Текст книги "Веский повод"
Автор книги: Ольга Надточий
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Веский повод
Вспышка
Наблюдаю жизнь по её стремительным запятым,
По её ухмылкам, порой добродушно-робким,
временами резким, как серпантин, крутым.
Вот и точка, видишь, город накрыли пробки?
Фонари сговорились, один за другим погас.
Темнота подступила, словно монголов иго.
Время замерло, на цепь посадив Сейчас,
Этот пёс нам запомнится ярким, как вспышка, мигом.
Всё меньше поводов писать
Всё меньше поводов писать,
всё больше поводов вглядеться
в себя и в мир, где благодать
гуляет под эгидой детства,
где зреют сочные плоды
решительности, а бутоны
сомнений гибнут без воды,
где смех перетекает в стоны.
Где ты, оторванный от дел,
Блаженно тих, сидишь напротив.
Ведь это там, ты знаешь, где
Я жить совсем-совсем не против!
Шуршит опавшая листва,
кружит снежок и зеленеет…
Всё зеленеет, как слова,
как летний день, они длиннее.
И так смешно дрожит рука,
Ещё смешнее любят люди.
И так смешно пока, пока
Тебя хоть кто-то любит, люби..
Я смотрю на тебя и мне хочется жить
Я смотрю на тебя, и мне хочется жить,
Просыпаться чуть свет, верить птичьим прогнозам,
Останавливать время, пускай не бежит.
Вспоминать, вот уж что в самом деле не поздно.
Нужно взять тебя за руку и увести
Через время земное к нездешним высотам.
Можно взглядом цитировать внутренний стих,
Из которого светится… Светится что там?, -
Где любовь, как река, устремляется в кровь,
Совершает поток, как глоток, и – тревожно.
Успокой меня словом красивым – Любовь.
Стану рифмой к тебе. Мне так нужно. Так можно.
Весенняя клятва
Прост уходящий день,
брошен – собаке кость.
Гордость, оставь людей,
будет тогда легко
щурить в просвет окна
глаз, наблюдая птиц.
Новость у них – весна!
Клятва – всему цвести!
Лужам послушен шаг,
шлёпает сапожок.
Детская прыть – душа.
Детская суть – прыжок.
Гордости невдомёк,
сколько всего вместит
этот простой денёк
с клятвой – всему цвести!
Песня смешного человека
О счастье безголосое моё,
Какая суть, какая боль словами.
Внутри меня кристальный водоём,
Но как мне поделиться этим с вами?
Я истину узрел. Я ослеплен.
Вокруг меня непоправимый гомон.
Но всё же я всей сущностью влюблен
В возможность жить на свете по-другому.
Летят ножи, сторожевые псы
Срываются с цепей и рвут добычу.
Враждует всяк, но я враждою сыт.
Мой путь теперь тяжел и необычен.
Я видел сон, но что это за сон.
Он был, я знаю, был на самом деле.
Но вы, но вы смеётесь в унисон,
А там так хорошо деревья пели.
Я вас люблю, так смейтесь мне в лицо.
Я верю, что всё это не напрасно.
Я видел сон, я видел страшный сон,
В нём истина казалась мне прекрасной.
Товарищ дерево
Товарищ дерево, мне не спится вторые сутки.
Бесполезны попытки, поскольку не всё в порядке.
Повсеместно гремит посуда, пищат розетки.
Только кот их слышит да я, помутнев в рассудке.
Никакой конкретики: ракурс номинативный
не имеет смысла, так что словами – вряд ли.
Мысль лианой вьётся в поисках. Ей найти бы
То единственное, что сидит у тебя на ветке.
Бодроглазое поселилось во мне бессонье.
Слышно музыку: справляется новоселье.
Чрезвычайно нужно вернуться с работы сильной,
а не этим жалким не выспавшим ночи зомби.
Никакой конкретики: конкретики не наступит.
Я усну на ходу, накачавшись снотворным зельем.
Окунай меня в прорубь, толки, словно воду, в ступе -
ноль реакции. Невозмутимость на небе синем.
Как зима окочурится, почки взойдут на ветках.
Тебе будет кого баюкать, беречь и нянчить.
Я уволюсь и обретусь на страницах яви
новым почерком, подвластным законам ветра.
Никакой конкретики, тёмные лишь гардины.
Чрезвычайно важно, зелёного чтобы цвета.
Что касается ткани, я выберу ту, что мягче.
Если встанешь пораньше, то день – идеально длинный,
словно был научен тянуться к свету ветвями.
Благополучен быт
Благополучен быт.
Быт себя исчерпал.
Быту мы не рабы.
Быта видна черта.
Бытом был вдохновлён,
После висишь, распят
Бытом, забыт огнём.
Слышится свист растяп,
Скрежет зубов – от пут,
Близятся облака.
Опустошает грудь
Жажда всего алкать.
Сдвиг вековечных свай -
Повод ворчать для свор.
Свойство ли колдовства
С миром глушить родство,
Перегрызать канат
Связи, в которой смысл,
Быть непременно над
Миром пушистых рыл?
Свыкнешься исподволь,
В руки возьмёшь свирель,
Так прерываем вой,
Так приручаем зверь.
Вырастешь до любви,
Высшее – падать ниц.
Лишь бы не тронул Вий
Легкость твоих ресниц.
В комнате пляшет пыль,
Больше не гложет боль.
Бог обо мне забыл,
Смотрит сейчас футбол.
Не беспокоит быт,
Свет посылает в сад:
Я начинаю быть
В мире, где есть глаза.
Тихие радости
от чего я отвык и к чему не готов привыкать,
да, к чему не готов привыкать, отчего я отвык..
впасть в задумчивость можно, тем более, если: река,
трезвый шёпот дождя, опьяняющий шёпот травы.
я не тот легкокрылый, доверчивый – до глубины.
мне сомнительна жизнь (хоть я крепко стою на ногах!),
ведь повсюду подвохи, к примеру вот, чувство вины,
раздражительность будней и ревности призрак – рога.
краски меркнут со временем. утром глядишь на восток,
апельсиновый сок расплескала по небу заря.
да, красиво и только, но не вызывает восторг.
фейерверк моих чувств испускает последний заряд.
если в детстве, подумай, часами купался в реке,
от дождя не таился и бегал по лужам босой,
спал на мокрой траве. а теперь, посмотри, кем я стал,
видно, осень случилась с моей деревянной душой.
жажду бури эмоций. но натиск мне выдержать как?
только ветер завоет, и сразу сработает выкл.
остаются лишь тихие радости, типа: река,
трезвый шёпот дождя, опьяняющий шёпот травы.
Юбилейное
Солоно, душно.
Вышла
Поступью непослушной
Воля, иссякла пышно,
Празднично равнодушно.
Ахи толпы утихли.
Мир превратился в ухо.
Просится что так, стих ли,
В горло святого духа?
Город. Гранит. Сирена.
Свет фонаря в канале.
Сладко болит сиренью.
Звёздами космос налит.
Кто, не пойму, теперь я.
Больше, чем мясо-кости?
Пальцы сменить на перья.
Гнезда, зовите в гости.
Пусто, заполнить нечем.
Стоит ли, что не свято…
Отче, задуй мне свечи,
Игры затеял зря ты.
Груз этот – грусть: насела
И верховодит гневно.
Что-нибудь с этим сделай!
Развесели царевну!
Хочется петь
Хочется петь и полной грудью дышать.
Птицы щебечут, у окон юлит кошак.
Голову пригревает весенний лучик.
Всё хорошо, могло быть, конечно, лучше.
Только зачем нам лучше, раз хорошо.
Беды стираются радостью в порошок.
Боль вместе с пылью ложатся на подоконник.
Светится счастьем даже любой покойник.
Сказочные персоны живут бессонно.
Дворник из книги Фёдор больше не зол на
Ваню и Машу, которые ищут кляксу.
Мир во всём мире возможен, могу поклясться.
Только всмотрись: влюблённые воскресают,
Бывшие мизантропы людей спасают,
Даже собаки грабителей не кусают.
Вот холостяк созрел и купил кольцо.
Умник прозрел и проще сделал лицо.
Звёзды пророчат дальше ничуть не хуже:
Счастье проникнет в жёлтую клеть психушек,
в тюрьмы, в дома престарелых, в квартиры спящих -
Всюду. Тебя не минует, куда ни прячься.
Больше не будет страшно, противно, больно.
Смехом взорвутся бомбы, закончив войны,
мелкие склоки, драки, скандалы, сплетни.
Помолодеют все, даже дуб столетний.
Мир во всём мире возможен, как свет – на свете.
Свет проникает внутрь, не срывая петель,
Будто так нужно, и нечему удивляться.
Только бы верить, что счастье моё – не клякса.
Умела бы, могла бы материться
Умела бы, могла бы материться,
Так легче выпускать на волю пар.
Мне нелегко даётся материнство.
Мой оптимизм споткнулся и упал.
Пусть море в шторм неистово бушует,
И всё живое прячется на дне,
Не море я. Но шторм в груди ношу я.
Любовь моллюском прячется во мне.
Снаружи только крики да упрёки.
Настал момент за всё себя простить.
Ребенок мой большой, такой далёкий,
Мой маленький, мой близкий, не грусти!
Случай с газетой
Сидишь и думаешь под вечер.
Дышать становится темно.
Сомнения рассеять нечем.
Глядишь растерянно в окно.
А там вечерняя газета
летит всё выше к облакам.
Ты думаешь, наверно, это
корреспонденция богам.
Им, вероятно, очень скучно
без нашей сводки новостей.
Летит бумажная игрушка,
экономический раздел
раскрылся книзу, крылья машут
беспомощно и наугад.
Ты ждёшь, вот-вот нетленку нашу
подхватит бодрая рука.
И дует почтальон усердно,
ещё чуть-чуть и с глаз долой.
Прощай, крылатая газета,
скажи спасибо, что золой
не стала в непотребной урне.
Весомей в облаках висеть:
парить куда литературней,
чем быть подстилкою под сельдь.
Ещё мгновение! Но что-то
пошло не так, экран завис,
сбоит режим автопилота,
газету плавно тянет вниз,
туда, за крыши заводские,
домой, на землю, в никуда,
где бродят образы людские,
откуда небо – в проводах.
Разбиться, но бумага стерпит
и тут, страницы распластав.
Не смерть, скорей, намёк о смерти
застынет на её листах.
А после дух бумажной примы
на небо тихо пошуршит,
его там непременно примут
за упокой земной души.
Сидишь и думаешь под вечер…
падать с тринадцатого этажа
падать с тринадцатого этажа
несколько раз на дню
мысленный неосторожен шаг
не подходи к огню
к осени был прилив надежд
в зиму всё отмерло
бескомпромиссно бери и режь
прошлое замело
будущее я не вижу глаз
тот человек кому
я была светом во тьме погас
или удрал во тьму
тикает такает но не жизнь
здесь я не знаю где
падают бомбы летят ножи
кем бы себя согреть
ночью оскаливаются фонари
волки чудят в лесу -
мысли дурацкие как в крови
тело моё несут
жалость к себе что всего страшней
или шизофрини
я разговаривала во сне
вырвалось извини
Кто говорит, пустяк
Кто говорит, пустяк -
сорвать немой концерт
жизни? Глаза блестят:
а что же там в конце?
Ангелов диких сонм
в трубы трубит. Ложись
прямо в окоп лицом.
Перед глазами – жизнь.
Ах знать бы, как суметь
прожить единожды,
не порываясь в смерть.
Кругом одни нужды.
Какая в них нужда?
Пришли нагие ведь.
Вопрос сужается.
Попробуй-ка ответь.
Хватает милостей
довольным малостью.
Возможно вырасти
(чуть-чуть осталось-то)
из кожи прошлого.
Сбрось хвост свой, ящерка!
Всего хорошего,
всего бессмертного
и настоящего.
А Оля любит Андре Бретона
А Оля любит Андре Бретона,
уж лучше жизнь, чем галиматья.
Воображаемая корона,
опубликованная статья,
змея в шкатулке и шрам – на правой,
скелет в шкафу, оберег от лжи,
умение управлять оравой
и неумение ладно жить -
Всё есть: стихи, что врачуют душу,
порхают, просятся на язык.
Способна строить, способна рушить
и не прельщается на призы.
У Оли муж и, конечно, дети,
и счастья полные закрома.
И Оля больше всего на свете
боится только сойти с ума.
Не пой колыбельных мне
Не пой колыбельных мне, не успокоюсь,
Я в гуще словесной стою по пояс.
И кажимость глючит меня по полной.
Такое не вылечил бы нарколог,
Развел бы руками учёный лекарь,
Поник бы всесильный когда-то знахарь,
Увидев в приемной не человека,
а восклицательных уйму знаков,
бессонных ночей нелюдимый остров,
гарем неугодных султану литер.
Консилиум выдаст предельно просто:
"Диагноз не выявлен. Потерпите".
Упс!
Оголтелой мысли сквозной укус,
Сальводоров ус.
Эй!
Вылезайте тени из всех щелей.
Карнавал теней.
Ха!
Что ещё за странная чепуха?
Что-то крутит мой язычок
ещё…:
Я люблю тебя,
дурачок!
У девочки, молвят, поехала крыша.
Ты сделаешь вид, ничего ты не слышал.
Жить в облаке радужном – это нормально,
В традициях нежности, по Фитцджеральду.
Раскроешь ладонь, где запутанность линий,
И вылетит птичка, и нету в помине
Ни крыши надёжной, ни облака даже.
Тебя не волнует, что кто-нибудь скажет.
Здесь кто-нибудь есть? В темноте и на ощупь
Блуждаю как призрак. Сосновая роща
Не ропщет, волнует призывом весенним.
Услышать твой голос. Спасенье. Спасенье.
Упс!
Оголтелой мысли сквозной укус,
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
