355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ольга Пустошинская » Ларочка » Текст книги (страница 1)
Ларочка
  • Текст добавлен: 17 апреля 2020, 11:00

Текст книги "Ларочка"


Автор книги: Ольга Пустошинская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Ночь или раннее утро. Так тихо и спокойно, будто нет никакой войны. Город уже не бомбят, только обстреливают; в бомбоубежище, к счастью, ходить не надо, да на это просто нет сил.

Я лежу не шевелясь, укрытая двумя одеялами, чтобы не было ни малейшей щёлки. Стоит неосторожно повернуться и сдвинуть одеяло, как в щель заползает холод, сковывает всё тело, и долго не получается согреться снова. Может, из-за голода кровь бежит медленнее?

Моя, мамина и папина кровати стоят буквой "п" вокруг печки-времянки, купленной на рынке ещё в октябре. Труба печки проходит через всю комнату и выходит в форточку.

Когда времянка топится, в её нутре что-то гудит и потрескивает, верх печки краснеет, труба нагревается, давая дополнительное тепло.

В темноте мне не видно часов на стене, но по ощущениям где-то пять утра, а значит, скоро вставать в булочную, чтобы выкупить наши пятьсот грамм хлеба.

С двадцатого ноября, почти три недели, на мамину и мою карточки дают всего по сто двадцать пять грамм хлеба. Папа по рабочей получает двести пятьдесят. Хлеб тёмно-коричневый, тяжёлый и влажный. Говорят, что в него добавляют жмых, отруби, целлюлозу, соевую муку… Мы и такому рады, и такой кажется вкуснее всего на свете. Хлеб – это жизнь.

Для каждого ленинградца сейчас хлеб равен жизни.

Мама, да и мы тоже, слишком легкомысленно отнеслись к войне. Мы, как и многие, считали, что война долго не продлится, несколько месяцев от силы, что хуже уже не будет. Поэтому и не стали эвакуироваться, когда была возможность. Только мой старший брат настоял, чтобы его жена с ребёнком уехали из Ленинграда на Урал.

Мы не сделали никаких продуктовых запасов, сначала даже хлеб не каждый день выкупали. Его было слишком много, весь не съедали… Сейчас это кажется диким: как это – слишком много хлеба? И почему не догадались порезать на кусочки и посушить? Как бы эти сухари пригодились нам сейчас!

Кое-что из круп у нас всё-таки было. В деревянном старом буфете, где мама хранила всю бакалею, как она говорила, стояли стеклянные банки с рисом, гречкой, перловкой, чечевицей и пшеном… И килограмма два-три муки и сахару.

К сожалению, наши запасы слишком быстро кончились, даже чечевица, которую я не любила, и к ноябрю мы все заметно похудели, особенно папа. Голод оказался гораздо страшнее бомбёжек. Его не перетерпишь, как налёт, от него никуда не деться, он всегда с тобой…

Сегодня воскресенье, в школу идти не надо. Несмотря на блокаду, обстрелы и голод, мы продолжаем учиться в школе. После уроков нас кормят обедом – крупяным супом с хряпой – и распускают по домам. Если вы не знаете, что такое хряпа, так я объясню. Это верхние капустные листья, которые обычно не едят, но в блокаду и они в радость.

Чем дальше, тем жиже становился суп, а хлеб перестали давать вовсе.

Я очень тревожусь за папу. Мы с мамой ещё как-то держимся, хотя у меня от голода часто кружится голова и страдает память, а он сильно сдал. У него распухли ноги и начался голодный понос. Стаканчик рису сотворил бы чудо, да только где его взять? В магазинах – пустые полки, исчез даже яичный порошок и студень.

Мы променяли на продукты всё, что было ценного: мамины золотые украшения, серебряные ложечки, папин хороший костюм, шерстяные и шёлковые отрезы… Больше нам менять нечего.

Помню, как мы с мамой ходили на рынок обменивать на продукты её красивые золотые серьги с красными камешками.

На толкучке было довольно много людей, как продавцов, так и покупателей. Мы медленно ходили туда-сюда, мама держала серьги за продетую в дужки тесёмочку.

К нам подошла краснощёкая упитанная женщина в пушистом платке поверх шапки.

Спекулянтов ненавидели едва ли не так же, как фашистов, но заискивали, потому что только у них были продукты, которые исчезли из магазинов.

– Что хотите? – спросила женщина.

– А что вы дадите? – каким-то не своим голосом спросила мама.

– Греча. Кило.

Мы переглянулись, я кивнула. Серьги скрылись в кармане спекулянтки, а к маме перешёл мешочек гречки.

Как оказалось, мы очень даже хорошо поменяли серёжки. В другой раз за кольцо предложили вдвое меньше.

– Ларочка! – слышу я громкий шёпот мамы. – Пора в булочную.

Я ещё немного лежу. До чего же не хочется вставать! В комнате так холодно, что стынут руки, если их вытащить из-под одеяла.

Я слышу, как тихонько встаёт мама, чтобы не потревожить отца. У него сегодня тоже выходной, пусть отдыхает. Отдых ему необходим так же, как и еда.

Мама аккуратно кладёт дрова во времянку и растапливает её, поджигая кусок газеты, и ставит на печку чайник.

Я решительно отбрасываю одеяло, натягиваю на себя свитер и тёплые штаны, умываюсь тёплой водой из чайника. Надеваю шапку и шубу, проверяю в кармане карточки. Я то и дело запускаю руку и ощупываю их, потому что потерять карточки равно смерти.

Спускаюсь по холодной тёмной лестнице во двор. Очень осторожно и медленно, потому что в подъезде ещё и очень скользко. Канализация не работает, воды нет, а у многих жильцов нет сил выносить горшки во двор.

Мороз на улице такой, что не даёт дышать, наваливается, прижимает к земле. Медленно, сберегая силы, я иду по тропинке к подворотне между высокими, почти в мой рост, сугробами.

Булочная, к которой мы прикреплены, находится недалеко, в огромном угловом доме. На проезжей части – глубокие колеи, наезженные машинами, которые мне приходится буквально переползать. Я снова выхожу на тропинку, миную двухэтажный дом и приближаюсь к булочной, возле которой уже стоит небольшая тёмная очередь. Магазин ещё закрыт, мы стоим и ждём.

Блокада учит терпению. Люди стоят на морозе часами, неподвижно, чтобы не тратить зря силы. Были бы продукты… Даже когда объявляют воздушную тревогу, очередь за хлебом не шевельнётся, людей приходится загонять в бомбоубежище силой.

Но вот внутри слышится шевеление, лязгает замок, продавщица с трудом открывает тяжёлую дверь, наваливаясь на неё всем телом.

После улицы в булочной было тепло, на полках лежат буханки хлеба, целая гора хлеба! От него идёт такой аппетитный запах, что опять кружится голова и становятся слабыми ноги. Я приваливаюсь к прилавку, чтобы переждать дурноту. Словно через пелену вижу, как продавщица берёт у первой покупательницы карточки, быстро вырезает ножницами талоны, режет большим ножом хлеб, бросает на весы… Она быстро и ловко работает, не делая ни одного лишнего движения.

Доходит очередь и до меня. Наш отрезанный кусок хлеба в пятьсот грамм получается довольно большим. Стрелка весов самую чуточку переходит отметку «500», но продавщица не отрезает от него кусочек, кивает, чтобы забирала.

– Спасибо…

Она снова кивает и берёт карточки у следующего покупателя.

Ах, как жаль, что нет довеска, который можно съесть по дороге, чтобы хоть чуть-чуть унять этот голод, а от целого куска я отщипнуть не решаюсь, потому что не смогу остановиться.

Есть такие, кто не выдерживал пытки голодом и съедал свою порцию сразу же, даже не выходя из магазина, обрекая себя на ещё большие муки. Скорее бы домой, скорее бы завтракать!

Я снова переползаю колеи на дороге, иду по тропинке между сугробами, захожу во двор, в подъезд… На лестнице приходится часто отдыхать. Это раньше я мигом взлетала на свой третий этаж, прыгая через две ступеньки. Сейчас иду медленно, поминутно останавливаясь.

Дверь в нашу квартиру открыта. Это для того, чтобы маме не ходить лишний раз, не тратить силы.

В комнате весело, раскалившись докрасна, гудит печка и кипит чайник. Я протягиваю к ней замёрзшие руки… Как чудесно просто согреться, посидеть просто так в тепле, отдыхая.

Мама берёт принесённый кусок хлеба и делит его на три части. Одну часть оставляет на столе, две другие заворачивает в чистенькую тряпочку и прячет в буфет. В буфете ничего съестного давно нет, кроме бутылочки с хлопковым маслом, да и того осталось совсем чуть-чуть, на донышке. Кончилась вся мамина бакалея, на карточки невозможно получить ни крупы, ни муки, ни яичного порошка.

Мама режет хлеб на шесть кусочков – по два каждому, наливает в чашки кипяток. Достаёт бутылочку хлопкового масла, открывает пробку и аккуратно капает по нескольку капель на хлеб, размазывает ложкой. Если сверху ещё чуть посолить, то будет очень вкусно, совсем как до войны. Очень хочется ощутить вкус довоенного хлеба!

Папа ещё лежит в своей кровати. Мама нерешительно топчется возле него, но всё же решает разбудить.

– Толя… пойдём завтракать. Или полежишь ещё?

Папа с трудом встаёт, засовывает распухшие ноги в валенки. Лицо у него опухшее и бледное до синевы.

Я снимаю шубку и вешаю на спинку стула, присаживаюсь к столу. Пододвигаю к себе блюдце с хлебом и чашку.

Мы едим, откусывая крохотные кусочки, медленно пережёвываем, запивая кипятком. Моё сознание как бы раздваивается, я вижу словно со стороны себя с кусочком хлеба и чашкой кипятка, маму, закутанную в пуховый платок и сгорбившегося за столом отца…

– Хорошо бы обменять мою шубку на крупу, – наконец говорю я. – За неё можно получить кило риса.

Мама долго молчит.

– А ходить в чём будешь?

– В твоём ватнике, он тёплый.

– Он тебе велик, мёрзнуть будешь… Да и столько риса не дадут за искусственную шубу.

Мама права, конечно. Но как же папа?

– Семён приходил? – хрипло спрашивает отец, едва шевеля сухими губами.

– Нет…

Брат Семён обороняет город и иногда приходит нас навестить, приносит что-нибудь из своего пайка.

Я встаю, чтобы повесить шубку на вешалку, машинально запускаю руку в карман, проверяя на месте ли карточки…

Их не было. Всё ещё не веря в страшное, я ищу в другом кармане. Они обязательно должны быть там, иначе и быть не может, лучше сразу умереть… В другом кармане карточек тоже не оказалось.

Вот тут меня накрыл настоящий ужас. Будто во сне я вижу папу с чашкой кипятка, маму, моющую посуду в небольшом тазу…

Никогда не верила в бога, но сейчас прошу: Господи, если ты есть, не допусти этого! Пожалуйста, Господи!

Карточки надо искать, вдруг я обронила их в магазине или на тропинке, когда доставала варежки, вдруг из ещё никто не нашёл?

– Ларочка, ты куда?

Мама замечает, что я снова одеваюсь.

– Я сейчас… – бормочу я.

– Зайди в магазин, вдруг там будет что-нибудь.

Не с чем мне идти в магазин, если не найду карточек.

Медленно, пристально глядя под ноги, иду по лестнице, выхожу во двор-колодец. Шаря глазами по сугробам, я направляюсь к арке. Талонов нигде не видно.

Господи, пожалей меня!

Наверно, я говорю это вслух, потому что шедшая навстречу женщина странно смотрит в мою сторону. Да всё равно! Главное – карточки!

– Вы не находили карточки? – бросаюсь к ней.

– Нет, ничего не находила… Карточки потеряла? – сочувственно спрашивает женщина. – Вот горе-то, вот горе…

Господи, пожалуйста, не дай нам умереть! Без карточек мы обречены. Если Семён будет нас всех кормить, то и он умрёт, одного пайка не хватит на четверых… Боже, помоги мне!

Я бегу, если это можно назвать бегом, к выходу со двора, ноги у меня ватные и слабые, голова кружится…

Потом я много раз спрашивала себя: почувствовала ли что-нибудь необычное, не насторожило ли что-то? Нет, ничего такого не почувствовала, а может, просто не заметила, до того была в ужасе от потери карточек.

Всё изменилось в один миг. Шумно, очень шумно… Мимо меня проносились машины, много машин. Они странные, я никогда не видела таких… Проспект, по которому я час назад переползала через снежные колеи, был совершенно чистым. Снега почти не было, кое-где были заметны небольшие снежные островки. Ведь только что лежали горы снега, я старалась не оступиться в сугроб, чтобы не зачерпнуть валенками!

Пропали дощатые бункеры и мешки с песком, которыми были заложены окна и сами здания изменились. Моргают светофоры… откуда они взялись, откуда электричество?

Мне навстречу шли люди. Шли по-здоровому быстро и весело, не сберегая сил. Я давно, очень давно не видела, чтобы ленинградцы так ходили. У нас была особая блокадная походка с наклоном вперёд, будто против ветра, мы шли, едва переставляя ноги.

У этих людей румяные лица, а не зеленовато-бледные, они идут без шапок, не чувствуя мороза… впрочем, кажется, стало значительно теплее и светлее.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю