервная атомная электростанция, её сейчас как раз запускают. И там какие-то проблемы. Мне Катя сказала, только она сама толком не поняла, – на Сашкино лицо снова наползла тень. – В общем, Савельев, Литвинов и Анна Константиновна с Катей пошли туда. А вовсе не на тридцать четвёртый.
– Тогда… а что теперь… – Стёпка понимал, что выглядит круглым дураком. Да он таким себя и чувствовал. – Получается, что же… на тридцать четвёртый?
– Да, – просто сказал Сашка. – На тридцать четвёртый. Пошли, только быстро. И нам надо на Северную лестницу, там как раз сейчас охраны на КПП нет. А по дороге я тебе всё расскажу, – Сашка был взволнован, но всё же нашел в себе силы улыбнуться. – И про АЭС, и про всё остальное…
Глава 2. Борис
– Стоять! Сюда нельзя! – навстречу им выступил военный, уже в возрасте, высокий, худой, с резкими чертами лица. – Пропуска предъявите!
На КПП их было трое. Тот, который вышел к ним, сжимая в руках автомат, явно главный, и ещё двое молодых ребят. Они переминались позади командира, с тревогой поглядывая на их группу. Особенно на десятерых солдат, которых привёл с собой Долинин.
Сразу за спинами военных, за КПП, начинался военный этаж – практически один огромный холл с несущими колоннами, подпирающими высокие потолки, и какими-то помещениями в центре, наверняка, укреплёнными. Что ж, организовано умно. Если кто-то прорвётся через первый блокпост, на открытом пространстве их будет легче перестрелять. При мысли о перестрелке Борис слегка поёжился и инстинктивно отступил на шаг назад, прикрывая собой Анну и Катюшу.
– Пропуск! – повторил военный.
Павел, стоявший чуть впереди Бориса, молчал, даже не предпринимал никакой попытки заговорить или что-либо сделать, подчёркнуто держался в тени, но Борис хорошо знал своего друга – Пашка оценивал обстановку, не выказывая никаких признаков торопливости, но в то же время быстро и чётко. Прошло не больше минуты, и вот Савельев едва заметно кивнул, и на передний план выступил Долинин.
Надо было отдать Павлу должное: в выборе соратника, за которым стояло пусть и небольшое, но всё-таки войско, он не ошибся. Владимир Долинин, крупный и мощный мужчина, с седым ёршиком волос, волевым подбородком и умными, проницательными глазами, был примерно их ровесник. Он уступал генералу Ледовскому в уме и хитрости, чувствовалось, что Долинин прямолинеен и в чём-то более резок, но он был предан Павлу, и эта преданность в их ситуации с лихвой окупала и недостаток изворотливости, и отсутствие гибкости.
– Полковник Долинин, – Долинин достал из кармана своё удостоверение и предъявил его военному, который преградил им путь. – Вы старший?
– Так точно, товарищ полковник! – военный вытянулся и козырнул. – Сержант Мадянов. У меня приказ – никого не пропускать без особого распоряжения капитана Алёхина или полковника Рябинина.
На лице старого солдата проступила решимость, и без того острые черты лица заострились ещё больше. Такие, получив приказ, будут стоять насмерть, а вот молоденькие парнишки, что топтались за спиной своего командира – с этими, возможно, не так трудно будет справиться. «А что? – в голове Бориса мелькнула шальная мысль. – Сейчас сила на нашей стороне, людей у нас больше, в крайнем случае этих троих можно и положить». Но он тут же отмёл эту мысль. Пашка прав. Силовое решение – крайняя мера. Да и открытое пространство, где их всех можно легко взять на мушку, тоже не добавляло оптимизма.
Пока они спускались в лифте, Павел коротко обсудил ситуацию с Долининым. Затевать перестрелку нельзя. Даже если они каким-то чудом и прорвутся внутрь, в административный сектор, кто может предположить, как пойдут дела дальше. Если исходить из того, что там человек сорок, то шансов совсем немного. А значит, надо пытаться договариваться.
– Капитан Алёхин – честный парень, – сообщил им Долинин. – Он понятия не имеет, что натворил Рябинин, но, судя по голосу, ему всё это не слишком нравится. Я попробую его убедить, чтобы он хотя бы пустил нас.
– Попробуй, Володя, – Павел покосился на Анну, стоявшую у противоположной стены лифта рядом с верной Катюшей, и помрачнел. – Попробуй. Жертвы нам не нужны. Сейчас главное – продолжить работы и помочь Руфимову.
И сейчас Долинин, уже после того, как они спустились с первого уровня на нулевой по Северной лестнице и столкнулись с людьми Рябинина на КПП, действовал в соответствии с решением Павла, то есть, пытался договориться.
– Товарищ сержант, свяжитесь с капитаном Алёхиным! – распорядился Долинин. – Доложите, что я жду его здесь, у северного входа. Выполняйте.
Мадянов медлил. Он бросил взгляд на военных Долинина, оценил обстановку, потом нехотя потянулся к рации.
– Сержант Мадянов, северный вход, – проговорил он, не сводя тяжёлого взгляда с Долинина. – У меня тут группа вооруженных людей, десять человек во главе с полковником Долининым и четверо штатских – двое мужчин и две женщины. Полковник требует вас лично.
Сквозь треск прорвался чей-то молодой, звонкий голос, вероятно, капитана Алёхина.
– Сейчас буду.
Треск прекратился, и рация замолчала.
– Ждите, – процедил сквозь зубы Мадянов, не двигаясь с места.
Все напряженно застыли.
– Что будем делать, если этот Алёхин окажется не таким уж честным, как нам бы хотелось? – прошептал Борис Павлу почти в ухо.
– Убеждать, Боря, – так же тихо ответил Павел. – Убеждать, пока не убедим. И ты в этом нам и поможешь. Лучше тебя никто не сумеет.
Борис невесело хмыкнул и уставился на сержанта, одной рукой всё ещё державшего рацию, а другой сжимающей автомат. Убеди такого, попробуй. Типичный солдафон. Есть приказ, и он не обсуждается. На таких людей слова не действуют, хоть тут Борис ему три часа соловьём разливайся. Если и капитан Алёхин окажется таким же, плохо дело.
К счастью, капитан Алёхин солдафоном не был. Это Литвинов понял с первого взгляда – как только тот в сопровождении двоих людей появился из недр яруса, приблизился к ним лёгкой, пружинистой походкой, лихо козырнул Долинину и повернул к ним с Павлом открытое мальчишечье лицо. Лицо, а не каменную маску, как у сержанта Мадянова.
Алёхину было не больше тридцати, среднего роста, подтянутый, тёмно-каштановые волосы острижены чуть длиннее, чем по уставу, не сказать, чтобы красавец, но женщинам такие нравятся – всё это Борис отметил как бы вскользь, быстро оглядывая капитана и тут же в уме просчитывая, как лучше себя с ним вести, если уж придётся. Впрочем, сразу вступать Борис не спешил, вполне возможно, что Долинин и без него справится с задачей, полковник производил впечатление неглупого мужика, умеющего говорить с людьми.
– Товарищ полковник. Я не могу вас пустить. У меня приказ, – щёки Алёхина зарделись румянцем. – Никто не должен покидать станцию или входить сюда без особого распоряжения. Извините, товарищ полковник.
– Пойдём, капитан, отойдём в сторону на пару минут, – голос Долинина потеплел. Было видно, что эти двое хорошо знакомы и симпатизируют друг другу, несмотря на разницу в звании и в возрасте.
Алёхин бросил быстрый взгляд на Мадянова, потом вздохнул и подошёл к полковнику, они вместе отошли в сторону. Борис стоял ближе всех и мог уловить обрывки их разговора.
– Да не могу я, Владимир Иванович! Никак не могу. Вы же понимаете, – доносился до Литвинова расстроенный голос капитана.
– Погоди, Максим, послушай меня. Раненые там, а у нас врачи, – терпеливо увещевал Долинин.
– Да хоть режьте, Владимир Иванович, не могу. Под трибунал же пойду! Рябинин орал так, что у меня уши заложило. Вы бы сами с ним… пусть он распорядится, и я запущу врачей. Это все, что ли, врачи, все четверо?
Долинин обернулся к Павлу. Тот понял, едва заметно кивнул и сделал шаг вперёд.
– Меня зовут Савельев, Павел Григорьевич. Я – Глава Совета. И я требую, чтобы нас пропустили на станцию, капитан.
Голос Павла прозвучал чётко, все замерли – и солдаты, охранявшие КПП, и военные Долинина, до которых, по-видимому, тоже не донесли всю информацию.
– Кто? – переспросил Алёхин, удивлённо уставившись на Савельева, и в его лице проступило что-то детское.
– Савельев, – повторил Павел.
– Максим, это действительно Савельев, – Долинин положил руку на плечо Алёхина.
– Но Савельев мёртв. Его убили.
– Не убили, капитан, как видите.
Капитан в замешательстве застыл. Потом упрямо тряхнул головой.
– Нет. Откуда мне знать, что вы – Савельев? У вас есть пропуск?
– Максим, это Савельев, – проговорил Долинин, но Алёхин снова покачал головой.
– Извините, Владимир Иванович…
– Ты мне не веришь?
– Если это действительно Савельев, – упёрся Алёхин. – Если это он, то что он тут делает? Почему не наверху? И почему сам не свяжется с Рябининым и не уладит всё через него? А?
– Послушай меня, капитан. Ты отдаёшь себе отчёт, куда именно вы влезли, и что там находится?
– Отдаю теперь. Просветили меня тут… некоторые. Все уши прожужжали и реактором, и атомной электростанцией. Она чем меня только не пугала. Только я не инженер, я – военный. И у меня приказ. Который я не то что нарушить не могу, даже обсуждать – и то права не имею!
– А если тебя просветили, капитан, то, значит, должен понимать, чем это грозит – не тебе или мне, а всей Башне, всем людям, которые тут живут.
На лице капитана отразилась борьба. Он посмотрел на Долинина. Потом перевёл взгляд на Павла. Снова покачал головой.
– Не могу я. Связывайтесь с Рябининым. Если вы действительно – Савельев, то Рябинин должен вас послушать.
Разговор явно заходил в тупик. Этот парень, Алёхин, по-своему был прав, и то, что станцию сейчас держал именно такой человек, а не кто-нибудь типа того же Рябинина, трусливый и безвольный, было в чём-то даже хорошо. Осталось только переубедить его, ведь чёрт его знает, как там всё дальше сложиться, и лучше уж иметь этого молодого капитана в друзьях, чем во врагах. Борис вздохнул и наконец подал голос.
– Капитан, если вы убедитесь, что перед вами именно Глава Совета, вы подчинитесь? – проговорил он, наблюдая за лицом Алёхина.
– Формально, пока Рябинин не вступил в должность, главнокомандующим является Глава Совета, – ответил он.
– Тогда надо найти кого-то на станции, кто может подтвердить личность Павла Григорьевича. Есть такой человек? – вопрос Борис адресовал Павлу.
– Марат может, но он ранен. Есть ещё Васильев, он начальник смены, он зам Руфимова. Мы знакомы. Позвоните ему, капитан. Пусть он поднимется сюда. Его слова и слова полковника Долинина вам будет достаточно?
Алёхин молчал.
– Там раненые, – внезапно из-за спины Бориса показалась Анна. – Там люди, которым нужна помощь. Я – врач. Пропустите хотя бы нас с медсестрой, или вы в своём упрямстве допустите, чтобы люди истекли кровью?
Этот последний аргумент, вовремя выложенный Анной, оказался решающим.
– Хорошо, – капитан явно принял решение. – Я сейчас схожу к себе на пост, внутренний телефон только там. Я позвоню этому вашему… начальнику смены. Васильев, говорите?
– Да, Васильев. И побыстрее, капитан. У нас очень мало времени, – голос Павла прозвучал как приказ, и молодой капитан подчинился. Как рано или поздно подчинялись все, кто оказывался рядом с Павлом. Борис это знал по себе.
Пока ждали капитана, Павел отозвал в сторону Бориса и Долинина, подальше от сурового, немигающего взгляда сержанта Мадянова.
– Когда Васильев подтвердит мою личность, мы с ним пойдём вниз, надо срочно продолжить работы, – Павел говорил быстро, не желая терять ни минуты времени. – Вы оба, пока остаётесь здесь. Необходимо договориться с капитаном. Первое и самое основное – разблокировать сменщиков, которые заперты на административном этаже, и сам этаж естественно тоже. Боря, твоя задача – обеспечить жизнедеятельность станции. И люди. Никакой паники быть не должно. Второе, – Павел прервался, провёл рукой по волосам. – Второе – это капитан. В идеале Алёхина надо убедить принять нашу сторону. Не получится – пусть хотя бы не мешает. И следить в оба за тем, чтобы он не связался с Рябининым. Если будет хоть какая-то попытка с его стороны это сделать – пресечь немедленно. Любым способом. Это понятно?
Долинин кивнул. Борис помедлил из какого-то идиотского упрямства – Павел разговаривал с ним не как с другом, а как с подчинённым, и это его слегка коробило. Но потом он поймал его взгляд и поспешил тоже кивнуть. Это был всё тот же Пашка Савельев, его друг. Ну, а то, что он теперь главный – пора привыкать. Он теперь всегда главный. И, надо признать, по праву.
Тишину прорезал высокий женский голос, показавшийся Борису смутно знакомым. Он сразу же вспомнил, где его слышал – по телефону, именно с ней ругался Павел, когда связался со станцией из кабинета Анны.
Они все трое, и Павел, и Долинин, и сам Борис подались вперёд, пытаясь разглядеть, кого ведёт Алёхин. Капитан приближался к КПП быстро, чуть ли не бежал, но та, что шагала рядом с ним, от него не отставала. Невысокая, в распахнутом белом халате, какая-то на удивление стремительная и в этой своей стремительности и порывистости кажущаяся совсем юной, хотя это было и не совсем так, она шла, не сбавляя темпа, и громко выговаривала Алёхину:
– И имейте в виду, капитан, если с Маратом Каримовичем что-то случится – это будет на вашей совести. И я вам тогда спокойно жить не дам! Я по ночам к вам буду являться, в самых страшных кошмарах. Ясно вам?
– О, нет, чёрт, только не она, – еле слышно чертыхнулся Павел, но всё же двинулся навстречу девушке, которая дойдя до КПП, так зыркнула на одного из парнишек, что тот, даже не дожидаясь отмашки Алёхина, поднял вертушку турникета.
– Где Васильев? – резко спросил Павел.
Она проигнорировала его вопрос, отодвинула сержанта Мадянова, не обращая внимания на его оружие, обвела насмешливым взглядом их группу и остановилась на Савельеве. Нетерпеливо смахнула с лица светлую прядку, выбившуюся из прически – хотя какая там прическа, волосы небрежно стянуты резинкой в хвост и всё, – усмехнулась, вскинув тонкие тёмные брови.
– Ну здравствуйте, Павел Григорьевич. Наконец-то. Мы тут заждались, – она обернулась к капитану, мявшемуся позади. – Пропустите их, ну? Или вам надо поклясться страшной клятвой, что это именно Савельев? Кровью где-то расписаться? Давайте уже, я готова!
– Не надо нигде расписываться, – пробормотал Алёхин. Борис с удивлением заметил, что капитан бледен и смотрит на эту девушку с опаской, явно мечтая иметь дело с кем-то другим. – Если вы уверены, что это именно Савельев, если вы его знаете…
– Не сомневайтесь, знаю! Уж кому, как не мне это знать, – загадочно бросила она и тут же напустилась на Павла, который тоже несколько потерялся при её появлении. – А вы, Павел Григорьевич, что стоите? Проходите уже. Вы врачей привели? Руфимову совсем плохо, у него жар, а эти… – она снова повернулась к капитану. – Так что? Вы отдадите приказ, чтобы всех пропустили, или мы так и будем тут стоять? И я вас предупредила, если с Маратом Каримовичем…
– Да понял я, по ночам будете ко мне приходить, – нервно ответил Алёхин.
– И не мечтайте! По ночам к вам будет приходить мой призрак, а я вас и днём со свету сживу. Или вы сомневаетесь?
Судя по жалкому виду капитана, он не сомневался. Борис не удержался и хмыкнул. Эта девушка определённо ему нравилась. Едва только появилась, а капитан уже полностью деморализован, все военные стоят по струнке, и даже Павел утратил свой командный тон.
Впрочем, Павел взял себя в руки.
– Капитан, если у вас больше нет сомнений в том, кто я, требую пропустить нас всех на станцию немедленно. А вы, Мария…
– Григорьевна, могли бы уже запомнить, – фыркнула Мария.
– Мария Григорьевна, ведите нас с Руфимову и объясните, где Васильев и что происходит с работами на станции.
– В своём кабинете ваш Васильев. Как эти… палить начали, так он и струсил. Сидит, трясётся, как осиновый лист. Пойдемте скорее. Пропустите, чего стоите?
Сержант Мадянов, к которому обратилась Мария, нерешительно покосился на капитана. Тот поморщился, как от зубной боли, и махнул рукой.
– Пусть проходят. Только эти четверо и полковник. Остальные пусть тут пока.
И он показал на солдат Долинина.
– Быстрее, ну, что же вы? Столбом не стойте! – тут же распорядилась Мария и насмешливо посмотрела на Павла. – Или вы боитесь, Павел Григорьевич, без охраны к нам соваться? У нас тут, знаете ли, стреляют.
– Чёрт знает что такое. Откуда тут она такая, на мою голову, – пробормотал себе под нос Павел, так, что его расслышал только Борис, стоявший совсем рядом. Но тут же расправил плечи и перехватил инициативу. – Володя, оставь ребят своих пока тут. Анна, Катя, пойдёмте за мной к Руфимову, Боря – ты знаешь, что делать.
Павел поймал взгляд Литвинова, указал ему на капитана и быстро проследовал за этой странной девушкой. Борис с удовольствием проводил взглядом её ладную фигурку в белом халате и подошёл к капитану, который после ухода Марии Григорьевны явно выдохнул с облегчением.
– Капитан, – обратился к нему Борис, подзывая взглядом полковника Долинина, замешкавшего на входе и раздававшего указания своим людям, оставшимся снаружи. – У нас есть к вам разговор. Уделите, пожалуйста, нам с Владимиром Ивановичем несколько минут. Есть тут у вас где поговорить?
– Есть, конечно, – Алёхин всё ещё пребывал в растерянности и даже отёр ладонью проступившую испарину на лбу. Эта язва явно тут всех держала в чёрном теле – вот Павлу повезло так повезло. Борису вдруг стало весело.
– Что достала вас эта Мария? – подмигнул он капитану, пытаясь сбросить и своё напряжение и одновременно установить человеческий контакт с капитаном.
– Да сил нет как, – пожаловался Алёхин. – Она тут всех достала. А они, ну эти, кто на станции, её ещё Марусей зовут. Представляете? А какая она нафиг Маруся? Это чёрт в юбке какой-то.
Долинин при этих словах капитана расхохотался, раскатисто, от души, да и сам капитан заулыбался, прогоняя открытой, мальчишечьей улыбкой повисшее в воздухе недоверие.
«Хорошая у капитана улыбка, – отметил про себя Борис. – Договоримся».
– Пойдёмте тогда на командный пост. Там всё и обсудим, – Алёхин махнул рукой и повернулся к Литвинову. – А к вам как обращаться?
– Моя фамилия – Литвинов, зовут Борис Андреевич, – Борис проговорил это медленно, считывая реакцию Алёхина. По лицу того пробежала тень сомнения и удивления, но Борис видел, ему уже удалось нащупать человеческие эмоции и чувства в капитане, протянуть пока ещё тонкую ниточку между ними, которая со временем непременно должна окрепнуть. – Вижу, что слышали. Так что? Куда идти, капитан Алёхин?
Алёхин взглянул на Долинина, потом снова на Бориса. Не сразу, но принял решение.
– Ко мне, на пост, – сказал просто и тут же, обернувшись к сержанту и накинув на себя строгий вид, произнёс почти скороговоркой. – Мадянов! Следить в оба. Докладывать мне каждые десять минут, понятно?
И снова что-то мальчишечье проскользнуло в его голосе, и Борис, не сдержавшись, улыбнулся. Пусть Павел спокойно разруливает свои инженерные дела. А с этим парнем он, Борис, точно сумеет договориться.
