Текст книги "Шакал (СИ)"

Автор книги: Ольга Вербовая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  Ноябрьская ночь давно покрыла небо тёмным бархатом. Давно уже зажглись уличные фонари, освещая заснувший город. Луна, одетая в серебристое платье, с любопытством глядела вниз – на пустынные улицы тульских окраин, потеряв всякую надежду покрасоваться перед проезжающими водителями.

  А из окон библиотеки, удачно вписавшейся в фасад пятиэтажного дома, пробивался яркий свет. И там, за светлым окном, несмотря на позднее время, вовсю кипела работа. «Иван Крылов. Почта духов; Лев Толстой. Война и мир; Теодор Драйзер. Дженни Герхардт» – слышались то и дело названия книг и фамилии авторов.

  Их было трое. Три молодые женщины, самой старшей из которых было года тридцать два. Это была Нина Ивановна, заведующая библиотекой. Несмотря на тяжёлый рабочий день, она выглядела бодрой, двигалась бойко, при каждом шаге потряхивая густыми золотистыми косами. Другая работница была младше всего на два года – библиотекарша Ирина Петровна, кареглазая, с тёмно-русыми кудрями, одетая в бордовое вязаное платье. И, наконец, третья, самая младшая, только в этом году закончившая институт – вторая библиотекарша Маша Горчакова. У неё были короткие прямые волосы, крашеные золотистым, из-за чего её глаза, большие, тёмно-синие, казалось, занимали пол-лица. Из одежды на ней были джинсы и тёплая водолазка.

  Предстоящий переезд стал для всех настоящим мучением. Несмотря на то, что о нём известили заранее, работницы библиотеки катастрофически не успевали освободить полки. А завтра уже надо было выехать из здания вместе со всем скарбом. Ух, как его, оказывается, много! Никогда прежде библиотечные полки не казались Маше такими бесконечными, а ночь – такой длинной.

  Девушка засыпала на ходу и порой с трудом осознавала, где она и зачем она здесь в столь поздний час. Наверное, если бы её сейчас спросили, что такое счастье, она бы ответила: ночевать дома. А ещё умыться, подмыться и почистить зубы. Как мало, оказывается, надо человеку!

  Но на своих сотрудниц Маша не злилась, не винила ни в чём. В конце концов, обе сейчас были в том же положении, хоть и старались казаться бодрыми. Та же Нина Ивановна, к примеру. Ей, кроме всего прочего, приходится ещё и думать, куда, чего и как. Да и Ирина Петровна не просто кладёт куда скажет заведующая, а ещё и проверяет, чтобы всё было положено куда надо. Нет, ей, Маше, определённо легче – просто подавай и клади.

  – Девчонки, давайте, что ли, прогуляемся, – предложила вдруг заведующая. – Мозги проветрим.

  Идея была воспринята обеими библиотекаршами на ура. Всю ночь дышать пылью – это ж очуметь можно! Так стоит ли удивляться тому, как быстро Маша и Ирина Петровна накинули свои пальто-пуховики и шапки? Впрочем, сама Нина Ивановна от них не отставала.

  Выйдя из душного помещения на свежий воздух, все три невольные полуночницы вздохнули, наконец, полной грудью. Лёгкий прохладный ветерок приятно бодрил силы.

  – Ну что, Нин, – обратилась к заведующей Ирина Петровна. Обе женщины когда-то вместе начинали и работали вместе уже много лет, да и вне работы поддерживали отношения, поэтому звать друг друга по имени стало для них привычным. – Как насчёт забежать в супермаркет, а потом придти – чайку попить? Ты как, Маша?

  Эта идея также всем понравилась. Через минуту, перейдя через абсолютно пустую дорогу, вся компания оказалась в небольшом супермаркете, а ещё через минуту женщины стояли у полки со сладостями и присматривали что-нибудь к чаю.

  – Ты что хочешь, Машенька?

  – Я? – растерялась Маша. – Даже не знаю.

  Неожиданно её взгляд упал на лимонный рулет.

  – Может, рулет, – робко предложила девушка. – Вот этот.

  – Давай возьмём, – согласилась Ирина Петровна.

  Возвращаясь назад, работницы библиотеки решили пройтись ещё до соседнего дома – по той же улице, что и тот, где их ждала нелёгкая работа. У дома, как и на всей улице, было безлюдно, и оттого, наверное, так внезапно тишину ночи прервал стук каблуков, и почти сразу бросилась в глаза одинокая фигура, вышедшая, казалось, из ниоткуда. Когда фигура приблизилась, Маша смогла увидеть женщину в длинном летнем платье, в босоножках. И это в середине ноября! Ну, даёт дамочка!

  Тем временем странная женщина, цокая каблуками, подошла к одному из окон первого этажа и принялась с остервенением колотить по стеклу, выкрикивая нечеловеческим голосом:

  – Шакалов, ты умрёшь! Ты умрёшь!

  Неожиданно ветер усилился, и она, подвывая ему в такт, ещё сильнее застучала в окно, изрыгая всевозможные проклятия.

  С удивлением и испугом Маша посмотрела на своих сотрудниц, как бы спрашивая: что это ещё за чудо природы?

  – Сумасшедшая, – тихонько ответила ей Нина Ивановна. – Лучше держаться от неё подальше. Она уже давно так ломится.

  – И это она ко всем так?

  – Не знаю. Я видела только сюда. А так, кто её знает? Ира ей как-то замечание сделала.

  – Да, да, – откликнулась Ирина Петровна. – Говорю: не шумите – Вы людям спать мешаете. Так она как зыркнет на меня! Думала, здесь же и придушит. Глаза совсем безумные, как у бешенного таракана.

  «Что-то голос какой-то знакомый, – подумала Маша. – Вроде бы где-то уже слышала».

  Но вспомнить, где слышала и когда, девушка не могла, особенно сейчас. Люди, которых она знала, были в общем-то нормальными. Во всяком случае, никому из них бы и в голову не пришло выйти в такой холод в лёгком платье. А подойти к женщине, чтобы разглядеть, Маше, понятное дело, не хотелось.

  Утешившись тем, что, по всей видимости, опозналась, Маша вместе с сотрудницами повернула назад. Назад, в библиотеку – пить чай, а после – продолжить работу.

  «В результате пожара в Сычёвском институте программирования семь человек погибло. Двенадцать человек с ожогами различной степени доставлены в городскую больницу. По факту пожара возбуждено уголовное дело».

  – Ой, там как раз Танька училась!

  – Кто-то? – переспросил Митя.

  – Таня, – объяснила Маша. – Моя подруга. Мы с ней за одной партой сидели.

  – Это как? Ты же...

  – Я из Сычёвки, – просто ответила Маша. – Три класса я училась там, а потом переехала в Тулу.

  Митино лицо от этих слов неожиданно сделалось не то удивлённым, не то испуганным. Таким, словно Маша призналась ему, что она с Луны. С минуту стоял он с широко раскрытым ртом. Потом, видимо осознав смысл слов, попятился назад.

  – Врёшь! – нервно вскричал парень.

  Теперь пришёл черёд удивляться Маше.

  – Почему???

  – Да потому что... – на мгновение Митя замялся. – Слушай, а ты с Танькой этой переписываешься?

  – Ну да. Изредка и в гости приезжаю. А что такое? Думаешь, она пострадала? Она же уже закончила институт.

  – А ещё с кем-нибудь поддерживаешь отношения?

  – Из сычёвских? Ну да, ещё с Катей. Правда, она сейчас не в Сычёвке, а в Смоленске.

  – И как давно?

  – Что как давно?

  – В Смоленске живёт?

  – Так она как поступила в Смоленский, так и уехала. А там замуж вышла...

  – Сразу после института?

  – Даже не закончив. На четвёртом курсе родила и тут же вышла. А что такое?

  – Да так, ничего, просто интересно. А Танька – она так и живёт в Сычёвке?

  – Да, она осталась. И работает там же.

  – Ну, а парни знакомые есть? Первая любовь, например?

  «Так вот почему он учинил допрос? – подумала Маша. – Он же просто ревнует!»

  Эта неожиданная догадка заставила девушку рассмеяться.

  – Ты что, Мить, ревнуешь? Ну ты и чудак! Ну какая тут первая любовь, если мне было всего девять?

  Парень на мгновение смутился?

  – Прости, не подумал. Но ты не думай, что я ревную.

  – Тогда чего спрашиваешь?

  – Да так. Просто не ожидал, что ты вдруг... ну, как сказать... из маленького городка. Такая культурная.

  – А ты думаешь, что провинциалы все дикари?

  – Нет, что ты? – улыбнулся Митя. – Во всяком случае, теперь точно не думаю.

  С этими словами он обнял девушку и нежно притянул к себе.

  – Иди ко мне, зая.

  Лиловый вечер опускался на город, скрывая краснеющее солнце за густыми облаками. Люди неспешно брели по окраинным улицам, ловя последние часы последнего выходного дня, после которого снова начнутся рабочие будни: для кого – суетные, наполненные беготнёй и неожиданными, не всегда приятными, сюрпризами, а для кого – рутиной и скукой, от которой хочется выть и бежать без оглядки хоть на край света. Больше повезло тем, кому работа нравится. Маше она нравилась, но всё же она хотела бы, чтобы в неделе выходных было больше. Ещё бы денёк погулять вот так с Митей в обнимку! Благо, впереди у них целая ночь – у него дома. Но это так мало!

  Несмотря на то, что Маша никогда прежде не была у Мити, этот район она знала, как свои пять пальцев. Вот та дорога, по которой она каждый день ходила на работу, вот тот супермаркет, в который она тогда забегала взять чего-нибудь сладкого к чаю, вот ограда детского садика, который виднелся из окна, когда она сидела на рабочем месте. А вот и само здание, где на первом этаже раньше была библиотека, а теперь парикмахерская. Ещё в том же доме появилась новенькая пристройка – небольшой цветочный магазин. В остальном же всё осталось так, как два года назад.

  – Вот здесь я живу, – сказал Митя, когда парочка подошла к соседнему дому.

  Набрав на двери нехитрый код, он открыл её, пропуская Машу вперёд. Затем, поднявшись по короткой лесенке, ведущей на площадку первого этажа, открыл дверь справа.

  – Проходи, располагайся.

  В квартире он помог ей снять пальто и пошёл на кухню ставить чай.

  До поздней ночи парень и девушка пили чай с тортом, обнимались, смотрели телевизор (как всё-таки хорошо, что Митина родня живёт отдельно – делай, что хочешь, никто не мешает!). А помывшись в ванной, легли рядышком, укрылись пуховым одеялом...

  Неожиданно стало зябко. Ветер за окном резко усилился. Казалось, он свистел изо всей мощи, на которую только был способен. Вслед за ним пришёл и какой-то нечеловеческий вой, по оконному стеклу кто-то исступлённо застучал.

  – Шакалов, ты умрёшь! Умрё-о-о-ошь! – завопил женский голос.

  В памяти у Маши живо всплыла та ночь, когда она впервые услышала его. Всё было так же. Всё, кроме одного. Тогда Маша была на улице, в нескольких шагах от этой сумасшедшей мадам и совсем не знала, кто такой Шакалов и как его зовут, и даже не представляла, что когда-нибудь с ним познакомится. И вот ирония судьбы!

  – Кто она, Мить?

  – Идиотка какая-то, – был ответ.

  – Слушай, а чего она на тебя так окрысилась? Чем ты ей не угодил?

  – А шут её знает! Таким как в башку что-то стукнет...

  Что правда, то правда. Тут уж Маша была полностью согласна. Сумасшедшие – они ведь сами не понимают, что делают.

  – Мить, ну, может, в милицию обратиться?

  – Уже обращался, – вздохнул Митя. – Прихожу и говорю: меня одна психопатка преследует, угрожает. И знаешь, что они мне ответили? «Но Вас же, – говорят, – не убили. Вот как убьют, тогда и приходите».

  – Железная логика! – горько усмехнулась Маша. Интересно, очень интересно, как они себе это представляют.

  – Да уж, – согласился с ней Митя.

  – И давно она так?

  – Да уже лет шесть.

  Шесть лет... Но почему именно Митю? Неужели не нашлось больше никого, кто вызывал бы приступы ярости у настоящей сумасшедшей? Или она не только Мите угрожает? Но почему тогда Ирина Петровна не видела её у других окон? Может, у них и вправду была ссора? В последнее, по крайней мере, верилось больше. Сказал одно-единственное слово – и психопат возненавидит тебя на всю жизнь. Да что слово – глянул не так, а он потом на тебя топор точит. Да, правду говорит Нина Ивановна – от таких лучше держаться подальше.

  – Спи, малыш, – прошептал Митя, обнимая девушку покрепче. – И ни о чём не беспокойся – она сюда не залезет.

  Его нежный шёпот и уверенный тон несколько успокоили Машу. Прижавшись к парню поплотнее, она вскоре заснула и не услышала, когда всё прекратилось...

  – Прости, зая, я тут в пробке застрял. Сегодня, видимо, не приеду.

  – Как жаль! – огорчилась Маша. – Слушай, а пробка большая?

  – Ещё и какая! Какой-то лихач аж десять машин протаранил.

  – Жуть!

  – Так что пока выберусь, думаю, уже поздно будет. Давай в другой раз, хорошо?

  – Ладно, – смиренно вздохнула Маша. – Завтра приедешь?

  – Думаю, да. Ну ладно, малыш, спокойной ночи!

  – Спокойной ночи, зая!

  Как жаль, как жаль! Не суждено сегодня увидеться с Митей. А ведь Маша так ждала, так хотела провести вечер (и не только) рядом с любимым. Мама с папой отнеслись к этому вполне благосклонно – не в первый раз Митя у них ночует, как, собственно, и Маша у него.

  Для него Маша сегодня ушла с работы чуть пораньше, чтобы успеть приготовить его любимую фаршированную рыбу, для него ещё вчера выстирала самое лучшее платье. А он не придёт. И не его в том вина – что делать – обстоятельства порой бывают сильнее нашей воли.

  Пришлось Маше в этот вечер ужинать со своими родителями и ложиться спать в одиночестве.

  Утром девушка, как обычно, проснулась, умылась, почистила зубы, позавтракала и собралась было идти на работу. Папа, как всегда, включил радио, чтобы с утра послушать свежие новости.

  «... у дома номер восемь было обнаружено тело двадцатисемилетнего Дмитрия Шакалова. По данным судмедэкспертизы, смерть наступила около двенадцати часов ночи от удушья»...

  Маше казалось, что она либо ослышалась, либо сходит с ума. Митя? Задушен? Не может быть! Нет, это неправда – он сейчас позвонит (Чёрт! Надо мобильник включить!)... Да, он сейчас позвонит и скажет, что это ошибка. «Не волнуйся, малыш, эти опера всё перепутали». А впрочем, зачем ждать – сейчас она сама ему позвонит и услышит в ответ: «Алло, зая, это ты?». Точно...

  Дрожащими руками девушка набрала знакомый номер. В ответ ей послышались рвнодушно-убийственные гудки. А в сознание змеёй заползала страшная мысль. Митя не ответит. Митя не позвонит. Митя не придёт. Никогда.

  – Скажите, Мария Николаевна, где Вы были в момент убийства?

  Толстый следователь ветрел в руках шариковую ручку и в упор смотрел на девушку. Так, будто хотел проникнуть в самые глубины её измученной души.

  Зачем он опять спрашивает? Она ведь уже говорила, что была дома. Уж не думает ли, что она же его и убила? Да, наверное, подозревает. Такая у него работа.

  Пришлось повторять всё то, что было сказано ранее.

  – Скажите, а у Вашего жениха были враги?

  Враги? Маша на мгновение задумалась. Преследовали? Угрожали? Да, конечно, ещё и как! Он же даже обращался в милицию.

  – Женщина, говорите? Сумасшедшая? Помните, как она выглядела?.. Значит, было темно, лица Вы не видели... Выла под окнами? И голос знакомый?.. Вспомните, может, Вы её знаете?

  Снова и снова Маша напрягала память, перебирая в ней все знакомые лица. Но представить кого-нибудь в таком виде никак не удавалось. Да и кому из них понадобилось бы разыгрывать из себя сумасшедших и убивать Митю?

  – А Вы знали, Мария Николаевна, что-нибудь про его прошлое? Ну, к примеру, про бывших девушек?

  Знала ли Маша? Ну да, была у Мити до неё девушка. Полгода встречались, а потом она его бросила. Так что мстить ей вроде бы незачем.

  – А Вы эту девушку знали?

  – Нет.

  – А из-за чего у них случилась размолвка, Вы не в курсе? Дмитрий Вам не рассказывал? Или кто-нибудь из его друзей?

  – Да. Он говорил – другого нашла.

  – Так. Значит, другого нашла. Нет, Мария Николаевна, что-то не сходится. Вот показания Александра Маркова. Обратите внимание – мать его бывшей зачем-то приходит к Дмитрию и кричит, что если он не оставит её дочь в покое, она его убьёт. Вам не кажется это странным?

  Маше, напротив, казалось, ничего странного. Мало ли на свете матерей, которые кричат своим дочерям: он тебе не пара! Видимо, под её давлением девушка и бросила Митю. Зачем же тогда было его убивать? Может, Митя по-прежнему искал встречи со своей бывшей, надеялся, что она к нему вернётся? А она, Маша, была всего лишь «запасным вариантом». Нет, не может быть!

  Неожиданно Маша сообразила, что безумной матери могло придти в голову то же самое. Должно быть, она на самом деле верила, что Митя не забыл свою любовь и до сих пор подбивает клинья к её дочери. Верила и боялась, что та его тоже не забыла и в один прекрасный день сойдётся с ним опять. Интересно, за что она Митю так возненавидела?

  – Скажите, Надежда Алексеевна, Вам знаком Дмитрий Шакалов?

  – Шакалов?.. Митька, что ли? Да, знавала такого.

  – Когда Вы его последний раз видели?

  – Очень давно. Где-то года два с половиной назад, если не ошибаюсь.

  – А какие у вас были с ним отношения?

  – Ой, лучше бы их вообще не было! Он одно время встречался с моей дочерью. Потом расстались...

  – Из-за чего расстались?

  – Понимаете, он её ударил. Потом, правда, на коленях ползал, прощения просил, но Наташа сказала: всё. Если один раз уже стукнул, это будет постоянно. Ну вот, Наташа ушла, так Митька этот её преследовал.

  – Как именно преследовал?

  – Да, по всякому. Подкарауливал везде. Сначала уговаривал, умолял вернуться. Потом начал угрожать, оскорблять.

  – И тогда Вы сказали ему, что если он не оставит Вашу дочь в покое, то Вы его убьёте?

  – А что мне оставалось делать? Он что, думает, раз отца нет, можно издеваться как хочешь? Зато после этого он как-то стал потише.

  – Перестал преследовать?

  – Можно сказать и так. Ещё какое-то время упрашивал, а потом, наконец, отстал... А что такое? Натворил чего-то?

  – Он-то как раз нет. А вот его вчера ночью убили.

  – Батюшки! Вы думаете, что это я его?

  «Митя? Ударил? – думала Маша, слушая, как за дверью следователь допрашивал мать его бывшей. – Быть такого не может! Он на это неспособен!»

  Ещё более невероятным казалось Маше, чтобы Митя, её любимый, единственный, так нелепо погибший Митя мог кого-то преследовать и оскорблять. Ведь он не такой, совсем не такой.

  Сколько Маша с ним встречалась, он ни разу не поднял на неё руку. Ни разу за все пять месяцев. Хотя...

  Они сидели на диване, прижавшись к друг другу, и смотрели фильм. Очень интересный, про любовь, оттого оба очень огорчились, когда на самом захватывающем месте показ прервали выпуском новостей. Ладно были бы какие-то интересные события, а то же всё одно и то же. Опять мелькало на экране до боли знакомое лицо главы государства, щедро раздающего народу обещания, а также не забывающего пожаловаться на своих коллег за рубежом: мол, какие гады, только и думают, как бы прибрать к рукам нашу Россию-матушку.

  Ладно, и тут можно было бы стерпеть. Но после этого сказали и об Алексее Грачёве, солдате, забитом собственными сослуживцами до инвалидности.

  – Это ж какими надо быть нелюдями, чтобы человека вот так забить? – поделилась тогда Маша своими мыслями с Митей.

  Вопреки всем её ожиданиям, Митя неожиданно огрызнулся:

  – Ты в армии не была, так что молчи!

  – А причём здесь армия? – спросила Маша. – Я же про людей говорю. Про человечность.

  – Ну да, легко рассуждать о человечности тут, на гражданке! Сидишь себе в креслице и говоришь: ай, какие нехорошие! А попала бы в армию, было бы не до человечности.

  – Ты хочешь сказать, что тогда бы я избивала этого Грачёва?

  – А куда бы ты делась? Там если не ты, так тебя. Я служил – знаю, о чём говорю!

  Нет, тогда он не ударил её. Но как-то странно замахнулся, словно именно это и хотел сделать. Интересно, а ударил бы, если бы Маша не замолчала сию же секунду? Или всё-таки нет?

  Но бить девушку из-за пустячного спора – не слишком ли это? Да и какая может быть уважительная причина, чтобы здоровый парень вдруг поднял руку на слабую женщину? Бывает ли такая вообще?

  «А может, Наташа его доводила, вот он и не сдержался? В конце концов, все мы не железные! Потом ведь просил прощения. На коленях. Значит, понял свою ошибку».

  Но ведь Надежда Алексеевна говорила, что он её преследовал. Что угрожал, оскорблял. Мог ли Митя в самом деле? Как ни старалась Маша ответить на этот вопрос, не могла, хоть убейся.

  Но она поняла главное – это не та женщина, которая выла под окнами. Пусть Маша не видела ни ту, ни другую, но она слышала, как задумалась эта Надежда Алексеевна, когда следователь назвал Митину фамилию. А ведь та, что выла, только по фамилии его и называла. Да и сроки не совпадают. Если его начали преследовать лет шесть назад, а с этой истории прошло лишь два с половиной года, то кто же тогда выл и стучал в его окно до этого? Однако, даже если бы не эти несоответствия, Маша всё равно бы поняла, что мать его бывшей здесь ни причём. Голос даже отдалённо не напоминал тот самый, которого Маша теперь боялась, как огня.

  – А скажите, Надежда Алексеевна, Вы не знаете, преследовал ли кто-то самого Шакалова? Может, дочь Ваша рассказывала, что ему кто-то угрожает? Вспомните, пожалуйста.

  – Вообще-то я не помню. Прошло уже столько времени... Хотя...Что-то вроде Наташа так рассказывала. Вроде какая-то идиотка по ночам вопила. Но, если честно, я ему не верю...

  Луна, одинокая и остроконечная, взошла над городом. Взошла, как и вчера, как и год, как и век, как и тысячелетие назад. Она растёт, убывает, пропадает и снова появляется. И всякий, даже ребёнок знает, что если луна пропала, то завтра-послезавтра она непременно вернётся. Вернётся ночь, вернётся день, зима, лето и осень. Только вот люди, ушедшие в мир иной, больше никогда не возвращаются.

  Маша одиноко брела по ночному городу, вспоминая о тех счастливых днях, когда вот так же шла рядом с Митей, держала его руку в своей, слушала его голос, целовала его губы. Этих дней теперь тоже не вернуть.

  Следователь, правда, утешал, обещал, что убийцу найдут и накажут по всей строгости, хотя наверняка знал, что, скорей всего, не найдут. Ну, а добровольно никто не признается. А если даже и найдут, и посадят, будет ли от этого легче? Кому-то, может, и будет, но Маше – ничуть. Найдут его, не найдут, а она больше никогда не увидит своего Митю.

  «Вот и я как эта луна, – с тоской думала девушка. – Так же и у меня отняли половинку».

  Нет, даже не половинку – Маша чувствовала, что отняли у неё гораздо больше. Притом, частичку отнял сам любимый. В тот самый день, когда замахнулся на неё. Не сделай он этого, Маша бы даже не задавалась вопросом: способен ли он ударить девушку? Она бы, пожалуй, решила, что Надежда Алексеевна всё это насочиняла. А так он, может быть, сам того не ведая, заставил Машу в нём усомниться, заподозрить в нехорошем.

  Так, не разбирая дороги, она сама не заметила, как оказалась у вокзала. У того самого, на который много лет назад приехала из родной Сычёвки. Несмотря на поздний час, людей там было много. Какие-то счастливцы ехали к родственникам, либо возвращались из гостей, какие-то несчастные надолго провожали своих любимых и родных, какие-то путешественники стремились за новыми впечатлениями, какие-то туляки встречали приехавших к ним гостей. И никому из них не было дело до одинокой и несчастной девушки, только что потерявшей любимого человека.

  Неожиданно Машино внимание привлекла одна женщина, шествующая с краю толпы. Несмотря на то, что на дворе стояла глубокая осень, одета она была в одно платье. Лёгкое, летнее, из-под которого выглядывали белые босоножки. От одного взгляда на неё становилось холодно.

  Когда женщина подошла поближе, Маша с удивлением узнала её. Именно она стояла у доски, когда Маша, сидя за третьей партой, писала диктант или решала задачки. Она же строго спрашивала её: «Горчакова, почему не сделала домашнее задание?». Она же отбирала тетради и ставила двойки тем, кого застала за списыванием.

  Как же она с тех пор изменилась! Вся бледная, замученная, двигается, как зомби? Когда-то молодая, она, казалось, постарела на целых сто лет.

  – Юлия Павловна, это Вы? – окликнула её Маша.

  Услышав своё имя-отчество, та подняла свои запавшие глаза. Всё, что угодно, ожидала увидеть в них Маша, но от ТАКОГО холода и озлобленности у неё просто волосы встали дыбом.

  Сколько Маша её помнила, Юлия Павловна никогда не отличалась добротой. Оскорблять учеников, давать им разные обидные клички, бить указкой – всё это было вполне в характере её учительницы. Пожалуй, только к Вадику, своему сыну, она и относилась хорошо. Ему ставила одни пятёрки, ему одному разрешала списывать и даже придиралась к тем, кто не желал дать ему списать у себя. И даже если Вадик кого-то обидит, виноват всегда был тот, кто осмеливался дать ему сдачи. Остальные же ученики были для неё патологическими дебилами, которых она едва терпела.

  Но никогда прежде Маша не видела, чтобы учительница глядела так, как сейчас. Так, словно в её жизни случилось какое-то большое горе, заставившее её возненавидеть весь свет.

  – Юлия Павловна, это я, Маша! Раззява, – назвала она своё школьное прозвище, которое учительница и дала ей.

  Юлия Павловна не ответила, по-прежнему продолжая смотреть сквозь неё. Потом вдруг резко развернулась и прошла мимо.

  Долго Маша глядела ей вслед с недоумением, не решаясь больше окликнуть её, спросить, какими судьбами она здесь, в Туле, и как она сама живёт, работает ли в школе, и как Вадик, поступил ли в институт, женился ли...

  «А ведь это был её голос!» – сообразила вдруг Маша, когда Юлия Павловна скрылась из виду.

  «Шакалов, ты умрёшь!»

  «Опять ты, раззява, пропустила запятую!»

  «Будь ты проклят, шакал паршивый!»

  «Горчакова, ты что, оглохла? Я к тебе обращаюсь!»

  «Умрё-о-о-ошь, проклятый!»

  «Садись, два!»

  Разные интонации, но голос тот же. Так вот почему он казался Маше таким знакомым. Вот где она уже слышала такой же.

  Так что же получается – Юлия Павловна убила Митю? Глупость! Ей-то это зачем? Она, должно быть, его никогда и не знала. Он живёт в Туле, она в Сычёвке.

  «Когда я была маленькой, мы с мамой ездили в Ясную Поляну. Вот там и жил Лев Толстой», – рассказывала она ученикам на уроке.

  Тогда, будучи первоклассницей, Маша ещё не знала, не ведала, что Тула станет её родным домом, и та же Ясная Поляна будет до неё рукой подать. И, конечно, не знала, что в усадьбе Льва Николаевича она успеет побывать ещё не раз.

  Да, Юлия Павловна была в Туле. Но была тогда, когда Митины мама и папа тоже были детьми. Даже если они как-то и пересеклись, что же за детская обида могла посеять в душе учительницы ТАКУЮ ненависть?

  «Что за бредовые мысли, в самом деле? – оборвала Маша саму себя. – Уже из бывшей учительницы убийцу делаю. Да не могла она никого убить! Неспособна она на такое».

  А голос? Должно быть, не более чем случайное совпадение.

  "Привет, Машутка! Прочитала я твоё письмо. Как я тебе сочувствую! Но ты держись, Машутка! Знаю, какое это горе, сама чувствовала то же самое, когда у меня умер папа. Но надо жить дальше.

  Я вот вчера со своим поругалась. Прикинь, вчера на остановке Ваську встретила. Помнишь, его? В школе за первой партой вместе с Сашкой Паниным сидел? Ну, мы разговорились, стали расспрашивать, что да как? А моему как вожжа под хвост – приревновал, значит, скандал устроил. В общем, веселуха ещё та! Сейчас не разговариваем.

  А Васька, кстати, жениться уже успел. На Зойке Сидоровой, что ещё в школе за ним бегала, записки писала. Вот оно как бывает – в первом классе она для него пустое место, а потом получилось, что в один институт поступили, на один факультет, тут же и много общего нашлось. Сейчас он на заводе инженером работает, а Зойка в декрет ушла, маленького ждёт.

  Я просто офигела, когда ты мне написала, что ты Юлию Павловну видела. Наверное, ты просто перепутала. Не могла ты её видеть на той неделе – она уже шесть лет как умерла. Разве я тебе не рассказывала – она у себя в ванной повесилась. Вадик в институт баллов недобрал – так его в армию забрали. А там дедки избили, прям забили до смерти. Говорят, заводилой был некий Шакал. В общем, жутко всё это.

  Собираешься ли ты в Сычёвку на новогодние праздники? А то может, приедешь, на лыжах покатаемся, на коньках? У нас снегу навалило по пояс. Вон Катька со своими тоже собирается приехать.

  Ладно, целую! Передавай привет родичам!

  Пока. Таня".