Текст книги "Соната моря"

Автор книги: Ольга Мареичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

7

Направление она выбрала верно, а вот тропинка быстро потерялась и пришлось идти по лесу напрямик. Ветки оказались колючими, споткнувшись о вылезший из земли корень она чуть не полетела носом вниз. Острый сук распорол рукав.

«Бежала, бежала по лесу!», – вспомнилось ей. Но бежала не она. Маленькая – много младше нее, – девочка с растрепанными волосами неслась сквозь чащу. Нога подвернулась – малышка упала ничком, тут же подскочил здоровенный дядька и взмахнул кнутом.

«Не смей!», – хотела крикнуть Лоренца, но, испугавшись собственной дерзости, сумела выдавить из себя только какой-то невнятный звук. Ни девочки, ни палача уже не было. Лес, увы, развеиваться не спешил.

Но через несколько шагов идти стало легче. Похоже, она отыскала тропинку. Или нашла другую, лучшую. Она приободрилась, ускорила шаг – и поскользнулась. При свете огромной как арбуз луны Лоренца легко рассмотрела, что же попалось ей под ноги.

Это была рыба. Дохлая, совсем свежая, будто бы ее выловили и бросили на… Нет, не на тропу. Дорога оказалась мощеной и присыпанной влажным песком, который нанесли морские волны.

Там, где вчера расстилалась морская гладь, нынче высились каменные стены. Лоренца потрогала камни, присев на корточки, изучила мостовую. «Черт меня побери, – подумала она, – если это не янтарь». Куда там дороге из желтого кирпича.

Тут и там валялись рыбы и какая-то нанесенная волнами дрянь. Стены были в песке и тине, в окнах – чернота, и все же мертвым город не был. Время от времени попадались горожане, застывшие в полусне-полусмерти – кто у окон, кто в дверях. Глаза у них были что у тех рыб.

На площади возле развалин приземистого здания, наверное, ратуши, Лоренца небольшую кучку людей. Горел маленький костер, в свете луны тусклый и нелепый. Люди топтались возле, переговаривались. Время от времени зачерпывали из большой бочки какой-то напиток здоровенными кружками. Судя по запаху, который учуяла Лоренца, пойло было отменно гадким.

Одна из фигур повернулась и сквозь илистый смрад запахло «Красной Москвой».

– Ну вот и Лариса! – сказала Жиежула.

Водитель грузовика вынырнул cбоку и крепко, хотя и не больно, ухватил Лоренцу чуть выше локтя.

– Я говорил: мама зовет, – усмехнулся он, – надо было тебе сразу ехать. Только время зря потеряли.

– Иди, иди сюда! – радовалась старуха, – Айтварас, веди гостью. Кваску попьешь, посидишь с нами.

В протянутой кружке колыхнулась маслянистая темная жижа. Кажется, там какая-то живность шевелилась. Лоренца еле подавила тошноту. Кружку тут же перехватил Айтварас и осушил в три глотка.

– Не хочешь кваса? – удивилась Жиежула, – так поешь. Вот мясо, возьми, вкусное!

В руке у ведьмы оказался толстый прут, на котором замерла проткнутая насквозь лягушка. Кожа лягушки была опалена, Лоренца от души понадеялась, что в огонь бедную тварь сунули уже мертвой.

Жиежула помахала прутом перед лицом пленницы, затем отвела руку назад. Лягушку снял с прута один из стоявших рядом мужчин и запихнул в рот целиком. Всего сыновей у старухи, вместе с Айтварасом, было девять.

– А ты умеешь видеть, – хохотнула Жиежула, – обычные люди взяли бы квас, или пиво – взрослым бы мы пива налили. И мясо хвалили бы. И думали, что попали в хорошую компанию.

– А мы чем плохи? – встрял Айтварас, обдав компанию перегаром. Мать движением бровей приказала ему замолчать и опять обратилась к Лоренце.

– Ты не такая… Когда Елка вернуться решила, Регина гордость забыла. Вспомнила, из какого она рода. Наша кровь древняя… Свое серебро отдала, не пожалела. Ох, Регина, Регина…

Лоренца заметила, что старуха говорит без акцента. А вот бабушкино имя она произнесла неправильно. Словно бы других гласных, кроме «а», в имени не было, и ударение непонятно где. «Рагана» – вот, похоже.

– Очень она вас вернуть хочет, – вздыхала Жиежула, – жалеет, что упустила.

Айтварас цепко глянул на Лоренцу, и вдруг рванул ее к себе. Девочка закричала от испуга, но он всего лишь вытащил телефон из кармана ее куртки.

– Момите! – хмыкнул он, – Рагана ей звонила.

– Ишь! – фыркнула старуха, – боится… Мне не жалко, я отдам. Хотя быть бы тебе с нами, что тебе с людьми делать? Ты ведь за серебром пришла?

– Нет, – заговорила, наконец, Лоренца, – я пришла за братом.

– За бра-атом, – насмешливо передразнил Айтварас, – давно ли он тебе братом стал?

– С чего ж ты взяла, что он у нас? – спросила Жиежула. Лоренца пожала плечами.

– Я не была уверена. Но ваш сын подтвердил.

– Он дурак! Но сын хороший, хороший. Ты сядь, разговор предстоит долгий. Кресла подвиньте!

Сыновья ведьмы подтащили пластиковые ящики – в магазинах в такие составляют пивные бутылки. На один уселась Жиежула. Лоренца осталась было стоять, но Айтварас сильно надавил на ее плечо, пришлось подчиниться.

– Кого ты братом называешь? – говорила старуха, – ты знаешь, как он ее словил? Купалась она, а он на ее рубашку улегся. Силой ее принудил замуж, силой…

– Кто кого? – Лоренца представила, как Ажуолас усаживается на футболке Аустеи, или как мама принимает душ в гостиничном номере, в Паланге, – там ведь эта конференция была? – а отчим в это время взламывает дверь, чтоб устроиться на маминой блузке, – вы ненормальная! Где мой брат?

– Братья за ней гнались! Как они через лес неслись-то. Да поздно, змеи ее уже к морю привезли. Вот в этом самом городе они и жили.

– Да что за чушь…

Лоренца всегда побаивалась сумасшедших. Когда они только переехали в новый дом, и Лариса впервые гуляла во дворе, новая подружка, та самая, что уехала в Москву этой зимой, показала ей бродившего вдоль кустов сирени паренька в тренировочном костюме и восторженно прошептала:

– Это Дамир! Он псих. Может человека убить, и ему ничего не будет!

Лариса не очень-то поверила, и мама сказала, что бояться не надо. Но страх все же поселился в душе и вылезал иногда наружу – во время сна, или в рисунках. Остался он и после того, как выросшая Лоренца поняла, что Дамир – существо кроткое и безобидное, а страшилку про убийства взрослые нарочно рассказывали, чтоб дети бедного безумца не дразнили. Она «Джен Эйр» с первого раза прочесть не могла, так пугала ее миссис Рочестер.

И вот сбылись все кошмары детства разом. Она в плену у сумасшедших, а у предводительницы этой палаты номер шесть на выгуле бабушкино лицо, голос, манеры. И «Красная Москва».

– Вы бредите, – говорила она, ненавидя себя за звенящий голос и желание расплакаться, – отпустите нас! Родители полицию вызвали уже. Вас найдут.

– Поли-ицию! – рассмеялась Жиежула, – куда ж ты вызовешь их? В море прямиком? Нет, ты слушай: сыновья хорошие у меня. Зарубили змея косами… Она нас не простила. В море ей дороги не было, но не вернулась. На берегу осталась. Дуб, береза, ясень, ель… Все о том знают, ты только невежа. Ну да в чужом краю росла, а Рагана молчала.

Город этот наш стал. Как ни крути, а родня мы были змею. Все море наше. Пока эти, с крестами, не пришли, вольно нам было, да и потом… Молчали о нас, а все равно знали.

Но не всю змеиную кровь извели, упустили корону. Тогда и город стал умирать. Кто к людям не ушел – вон они! Рыбы снулые. Ушли и мы…

Влажный воздух густился вокруг старухи, слова обретали плоть, сплетались в темную сеть. Веки отяжелели. И очень хотелось поверить, что это сон. Или сумасшествие. Все лучше, чем колдуны, змеи, язычники. Двадцать первый век на дворе. Айтварас ее телефон в руках вертит. Люди в космос летали. Интернет работает… Не может быть такого на земле! Не может!

Ей почудилось, что в тени дома стоит маленькая девочка. Похоже, та, которая по лесу бежала. Лоренца сморгнула – девочка пропала.

– Долго мы его искали, – продолжала Жиежула, – очень долго. Не видели, пока Рагана не сказала. Она-то его узнала сразу, почуяла. Вот она, судьба, любят змеи наших женщин… Я ему гусыню подсунула. Сыновья за ними гнались… Не быть ей за змеем. Умоется берег пеной бурой.

Молодая, очень красивая женщина подошла так близко к воде, что красно-бурая пена лизнула ее башмаки. Женщина ахнула, заломила руки и закричала так страшно, как кричат только от невозвратимой потери.

– Прекратите! – проклятые слезы жгли глаза, она ненавидела себя за слабость, – Где мой брат?

– Плачешь? – с удовольствием заметила старуха, – не бойся! Тебя Рагана назад хочет – мне не жалко, я отдам. Поедешь домой. Ты нам только имя отца скажи, и можешь идти…

– Какого отца? – подскочила Лоренца, – я его сроду не видела! Мне в документы со слов матери отчество вписали!

Что речь идет об отчиме, она поняла, но зачем-то тянула время. Жиежула ее нехитрое вранье раскусила с ходу:

– Не притворяйся, ты знаешь о ком я. Как его имя? Мужа твоей матери?

– А то вы не знаете! Оно в справочниках и то написано, вон, «Желтые страницы», или как оно там называется, почитайте… Интервью в газеты дает, – продолжала вилять Лоренца, надеясь невесть на что. Жиежула слушала с усмешкой и продолжала плести сеть из слов и мыслей.

– Нам нужно другое, – мягко сказала она, – которое в справочниках не пишут. А вот близкие люди могут знать. И кажется мне, что ты его знаешь, Лари-и-и-са!

Она произнесла имя протяжно и громко, словно позвала. Сеть метнулась к пленнице, окутала ее удушливым облаком, опутала, но вдруг съежилась и расползлась жалкими клочьями.

«Лоренца!» – сверкнул серебряный клинок.

Старуха растерянно смотрела, как остатки ее заклятия рассыпаются в прах на янтарной мостовой. Она подняла недоуменный взгляд на Лоренцу и проговорила:

– Ты… солгала?

Старуха тяжело поднялась, заглянула пленнице в глаза:

– Тебя зовут не Лариса. А… как?

– Мама! – вмешался Айтварас, – позволь, мы сейчас узнаем!

– Нам не ее имя нужно! – отмахнулась Жиежула, – давайте-ка сюда парня. Ты брата видеть хотела? – повернулась она к Лоренце, – увидишь. Тебе не понравится.

Ажуолас был жив. Кажется, связан. Сильно избит, но не искалечен. Лоренца перевела дух, но тут же подумала, что радоваться рано: отпускать их никто не собирался.

Словно в ответ на ее мысли один из безымянных сыновей Жиежулы взял еще одну палочку с лягушкой и, подмигнув Лоренце, откусил полтушки.

– Ну вот он, – проворчала ведьма, – родич твой… Хотя, какой он тебе родич?

Ажуолас пробормотал что-то вроде: зачем пришла?..

Лоренца и сама не понимала зачем.

Ведьмин сын все хрустел лягушками. Его брат разминал ладони и поглядывал на пленницу очень нехорошо. Айтварас опять оказался за спиной и пыхтел над ухом, воздух вокруг его туши пропах потом. Лоренца его боялась, но почему-то была уверена, что особого вреда ей не причинят. Наверное из-за того, что втравила ее в эту историю бабушка, а внучку та любила, пусть любовь и была такой, что подопечный предпочитал смерть или изгнание. И когда Айтварас вдруг ударил ее по лицу, она закричала не столько от боли, сколько от неожиданности.

Ажуолас закричал что-то, его, похоже, тоже ударили.

Кровь закапала из носа. Лоренца выпрямилась, но в глаза посмотрела не Айтварасу, а Жиежуле.

– И что, – спросила она, – думаете, так вернее будет?

– Не думаю, – ласково отозвалась Жиежула, – знаю. Ты боли боишься. А он – махнула старуха рукой в сторону Ажуоласа, – не захочет смотреть как при нем девочку бьют. Так что кто-нибудь из вас да сломается.

Айтварас опять шагнул к жертве. Лоренца улучила секунду и ухитрилась сильно пнуть его под колено. Палач взвыл, выругался и озлился по-настоящему. Удар сшиб Лоренцу с ящика, она растянулась на мостовой и получила еще один удар – на сей раз сапогом. Кажется, ребро треснуло.

– Не увлекайся! – скомандовала Жиежула, – Она должна имя назвать. Возьми ремень лучше.

…Были, конечно, драки в детском садике, да и в школе, в младших классах, приходилось иногда постоять за себя. А мама ни разу на нее руки не подняла.

Била ее только бабушка. Тоже ремнем. Потом страдала, заламывала руки и причитала: ты отревела и ничего, а я валерьянку пью и ночь не сплю из-за того, что ты меня вынудила так поступить. Приходилось еще и прощения просить – за то что бабушка выдрала.

Как она могла об этом забыть? Подумать хоть на минуту, что бабушка не захочет ей вреда… Будь она тут, стояла бы рядом и твердила: посмотри, до чего ты нас довела. Мы вынуждены так поступить…

– Поверь, девочка, – говорила Жиежула, – мне очень не хотелось так поступать. Тебе стоит назвать имя – и все кончится.

А кнут свистел в воздухе и у маленькой девочки сил больше не было.

Это ж всего лишь имя… Отец такой сильный, ему есть кого на помощь позвать. А она тут одна, в лесной чаще, даже братьев рядом нет. Кто же виноват, девять взрослых мужчин, или она, маленькая Дребуле… Обвините ее, если сами в силах выдержать такое.

«Молчи, сестренка!»

Чей это голос? Ажуоласа?

Или сама Лоренца шепчет сквозь века – молчи, маленькая, пожалуйста, молчи!

Но Дребуле уже не может бороться. Она что-то шепчет сквозь слезы, дядья не слышат и кнут взлетает вновь.

– Погоди, – останавливает Айтвараса один из палачей, – она что-то говорит.

– Громче! – лениво командует тот и опять бьет девочку.

– Молчи! Молчи! – заклинает Лоренца, но Дребуле больше не сопротивляется.

И гремит над лесом и над морем звонкое имя:

– Жильвинас!

8

– Вот он! – ликующе воскликнула Жиежула.

Лоренца поняла одно: пытка прекратилась. Бежать бы не удалось – сыновья ведьмы перекрыли все пути к отступлению. Но она попыталась подползти к Ажуоласу, и ей никто не помешал. Все смотрели в сторону переулка, из которого на площадь вышел отчим.

– Не может быть, – прошептала Лоренца, – я же промолчала!

– Ты – да, – горько отозвался Ажуолас, – но он все равно пришел. Все равно…

Отчим шел так, как идет король по своим владениям. Лоренце даже показалось, что на нем корона. Через секунду она поняла – нет, не показалось. Корона действительно светилась мягким лунным светом. Нечисть замерла, похоже, им было не по себе. Но ненадолго – Жиежула расхохоталась.

– Все оказалось так просто! Ты пришел!

– Тебе не следовало этого делать, – спокойно отозвался король, – тем более, не следовало поднимать руку на моих детей.

– Ты глупец! – презрительно скривила губы ведьма, – это тебе не следовало поднимать глаз на мою дочь. Ползай в траве, змей. Все повторится вновь, коса наточена, лезвие разит без промаха. Так, Жильвинас?

Лоренца только сейчас поняла, что говорят они не по-русски, а на каком-то третьем языке, который, наверное, был у подобных существ в крови. Потому и исчез акцент у старухи.

– Жильвинасом я был в прошлой жизни, – усмехнулся отчим, – тебе не удалось сломать мою дочь. Впрочем, ты бы и так ничего не добилась. Нет у тебя надо мной власти, Гильтине.

Лунно-серебряная сеть опутала старуху. «Гильтине!» – прошептали камни. Ведьма сникла, почернела, забилась в серебряном силке, словно растрепанная птица. Корона отчима сияла все ярче, враги притихли. Воспользовавшись этим, Лоренца принялась распутывать веревки, которые стягивали руки и ноги Ажуоласа. Ничего не получалось, но она нашарила в кармане ключ от калитки, с его помощью удалось развязать один узел и дело пошло лучше.

Оцепенение длилось недолго. Гильтине, похоже, обессилела, но злобы в ней только прибавилось. Она прошипела сквозь зубы:

– Власти нет… Но у меня есть сыновья.

Твари немного осмелели. Все же их было девятеро против одного. Айтварас выступил вперед. Ремень по прежнему был у него в руке, Айтварас намотал его на кулак, готовясь ударить пряжкой, но вдруг нелепо дернулся и упал.

Вокруг его ног обвился… Уж? Возможно, даже желтые пятнышки на голове виднелись. Только был этот уж толщиной в бревно. Айтварас дико заорал. Братья дернулись было ему на помощь, но уже показалась вторая змея, третья, четвертая, десятая… Они были повсюду – мирные подданные короля ужей. И оставалось только бежать без оглядки – ужи хоть и неядовиты, но добычу заглатывать целиком умеют.

Отчим помог освободить Ажуоласа.

– Идемте, – сказал он, – здесь оставаться не стоит.

Айтварасу, кажется, удалось вырваться, он тоже понесся по переулку. Лоренца так и не узнала, далеко ли он ушел. Судя по доносившимся воплям, враги были еще живы.

Не оглядываясь, Жильвинас с детьми шел по янтарной дороге, а сзади набегали волны, скрывая город до тех времен, когда настанет ему пора проснуться. И горожане вновь погружались в блаженный сон, а печальные рыбы плыли по улицам, время от времени заплывая в окна и глядя в лица здешних жителей с бессмысленным рыбьим любопытством.

Когда они вышли на берег, все было кончено. Море вернулось. Шелестели волны, оставляя на берегу пену, которая, хоть ночью этого не видно, белая, как кружево на старинном портрете. Кричали ночные птицы.

Ажуолас сжал ее руку.

– Спасибо! – сказал он.

– Спасибо, Лариса! – сказал и отчим. Лоренца покачала головой.

– Нет, я виновата. Молчала обо всем. И Ажуоласа втянула. Но я им ничего не сказала, правда…

– Я знаю, – кивнул отчим, – не она меня позвала. Это ужи.

– Ужи?

– Они видели, как ты туда шла. Они тебя запомнили – что ты им молоко наливала.

– А…

Ажуолас неловко обнял ее за плечи.

– Ты как? К врачу, наверное, надо?

– До завтра потерплю… Что врачу-то будем говорить?

– Врач семейный, – отозвался отчим, – он про нас знает. Добро пожаловать домой, Лариса.

– Лоренца! – поправила она, – зовите меня так. Я…

Она запнулась, не зная, как объяснить. Но отчим и брат просто кивнули:

– Хорошо.

– Она не виновата, – сказала Лоренца, когда отчим уже отворил калитку, – она пыталась промолчать. Она боролась…

– Это старая история, – ответил отчим, – мир изменился. Грехи прощаются и раны затягиваются. Ты сегодня помогла исцелить еще одну. Дребуле может спать спокойно.

– Идемте же, – вздохнул Ажуолас, – у нас вся жизнь на разговоры. А я хочу чаю, синяки «Спасателем» смазать – и спать.

– Идемте! – кивнул отчим на светлый квадрат окна, – мама волнуется.

И они вернулись домой.

Август-сентябрь 2009, Вильнюс

Примечания автора

Жиежула – в литовском фольклоре примерно то же, что в русском Баба Яга.

Рагана – ведьма.

Эгле (Ель), Ажуолас, Жильвинас, Дребуле – персонажи легенды об Эгле, королеве ужей.

Айтварас – нечистая сила.

Гильтине – смерть.