Текст книги "Журавлиное счастье (СИ)"

Автор книги: Ольга Шлыкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  – Вовка, а почему два журавля летят отдельно от клина? Рядом, но отдельно?

  – Ну, откуда я знаю, может какие-то смотрящие за строем.

  – Скажешь тоже – смотрящие. А впереди, наверное, вожак летит. И летят они точно на юг. Я читала, что часто стаи ведут самки, у них интуиция лучше.

  – Знаю, где ты это прочитала. В сказке про Нильса и Акку Кнебекайзе.

  – Дурак. Это в «Комсомолке» была статья Василия Пескова про перелётных птиц. И вообще увидеть журавлиный клин это к счастью.

  – Конечно к счастью. Ладно, пошли домой. – Муж крепко обнял меня, но мы не тронулись с места. Мы стояли на Дворцовой площади и провожали взглядом улетавших журавлей. А я почему-то была бессовестно счастлива, и смотрела вслед журавлям с восторженной улыбкой, словно знала, что счастья мне не избежать.

  Молоденький курьер равнодушно вручил мне конверт и, процедив сквозь зубы – «До свидания», сбежал по лестнице через две ступеньки. Я почему-то долго смотрела ему вслед, хотя его след давно простыл, и даже хлопнула внизу входная дверь в подъезд.

  «Московская городская нотариальная палата. Западный административный округ. Нотариальная контора...» – я очень удивилась, прочитав обратный адрес. Какие такие нотариальные дела могут быть у меня в Москве? А письмо было чисто формальным, мне предлагали подписать согласие на продажу квартиры по Кутузовскому проспекту, где я была временно прописана с 1983 по 1986 год. Эта моя подпись не играла никакой роли. Просто так было положено. Меня чисто уведомляли, что квартира продаётся. Правда, внизу мелким шрифтом было приписано, что если я имею какие-то права на продаваемую недвижимость, то могу заявить об этих правах в течение полугода, со дня получения данного письма.

  «Да ни черта я там не имею, и никогда не имела!» Эта квартира родителей моего бывшего мужа. Он вступил в права наследства, и решил её продать. Это я узнала от него, когда он поздравлял меня с Новым годом. Родители всё оформили так, что Вовка был единственным наследником неделимой недвижимости. Он рассказывал, как окончательно рассорился со старшим братом. И, что его жена, которая ушла от него к молодому мужику, и официально с Вовкой развелась, тоже облизнулась. Хотя кинулась искать пути – отнять и поделить. Ну, прямо, как Булгаковский Шариков. Но Вовкин папА был очень хитрым и прозорливым. Старший сын был приёмным, а Вовка единственным родным ребёнком. И свою сноху он прекрасно знал. И вот, несколько раз расписавшись для тренировки, я ставлю свой автограф на гербовой бумаге, и вкладываю её в приложенный конверт с маркой.

   Я стою в очереди на почте, и смотрю в панорамное окно. Но вижу не улицу с оживлённым движением, а дворцовую площадь в Питере, и себя на тридцать лет моложе, запрокинув голову, смотрящую вслед улетающей стае журавлей.

  – Женщина, ваша очередь! – Кто-то грубо подталкивает меня к окошечку, и я протягиваю свой конверт.

  – Заказное? – Спрашивает уставшая женщина – оператор. Я, молча, киваю, жду несколько минут, потом получаю квитанцию и ухожу.

  Я с надеждой смотрю в небо. Но журавлиного клина там не может быть по определению – на дворе февраль.

  Мои почти два года замужества показались мне вечностью. Только четыре дня, которые мы провели с мужем в Ленинграде, сразу после свадьбы, остались светлым воспоминанием на фоне бесконечной тягомотины, которая началась по приезду в Москву. Вовку не то чтобы, как подменили, он, словно успокоился, что я теперь никуда не денусь, и зажил своей жизнью на полную катушку. Отец мужа отдал нам свой кабинет – комнату в коммунальной квартире на четверых хозяев, полученную от Союза писателей. Как оказалось, Вовка об этом мечтал уже давно. Теперь ему не надо было каждый день возвращаться в дом родителей, и отчитываться перед отцом, ходил он на занятия в институт или не ходил. Чаще всего он не ходил, потому что в училище, где мы работали, монтировали компьютерный класс, и Вовка устанавливал программы на новенькие персональные компьютеры, которые привозили в училище по одному, на персоналке директора, прямо из Зеленограда. Он засиживался на работе чуть не до утра, и ему было не до занятий на вечернем отделении института. Но папА считал, что нет ничего важнее, чем доучиться до диплома. «Неоконченное высшее никого ни к чему не обязывает. Тебя могут не принять на хорошую работу, не смотря на весь твой опыт и золотые руки. Ты так и останешься оператором ЭВМ по единственному диплому техникума» – говорил он сыну, и, конечно же, был прав. Меня Вовка не слушал в принципе. Со мной он говорил только о соседях, семейном бюджете, и планах на отпуск.

  А я моталась между работой, домом и его родителями. Мне приходилось часто вводить его папА в заблуждение, по поводу Вовкиной учёбы, от чего у меня на душе кошки скребли. Вовкину матушку его учёба не волновала, она меня допрашивала, про нашу жизнь с соседями, и всё время грозилась явиться лично и разобраться с теми, кто вытирался нашими полотенцами в ванной, или тырил из стола на кухне крупу. Но она так, ни разу не пришла. Она бы просто не смогла подняться на третий этаж без лифта, в доме сталинской постройки, где в квартирах были пятиметровые потолки, и лестница, даже мне давалась с трудом. У моей свекрови был артроз. Поэтому все свои проблемы с соседями я решила сама – я больше ничего не оставляла ни в ванной ни на кухне, ни в прихожей. Вовка быстро привык к тому, что прежде чем выйти из комнаты по какой-нибудь надобности, нужно взять с собой все нужные аксессуары, а меня это сильно тяготило. Но зато была цела наша зубная паста, и щётки утром не оказывались мокрыми.

  Забравшись вечером под одеяло, я засчитывала себе прожитый день за три. Родом из маленького города, где было всего три автобусных маршрута, я моталась по Москве на метро, троллейбусах, трамваях и автобусах, и иногда мне хотелось взвыть, когда перед моим носом закрывалась дверь вагона метро. А мой муж разъезжал на такси. Ему так было удобно. Он сам себе зарабатывал деньги на легковой транспорт, и почти каждый день возвращался домой за полночь, когда метро уже не работало. У его отца была машина, старенькая «Волга», но она давно стояла в гараже – ракушке, папА уже боялся садиться за руль. А Вовка не хотел ни отцову, ни свою машину. У него не было на неё времени. Наступили новогодние каникулы у наших учеников, и я смогла себе позволить неделю в счёт отпуска, чтобы элементарно отоспаться. Ни мужу, ни его родителям я об этом не сказала, просто забыла. Потому что директор училища отпустил меня в последний момент перед Новым годом, и за праздничными хлопотами это вылетело у меня из головы. И именно в те первые январские дни я поняла, что ничего на свете не происходит зря. Если бы я как обычно ездила на работу, или моя семья была в курсе моего отпуска, я бы не узнала то, что скрывали от меня муж и его родители.

  ПапА затемпературил и попросил меня перед работой зайти в аптеку за лекарствами. Да, конечно, всего-то одна остановка по кольцевой от Парка культуры до Киевской, а потом добираться на работу, снова по кольцевой до Добрынинской, и на трамвае до Варшавского шоссе. Но кроме меня сходить старику в аптеку было некому. И я, кряхтя начала собираться. И вдруг меня осенило – я же в отпуске. Поэтому настроение улучшилось, и я начала планировать, куда можно зайти по пути домой от родителей, если идти пешком. Метро в тот день не показалось мне серым и грязным, а в подземном переходе, в аптечном киоске, я купила всё, что просил отец. Я всегда заглядывала в почтовый ящик, потому что на этот адрес приходили письма и для меня. Но он постоянно оказывался пуст, папА всегда опережал меня, забирая почту рано утром. На этот раз папА заболел, и из ящика сиротливо торчали его газеты. Как выяснилось ещё со вчерашнего вечера, потому что вместе с «Комсомольской правдой» и «Литературной газетой» лежала «Вечерняя Москва». Я достала почту, и уже нажала на кнопку вызова лифта, когда к моим ногам упала какая-то бумажка – невзрачный листок, но с круглой печатью. Я подняла его и увидела, что это повестка в суд для моего Вовки.

  «Предлагаем вам явиться туда-то, тогда-то на заседание суда по гражданскому иску гражданки такой-то на удержание алиментов...» Дальше я читать не стала, приехал лифт, и я вошла в кабину. Я прислонилась в стенке лифта и пыталась осмыслить, что же за новость я держу в своей руке. Лифт остановился на пятом этаже, разошлись его двери, а я всё стояла и не выходила. Щелкнул чей-то замок, и я поняла, что это любопытные соседи хотят проверить, почему из лифта никто не выходит. Я бросила газеты на пол и сделала вид, что уронила их и собираю. «А, Оленька! Газетки уронила?» – прошелестела соседка и, не дожидаясь ответа, скрылась за своей дверью. «Не нашла никакого криминала, вот досада» – подумала я, достала ключи и открыла дверь квартиры свёкра и свекрови. ¡

  Когда матушка убедилась, что я купила всё, что надо и ушла к себе, предоставив мне поухаживать за папА, я, молча, помахала перед его носом повесткой.

  – А... Ты об этом. – Сказал свекор, хотя я не произнесла ни слова. – Мы не хотели тебе говорить, думали, что ты тогда не выйдешь за Вовку.

  – Он был женат?

  – Дважды. Но ребёнок только один. – Свёкор словно спохватился, говоря о ребёнке.

  Я молчала. Мне почему-то было без разницы, сколько раз Вовка был женат до меня, и сколько у него детей. Я сидела и раздумывала, как я буду возвращаться в свою общагу, что оставлю мужу, что заберу себе. «Хотя зачем мне вся эта мелочёвка и бестолковые свадебные подарки?» – подумала я, и посмотрела на свёкра.

  – И когда вы собирались мне сообщить, что я далеко не первая ваша сноха?

  – Володя хотел сам с тобой поговорить. Ты девочка умная, и за время, что вы прожили вместе, показала себя, как добрый, честный человек. Я в тебе не ошибся. Вовка с тобой не пропадёт. – Свёкор почти шептал. Но я не думала, что у него перехватило дыхание от напряжённого разговора, у него просто болело горло.

  – Сомнительный комплимент. – Отозвалась я. – А как насчёт меня? Я с вашим Вовкой не пропаду?

  Свекор, наверное, подумал, что я в курсе второй их семейной тайны, сокрытой от меня, поэтому выдал без предисловий:

  – Но, после армии у него больше приступов не было. Если он не будет пить, всё будет хорошо. – Снова прошептал он.

  Я взяла себя в руки и почти ледяным тоном сказала:

  – Уточните, пожалуйста, его диагноз, а то у него семь пятниц на неделе.

  – Симптоматическая затылочная эпилепсия, следствие черепно-мозговой травмы.

  Я понятия не имела что это такое, но спросила:

  – Когда он эту травму получил?

  – В армии.

  Вовка служил в Москве во внутренних войсках, и рассказывал, как сразу после присяги их выставили в оцепление на каком-то футбольном матче, и он участвовал в разгоне фанатов, которые пошли стенка на стенку. Было темно, и кто-то из своих ударил его дубинкой. Но Вовка сказал, что ему попали по плечу, у него даже сохранился след от удара в виде коричневого пятна. Больше я ничего спрашивать у свёкра не стала. Я ушла, но прежде мы со свёкром договорились, что не расскажем Вовке о нашем разговоре. Хотя, как ни мало я знала папА, ещё до свадьбы поняла, что он болтлив как баба, ни разу тёплая вода у него в заднице не задержалась.

  Я поехала в свою общагу в Чертаново, где в моём распоряжении была целая однокомнатная квартира. Мои соседки просто не жили там. По дороге я купила себе вкусняшек, приготовила шикарный обед, наелась, потом легла и уснула. Проснулась я от того, что в окно ударил свет от проезжавшего мимо автомобиля. На часах было всего половина шестого вечера, и я подумала, что неохота добираться в центр по темноте. И я осталась в Чертаново. Утром не торопясь собралась, и поехала домой. «Только где мой дом?» – думала я, подходя к квартире, где мы жили с Вовкой. Когда я включила свет в прихожей, глуховатая старушка – соседка, отпрянула от двери нашей комнаты. Она закрыла лицо руками и прошмыгнула на кухню. Видимо ей хотелось знать, что у нас происходит, раз я не ночевала дома. А то, что я дома не ночевала, она наверняка поняла из телефонного разговора Вовки со своим отцом. Вова орал во всю силу своего тенора, который мне почему-то показался писклявым: «Ты рехнулся, папА, она ничего не знала вообще, ни про Даника, ни про болячку. Вот где она может быть? Я ездил в общагу, она туда не приезжала». Я усмехнулась. Скорее всего, Вовка приезжал в Чертаново после восьми вечера, когда сменилась вахтёр, и она не знала, что я в общаге. Последовала пауза, видимо Вовка слушал, что говорит отец, потом опять заорал: «Ты забыл, что меня сняли с учёта ещё в Бурденко? Это были посттравматические судороги, эпилепсию мне не поставили. И тебе не кажется странным, что меня не комиссовали? Просто перевели служить в отделение милиции в дежурку, и я жил дома?». Пауза и снова крик: «Ну и что, что прошло два года после армии, пока у меня стоял этот диагноз. ПапА, ты мудак!». Я услышала, что Вовка бросил трубку, и открыла дверь в комнату, а мой муженек остолбенел. Видимо соседку постигло жестокое разочарование, потому что Вовка бросился мне на шею и зарыдал, а я тихонько прикрыла дверь.

  Мы не выходили из дома два дня. Всё, что могли слышать наши соседи, это музыку, которую мы включали погромче, когда занимались сексом. Мы оба как с цепи сорвались, наслаждаясь друг другом. А разговаривали мы шепотом. Много времени спустя, я где-то прочитала, что когда случаются вот такие спонтанные бурные примирения в постели после супружеских размолвок, брак обречён. Но тогда я этого не знала, и мне, в общем, было всё равно. Шок, который я пережила от нежданных новостей, нужно было выпустить наружу. И вот Вовке звонят с работы, и он уезжает в училище. А я собираюсь, и еду на улицу Горького, где по любимой привычке выходного дня хожу по магазинам, но сегодня ничего не покупаю. Я думаю.

  Я уже знала, что уйду от мужа. Я не хотела иметь ничего общего с его семейными дрязгами со второй женой, матерью его сына. Галка, так называл её Вовка, была особой довольно настырной и уже вымотала все нервы папА, и вытянула у него кучу денег. Только за то, что не расскажет мне ни о себе, ни о сыне. «Отец не видит своих авторских с того дня, как Галка узнала, что я снова женился. Теперь кран перекрыт. Посмотрим, что она будет делать» – сказал Вовка, и сказал так, словно ему предстояла долгая война с матёрым противником. Я же воевать ни с кем не собиралась, и даже просто присутствовать на поле брани не имела никакого желания. «Интересно, сколько я выдержу в этой новой реальности?» – потом подумала, что, сколько смогу, а там видно будет.

  А выдержала я ровно два месяца. Вовка постоянно заводил разговоры о сыне. Галка стала привозить его к родителям мужа, и однажды я застала отвратительную для себя картину. Я открыла дверь своим ключом, и увидела, что вся семья собралась в кухне за большим круглым столом, который раздвинули по такому случаю. Они не видели меня, и вели оживлённый разговор, вспоминая какую-то поездку на дачу, ещё до рождения Даника. Я развернулась и ушла. «При чём тут я?» – думала я, спускаясь в лифте. Лифт очень старый, и пока он доехал до первого этажа, Вовка успел по лестнице добежать вниз.

  – Почему ты ушла? – Он смотрел на меня так, словно я совершила тяжкое преступление. «Ты не знаешь, что я и ключи от квартиры родителей оставила на тумбочке в прихожке» – подумала я. А Вовке ничего не ответила, и вышла из подъезда.

  Вовка догнал меня у входа в метро, и мы, молча, пошли домой пешком. Не сговариваясь, просто свернули в подземный переход. Мы опять провели бурную ночь, на этот раз не проронив ни слова. После очередной разрядки, мы просто вырубились, а Вова даже не соизволил покинуть моё лоно, так и уснул лёжа на мне. Мне приснился кошмар, что меня придавило бетонной плитой, и я проснулась. Спихнула с себя храпящего мужа, и никак не могла вытянуть ноги. «Ещё одна такая ночка и он сделает меня калекой» – подумала я, засыпая в позе эмбриона. Но больше таких ночей у нас не было. Мы жили вместе ещё два месяца, но почти не разговаривали, и очень редко занимались сексом. ПапА делал неуклюжие попытки нас примирить, он понимал, что всё идет не так, как ему бы хотелось. Сытых волков и целых овец никак не получалось. А Вова запил.

  Просто так сошлись звёзды, что ни раньше, ни позже, в училище сгорел один из новых компьютеров. Пока экспертиза установила, что это был заводской брак, вину валили на Вовку, и всячески намекали на то, что придётся заплатить за этот компьютер. А это были огромные, непосильные для нас деньги. Вовка не стал ничего говорить отцу о проблемах на работе. Только его мнения нам не хватало. Неприятности ненадолго сблизили нас, но однажды Вовка напился, и не пришёл ночевать домой. В мой день рождения. Мне позвонил свёкор, и сказал, что Вовка в стельку пьяный спит у них в гостиной. Какая радость! Всю ночь я собирала свои вещи, планируя утром уехать в общагу. Но в пять утра всю квартиру разбудил звонок в дверь. Это явились Вовка и его отец. Вова потерял ключи и пропил обручальное кольцо, потому что денег с собой у него не было.

  Вовка ушёл в ванную, а свёкор долго уговаривал меня не уходить. Он привёз мне подарок – путёвку выходного дня в Ленинград. На двоих.

  – Вы там начинали свою семейную жизнь. Ленинград хороший город, там сбываются мечты. – Сказал папА. А я подумала – «А если наши мечты уже не совпадают?» – вслух же спросила:

  – А как мы будем жить до поездки? Впереди почти месяц.

  Свёкор, молча, достал бумажник и отсчитал триста рублей.

  – Я не про деньги, деньги у нас есть. Как мы будем вместе жить – спать в одной постели, например? – Я сидела спиной к двери и не услышала, что Вовка зашёл в комнату, пока он не сказал:

  – Ну, ты же тоже однажды дома не ночевала.

  Я не стала оборачиваться и, глядя на свёкра, сказала:

  – Хорошо. – Я же прекрасно знала, где была в ту ночь, и так же прекрасно знала, где сегодня ночевал Вовка.

  Уходя, свёкор сказал мне: «Деньги ему только на такси», а повернувшись к сыну, показал ему кулак.

  Мы собрались и поехали в ювелирный. Купили Вовке новое обручальное кольцо, и я символически снова надела его ему на палец. «Я не могу без кольца. Без него я о тебе забываю» – сказал Вовка. «Ты и с ним вчера обо мне забыл, когда кому-то его продал по дешёвке» – подумала я. Когда мы ехали домой, Вовка вдруг оглянулся и развернул такси. Он вспомнил, где вчера оставил кольцо в залог. Через полчаса на его безымянном пальце красовалось уже два кольца.

  – А где твоё кольцо? – Удивился Вовка, когда дома начал целовать мне руки.

  – Лежит в шкатулке, оно стало мне большевато. Хотела унести к ювелиру, но не успела.

  – Да, ты похудела... – Вовка смотрел на меня так, как будто впервые видел.

  Целый месяц мы словно снимали кино про любовь. Почти не ходили к родителям, и ни разу не упомянули, ни Вовкиного сына, ни его бывшую жену. Свёкор пытался что-то Вовке рассказывать, но Вовка не слушал. Наступили майские праздники, и мы гуляли по ночной Москве. В те дни я полюбила ночь. А много лет спустя у кого-то прочитала – что ночью сама жизнь меняется, и я согласилась эх с этой мыслью. Как будто орех скидывает свою скорлупу и остаётся, только мягкое ядро, немного терпкое на вкус. Ночью всё лучше – гулять, читать, даже принимать душ. И не важно, какое время года, ночью обостряются все чувства, и ты ощущаешь жизнь во всей её полноте. «Вот именно, во всей полноте» – подумала я про одну из чудных весенних ночей, когда мой муж снова выкинул фортель, от которого я долго не могла отойти.

  Мы пришли на Гоголевский бульвар, и решили посидеть в сквере. Но Вовка вдруг подскочил, побежал на проезжую часть и остановил такси. Он увидел машину, которая стояла на светофоре.

  – Куда ты собрался ехать? – Крикнула я, а Вовка только махнул рукой и захлопнул дверь такси. Он просто купил у таксиста бутылку водки.

  – Ну, у нас же есть шоколадка, сойдёт как закуска. – Сказал Вовка возвратившись.

  Я не стала пить из горлышка, а Вовка прихлёбывал, закусывая шоколадом. Вскоре у него развязался язык и он понёс какую-то чушь про то, что все москвичи действительно помешаны на квартирном вопросе. «Вот где бы ты жила, если бы я на тебе не женился? Жить тебе в Москве негде, поэтому ты и вышла за меня» – он «обмусоливал» мысль, что без него я бы давно уехала из Москвы на все лады. А я молчала. Что толку объяснять пьяному человеку, что я прекрасно жила в Москве и без него. В очередной раз, отхлебнув водки, Вовка поперхнулся, закашлялся и вдруг затих. Мне показалось, что он потерял сознание. Я выбросила бутылку с водкой в урну, и побежала к телефону – автомату. Свёкор видимо не спал, потому что сразу снял трубку. Сначала папА встревожился и спросил:

  – У него судороги?

  – Нет, уронил голову на грудь и не приходит в себя.

  – Оля, поезжай домой. Когда ты вернёшься в сквер, Володи там не будет, как и бутылки в урне. Ему просто надо напиться. Утром он придёт домой. Я же говорил тебе, что деньги ему в руки только на такси с работы доехать. – Прежде чем свёкор положил трубку, я услышала детский плач.

  Мы всё-таки поехали в Ленинград. А перед тем как отправиться на вокзал, зашли к родителям. ПапА выдал нам две бутылки водки, чтобы мы не искали её по всему Ленинграду, когда на следующий день пойдём с группой на природу. Третью бутылку он открыл на ужин, и они с Вовкой её уговорили за каких-то полчаса. Нам было пора уходить, а мы всё чего-то тянули. Наконец вышли на улицу, и Вовка, увидев цветущие тюльпаны на клумбе перед гостиницей «Украина» побежал через дорогу, не обращая внимания на сигналящие машины. Когда я его догнала, он уже сидел на клумбе и рвал тюльпаны, при этом выбирая те, которые ещё не раскрылись.

  – Зачем они тебе? – Удивилась я.

  – Не мне, а тебе. Я же твой день рождения профукал. – Огрызнулся Вовка, а я расхохоталась, потом уселась на корточки рядом с ним, и тоже принялась рвать цветы.

  Мне до сих пор непонятно, как нас тогда не арестовали. Площадь перед гостиницей была пуста. Потом мы вспомнили про поезд, и поймали такси. Но пока мы добежали до нужной платформы, поезд уже ушёл. Вовка взял меня за руку, и повёл в здание вокзала. Следующий поезд в Ленинград отправлялся только утром. В кассе аэрофлота нам сказали, что самолётов на Ленинград тоже до утра не будет. И мы пошли в Ленинград пешком. Вышли на Ленинградское шоссе и автостопом, меняя машины каждый час, доехали до города на Неве. Большей авантюры в моей жизни не было. Довольно быстро рассвело, и мы, выйдя из очередного КАМАЗа, подходили к памятнику ВОВ, а их на трассе Москва – Ленинград много, возлагали тюльпаны, и поминали погибших отхлёбывая водку прямо из бутылки. Хорошо, что Вовкина матушка положила нам в пакет четыре банана – было чем закусить. Хмеля мы почти не чувствовали, только согревались. На улице было довольно прохладно. И вот мы въезжаем в Ленинград, полдень давно миновал, и я лениво рассматриваю городские окраины. И вдруг замечаю в небе журавлиный клин. Водитель его тоже увидел и сказал, что в этом году они прилетели поздновато – весна в городе выдалась не в пору. Вовка спал, положив мне голову на плечо, а я подумала, что может и вправду увидеть журавлиный клин к счастью, и у нас ещё всё сложится хорошо.

  Мы явились в свою гостиницу около пятнадцати часов. Наша группа только что вернулась с экскурсии в область, и поэтому мы не остались без обеда. Надо ли говорить, что едва зайдя в номер, и приняв по очереди душ, мы завалились спать и спали до ужина. Вечером, после ужина, по плану группы, была та самая встреча на природе. Нас вывезли на костровую поляну, и мы до рассвета общались с другими творческими группами из разных городов. Песни под гитару, шашлыки, которые готовили повара из ресторана гостиницы, где мы остановились, неформальное общение. Только на этой поляне я узнала, что мы, оказывается, приехали на фестиваль авторской песни, который организовал Союз писателей, для своих поющих поэтов. Вовку тоже записали на выступление, он даже прорепетировал, потому что не держал в руках гитару больше года. Вспомнил какую-то свою песенку на стихи отца, но пока дожидался очереди, уснул, положив голову мне на колени. На следующий день зарядил дождь, и после утренней экскурсии все собрались в холле гостиницы, и продолжили вчерашний песенный марафон. И тут Вовка блеснул. Он спел не одну, а три песни, а я думала о том, что уже забыла, какой у Вовки приятный голос. А он пел и смотрел только на меня. Мне казалось, что он прожигает меня своим взглядом, и уже приготовилась пережить ещё одну бурную ночь. Но когда все разошлись, собираться в дорогу, Вовки в гостинице не оказалось. Кто-то видел, как он покупал в баре бутылку водки, а администратор видел, как он выходил из гостиницы. Наш поезд уходил в шесть утра, и я подумала, что он просто пошёл побродить, и не стала волноваться. Но Вовка в гостиницу не вернулся. Я позвонила его отцу и сказала, что хочу обратиться в милицию, потому что Вовка купил вчера бутылку водки, и растворился в Ленинградском тумане. На что свёкор мне сказал – «Категорически запрещаю! Приезжай домой с группой, я с ним сам разберусь», «Ну вот опять!» – подумала я – «Семейные тайны, в которых мне нет места».

  Мы довольно быстро добрались до Москвы, в пять часов пополудни я уже вошла в нашу с Вовкой квартиру. Посмотрев на сложенный диван, я сладко потянулась и решила, что высплюсь в общаге. Я так и не разобрала свои вещи, которые приготовила для переезда в Чертаново, и сейчас была этому очень рада. Через час я уже ехала в такси, а в горле стоял ком – я чувствовала, что больше к Вовке не вернусь.

  Зная своего мужа, я с ним встретилась только для того, чтобы подать заявление на развод. Чтобы Вовка меня не донимал, я нашла себе место в другом общежитии, и до самого развода изредка видела его только на работе. После развода, он словно смирился с тем, что мы расстались, и не искал со мной встреч. Я не смогла решить свои проблемы с московской пропиской, и вернулась домой – улетев из Москвы вечерним рейсом 28 февраля, прилетела в Томск утром 1 марта. Ещё в Домодедово я вздрогнула, когда увидела парня, который стоял у справочного бюро. Он был как две капли воды похож на Вовку, но это был не он. Вовка и не знал, что я уезжаю. А когда узнал, тут же купил билет на самолёт и прилетел в Томск. Он не уговаривал меня вернуться, мы просто жили несколько дней в гостинице и делали вид, что так и надо. Бывший муж приехал меня навестить, и не более того. Были ещё короткие встречи, когда я бывала проездом в Москве, и однажды Вовка сказал, что больше ко мне не приедет. Он сошёлся с Галкой, и они ждали второго ребёнка. Потом был третий и четвёртый, я не успевала его поздравлять с рождением детей.

  Когда я родила свою дочь и написала об этом Вовке, он прислал мне телеграмму с вопросом – «Ты вышла замуж?» Я же послала ему открытку, где написала всего одно слово – «Нет». А через неделю получила от бывшего мужа письмо, отпечатанное на компьютере, на трёх листах мелким шрифтом. Оказывается, он приезжал ко мне в Томск, в надежде, что я забеременею, и сама к нему вернусь. Другой причины меня вернуть он не видел. Потом понял, что ничего не получается, и не стал сопротивляться натиску родителей, которые настаивали на том, чтобы он вернулся к Галине и сыну. И вот теперь я родила, и не от него. Между строк я читала – я тебе этого никогда не прощу. Немного подумав, я снова послала Вовке открытку, где написала теперь уже два слова – «Не судьба», хотя очень хотелось написать – «А тебе не приходило в голову, что я давно живу с другим?»

  Прошло много лет, появились социальные сети и Скайп. Вовка нашёл меня, и мы стали с ним общаться, как старые, добрые друзья. И однажды он мне сказал: «Мне до сих пор тебя не хватает», а я ответила – «Верю. Все мужики ко мне возвращаются. Но всегда тогда, когда уже не надо».

  А Вовка поднес к камере безымянный палец правой руки, и я увидела три обручальных кольца – то, с которым он на мне женился, то, которое мы ему купили, когда думали, что он пропил первое, и моё, которое я оставила в шкатулке в нашей комнате.