Текст книги "Чернослив в шоколаде"
Автор книги: Ольга Лазорева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Я тоже выхожу. Вы испугались? Знаете, поверьте, тогда в метро… прошло уже три дня… Вам не понравилось, как мы играли? Две скрипки, флейта. Помните меня? Все думаю: зачем вы убежали? Тогда вы появились, словно сон оживший… Вы ведь снились мне и раньше…
Остановился медленно вагон. Раскрылась дверь. ОНА не вышла.
– Дальше вы едете? Я тоже. Провожу вас. Можно? Только вновь не убегайте. Давайте познакомимся. Прошу!
ОНА растерянно в ответ:
– Давайте.
– Как вас зовут? – спросили враз ОНИ.
Опешили и вместе рассмеялись. На «Третьяковской» вышли. И одни в молчанье долгом наверх поднимались.
На улице ИХ встретил тихий снег. Он, падая, кружился упоенно. И никого. Вдруг – тенью – человек навстречу ИМ. Мужчина в чем-то черном. Пронзительно взглянул в ЕЕ глаза. ОНА мгновенно: «Видела я где-то его. Ах, в студии… И он сказал…»
Тут человек к ним подошел.
– Джульетта?
ОНА растерянно:
– Да… Впрочем, нет.
Мужчина нервно скомкал папиросу. Помедлил. Папиросу бросил в снег.
– А это вам.
И протянул ей розу. ОНА взяла. Он усмехнулся вдруг.
– Прощайте!
И в метро спустился скоро. ОНА почувствовала вмиг – испуг. На спутника взглянула. Без укора смотрел ОН. Стало на душе легко. ОНА помедлила. Ждала вопроса. Молчание. Вздохнула глубоко. Разжала пальцы. В снег упала роза.
– А вас зовут Джульетта… Это так!
– Нет-нет, я просто в студии играю ее в спектакле. Все это пустяк – мужчина этот… Я его не знаю. Вернее, знаю, – спуталась ОНА, смутилась и растерянно умолкла.
ОН улыбнулся.
– Все неважно, да?
И взял ЕЕ за руку крепко. Долго ОНИ шли молча. Снег летел, кружил, белил пространство узкое Ордынки, окутывал, баюкал, ворожил, опутывал ИХ белой паутинкой.
– А вот мой дом. Во-о-н, в наших окнах свет.
ОНА остановилась, повернула к НЕМУ лицо. Оставив влажный след, снежинка, стаяв, на щеке блеснула слезой… ОН улыбнулся и рукой провел по длинным рыжеватым прядям ЕЕ волос. Жемчужною крупой в них снег белел. В ЕГО глубоком взгляде светилась нежность. Синие без дна глаза в тени ресниц лучились ею. Сказал ОН тихо:
– Знаешь, ты одна, одна такая. Как же я жалею, что раньше не узнал тебя… Постой!
ОНА уже бежала. Быстрой тенью мелькнула в арку, через двор пустой, исчезла за двойной подъездной дверью…
3
Прошла неделя. Словно бы во сне ОНА жила. Привычно, машинально ходила в школу, в студию. В тоске дни проходили смутно, нереально.
…Ромео, где ты? Дудочку бы мне,
Чтоб эту птичку приманить обратно!
Но я в неволе, мне кричать нельзя,
А то б я эхо довела до хрипа
Немолчным повтореньем…
Ромео, где ты?..
– Да что с тобой? Ромео, помолчи! Джульетта, с реплики начни… да, с той же. Опять забыла? Знаешь, подучи. Премьера скоро. Ты куда? Постой же!
ОНА со сцены спрыгнула легко, схватила вещи, книжку. И умчалась.
– Ну вот! Уйдем мы так недалеко. Меркуцио, давай твой текст сначала.
ОНА шла быстро. Угасал закат. Над городом синь сумерек сгустилась. ЕЙ слезы жгли глаза.
«Пойти назад? Вернуться в клуб? Ведь даже не простилась. Нет, не могу! Скорее бы домой! Забыть его, чтоб только легче стало. Как хорошо, что завтра выходной. Наверно, просто от всего устала…»
Но утром пробудившись: «Что за вздор несла вчера я? Глупо… резким тоном».
Глаза раскрыла. Солнечный узор горел волшебно на стекле оконном. На веточках морозных искры, блеск, причудливое преломленье света, какой-то сказочно-нарядный лес. ОНА счастливо рассмеялась…
Где-то на улице раздался нежный свист, мелодия. Все громче, нарастая. ОНА – к окну. Взглянула быстро вниз.
«Не может быть! Ведь это – он! Играет на флейте. Господи! Сейчас он всех разбудит. Что же делать? Одеваться! Скорее… джинсы где? Он смотрит вверх. Так, джемпер… и быстрее умываться».
В дверях столкнулась с матерью.
– Куда? А завтракать? Куда ты полетела?
– Ах, мама! Я опаздываю… да, на репетицию так рано… В общем, дело ждет срочное. Пока! Не раньше двух…
ОНА – в подъезд. Сбежала по ступенькам. Остановилась на мгновенье дух перевести… И вышла.
На скамейке сидел ОН у подъезда и на дверь смотрел. ОНА остановилась.
– Здравствуй.
ОН встал и улыбнулся:
– Славный день.
Ответила смущенно:
– День прекрасный.
Заторопившись, вышли из двора.
– Куда пойдем? – спросил ОН. – Что ты скажешь?
– Куда-нибудь, – ответила ОНА. – А мы уже на «ты», не зная даже друг друга… Впрочем, может, тороплю события…
ОНА вдруг замолчала. ОН тихо рассмеялся.
– Я люблю, люблю тебя. А ты – меня. Сначала я понял это… Знаешь, ты всегда мне снилась именно такой… рыжушкой. И эти волосы узнал я сразу, да! И даже эти милые веснушки. И глаз твоих янтарный темный цвет… Хотя, по правде, думал я – он синий. Но этот лучше! Даже твой берет с помпончиком… И ты в сто раз красивей…
ОН замолчал, вдруг сильно покраснев. ОНА задумчиво сказала:
– Странно вокруг все очень. Словно в тихом сне – бело, пустынно… Может, просто рано? Все спят еще, бедняжки! Мы – одни. Весь город наш. Как солнечно и ясно! А помнишь эти пасмурные дни? Унылые, тоскливые… ужасно.
ОНА, смеясь, сказала:
– Я люблю, – и вдруг запнулась, на НЕГО взглянула, затем продолжила: – Люблю зарю морозным утром, – и легко вздохнула. – И солнце, как сегодня.
ОН в ответ:
– И я люблю, – и тоже чуть смешался. – Какой у неба чистый синий цвет сегодня! Вот бы он таким остался и завтра… Знаешь, знаешь, я люблю, когда в конце зимы, в мороз – весною повеет враз. А ты?
– И я люблю, – в ответ ОНА, подумав: «Что со мною?»
ОНИ шли, взявшись за руки. В тиши пустынной белой улицы звеняще ИХ голоса сливались, и шаги похрустывали тихо и скрипяще. ИХ тени падали на белый снег, ложась одним неровным синим клином. ИХ солнце заливало. Нежный свет горел на лицах розовым отливом. Блестели, как янтарь, ЕЕ глаза. ЕГО – сияли синью васильковой…
Проехала машина. Тормоза чуть скрипнули. На ИХ пути подковой остался отпечаток от колес, свернувших плавно в переулок узкий. Мужчина в черном. Гладкий блеск волос. Взгляд из окна – на НИХ, мгновенный грустный. В машине на сиденье, как костер, букет огромных роз, кричаще-алых. ОНА зажмурилась… Взревел мотор. Машина, словно тень, легко умчалась. Как не было ее. Вновь тишина. Все так же солнечно, спокойно, ясно. Но как-то зябко съежившись, ОНА к НЕМУ прижалась.
– Знаешь, что-то страшно мне стало вдруг.
За плечи ОН обнял ЕЕ, поцеловал, едва касаясь, висок и прядку вьющуюся… Взял за руку нежно, крепко. Улыбаясь, сказал:
– Не бойся ничего. Всегда мы будем вместе. Правда! Только вместе.
ОНА кивнула, прошептала:
– Да, мы не расстанемся. Но знаешь, если исчезнешь ты? Как странный чудный сон…
ОН засмеялся:
– Никогда! Запомни.
Вдруг в тишину влетел веселый звон, посыпался, как искры, с колокольни. Понесся переливчатый напев над улицами – золотою вьюгой. ОНИ остановились, замерев, смотрели молча долго друг на друга.
4
Прошла неделя. ОН звонил домой ЕЙ каждый вечер, и часами ОНИ болтали. Часто говорил:
– Послушай, знаю все, что будет с нами.
ОНА в ответ лукаво:
– Ну и что? Ведь говоришь всегда одно и то же: что будем долго жить – прости, смешно! – что даже смерть нас разлучить не сможет.
ОН обижался.
– Глупо? Извини… Но я придумал лучше. Ты послушай! Мы на далеком острове, одни живем счастливые… И наши души, когда умрем… Опять смеешься ты? Ну знаешь! Больше не скажу ни слова! Нет! Не дождешься! Глупые мечты? Да знаю, под луною все не ново… Послушай, а в моем окне звезда…
– В моем – узоров веточки застыли…
И так по телефону допоздна ОНИ все говорили, говорили. ОН иногда на флейте ЕЙ играл. Казалось, в трубке звук волшебно-близкий. Из колыбельных строчки напевал. Тембр голоса был мягкий, бархатистый.
…О ночь любви, раскинь свой темный полог,
Чтоб укрывающиеся могли
Тайком переглянуться и Ромео
Вошел ко мне неслышим и незрим.
Ведь любящие видят все при свете
Волненьем загорающихся лиц.
– Отлично! Наконец-то знаешь текст… Ромео, через пять минут продолжим. Не разбегайтесь… Слышно с дальних мест? Куда? Курить? И я, пожалуй, тоже… А это кто?.. А, здравствуйте, да-да. Что ж, просим на премьеру. Приезжайте. Примерно через месяц… Не беда, мы справимся. До скорого! Прощайте… Кто? Так, один… из этих… меценат. Он что-то стал заглядывать к нам часто. С костюмами поможет… Да, богат. Но обошлись бы без его участья.
ОНА по сцене плавно, не спеша, раскинув руки, в вальсе покружилась. И звонко рассмеялась.
«Хороша! Ну нечего сказать!»
И в зал спустилась.
К НЕЙ подошел внезапно, словно тень из темноты, мужчина. Взгляд холодный и острый.
– Узнаете? Добрый день, Джульетта! Вы играли превосходно. В изображении любовных мук как вы правдивы! Умереть готовы.
Он взял ЕЕ за руку. Холод губ обжег ЕЙ пальцы.
– Что вы! Не надо.
Руки спрятала ОНА за спину, повторила зло:
– Не надо!
Он глянул исподлобья. Чернота тяжелого пронзительного взгляда ЕЕ вдруг испугала. Не простясь, сжав руки, вспыхнув, сдвинув брови строго, ОНА на сцену быстро поднялась, ушла в кулисы.
– Ну и недотрога!
Мужчина постоял еще чуть-чуть. Потом сказал:
– Джульетта, вы примерить должны костюм… Заеду как-нибудь за вами. Скоро.
Он исчез за дверью. ОНА чуть не расплакалась.
«Ну да, костюмы, как же! В жизни не поеду!»
– Эй! Перерыв окончен. Все – сюда! Кормилица, закончила беседу? Сначала третий акт. Все – по местам!
А после репетиции у клуба ОН ждал ЕЕ.
– Ох, как же я устал, тебя не видя, жить! Так позабуду твои глаза… Чего смеешься ты? Не видел вечность, вечность… Лишь неделю?! Семь дней невероятной пустоты. Да что ты! Проползли, не пролетели. Семь дней! Какой ужасно долгий срок!
ОНА рукой волос ЕГО коснулась. Вдруг тихий голос за спиной:
– Щенок!
ОНА в испуге резко обернулась. Мелькнула тень, за ней еще одна. Они за угол дома быстро скрылись.
«Наверно, показалось… Ерунда!»
– Пойдем скорей!
ОНИ в метро спустились.
5
Прошло два дня. ОН больше не звонил. Ни разу. Вечером ОНА спешила домой. Ждала.
«Быть может, позабыл уже меня? Напрасно я решила, что любит… Что ж мне делать без него? Жить не могу… Да что же, что же это?! Я для него не значу ничего! Он не Ромео и забыл Джульетту…»
Еще два дня прошло. И, наконец, не выдержав, решила позвонить и выяснить.
– Алло!.. Его отец? Прошу вас, если можно, позовите… Ах, нет его? Ужасно. Что? Кто я? Знакомая… Не будет?! Подождите! Пропал?! Когда? Уже четыре дня… О, господи! Прошу вас, все скажите!
– Нашли футляр от флейты… На снегу в одном из переулков… на Полянке. След, как тащили что-то… не могу… И пятна крови… Говорят, по пьянке могли убить. Но ведь не пил, совсем! Ребята мне сказали, он ругался за пару дней до этого… Что? С кем? С каким-то мужиком. Чуть не подрался… Мужик? Весь в черном. И машина. Нет, никто его не знает… Извините… Быть может, ни при чем… но этот след… Мой мальчик!.. да… звоните…
ОНА, сжав трубку, слушала гудки. ОНИ в виски ЕЙ били, словно током. Расширенные темные зрачки казались неживыми… Вдруг потоком из глаз застывших – слезы. Головой ОНА упала на руки, рыдая.
– Нет, нет!.. Ты не расстанешься со мной! Ты говорил, что, даже умирая…
ОНА раскрыла мокрые глаза. Лицо печальной маскою застыло.
«Сказал, что расставаться нам нельзя… Что обещал, я помню, не забыла…»
Прошла неделя. И от всех ОНА свое несчастье скрыла. Как обычно, ходила в школу, в клуб. Всегда одна. Но взгляд ЕЕ, угасший, безразличный, тревожил всех. А дома телефон ОНА вдруг отключила и сказала, что очень раздражает этот звон бессмысленный и что она устала. Не хочет видеть, слышать никого. Премьера скоро, это от волненья… Все поняли, отстали. Что с того? Дрожит бедняжка, трусит, без сомненья.
На генеральную явились все без опоздания.
– Прошу потише! Мы начинаем. А Джульетта где?! Ну, знаете! Ромео, да иди же! И позвони ей. Бесполезно все? Звонишь с утра? Не отвечает? Что же! На сцену! Начинаем без нее. Я реплики подам… Придет попозже.
…Ступай один, отец. Я не пойду.
Что он в руке сжимает? Это склянка.
Он, значит, отравился? Ах, злодей,
Все выпил сам, а мне и не оставил!
Но, верно, яд есть на его губах.
Тогда его я в губы поцелую
И в этом подкрепленье смерть найду…
– Спасибо всем! Играли на все сто! Я ни при чем. Талант – большое дело. Но все Джульетту ждал. Случилось что? Домой сходите. Может, заболела?
ОНА закрылась в комнате. Как гвоздь засел ЕЙ в сердце.
«Хватит! Как же больно…»
В стакан – воды, в ладонь – таблеток горсть. Зажала крепко.
«Этого – довольно… Все кончено… я больше не могу. Записку… «не вините, не жалейте»? Жить без него?!. У смерти я в долгу…»
В руке таблетки белым…
Песня флейты вдруг в комнату влетела и тоской серебряной забилась, зазвучала. Таблетки – на пол, вслед стакан с водой… ОНА к окну метнулась, задрожала. Прижала лоб пылающий к стеклу.
«Он?! Это – он! Стоит внизу, играет… Рука перебинтована… на лбу царапины… синяк…»
И обмирая, вцепившись в штору сжатою рукой и ужасаясь: «Вдруг минутой позже?!» И тут же улыбаясь…
«Ты – со мной, моя любовь! Иначе быть не может!»
Кому: [email protected]
От кого: [email protected]
Тема: Re: рассказ
Приветики, Оленька! получила, пасибки)))))))))) Уже прочитала. Наманый рассказец!!!!! Оч понравилось мну!!!!!!!! Такая любовь! Я «смусчена». ОНИ просто тру эмо. Но правда правда клево ты написала! пасибочкиии!!!!!!! Здоровски что они остались живы в конце, а то я так переживала!!!!!!! Вот тока был бы ОН солист какой-нибудь эмо-группы, было бы вообще в тему! А то флейта… отстой эта классика)))) но все равно СУПЕР!
Твоя Марика
PS
А да, хотела те тут одно мнение про моих любимых маракешей скопировать. Это на одном из металлических сайтов. Сорри что с матом. Но как в оригинале. Я прям в бешенстве! Хотелось бы твой коммент. Ты же их тоже слушаешь щас.
«Соберите воедино все самое худшее, что есть у HIM, ранне-пелотоглоточного Entwine (*HIM, Entwine – финские рок-группы), Tokio Hotel, (*Tokio Hotel – немецкая рок-группа) и… Мумий Троля, добавьте сверхпедерастический воКАЛьчегЪ – вот и получицца Маракеш. И я еще не понимал, за что люди клянут эмо… Хотя это даже не эмо, это жертва аборта под названием русский рок, любители коего переслушали HIM.
Сыграно и «спето», впрочем, «фирмово», тут особо не дое*ешься. Толку правда… ноль».
Часть вторая
Начало сентября в Москве было сырым и пасмурным. Почти постоянно накрапывал дождь. Листва уже меняла цвета, постепенно окрашиваясь в присущую этому времени года желтовато-красноватую гамму. Катя и Варя вернулись домой, отдохнувшие и загоревшие, и уже приступили к занятиям в институтах. А все вечера, а частенько и ночи проводили в различных тусовках. Я их практически не видела. Ириска вышла после отпуска на работу, и времени следить за моей личной жизнью у нее практически не оставалось, чему я была несказанно рада. Лена тоже уже работала, поручив заботу о двойняшках родителям. Со Златой мы сейчас виделись даже чаще. Ее режим работы в охране сутки/трое оставлял ей много свободного времени. К тому же Гера был приятелем Кости, поэтому у нас образовался такой своеобразный «междусобойчик». Гера оказался легким на подъем, к тому же живо всем интересовался и старался не пропустить хорошую классическую программу, благо Костя держал его постоянно в курсе всех выступлений, нашумевших спектаклей, новых выставок. Я иногда удивлялась его неуемной энергии. Работа агента недвижимости требовала постоянных разъездов, но Гера ухитрялся везде успевать. У нас сложились отношения, немного удивлявшие меня. Гера был мне больше друг, чем любовник. Казалось, он легко идет на контакт, но словно какой-то барьер стоял между нами, и я никак не могла понять, в чем дело. И это интриговало.
Как-то Гера позвонил мне около трех часов дня и сообщил, что освободился намного раньше, чем рассчитывал. Затем он спросил, чем я занимаюсь. Я как раз дописывала рассказ и ответила довольно сухо, что работаю. Но Геру это не смутило.
– Ну ты же сама себе начальник, – рассмеялся он, – так отпусти себя на сегодня! Я очень хочу тебя увидеть!
Я улыбнулась его смеху и согласилась.
Мы встретились на выходе из метро «Третьяковская», так как Гера заявил, что, к своему стыду, последний раз был в Третьяковской галерее год назад. Я люблю живопись, но, по правде говоря, особого желания идти сегодня на выставку у меня не возникало. Гера мне нравился все больше и больше, и хотелось не просто общаться. Когда я вышла из метро, Гера уже стоял на верхней ступеньке перехода и внимательно изучал какую-то газету. Я окинула взглядом его стройную мальчишескую фигуру в светло-коричневых джинсах, желтоватой футболке и коричневой куртке цвета горького шоколада, его растрепавшиеся волнистые каштановые волосы, его сосредоточенное лицо и почувствовала прилив вполне определенного желания. Гера в этот момент поднял глаза и, увидев меня, заулыбался. Когда я приблизилась, он нежно поцеловал меня в губы.
– Знаешь, Оленька, – быстро начал он, – что-то мне расхотелось идти сегодня в Третьяковку.
«Он просто читает мои мысли, – подумала я. – Надеюсь, ему хочется того же, что и мне».
– Может, в театр? Я тут купил газету специально, чтобы посмотреть, где что идет.
«Час от часу нелегче! – подумала я и неприметно вздохнула. – Тогда уж в кино!»
Я тут же вспомнила, как мы с Никитой как-то ходили в «Зарядье», но так фильм и не видели, потому что совершенно беззастенчиво занимались сексом между сиденьями задних рядов. Правда, это был дневной сеанс, и зрители в зале практически отсутствовали. При этом воспоминании мое настроение несколько померкло. Никита по сравнению с Герой был намного сексуальнее и не стеснялся проявлять это. Но ведь ему и было всего 18!
– Оля! – услышала я голос Геры и подняла на него глаза. – Ты что-то…
Он не договорил и обнял меня.
– Не хочешь в театр?
– Почему же? – вяло ответила я. – Пойдем!
– Да? – явно обрадовался он. – Сейчас я прозвоню по поводу билетов. Тут в Театре сатиры сегодня идет «Как пришить старушку». Давно хотел. Очень люблю Ольгу Аросеву.
– Думаю, с билетами проблем не будет. Цены, мне кажется, нереальные, – сказала я. – И у нас еще масса времени! Чем займемся?
– Погуляем, – пробормотал Гера, набирая номер.
Я глянула на его сосредоточенное лицо и отошла к ближайшей палатке. На витрине были музыкальные диски. Я стала изучать их и почему-то вспомнила Марику. Последнюю неделю мы мало общалась, так как начались занятия в школе. Правда, Марика завела привычку звонить каждый вечер перед сном и подробно рассказывать, как прошел ее день. Иногда меня это утомляло. Но я старательно выслушивала и не перебивала, потому что Марика при малейшем моем недовольстве мгновенно впадала в меланхолию. Я оглянулась, но Гера все еще говорил по телефону.
«Неужели с билетами проблема?» – изумилась я и зашла в палатку.
– У вас есть группа «Маракеш»? – спросила я продавца, молодого симпатичного парня, на вид «металлиста».
– Нет, – ответил он, отрывая взгляд от монитора компьютера.
– А что-нибудь этого направления? – продолжила я.
– А вы думаете, я знаю, что это за направление? – довольно ехидно поинтересовался он. – Я ретро не особо интересуюсь!
– Эмо, – пояснила я.
Парень глянул на меня удивленно и задумался. Затем достал диск «Tokio Hotel».
– Типа этого? – спросил он.
Я вздохнула и взяла диск.
– Не совсем, – сказала я. – Отечественные исполнители, такие, как Оригами, Океан моей надежды, «Neversmile», «Scotch», «Jane Air», имеются?
Парень, судя по его взлетевшим бровям, удивлялся все больше.
– Вы, конечно, дамочка, простите, – сказал он после паузы, – но я про такие группы и не слышал. И что, это все эмо? У нас в универе есть эмо, полно даже, но это же придурки, вечно ноют. Их никто не любит. А у них и музыка своя имеется?
– Вы же в музыкальном киоске работаете, – заметила я, – должны быть в курсе направлений.
– Да я тут тока два дня в неделю работаю, так как учусь на дневном. А сам я другую музыку слушаю.
– А «Pleymo» есть? – вздохнула я.
– Это же французский рок! Я их обожаю! Есть два альбома. Я даже в Питере на их концерте был. А ведь и правда, – добавил парень немного растерянно, – там эмо полно было. Там после концерта такое «накрывало» было, даже ментов вызывали.
Я заплатила за диски и вышла из палатки. Гера, увидев меня, заулыбался.
– Вот ты где! – воскликнул он, быстро подходя. – А я не мог понять, куда ты пропала! Я заказал билеты. Спектакль в 19.00. Чем хочешь заняться?
– Не знаю, – ответила я.
Мое настроение отчего-то окончательно упало.
– Кофе? – предложил Гера, внимательно на меня глядя.
– Хорошо, – кивнула я.
Мы пересекли улочку и зашли в «Мак кофе». Но народу оказалось нереально много, все столики были заняты. Гера окинул взглядом переполненный зал и вышел, взяв меня за руку.
– Давай где-нибудь в другом месте, – предложил он. – Тут за углом «Кофе Хауз» имеется. Там публики поменьше обычно.
Действительно, в кафе было занято всего несколько столиков. Мы устроились возле окна.
– Что ты купила в той палатке? – неожиданно поинтересовался Гера. – Я ведь даже не знаю, какую музыку ты любишь.
Я вскинула на него глаза. Гера смотрел ласково, его улыбка была мягкой. И все-таки я никак не могла понять, что же он чувствует ко мне на самом деле. Гера отличался крайней сдержанностью в выражении своих эмоций. Он выглядел практически всегда уравновешенным, словно, один раз достигнув внутренней гармонии, научился не терять ее и постоянно находиться в этом состоянии. Меня это удивляло в нем. Ведь он приехал из другого города, жил на съемной квартире, работа у него была без оклада, насколько я знала, то есть он мог рассчитывать исключительно на себя. Но никакой нервозности из-за такого шаткого положения в нем не наблюдалось. Или это была привычная маска?
– Тебе это вряд ли интересно, – нехотя ответила я. – Недавно познакомилась с одной девчушкой, принадлежащей к молодежной субкультуре эмо. У них есть соответствующее направление в музыке.
Я с иронией посмотрела на Геру. Наверняка он даже не подозревал о такой субкультуре.
– Эмо? – переспросил он и вновь улыбнулся. – Это очень интересно на самом деле! У нас в Красноярске их за последние два года появилось немало. И знаешь, даже свои группы есть. Сын одного моего приятеля играет на бас-гитаре в такой группе. А что ты купила?
– «Pleymo», – ответила я.
Гера не переставал удивлять меня.
– А, знаю! Французы, и мне тоже нравятся! – сказал он. – А тебя что в этом привлекает?
Его лицо приняло странное выражение. Гера смотрел как бы снисходительно, и в какой-то миг мне даже показалось, что насмешливо.
«Что он о себе думает? – внезапно разозлилась я. – Или считает, что у тетеньки за сорок могут быть интересы только соответственно возрасту?»
– Сам типаж эмо, – после паузы сухо ответила я.
Гера кивнул и мило улыбнулся. Насмешка – или мне это только показалось? – исчезла из его глаз. Но мое настроение совсем упало. Я не понимала, что на уме у этого мужчины, и это начинало раздражать.
– Знаешь, у меня нет никакого желания сегодня идти в театр, – неожиданно для себя самой заявила я. – И по правде говоря, я уже этот спектакль смотрела. Он далеко не новый.
Тут я солгала, так как не видела «Как пришить старушку».
Гера перестал пить кофе, поставил чашку и взял меня за руку.
– Понимаешь, Оля, я поставил машину на профилактику, – начал он. – А без нее я себя чувствую не совсем уверенно. Ты сама не водишь и, как я понял, вообще равнодушна к автомобилям, поэтому тебе меня сложно понять. Я хотел хорошо провести время, даже дела перенес. И чем театр – плохое времяпрепровождение? Не хочешь, тогда, может, на выставку? Вернемся к первоначальному варианту и пойдем в Третьяковку?
Но я, что называется, «закусила удила».
– Не хочу! – заявила капризным тоном, в душе удивляясь сама себе. – Нельзя просто побыть вдвоем? Может, поедем к тебе?
Гера отпустил мою руку и откинулся на спинку сиденья. Он был явно удивлен.
– Мы с тобой встречаемся уже больше двух недель, – продолжила я, – но ты меня ни разу не пригласил к себе. Не пойму, что тебе мешает.
– А мы встречаемся? – уточнил он.
– Нет, конечно, просто иногда трахаемся, – пробормотала я и вскочила.
Я накинула куртку и стремительно покинула кафе. Непрошеные слезы жгли глаза. Гера догнал меня на улице, крепко ухватил за локоть и развернул к себе. Увидев, что слезы текут по моим щекам, он как-то растерялся и явно не знал, что делать. Потом молча начал целовать меня. Когда я успокоилась, мы пошли по улице, взявшись за руки. Какое-то время молчали. Дойдя до Третьяковской галереи, свернули в переулок. На мостике через Яузу остановились, облокотившись на перила. Гера выглядел растерянным. Он периодически поглядывал на меня, потом начинал целовать. А я испытывала легкий стыд из-за своего поведения. Но мне так хотелось вновь полюбить, вновь чувствовать, что кто-то стремится к тебе всей душой, думает о тебе, что я забыла о той боли, которую принесли мне отношения с Никитой, и была готова к новым. Гера мне нравился все сильнее, он тоже явно не был равнодушен ко мне. И тем более было непонятно его поведение. Гера однозначно не стремился развивать отношения в романтическом ключе, и я не знала, что ему мешает.
Мы стояли молча довольно долго. Я смотрела на темную воду и постепенно успокаивалась. Мне приятно было ощущать его руку на своем плече, чувствовать, как при порывах ветра его волосы касаются моей щеки и щекочут кожу. И я все больше хотела секса. Но не могла же я вот так просто заявить ему об этом.
– Ты вся дрожишь, – заметил Гера и взял меня под руку. – Холодно от воды? Пойдем?
Я глянула на него, кивнула, и мы медленно спустились с моста. Перейдя улицу, оказались в парке. Я подняла взгляд на памятник Илье Репину, но Гера вдруг начал целовать меня. Желание стало настолько сильным, что я с трудом взяла себя в руки. Внутри все горело. Я видела по его глазам, что он тоже перевозбужден.
– Черт, как без машины неудобно! – сказал Гера и беспомощно оглянулся по сторонам.
Я поняла, что он думает о том же, о чем и я.
«Дочки сегодня обе рано приедут, – размышляла я. – Еще утром предупредили. Катька наверняка уже дома по причине простуды».
Мы уселись на скамью. Гера вновь начал целовать меня, и это было уже невыносимо. Я чувствовала его пальцы, забирающиеся под куртку, моя рука, словно сама, опустилась по его джинсам. Наткнувшись на твердый бугор, я отдернула пальцы и выпрямилась.
– У тебя кто-то дома? – напрямую спросила я.
– Ага, Ян позавчера приехал, – ответил Гера и вздохнул. – У меня перекантуется несколько дней, пока квартиру не снимет. И машина на профилактике, – добавил он.
– Ян? – переспросила я, запахивая куртку и отодвигаясь от него.
– Знахарь, – пояснил Гера. – Под Красноярском живет. Сюда работать на сезон приезжает. Обычно с сентября по май. Лечит тут всех.
– Ясно, – сказала я, хотя мне ничего ясно не было, и встала.
Гера тоже встал. Мы вышли из парка. Свернув в первый попавшийся переулок и пройдя почти до его конца, увидели какое-то кафе.
– Зайдем? – спросил Гера. – Правда, я тут никогда не был, так что за качество ручаться не могу.
«Ну не все же московские кафе ты обошел!» – подумала я и направилась к дверям.
Внутри было довольно уютно. Несколько небольших компаний занимали столики и были уже явно навеселе.
– А тут и спиртное продают? – удивилась я.
– Видимо, да, – сказал Гера, оглядываясь по сторонам. – А ты возражаешь? Я ведь не за рулем, так что против хорошего красного вина ничего не имею. А то на улице как-то сыро.
Мы заняли свободный столик возле окна. Гера взял меню и начал изучать. Через пару часов мы были оба пьяны и весело хохотали над собственными, иногда весьма двусмысленными шутками. К нам подсел парень из-за соседнего столика, кажется, его звали Саша. Правда, я плохо помню, зачем. Скоро к нему присоединились его друзья – парочка влюбленных. Мы начали рассказывать анекдоты, но между приступами хохота успевали целоваться. Затем Саша, который был не у дел, решил устроить конкурс на самый долгий поцелуй. Он сосредоточенно считал, пока мы соревновались. Гера прижал меня к себе, я чувствовала запах вина, его губы не отрывались от моих так долго, что у меня начало темнеть в глазах. Но мне было настолько хорошо, что не хотелось ни о чем задумываться.
– Победила дружба! – громко заявил Саша.
Мы оторвались друг от друга и недоуменно на него посмотрели.
– Но мы еще не закончили, – заметил Гера.
– Вы тут так кончите, – засмеялся Саша. – А я смотри на все это безобразие!
– Ой, а там эмо стоят! – зачем-то сообщила я, показывая на окно. – Может, сюда заглянут?
– Кто? – дружно удивились наши новые знакомые.
– Это такие чуваки, которые очень интересуют Олю, – пояснил Гера. – Она ведь писатель, не кое-как!
– Инте-е-ересно! – чему-то обрадовался Саша и придвинулся ко мне. – И чего пишем? Сказки для детей? – высказал он странное предположение.
– Скорее для взрослых, – расхохотался Гера.
Я смотрела в окно. Штора была светло-желтой, к тому же на улице уже стемнело. Но ребята стояли недалеко от окна, их хорошо освещал свет фонаря. Они были похожи, словно два клона. Трудно было понять, кто из них парень, а кто девушка, так как оба были в черных узких джинсах и куртках с капюшонами. Одна куртка была в черно-розовую полоску, а другая в бело-розовую шашечку. Длинные черные челки закрывали их лица. Я видела, что они ссорятся.
«А вдруг это Марика? – мелькнула нелепая мысль. – Фигурка похожа, да и волосы».
Я все еще находилась в состоянии опьянения, поэтому не вполне логичный ход мыслей был вполне закономерным. Я встала, выбралась из-за стола и вышла из кафе.
– Оля, ты надолго? – услышала вслед, но даже не обернулась.
Когда я оказалась на улице, то сразу подошла к ним.
– Ты обманул меня! – говорила, как я сейчас видела, девушка. – Ты сказал, что у тебя с ней ничего и никогда не было. А она всем в школе говорит, что вы около года встречались!
Я увидела, как черные дорожки поползли по ее щекам. Парень отодвинул челку с ее глаз и вытер эти дорожки. Но они снова появились.
– Это все неправда, – сказал он. – Я люблю лишь тебя. Они хотят разлучить нас, разве ты не понимаешь?
– Нет, это не Марика, – тупо сказала я, приблизившись и заглядывая в лицо почему-то парня.
Они повернулись ко мне.
– Я обозналась, – сообщила я. – У меня подружка эмо, примерно вашего возраста.
– Понятно, – улыбнулся парень.
Его лицо показалось мне милым, глаза ясными, и даже поблескивающие в свете фонаря шарики пирсинга в губе, носу и брови не раздражали.
– Вам помочь? – поинтересовался он.
– Нет, спасибо, – ответила я и осталась на месте.
Они смотрели на меня удивленно, но продолжали улыбаться дружелюбно.
– Вы такие милые, – сказала я. – И почему вас так все не любят?
– Мы не походим на тех, кто нас не любит, – ответила девушка.
– Оля! – раздался голос Геры, и я повернула голову.
Он шел ко мне, неся в руках мою куртку и сумку.
