Текст книги "Животный мир людей"
Автор книги: Ольга Олушева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
И, отвернувшись от него, Кудасова вышла на улицу.
– Что, хотел с начальством задружиться? – ехидно ухмыльнулась идущая следом Леночка. – Ты лучше и правда меня пригласи, я еще на этой выставке не была. – И она по-хозяйски взяла его под руку. Чего Федор не переносил совершенно, так это когда пытались им распоряжаться. Молча выдернув руку, он быстро пошел в сторону метро и не услышал, как девушка выругалась, впрочем, для себя он все про нее решил и, даже услышав ругательство, не удивился бы.
Мимо него пролетел мотоцикл и, исторгнув облако вони, ушел налево, в сторону 1-й Брестской улицы. До метро «Маяковская» оставалось метров триста, когда чья-то рука тронула Федора за плечо, и, обернувшись, он с удивлением увидел отца.
– Что-то ты сегодня рано. Мало работы? – Отец, как всегда, спокойно улыбался.
– Просто захотелось дать себе передышку. Мозг тоже должен отдыхать, а то дурь попрет, не остановишь. Пап, у тебя-то что? Ты сегодня тоже как-то рановато. – Федор посмотрел на профиль отца и в который раз подумал: Сдает отец, устал.
– Федь, а почему ты никогда не ездишь на работу на машине? Вот в выходные, когда работаешь, самое милое дело: и дорога свободна, и быстро?
– Не, пап, машина – это не мое, мне на ней скучно, и потом в Москве куча светофоров, иногда только и делаешь, что ловишь красный свет.
– А на кой мы ее покупали?
– Чтобы было что в гараж поставить. Приходишь туда, а там такая новенькая, красненькая, ну просто как леденец! А вообще-то ты, кажется, землю решил купить, строить дом, жить там, так без машины тут не обойдешься, кстати, ты проект-то мне сегодня покажешь?
– Всенепременно, а еще проект бани придется сделать, мне, знаешь ли, хочется дом снаружи деревянный и внутреннюю отделку из дерева, а «конструктив» весь из бетона отлить, чтобы навечно. А еще я мечтаю весь дом резьбой украсить, мебель сделать такую, чтобы только для этого дома. Короче говоря, планов «громадье». Теперь их надо бы претворить в жизнь, и тут я на тебя очень рассчитываю. Как, поможешь?
– А то! Я, между прочим, уже заразился твоей идеей, благо работы сейчас немного, в голове весь день всякие мысли крутятся, а баню я почти придумал, знаешь, такой игрушечный теремок, избушку на курьих ножках, только ножки надо обыграть так, чтобы холодом снизу даже зимой не тянуло. А еще я бы построил открытую галерею от дома к бане, вдруг дождь или снег сильный, из бани в дом надо с комфортом попадать.
Беседуя и мечтая, они шли домой по направлению к метро и не видели устремленного на них недоброго взгляда и не слышали тихо произнесенных слов проклятия. Возможно, прояви кто-то из них больше интереса к окружающим людям, посмотри вокруг не рассеянным, а внимательным взглядом, и многого в будущем не случилось, а может, и случилось бы, все равно.
Двадцать лет тому назад.
Тамара устало повела затекшими плечами, несколько раз наклонила голову из стороны в сторону и встала из-за стола. Пора собираться домой, Федька сегодня должен принести отметку за контрольную по математике, хорошо бы пятерку. Сын учился очень неровно, то пятерки заполняли дневник, то тройки и двойки гуляли по страницам, все зависело от настроения отпрыска. Иногда ему становилось лень делать уроки, и он заполнял освободившееся время своим любимым занятием: рисовал; иногда он набрасывался на учебу, как голодный зверь на еду, и мог сутками заниматься, решать, писать, учить. В начальной школе Тамару это пугало, она даже обращалась к знакомому психиатру, психологам она не доверяла, поскольку не понимала сути их работы, но врач ей объяснил: да бывает и так, мальчик очень импульсивный, у него часто меняются интересы, но, судя по всему, чувство ответственности развито не по годам, и поэтому он старается наверстать все, что, по его мнению, упустил. Психиатр предположил, что у него творческий потенциал высокий, и посоветовал отдать парня в какую-либо серьезную спортивную секцию, чтобы развить в нем самодисциплину, а одновременно дать ему возможность позаниматься и музыкой, и рисунком, и театром. В чем-то да проявятся способности, заложенные природой. Тамара посоветовалась с мужем и отвела сына в секцию карате. Занятия Феде понравились, его не испугал строгий тренер, и за последние восемь лет успехи у парня были весьма значительные. Сейчас он готовился к квалификационным соревнованиям и надеялся получить черный пояс, в школе же все оставалось по-прежнему: пятерки периодически сменялись двойками. Основной причиной появления двоек в дневнике служили несделанные уроки, Федор даже не пытался придумать что-либо в свое оправдание, он честно заявлял, что просто не хотел делать уроки. Учителя уважали его за честность и нещадно наказывали за лень. Впрочем, это не было ленью с лежанием на диване или трепом с ровесниками, Федор рисовал, он рисовал с упоением и день, и два, и три, а потом вдруг оставлял неоконченную работу, никогда к ней более не возвращаясь, и с остервенением набрасывался на учебу. Рабочий день был закончен, и Тамара принялась складывать рабочий инструмент так, чтобы завтра он был под рукой и его не пришлось бы искать, она терпеть не могла по утрам тратить время на всякую ерунду, мимоходом оценила себя в зеркале и, слегка поморщившись, заперла дверь кабинета. Как всегда, она уходила последней. Прежде чем выйти на улицу, женщина оглядела прилегающую территорию в окно. К счастью, тот, кто преследовал ее в последнее время, не стоял, как все последние дни, перед входом, с облегчением вздохнув, она пошла к метро. Тихая ранняя осень, несколько пожелтевших деревьев вдоль Неглинной улицы, огни витрин на Кузнецком мосту, все умиротворяло. Даже прохожие сегодня разговаривали не так громко, словно подчиняясь общему настроению города. Как она любила вот такую вечернюю Москву, загадочную, притихшую, промытую вчерашним дождем, без толп усталых шумных туристов, без громкой музыки, доносящейся из-за дверей кафе и ресторанов. Скоро она придет домой, Олег, наверное, приготовил что-то на ужин, он знает, как много работы у нее в последнее время и не ропщет, просто помогает пережить трудное время. Какое счастье, что они встретились и как жаль, что у них не будет общих детей. Доехав в метро до «Кутузовской», Тамара пошла к своему дому, идти всего-то минут десять, только это были ее последние десять минут. Вот и арка, позади осталась оживленная даже в этот неранний час дорога, тихо поскрипывал висящий в арке фонарь, это жильцы их дома повесили, чтобы не спотыкаться в темноте. Вторая половина отвратительных девяностых, всякая нечисть выползла из подворотен, из городов и деревень, и вся эта нечисть ринулась в Москву и Питер урвать, ухватить свой кусок, а тут в столице и своих мерзавцев хватало, и они тоже старались изо всех сил. Пьяницы, проститутки, наркоманы, подонки всех мастей и национальностей, кого только не видел наш город в те годы. Но были и другие, хитрые и умные, лишенные всех нормальных человеческих чувств, именно такого Тамара встретила в той арке. Давно, когда она двадцатилетней студенткой родила от него сына, он ей велел никогда не показываться ему на глаза, но судьба иногда подкидывает людям неожиданные «сюрпризы», и им пришлось встречаться много раз, и делать вид, что прежде они не были знакомы. Временами Тамаре казалось, что он и правда ее не узнает, но иногда она ловила его брезгливый взгляд, устремленный на Федю, и тогда иллюзия «неузнавания» пропадала, женщина понимала, он все помнит и раздражается от того, что вынужден находиться с ними в одном помещении. С тех пор прошли годы, и вдруг он опять возник в ее жизни, и стал требовать, чтобы она рассказала сыну, кто его отец. Он хотел разрушить то, что создавалось годами, лишить ее семьи. Несколько дней женщина видела этого типа у своей работы, а сегодня расслабилась, устала и не углядела, как он скользнул за ней в арку, только вдруг почувствовала, что чья-то жесткая рука легла ей на шею:
– Мы сейчас идем к тебе домой, там ты расскажешь сыну обо мне и бросишь своего мужа-придурка. Потом ты разведешься и подашь на раздел имущества. Ты, курица, ты поняла меня? В голове Тамары мелькнула мысль солгать, сделать вид, что подчиняется, но чувство собственного достоинства не позволило дать ему даже на минуту почувствовать себя победителем, а он даже и не пытался делать вид, что испытывает к ней какие-то чувства, ему хотелось настоять на своем, унизить ее, растоптать. В бешенстве от его наглой выходки она достала из сумочки газовый баллончик и, вырвавшись, брызнула в ненавистную физиономию ядовитой струей, но он успел отклониться, прикрыться рукавом и, озверев от сопротивления, стал бить женщину подвернувшимся по руку камнем, нет, убивать он не хотел, ему надо было подчинить ее и хоть так отомстить за безразличие, которое он видел в ее глазах во время вынужденных встреч. Как только до него дошло, что жертва больше не подает признаков жизни, он сразу же схватил ее сумочку, спрятал под куртку и как ни в чем не бывало пошел в сторону Москвы-реки, там ему удалось незаметно выбросить сумочку в воду. Приехавшие по вызову милиционеры не стали сильно заморачиваться. В протоколе написали, что предположительно имело место нападение с целью грабежа, преступника не нашли, да и не искали особенно, сколько в то время было подобных случаев! А в милиции тоже люди работают, и у них тоже есть предел возможностей. Один начинающий следователь попытался было покопаться в прошлом жертвы, но на него столько работы навалили, что и он махнул рукой. Так отец с сыном осиротели, но эта смерть неожиданно сплотила их.
За два с половиной года до того.
«Тетя по матери, как же, была у собаки хата, а у мамы сестра», – раздраженно думала Марго, набирая номер тети-самозванки. Ответили почти сразу:
– Слушаю, говорите. – Голос был глубокий, низкий, с легкой хрипотцой, и Марго сразу представила высокую полную женщину лет сорока в шелковом халате и с повязкой на голове, призванной защитить волосы от крема или маски, эта картина мгновенно вызвала в ней еще большее раздражение и даже злость. За последние годы она привыкла к тому, что для нее никто и ничего никогда не делал без личной выгоды, а в чем могла быть в данном случае выгода, ей не приходило в голову, и это пугало.
– Я хотела бы с вами встретиться, но из больницы меня выпишут недели через две, если возможно, объясните по телефону, что означает ваша помощь и чем это грозит мне и моей семье.
– Э! – засмеялась женщина, – не пугайтесь, я сегодня к вам приеду, и мы все обсудим. Время до приезда «тети» Марго провела, стараясь справиться с нервами и хоть как-то заставить тело слушаться, в ее возрасте долгая неподвижность преодолевалась с трудом, голова кружилась, перед глазами прыгала всякая дрянь в виде точек, червячков и прочего, губы были сухими, а лицо вдруг стало немилосердно чесаться под бинтами. В половине шестого в палату вошла женщина маленького роста и чрезвычайно худая. Она поздоровалась неожиданно глубоким и низким голосом и прямо направилась к кровати Дубровиной. Марго опешила, но настоящий шок она испытала, когда поняла, что за плечами пришедшей к ней женщины не менее семидесяти пяти лет.
– Здравствуйте, – слегка заикаясь произнесла она. – Вы и есть та самая «тетя»?
– А то! Я самая что ни на есть «тетя», но, повторяю, не пугайтесь, давайте поговорим, и я все вам объясню.
Женщина села на кровать к Марго, поправила шарф на шее и сказала:
– Это я увидела, как вы упали, тогда я не поняла, что вас толкнула машина. Сразу же вызвала «Скорую», а потом приехала к вам в больницу и поняла, что я ваш единственный посетитель. Членов вашей семьи в больнице не видели. У входа сидела и скулила ваша собачонка, сейчас она у меня, но как только вы выпишитесь, можете ее забрать. Теперь о главном: так сложилось, что у меня никого нет, у тебя – она незаметно перешла на «ты» – судя по всему, заботливые и любящие тоже в очередь не стоят, если захочешь, можешь жить у меня, квартира большая, денег вполне хватит, у меня был свой бизнес, магазин, но потом его сожгли, и я не стала ничего восстанавливать. Решила жить для себя, что с тех пор и делаю, а потом появилась ты. Я старая, мне почти восемьдесят, сколько там впереди, неизвестно, вот я и решила: с собой деньги не унесешь, бизнесом я занималась с начала девяностых, а сожгли меня лет шесть назад, так что успела и заработать, и поднакопить. Сперва хотела взять ребенка на воспитание, но не дали, возраст, так что сама решай: хочешь – соглашайся, хочешь – нет. И еще, мне ты ничего не должна, я деньги государству оставлять не хочу, все равно чиновники разворуют, здесь на визитке мои телефоны, если что надо – позвони или просто позвони.
С этими словами посетительница встала и направилась к выходу. Маргарита Дубровина смотрела ей вслед и не могла ничего сказать, она просто ошалела от услышанного, в голове, без конца повторяясь, крутились слова неожиданной спасительницы.
– Простите! – окликнула она уходящую хриплым голосом: – Как вас зовут?
Та обернулась и, слегка улыбнувшись, ответила:
– Елизавета Сергеевна, по образованию историк-искусствовед, по жизни – торгаш, тогда, в девяностые, особого выбора не было, надо было выживать.
– Постойте, пожалуйста! Я никак не могу прийти в себя, спасибо огромное за помощь, но, боюсь, я не смогу бросить своих и принять ваше предложение, я, если буду на своих ногах, стану к вам приходить, помогать, чем только можно, но у меня почти нет денег, а на шее сын-алкоголик, муж-лодырь и зануда свекровь, которая вечно недовольна. Конечно, муж получает пенсию, и мы со свекровью тоже, и на три пенсии можно прокормить одного неработающего, но это все, ничего не остается, и боюсь, на работу меня теперь не возьмут, а мне очень бы хотелось вернуть вам деньги.
– Да постойте вы! – воскликнула Марго, видя, что старуха собралась уйти. – Ну поймите, для меня никогда ничего никто не делал просто так, у меня не получается осознать и принять ситуацию! Простите меня, если я вас обидела, только скажите, чем я могу хоть как-то отплатить вам за добро?
– Звони – если захочешь, а не захочешь – не звони! Считай, я за свои грехи плачу, все мы грешники. – С этими словами Елизавета Сергеевна вышла из палаты.
– Офигеть! – пробормотала Ксения, как только в коридоре затихло шуршание бахил на ногах старухи. – Если ты, Ритка, откажешься от ее помощи, я своими руками тебя, дурынду, придушу. Это ты, считай, в лотерею выиграла миллион.
– Знаешь, я привыкла считать старых людей беззащитными, нуждающимися в помощи, а тут… у меня так-то мозги со скрипом проворачиваются после всех лекарств, да еще и это, просто не знаю, как на все реагировать, да еще родственнички… хоть бы позвонили! Честно говоря, после сегодняшних событий хочется послать всех далеко и изменить свою жизнь, а они пусть как хотят.
– А что-то еще сегодня произошло? – Ксения обернулась и посмотрела на Маргариту.
– Да я вот не удержалась и позвонила домой. Мне муж ответил. Знаешь, что он сказал первое? Сообщил, что деньги на исходе, холодильник пустой, у него насморк и выйти в магазин он никак не может, короче, хочет знать, когда меня наконец выпишут, поскольку сын ему не помощник, а мать старая и ничего не делает. Приехать тоже не мог, плохо себя чувствовал и не хотел принести в больницу инфекцию. Даже не спросил, как я себя чувствую, вот так-то.
Девушка с третьей кровати, сидевшая с собранной сумкой и ожидавшая, когда за ней приедут, проговорила:
– Либо ты вела себя в жизни как полная дрянь, либо у тебя родственники тупые эгоисты и надо от них уходить.
Марго мрачно посмотрела на нее и ответила:
– Наверно, ты права. Буду решать свои проблемы без оглядки на тех, кого считала своей семьей. Ладно, девочки, закрыли тему.
Через две с половиной недели Марго выписали, соседка по палате надавала ей массу советов и свой телефон в придачу. Светик приехала ее встречать и сразу задала кучу вопросов. Из всей этой «кучи» Марго ответила только на один:
– Домой не поеду! Ты пока мои вещи возьмешь? Хочу на кладбище к родителям смотаться, посоветоваться.
Была у нее такая привычка разговаривать с родителями, и пусть их уже много лет не было на свете, но когда она приезжала навестить их могилы, то всегда выкладывала все свои переживания, рассказывала, что сделала и что хочет еще сделать, и в голове все укладывалось по своим местам. Будто родители помогали ей двигаться по жизни дальше, будто давали советы. Вот и сегодня она поехала на Ваганьковское кладбище, где еще со времен Великой Отечественной войны у их семьи был участок. Там в сорок третьем похоронили папиного племянника и с тех пор навещали его могилу, а потом там собралась почти вся семья, только вот ее, Маргариты, пока там не было. «Ну да это дело временное», – усмехнулась своим мыслям женщина и, даже не оглянувшись на здание больницы, пошла к метро.
На кладбище уже многие могилы были украшены цветами, участочки выметены от прошлогодней листвы и даже кое-где на деревьях появилась зеленая дымка, почки еще не начали раскрываться, но на них предвестником листвы появились трещинки, в которые проглядывали готовые вылупиться зеленые листочки. Миновав поворот к могиле Андрея Миронова, женщина прошла еще немного и свернула к своему участку.
– Здравствуйте мои родные! Теперь я такая, даже не знаю, как к этому относиться, но, честно говоря, моя внешность меня мало занимает, – проговорила она и сняла медицинскую маску, которая прикрывала нижнюю половину лица. – Домой идти тошно, а к чужому человеку – стыдно. Как думаете, может, к Светке на пару дней напроситься? Она вообще-то приглашала. И, надолго задумавшись, Маргарита Дубровина замолчала, глядя на фотографии родных людей. Потом, словно опомнившись нацепила маску и начала руками собирать прошлогодние листья, нашла за памятником пластиковую бутылку, помыла ее, благо вода была недалеко, и, порывшись в карманах пальто, вытащила шарфик, купленный у метро в прошлом году. Этим шарфиком она промыла памятник, протерла ограду, попутно заметив про себя, что надо бы купить краску и обновить цвет ограды, а заодно и посадить цветы – прошлогодние, похоже, все погибли.
Посидев немного возле прибранной могилы, Марго встала и направилась к подруге, Светка работала по большей части дома и в данный момент пребывала в одиночестве, поскольку мужа она похоронила несколько лет назад, а дети у нее появлялись раз в неделю, подкидывая на выходные внуков и давая себе передышку в гонке за призраком под названием «жизнь». Светку нашествие троих внуков нисколько не напрягало, и каждые выходные она готовила, как когда-то, на большую семью. Вообще она была очень позитивным человеком. Даже когда умер любимый муж, а ей тогда было уже под шестьдесят, Светка не стала устраивать трагедию, приняв смерть любимого человека, как неизбежный ход жизни, а спустя пару месяцев начала делать технические переводы с пяти языков, хотя знала только три. Переводы не требовали литературной обработки, нужно было только очень точно перевести все термины и названия, а также верно описать свойства и процессы, с чем она блестяще и справлялась, Увидев на пороге квартиры Марго, подруга радостно захлопала в ладоши, словно ей было не шестьдесят с хвостиком, а тринадцать, и потащила подругу в комнату. Там она, слегка оробев, спросила:
– А ты мне покажешь, как теперь выглядишь? Нет, я не настаиваю, ты, конечно, как хочешь, но ведь все равно надо привыкать и тебе тоже. А своим ты не звонила?
– У меня теперь «своих» больше нет.
– А Славка как же, ты же его так любишь, то есть любила. – Вконец запутавшись, Светка замолчала, глядя на подругу.
– Посмотрим, – ответила Марго и сняла медицинскую маску.
– М-да, пока не очень понятно, отеков и красноты много, ну да это пройдет, теперь главное, зубы. Да, я тут тебе записала несколько телефонов, все стоматологи хорошие, проверенные, я по друзьям собирала координаты.
– Спасибо! – И Марго обессиленно опустилась на стул. Давали себя знать недели, проведенные в больнице, ей вдруг ужасно захотелось спать, ну хотя бы просто лечь. Света, увидев сонные глаза подруги, сразу же отвела ее в маленькую детскую, где уже была постелена чистая постель, и, выходя, прошептала, видя, что Марго буквально засыпает на ходу.
– Завтра поговорим, а сейчас тебе поспать бы часиков двадцать, как проснешься завтра, будешь вполне в форме.
– Рита! – позвала мама, – иди скорее, к тебе Игорь пришел.
Риточка Дубровина, собирая волосы в пучок и улыбаясь, вышла в прихожую.
– Привет, планы есть?
– Есть, нас сегодня друзья на дачу пригласили, поедешь? Родители заедут за нами через полчаса. – Игорь Бунич был сама элегантность и воспитанность. Он по обыкновению принес для матери Риты маленький букетик цветов, поздоровался за руку с отцом и сообщил им, что ехать собрались всей семьей на два дня к друзьям родителей, для Риты будет отдельная комната, и ее родители могут ни о чем не волноваться, поскольку люди там все взрослые, ответственные. Ну, погуляют пару дней на свежем воздухе, поедят шашлыка, а в воскресенье к вечеру они привезут Риту домой.
Марго заворочалась в постели и резко села, давно ей не снилась юность, она уже почти забыла, что там, во времена счастья, ее звали Рита, а не Марго. Это потом Игорь придумал называть жену на французский манер, что, с его точки зрения, больше подходило для архитектора. А она тогда со всем соглашалась. Игорь был старше ее на целых три года, в институт он поступил после армии и был таким взрослым по сравнению другими мальчиками, что у Марго-Риты даже мысли не возникало ему возражать.
Отец Игоря был партийным чиновником средней руки, мама работала где-то в «оборонке» инженером, друзья были либо военными, либо партийными чиновниками разного уровня. Рита довольно часто бывала у них дома. Мама Игоря казалась ей слегка жеманной, что никак не вязалось с профессией инженера и человека, работающего на закрытом предприятии, а отец был милый, вальяжный и скорее должен был стать актером, художником или кем-то еще, но обязательно творческой личностью, а уж никак не тем, кем стал. Все это, впрочем, никак не мешало Маргарите любить Игоря, восхищаться им и получать ответное восхищение и любовь.
Идеальная пара – говорили про них. Все изменилось через несколько лет. Стоило родиться Славке, а Марго осесть дома, как Игорь стал сперва пропадать на работе целыми днями, а потом и ночами. Она долгое время находила мужу оправдания, пока телефонный звонок от какой-то Инны не поставил в ее жизни большую жирную точку. С этого момента она замкнулась в себе, разговаривала по своей инициативе только со своей матерью и сыном, а всем прочим, особенно родителям мужа, лишь отвечала и никогда не обращалась к ним сама. Сын рос довольно избалованным ребенком, тут уж приложили руку все бабушки и дедушки, отца он практически не знал, тот появлялся в их жизни не часто и неожиданно для мальчика пропадал. Буничи-старшие, очевидно, стараясь компенсировать ребенку отсутствие отца, заваливали его подарками, таскали по детским театрам, брали к себе на дачу. То же делали и родители Марго, но в начале девяностых ее папа неожиданно умер, и мать как-то потерялась. Ей было чуть за шестьдесят, а у нее периодически стали появляться провалы в памяти, болеть сердце, скакать давление. Они переехали в квартиру родителей Марго, и муж тут же заявил, что не живет дома, поскольку общество тещи его раздражает, сыну тогда было шесть лет. Еще через несколько лет муж все же вернулся, хотя для Марго теперь это был совершенно чужой человек, которого она не только не любила, но и не уважала. Славка к своим восемнадцати годам уже ни во что не ставил мать и бабку (отец Игоря умер несколькими годами раньше, а вслед за ним умерла и мать Марго), не считал их за людей. В его жизни были более «интересные» персонажи, например, Вовик из соседнего подъезда, который отсидел два года за «хулиганку» и вернулся, полный желания брать все что пожелает, а если не отдают, отнять силой. Главным принципом в его жизни было отсутствие всех принципов. Славка, конечно, не обладал такими навыками, как Вовик, но отсутствие в жизни слов «нельзя» и «непорядочно» его сильно вдохновляло. Парень не без помощи приятеля пристрастился к выпивке, а когда он бывал под градусом, то охотно садился за карты и проигрывал все больше, пока однажды не услышал: «Ты, пацан, карточные долги отдавать собираешься? Сроку тебе десять дней, а потом поставим на счетчик. Да скажи спасибо, что даем время, другому бы не дали, но ты ведь наш, ты ведь правильный пацан?» Естественно, Славка сперва не очень-то и испугался, но когда через десять дней его жестоко избили и вновь напомнили о долге, он, отлеживаясь дома, вынужден был, нещадно привирая, рассказать матери о карточном долге. Марго взяла деньги, которые были отложены, заняла у подруг и имела глупость отдать все сыну, чтобы тот наконец расплатился. Дальше все было как в дурном сне, сын проиграл и эти деньги, взял на свое имя кредит, проиграл и его, а потом была продажа квартиры и переезд на окраину Москвы. Пока вся семья жила в квартире родителей Марго, было более или менее терпимо, но когда пришлось переехать, стало невыносимо, Игорь теперь жил в одной комнате со своей матерью, а Марго делила комнату с вечно нетрезвым сыном. Во всей этой истории был только один положительный момент: старые связи Славки были разрушены, и теперь появилась надежда, что он, наконец, начнет работать.
Наше время (возвращение в прошлое)
Ольга Арнольдовна была недовольна прошедшим днем. По прошлому опыту она знала, когда работы становилось слишком много, а времени на нее слишком мало, это почти всегда было предвестником перемен к худшему. Если заказчик начинал менять задание, задерживать аванс, выставлять необоснованные претензии – жди неприятностей. Пока ничего конкретного вроде и не произошло, но в воздухе уже витала некая неопределенность, и, с точки зрения Кудасовой, надо было срочно искать новые площадки, а значит, новых заказчиков. Она помнила предложение от одной крупной подмосковной организации, сделанное ей совсем недавно. Там ей предложили возглавить всех архитекторов в проектной мастерской, но уж очень смущал и объем предстоящей работы, и заместитель генерального директора по строительству, который как-то странно улыбался, передавая ей предложение. Придется завтра идти к начальству, аккуратно стараться выяснить обстановку и потом решать, остаться или переходить к конкурентам. Если она почувствует, что фирма находится в шатком состоянии, то сразу напишет заявление об уходе. Времена, в которые Ольга Арнольдовна даже не допускала мысли о том, что можно бросить своих и уйти, подтолкнув тем самым и без того находящуюся в плачевном состоянии организацию, давно «канули в Лету». Теперь ее мало что вообще трогало, работа была нужна, нужны были деньги, и значит, было не до сантиментов. Доехав до спортивного клуба, женщина вытащила из багажника сумку со спортивной формой. Прозанимавшись в зале полтора часа и поплавав почти столько же в бассейне, она, еле передвигая ноги, побрела к машине.
– Девушка! – ломкий молодой голос, принадлежавший подростку, окликнул ее из темноты. – Ой, тетенька, извините, – произнес мальчишка, подойдя поближе. – А я уже несколько дней смотрю на вас издали, сегодня вот опять специально пришел, думал, вы совсем молодая, как я, – тут он смешался, сообразив, что сморозил, – в общем, извините еще раз, и мальчишка растворился в сумерках. Как ни странно, но это маленькое недоразумение не только не расстроило Ольгу Арнольдовну, а, напротив, вызвало на губах улыбку. Вздохнув полной грудью прохладный воздух, Кудасова убрала сумку со спортивной формой в машину и, подняв голову, стала смотреть на звезды. Они, хоть и плохо, но все же были различимы на темном небе. Сделав несколько танцевальных па, женщина тихо рассмеялась и села за руль. Теперь у нее не было сомнений в своем решении: если она почувствует завтра, что что-то неладно на работе, сразу звонит потенциальному работодателю, и пусть каждый будет сам за себя.
Пробка на Новорижском шоссе уже рассосалась, и дома она была через двадцать пять минут. Во дворе у соседей жарили шашлык, громкий хохот раздавался с их стороны, а запах стоял такой, что впору напроситься в гости, но этого делать не пришлось, поскольку соседи увидели свет у нее на веранде и тут же раздался крик: «Ольга, быстро к нам и бобика своего забери, пусть тут побегает!» Между участками была калитка, так как оба участка некогда принадлежали родным братьям, а когда один из братьев умер, другой продал оба участка и вернулся в Москву. Жены и детей у умершего не было, и его единственным наследником стал оставшийся брат. Но поскольку тот был в годах весьма преклонных, то не захотел оставаться один и, продав оба участка, переехал в город, да и дети давно звали. Сами они жить в тех краях не хотели, и когда отец избавился от подмосковной обузы, как они называли дачу, были вполне довольны, тем более что стоила земля там дорого, а дома братьев пришли почти в полную негодность и требовали даже не ремонта, а скорее полной замены. Вот тогда-то Ольга и ее будущие соседи почти одновременно купили участки. Свой дом Ольга спроектировала давно, как только решила жить на природе, а соседям она сделала проект буквально за месяц и почти даром, денег у них тогда было негусто, но с тех пор они дружили. Лена и Лева, так звали соседей, как могли, старались отблагодарить Ольгу. Детей у них не было, не случилось, одно время они очень переживали из-за этого, а потом привыкли, смирились. Год назад Лева привез из Пскова своего племянника, но в институт парень не поступил, и его забрали в армию. Теперь супруги ждали, договорившись, что если племянник Сережа захочет, то пусть живет с ними, тем более что сестра Левы воспитывает еще двоих, и живется семье не очень легко.
Стоило вернуться домой, как раздался звонок мобильного телефона: «У нас почти совсем нет денег, – даже не поздоровавшись, заявил бывший муж. – Ты хочешь, чтобы сын голодал?
– Сыну почти тридцать. Пусть свои проблемы решает сам. А тебе я вообще никто, можете вместе со своей мамашей идти хоть на паперть. – И женщина в раздражении бросила трубку. Интересно, где он взял мой номер телефона? Тут опять завибрировал мобильник и пришло сообщение от Светки. Она писала:
– Маргоша, прости, но Игорь подглядел твой номер, он сегодня был у меня, пытался выяснить, где тебя искать, а я, дура, оставила на столе аппарат, вот он и запомнил твой номер. Если не очень сердишься – позвони. Целую. Послание Светки требовало ответа, оно разбередило мысли о сыне, и Маргарита на время забыла, что теперь она Ольга Арнольдовна, а вовсе не Марго. Светка сразу же ответила на звонок и, не дожидаясь вопросов, зачастила:
