Текст книги "Лесная тетрадка"

Автор книги: Ольга Шорина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

28 октября 1998, среда

Ездила на Третьяковскую. Хотела попасть в Славянский культурный центр и купить там патриотических газет.

Как же там много храмов! Настоящая старая Москва.

А вот улица Большая Ордынка. У нас радио всё время работает, и там песня:

На Ордынке, на Ордынке, где фасады по старинке…

А есть ещё и Малая.

Дороги здесь, в отличие от наших, хорошие. Выложены красной, фигурной тротуарной плиткой, поэтому луж и грязи нет. (Такая же и у нас возле музыкальной школы).

Узенькую дорожку на ту сторону не перейти. Машины не останавливаются. Едет мент в фуражке. Рядом – бабка с дочкой. И вдруг она ему говорит:

– …, да остановись же ты!

Тот открывает рот и останавливается. Всё, путь свободен!

На одном из балконов висит огромный плакат: «Агентство недвижимости». Чтобы там не говорил этот Курицын.

А Черниговский переулок, где нужный мне центр, я так и не нашла.

В обратной электричке купила за десять рублей маленький толстенький справочник «Алло, Москва для вас!» Его предлагал невысокий студент в очках. Желающих много нашлось, он отвечал всем заинтересовавшимся с улыбкой:

– Там много различной информации!

29 октября 1998, четверг

Снова заходила сегодня к Лепёхиной. Она носится с этим своим президиумом, как курица с яйцом. Если пока в каморке у сортира сидели, никто из них не помог, то, что сейчас говорить! Ведь даже собраться негде, и никто из сих почётных членов, с которыми я по своей «сословной низости» не имею права контактировать, не предоставляет для сего ответственного собрания помещения!

Но тупости и наглости нашей Лепёшке не занимать. Она говорит:

– Иди в администрацию, там есть такой Щербинин, Александр Иванович, кажется, он управляющий делами. Попроси у него конференц-зал на сегодня, на пять часов.

И я, такая гордая, побежала через весь город в Белый дом!

Когда я ходила к Алексею Антоновичу за списками садоводческих товариществ, в администрацию путь был ещё свободен. Я помню, как в глубоком детстве мы с мамой совершенно спокойно забрались на четвёртый этаж, где в коридоре находились списки очередников на улучшение жилищных условий. Мама тогда сказала, что наша очередь восемь тысяч какая-то… а может быть, и все восемьдесят восемь тысяч. И даже я понимала, что никогда она до нас не дойдёт.

Этим летом мы все удивились, что такая очередь вообще ещё существует. Маме из администрации прислали письмо, что она состоит с 1981 года в очереди на улучшение жилищных условий, но на данный момент «проживает вместе с мужем и дочерью в двухкомнатной квартире общей площадью 42,7 кв. м. Из очереди … исключить!»

В общем, послание с того света, где было бесплатное получение жилья.

Мама очень долго смеялась, а потом сказала гордо:

– Я сама себе их улучшила!

Присылали ей и открытку, отпечатанную на машинке, где маме нужно было явиться для перерегистрации. Но мама никуда тогда не пошла, сказав:

– Да какие сейчас очереди?!!

Так вот, сразу после окончания моих работ в главном садоводстве, в Администрацию стали пускать только по документам, не обязательно по паспорту. Какой-нибудь членский билетик с фото вполне сгодится. Ильф и Петров, где вы?

Узнала я об этом от Михаила Викторовича.

– Ха, в администрацию теперь без документов не впустят! У Хлудова, ха, видеомагнитофон украли! Придумали бы, ха, что-нибудь поумнее!

Мама услышала об этом у себя на работе (две трети зарплаты ей сохранялось) и сказала:

– А это Тамара, секретутка его, бабка старая, наверное, украла!

Она ненавидела Хлудова, потому что он обманул их организацию, пообещав в случае своей победы всяческие блага, а на деле засунув их, старых толстых тёток, в глубокую задницу.

Так или иначе, со стороны администрации это была вынужденная провокация. Придворный корреспондент Л. настрочил, что закрытие доступа к слугам народам – мера вынужденная, потому что «неизвестные люди ходят по коридорам и заглядывают в кабинеты». Да кто в здравом уме решится пойти туда, это тебе не детский садик беззащитный разгромить!

Хотя к таким беспокойникам можно спокойно причислить Сафронова, Лепёхину и Полипову. Последнюю все проклинали за предательство:

– Она же всё по администрации ходила, а я ей говорил, что не надо этого делать! – громыхал Михаил Викторович.

Что ж, толстозадая хохлушка приехала Москву покорять, кто ж ей запретит!

Что ж, а у меня всегда было при себе удостоверение общественного инспектора ВООП. Я сдала свою старую кожаную куртку в гардероб, показала его могучему охраннику и впорхнула в святое святых. На мне синтетические чёрные брюки этого года выпуска и белая, ещё школьная кофточка. Как пионерка.

Управляющий делами Александр Иванович занимал точно такой же кабинет, как и его коллега Алексей Антонович, похожий на двухкомнатную смежную квартиру. Я сразу оценила его глазами Михаила Викторовича: сидит, понимаешь, ничего не делает, только по телефону треплется, но вовсе не о работе, а о предстоящем отдыхе. Могучий такой блондин, в белой рубашке, без пиджака.

Александр Иванович попросил подождать, а когда закончил, с большим энтузиазмом поинтересовался, что мне угодно.

И я затараторила: Общество охраны природы… отобрали помещение… конференц-зал.

– Да нет, какой конференц-зал, что вы, – равнодушно сказал Александр Иванович. – Комнату дам какую-нибудь…

Я вернулась к Лепёхе и всё ей рассказала. Вот, гад какой!

Заметки на полях 20 лет спустя

Вот это была подстава так подстава! Ишь чего запросила, конференц-зал администрации района для никому не нужного Общества охраны природы! Для «президиума» в полторы калеки! И чужими руками! Всё, как с «Макдональдсом» тогда!

***

Поскольку помещения никакого не было, президиум перенесли. И мы с Лепёхиной отправились вместе на площадь, – нам же было по пути. По дороге она вспоминала, как три года тому назад на набережной разбили стихийный рынок, срубив все кусты, «я даже плакала!»

Лепёха держала путь в Управление экологии, а я осталась ждать на улице. Она даже несколько раз ко мне спускалась. Но ждала я не Лепёхину, а Михаила Викторовича, который был у Смешкова. Я хотела поговорить с ним о Курицыне.

– Сафронов всё что-то доказывает, – сказала мне Галина Георгиевна.

Его я так и не дождалась, зато встретила нашу историчку Валентину Ивановну. Я очень ей обрадовалась, а она стала что-то из себя корячить:

– Нет, Аля, ты всё-таки не узнала меня…

30 октября 1998, пятница

Мне надо было позвонить в две организации в Подлипках. Телефоны там московские. Вчера купила в кассе метро два коричневых жетона. На Яузе есть автомат.

Приехала, позвонила. Да что-то не сложилось.

Когда вернулась, положила Янке в ящик записку: «Яна, позвони, пожалуйста, вечером Михаилу Викторовичу, скажи, что мне нужно с ним встретится. Жду его в два часа у киносервиса».

Ну, будто свидание назначила.

Вечером отчим пьяный. Говорит:

– Я б ей башку оторвал, дочке твоей! Сучий потрох! На общественных началах!

– Она твой хлеб не ест!!!

Господи, как же страшно!

31 октября 1998, суббота

На всякий случай я была в субботу у киносервиса. А тут Лепёхина с пустым ведром:

– Алинка, здравствуй! Что ты здесь делаешь?

– Просто стою.

… и жду Михаила Викторовича.

– Ты мне не поможешь? А то, как я понимаю, помогать мне никто не собирается! Сафронов – «мне за продуктами надо»!

Комната уже беленькая, чистенькая. Я выносила вниз строительный мусор, а Лепёха мыла полы. Я все штаны там себе загадила, а ради чего?

На площадке между этажами гора битого стекла. Все артерии и вены себе здесь перережешь, если упадёшь!

– Ну, какая же она маленькая! – всё причитала Лепёхина. – …! – вдруг высказалась она. – На шпильках здесь не походишь!

Да куда уж тебе, старухе!

– Если я завтра найду рабочую силу, то всё перетащим, – пообещала она.

Значит, опять работать будем. Ура!

1 ноября 1998, понедельник

Я приготовила для Михаила Викторовича две газеты про веру Курицына. Статья про Кириенко, устроившего дефолт, «Чему учился – а где пригодился»,11
  См. «Завтра» № 14 (227) 1998, стр. 1.


[Закрыть]– на передовице! И ещё одну статью, где сказано, что прошедшему одитинг (аудитинг), «нечто среднее между допросом и исповедью», нужно проходить реабилитацию в психиатрической клинике 25,5 месяцев! При одитинге «вскрывается подсознание», и наступает шизофрения!

2 ноября 1998, понедельник

Боюсь показываться Янке на глаза из-за этой проклятой записки.

Тут два варианта. Либо она её получила и постеснялась звонить, либо её мамаша перехватила и теперь рвёт и мечет.

Сегодня вся мебель стояла на месте. Значит, Лепёхина «нашла рабочую силу». Я оставила ей записку:

«Галина Георгиевна, я буду здесь с утра. Передайте Михаилу Викторовичу, что мне нужно с ним встретиться…»

3 ноября 1998, вторник

Я пришла, как и обещала.

Наша комната на верхнем этаже – нараспашку. Пластиковые окна, светлые евро-стены, и списанная мебель. Шифоньер свой турбюро не отдали, вместо него у двери встал светленький, двухстворчатый, колченогий шкафчик. Я по-хозяйски села за стол спиной к окну.

Зашла высокая, крупная женщина лет тридцати семи, с крашеными и завитыми каштановыми волосами, в синем джинсовом костюме.

– И это и есть ваша «офисная мебель», бляха-муха?!

И мне показалось, что у меня от скуки голова разорвётся, и я ушла домой.

Сегодня же у Риммы день рождения. Подарок у меня есть. Швейный набор. Такие сейчас в электричках продаются, а маме, наверное, на работу принесли.

Я всё-таки надеялась, что смогу купить хоть коробочку конфет. Просто посмотрела я на набор, и так жалко его стало! Там и ножнички, и сантиметр, и напёрсток. Нет у меня денег, не могу что-то другое купить!

Приезжаю в Правду – тихо, даже пёс молчит. Опять надо завтра ехать.

…Грузный, седоусый старик в очках вошёл в Подлипках. Он сидел рядом и внимательно изучал меня. На Валентиновке начал разговор:

– Девушка, вы уж меня извините, но что вы так руки держите? Это же – колдовской знак!

Я покорно убираю руки и смотрю в свой полосатый пакет. Но дед не отстаёт:

– Вы что, стесняетесь, когда с вами разговаривает мужчина?!

– Нет.

Мужчина нашёлся!

– Так что же вы смотрите в сумку? В ней есть только то, что вы купили. Или должно появиться что-то новое после знака?

Да, тщательное рассмотрение ручной клади, теребение пуговиц – признак застенчивости. Но я часто смотрю в сумку, потому что там – ключи, очки, две записные книжки, кошелёк. А раньше – ещё и будильник, подаренный на прошлый день рождения Наташей Бурундуковой.

– Не надо так меня стесняться! Надо быть напористой! Не надо стесняться мужчин! Я, конечно, намного старше вас, но… Наши предки были напористы. А вы, такая симпатичная, красивая девочка… Да, очень красивая, симпатичная девочка! Я, правда, пока вижу только ваш профиль… А вот в анфас… Вы только, пожалуйста, не обижайтесь, если я что не так скажу, но я часто еду с вами в одном поезде. А вы меня не знаете?

– Много народу едет.

И я с ужасом подумала: а вдруг это какой-то знакомый родителей, и его поставили следить за мной?!!

– Ну как же! А вот я выберу себе десять пассажиров и изучаю их. Это какая платформа?

– Загорянка.

– Загорянская! Далеко едете?

Я не отвечаю.

– Ну и ноготок у вас, – таким ноготком можно запросто вены перерезать.

Я вышла на Воронке, а старый козёл поехал себе дальше. А я снова в киносервис.

На этот раз наша дверь крепко заперта. В коридоре одни рабочие. Я снова написала Лепёхиной записку и сунула в дверь.

– Мы ей про вас сказали,– сообщили они.

– А она?

– А чёрт её знает!

Ну да, Лепёхина меня не ждёт.

4 ноября 1999, среда

Снова поехала в Правду. А что мне ещё делать?

Дверь открыл белокурый и кудрявый, как Сергей Есенин, мужик. Как же я его испугалась! Ведь Римма про него такие ужасы рассказывала! А вдруг он меня сейчас пинками выгонит?!

– А Римма дома? – как можно увереннее спросила я.

И он крикнул вглубь квартиры:

– Рим, к тебе!

– Проходи! – почему-то басом пригласила она. – Это Алина, она из Щёлкова.

– И ездит сюда?!

Я поздравила её, подарила нитки.

– А вон мне Алка, родственница, шторы на кухню вчера подарила. Полезный подарок!

А мне не понравились: пошлые, вино-красного цвета.

– А я вчера приезжала, мне никто не открыл.

– А мы спали! Ну как тебе, Линочка, мой Серенький?

Я ужасно смутилась этой пошлости, но ответила:

– Главное, чтобы тебе нравился.

– Отключили холодную воду! – сообщил её сожитель.

Я ещё удивилась: разве так бывает? Чтоб холодную!

– Серёж, доставай торт! Я Серенькому говорю сегодня: хочу торт! Этот попробовали, в следующий раз другой нужно.

Это был слоёно-кремовый «наполеон».

– Кто будет резать? – спросила Римма.

– Женщины должны, – ответил её сожитель.– Вон там нож-пилка есть.

И я порезала его на квадратики, довольно плохо.

Мы сидели и пили чай, никакой водки, как мама считает. Я же боялась признаться самой себе, что Римма тупа, как пробка, и говорить мне с ней совершенно не о чем. А что ей может быть интересно?

– В Мамонтовке новый магазин открылся.

– И где же?

– На улице Мира. Там у них раньше был магазин «Продукты», такой весь обшарпанный, облупленный, ободранный.

– То есть он уже был, но его переделали? Ну и как там? Продукты дешёвые?

– Не знаю. Мы ездили туда с подружкой.

– Это, Лин, машину надо, чтобы везде ездить.

Ишь, какая!

Римма с сожителем собирались к ней на работу. Она раскладывала по стеклянным банкам картошку и капусту.

– Ничего, они там пьяные, всё сожрут! Да, Лин?

– Рим, я обувь хорошую не буду надевать!

– Да, там же навоз.

Римма спустилась в резиновых сапогах.

– Ну что, ребёнок? – по-доброму спросила она. – Как там у тебя с учёбой?

– Да я же работаю, а не учусь. Не платят!

– Ты не одна в таком положении. Не расстраивайся.

Знала бы Римма, что за этим стоит! Пусть ей в совхозе не платят с июня, но у неё всё идёт в стаж, чин чинарём. У меня же…

5 ноября 1998, четверг

Сегодня решила в киносеть не ходить.

Третья неделя простоя.

6 ноября 1998, пятница

Наконец-то встретилась с Шихановым.

– Там же у вас нет никого! – удивился он.

– Так мне просто надо оставить в двери записки!

– Оставляйте!

7 Ноября 1998, суббота

Выпал снег, морозы.

Я очень хотела попасть на сегодняшний митинг, но объявлений, когда и где он будет, да и будет ли, нигде не нашла. Мне тогда, месяц назад, на День Советской Конституции, так понравилось!

Зато бабушка мимо проходила, и ей дали газету «Подмосковная правда» и «Край родной». Она чуть не расплакалась:

– Надо же, оказывается, бывают такие газеты!

Да, бывают, и, причём, совершенно легально! А вы в «Московский комсомолец» с «Миром новостей» упрётесь, и ничего не видите!

Мы с Курицыным как-то сцепились по поводу «международного еврейского заговора».

– Так значит, – с пугающей ласковостью, как учитель, подло готовящийся обрушить тебе на голову твои прегрешения, начал бухгалтер, – опять во всё виноваты евреи. И ты читаешь такие газеты!

– А что мне, порнуху читать?

8 ноября 1998, воскресенье

Янка всегда приходит ко мне по выходным с утра пораньше. Я обычно ещё сплю.

– Я звонила! – сообщила она. – Но он сказал, что не может с тобой встретиться, потому что у него в двенадцать часов собрание.

– А то уж я боялась…

– Не бойся, мамки дома не было.

Сегодня жаловалась, что так и не смогла написать реферат о личности Иоанна Грозного. Решила обратиться за помощью к нашей историчке, Валентине Ивановне.

Я знала, где она живёт. В доме во дворе школы – ну, про это все в курсе. Но чтоб знать квартиру! Просто я проходила мимо, и слышала её низкий, неприятный голос в угловой на третьем.

В этом же самом подъезде живёт и наша одноклассница Малышева, та самая, что на сносях.

Нам с Янкой, можно сказать, повезло, – мы встретили Валентину Ивановну прямо у подъезда. И Летова, простая душа, всё ей выложила: план горит, реферат должен быть сдан позавчера.

И Стахова принялась голосить:

– Нет-нет, девочки, мне некогда! Это надо всё бросать, садиться и писать! Мне уже это здоровье не позволяет!

– Так нет у вас книжек каких-нибудь? – не отставала Яна.

– Нет, я всё раздала, и мне никто ничего не вернул!

Историчка у нас в классе «успехом не пользовалась», и только я, Яна и Ирочка, если можно так выразиться, были её преданными поклонницами. Наташа Бурундукова в наш «фан-клуб» не входила.

А сейчас мы обе оказались страшно разочарованными. Ну, не хочешь ты помогать в условиях рыночной экономики, ясное дело. Но зачем голосить как на пожаре, что-то там из себя выкручивая?

9 ноября 1998, понедельник

Сегодня тоже выходной. Совсем забыла, что на понедельник праздник 7 Ноября переносится с субботы. Получается, что все «красные дни» в году навешаны на одну нитку.

Это хорошо: мне не нужно придумывать, куда бы пойти, изображая, что я – работаю.

А отчим уже две недели скандалит про «общественные начала». Как будто кто-то ему правду сказал.

– Лин, но, я же был в отпуске, и видел, что она с утра никуда вставать не хотела! Лин, да не работает она нигде!

10 ноября 1998, вторник

У Янки сегодня день рождения, девятнадцать лет. И выпадает он на её институтский выходной, – военную кафедру во вторник. Заходила к ней с утра два раза, чтобы поздравить, – бесполезно. На улице сугробы, минус десять. Я в своём китайском тулупчике. Хорошо, что вспомнила про импровизацию. И вот в полдвенадцатого встречаю её во дворе:

– Я уж и на музыку сходила, и на физиолечение, и в парикмахерскую зашла.

Дозвонилась до Михаила Викторовича!

– Алло!

– Это я.

– Приветствую! – узнал он меня. – Хочешь спросить, как дела? Я только что с работы приехал, сегодня – к Дерюжкину и в суд насчёт дружины. Буду часто забегать. Я позвоню.

– Да куда же мне звонить?

– Точно! Я с Галиной Георгиевной сегодня встречаюсь.

Ябедничаю:

– Так она же говорит: ключи не дам, сидеть там не позволю…

– Ну, бывают у человека заскоки. Комната есть, надо в ней работать. Я ещё с одним мужичком договорился, – есть комната на втором этаже для дружины.

Я позвонила, и такой камень с души свалился! Ну, как тут не поверить! И суд, и Дерюжкин, и дружина! Я и забыла про тот ужасный разговор с Валентиной.

А как там ВДМ? По-моему, Михаил Викторович напрочь про него забыл!

Но себя-то, любимого, он не забудет.

– А я стала кинематографом увлекаться, – сказала Яна. – Посмотрела несколько фильмов и записала, кто режиссёр. Мне Бертран Блие понравился!

– Слышала, но не смотрела.

Яна всё никак не может пережить встречу с историчкой.

– Да, как же так! Я же думала, что она – хорошая!

– Я тоже. Я встречала её и в том году, и в этом, она сама ко мне подошла, и стала … на пустом месте!

– Вот я не понимаю, – сказала Янка, – вот почему у Алкашки – много, а у нас до сих пор никого нет! Вообще-то, мне не очень-то парней и хочется. Может быть, ещё и рано. Но всё равно: никакого опыта…

Яна заулыбалась, взяла гитару, и стала петь песни этого чудовища, – Умки:

Я иду по узенькой дорожке,

Потому что у меня кривые рожки;

В ботиночках мои копытца,

Пусть меня милиция боится!

Бедный полярный мишка! И за что его так опоганили!

***

У меня часто так бывает: вспомнишь кого-то с утра, а потом его встретишь.

Сегодня всё вспоминала Ирину (нашего классного руководителя). Предполагала всяческие варианты встречи, «кровную месть» с моей стороны. Она об меня ноги вытирала! И вдруг у первого подъезда нашего дома слышу добродушное такое:

– Аля, здравствуй! Не видишь, что ли?

Вижу – шапку-ушанку с приподнятым серым ухом в морозной дымке.

Я не стала хамить. Просто пошла своей дорогой.

– Аль, ты чего? – пробасила она обиженно.

Ирина всегда ходит мимо моего дома на остановку.

До сих пор в башке стоит эта проклятая мелодия из Умки. «У-у-у…»

11 ноября 1998, среда

«Северный антициклон», поэтому и стоят такие морозы.

Так всё отвратительно совпало, что отпуск отчима пришёлся как раз на нашу «реорганизацию». Каждое утро он будит меня на работу, а идти-то мне некуда! Вот и сегодня в «обед» он придрался к моей бордовой куртке:

– И ты в этой ходишь?

– Да.

– Проморозишь все лёгкие!

– Хватит!

– Ничего не «хватит»!

Боюсь, что он маме скажет, и она заставит меня носить пальто. И с чего я решила, что эта куртка лучше? Она у меня давно, со школы, и мама год назад говорила, что я в ней – «как бочка».

Как рыночная торгашка.

В дублёнках же я никого не вижу, в кожаных пальто – тоже.

Не модно уже, наверное.

После обеда решила поехать на станцию метро «Площадь Революции», купить там газет. Взяла полюбившийся мне «Русский вестник», «Дуэль», «Славянское единство», и «Наше Отечество» на пробу.

И тут ОМОНовец вырос, здоровый, как слон.

– Ну-ка, дед, сворачивай свои лотки!

А дедушка маленький, в шерстяной вязаной шапочке.

Маленький, но мужественный.