Текст книги "Виктория – значит ПОБЕДА!"

Автор книги: Ольга Котик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

5.

«Вот она, моя теплая мягкая постелька», – подумала Виктория и со всего маху рухнула на кровать в своей комнате. Тело ломило, и каждая его клеточка «кричала»: «Дай отдохнуть!»

Конечно, Виктория выспалась в больнице, но неудобные койки не идут ни в какое сравнение с мягкими подушками и пушистым одеялом любимой кроватки в доме бабы Ани.

«Сейчас посплю, а потом позвоню Миле, узнаю, как там Криска. Она поймет, она не обидится, что я позвонила не сразу», – подумала девушка и провалилась в глубокий сон без снов.

Проснулась уже вечером от горячего дыхания в лицо. Почуяв, что девушка просыпается, дыхание перешло в облизывание и повизгивание. На кровати от радости прыгала огромная собака.

– Фу! Грымза! Всё! Прекрати! Я уже не сплю!

– Это еще что такое? Грымза! Как ты сюда пробралась?! Марш с кровати! – баба Аня зашла в комнату к Виктории, громко ругаясь на собаку лесника деда Матвея.

– Вот, приручила это чудище. Она теперь жить без тебя не может, а «Леший» – то тебе «спасибо» за это не скажет. Опят, небось, ищет ее везде. Грымза! Иди к хозяину! – Грозно крикнула на собаку женщина и шлепнула ее полотенцем. Не для того, чтобы сделать ей больно, а чтобы это преданное создание слетело с кровати быстрее, чем оно собиралась это сделать. Но, увы, Грымза слишком любила Викторию, чтоб вот так вот кто-то смог, угрожая ей какой-то тряпкой, разлучить их. Облизав лицо, руки девушки, собака, радостно лая, выскочила из комнаты.

– Каждый раз удивляюсь, как эта бестия пробирается в мой дом. А тебе сколько раз говорила не пускать ее на кровать?

– Ну, прости, баб Ань! Я проснулась, а она уже лежала. Я честно ей не разрешала.

– Ладно, давай иди, умойся и будем ужинать. Криска звонила уже 2 раза, она-то уже проснулась. – И, ворча что-то себе под нос, женщина начала спускаться вниз по лестнице в кухню.

«Да, досталось нам вчера», – думала Виктория, вспоминая тот пожар, который натворил столько дел.

– Алло! Мила! Привет! Ну, как вы там? Как Кристина?

– Ой, Вик, ты даже не представляешь, как нас напугали вы обе! Хорошо, что все обошлось, я готова была отхлестать дочь, вот ведь непослушное дитя. Но когда увидела вас: такие грязные, черные, напугалась и забыла совсем, что ремень с собой взяла. Ну, вот что ее понесло в эти развалины? А сейчас, как ни в чем не бывало, носится с мальчишками у школы. Ну что за ребенок! Вот что с ней делать, скажи, пожалуйста?

– Любить, еще больше, еще крепче! Любить! Она у тебя одна!

– Ты права, Вики, как всегда! Она у меня одна. С недавних пор, еще ты у меня появилась, теперь у меня вас двое – две несносные девчонки. Ну вот скажи на милость, тебе ведь под тридцать, ну точно ведь, а ведешь себя как моя Криска! Как вы похожи. Мне иногда кажется, что ты прирожденная мать, не может быть, что у тебя нет детей.

– Я тоже об этом думаю. Ощущение, что что-то потеряла, вернее кого-то. И это ощущение меня не покидает. Все думаю и думаю. С ума можно сойти.

– Слушай, я сейчас ужин приготовлю и приду. Сашка сказал, что нам с тобой сегодня можно «тяпнуть». Так что жди, приду не одна…. – и Мила многозначительно замолчала.

– Что за пауза? В смысле не одна? С Сашкой что ли? – Вика засыпала вопросами девушку.

– Офигела! С бутылкой! – расхохоталась Мила в ответ.

– Давай, подруга, жду!

Положив трубку, Виктория, растянулась на кровати, потянулась и решила, что действительно пора вставать. Чем хорош маленький поселок, так это тем, что если у кого-то случилась беда, то она объединяла всех, становилась общей. А это означает, что на работу завтра не надо, все пойдут расчищать пожарище и прибирать, чтобы на этих развалинах не случилось еще чего посерьезнее.

Неохотно встав с кровати и ощутив боль в горле, Виктория решила сходить в душ и постоять под теплыми струйками воды. И надо снять с себя, наконец-то, больничный зеленый костюм, в который её нарядил Санек, после того, как Толик выкинул ее одежду. По телу приятно катились капли. Все повязки сняты. Ощущение просто балдежное. Каждая клеточка «кричит» о блаженстве. Вот так бы и стояла, но, увы, надо выходить. Скоро баба Аня начнет ворчать, что ужин совсем остыл.

– Ну, где ты пропала? – послышалось с кухни. Улыбка осветила лицо Виктории. Как предсказуемо.

Баба Аня уже за столом.

Крюк Анна Сергеевна. Милый, добрый человечек. Она только с виду была суровой, а глаза ее всегда блестели улыбкой. Баба Аня была хозяйкой этого дома, в котором Виктория снимала комнату. Это Толя нашел ее – бабу Аню. Одинокая женщина, содержать такой большой дом тяжело без помощников. Вот и согласилась пустить Викторию. Жалко ей стало эту девчушку. А когда увидела Вику, сердце защемило, так она похожа не ее дочку. Та уехала из поселка, не хотела «хоронить себя в этой дыре». Только внуки на каникулы приезжали раз в год, а то и реже, и привозили «привет» от мамы и фотографию. Анна Сергеевна складывала их аккуратно в верхний ящик комода, иногда пересматривала и роняла слезу на молчаливый лист бумаги. А когда появилась Виктория, то женщина всю свою любовь, заботу и ласку невостребованной матери отдала этой девушке. Она понимала, что нужна ей, да так сильно, как никогда и никому не была нужна. Виктория же в свою очередь приняла всю любовь и заботу, как недостающий элемент своей души.

– Иду, баб Ань, иду! Я душ приняла, а все равно, кажется, что дымом пахнет.

Виктория зашла на кухню. Женщина уже ждала ее за столом. Запах шел изумительный. О, да! Она не ошиблась – это ее любимая творожная запеканка. Так вкусно готовила только баба Аня. Может быть, и Виктория умела готовить, только она этого не помнила, а учиться вновь ей не хотелось, да и не для кого было, пока.

– Ой, баба Аня, какая вкуснятина! Как я ее обожаю. Мммммм!

– Ешь, давай, а то Милка сейчас прискачет и слопает все.

– Да и ладно. Ты такая у меня замечательная, я знаю, ты же не против.

– Нет, конечно. Сидите, сколько влезет. Я пойду до соседки схожу, узнаю, во сколько завтра пойдем прибираться на пожарище.

И, допив чай, Анна Сергеевна пошла вразвалочку к выходу. Виктория поняла, что все больше любит милую женщину и воспринимает ее как мать, а не как хозяйку.

В дверях показалась Мила. Вот еще одна отрада ее глаз – это подруга. Полное имя у нее было Иванова Милантия Андреевна, но все друзья звали ее Мила. Удивительное сочетание фамилии, имени и отчества, за что Мила как раз таки не благодарила своих родителей. Работала она продавщицей в продуктовом магазине, поэтому бутылка вина у девчонок на посиделках никогда не была проблемой.

– О-хо! Это я! – крикнула Мила с порога, размахивая бутылочкой Мартини.

– Проходи, давай, громкоголосая, да меня выпусти. Ну, все, девчонки, сидите, я ушла. – Дверь захлопнулась за бабой Аней, как бы давая понять, что теперь все можно. И девчонки засмеялись.

– А сок я забыла принести!

– Да, ты бы еще спросила, есть ли у меня оливки! Терпеть их не могу! Если не найду компот, будем пить так!

– Пошли в комнату, только возьми запеканку, я так люблю стряпню бабы Ани.

– Не ты одна. Вот сейчас на запах парни придут, помяни мое слово.

– Кто? Саня? Он на дежурстве. Только, если Толян заскочит. Он, кстати, заходил ко мне в магазин днем. Переживает за тебя, но зайти не решился, сказал, баба Аня не пустит. Вот скажи! Ну чем он тебя не устраивает? Два таких мужика за тобой бегают, а тебе хоть бы хны!

– Так, подруга, я просила не поднимать эту тему? Все, давай садись, наливай, компота нет!

Виктория подала стаканы, поставила запеканку на стол и включила телевизор негромко, так, чтобы только бормотание слышалось.

– Ох, Вики, не понимаю я тебя. Ну, да, не помнишь ничего, но долго монашкой жить то будешь. Ведь ясно же, что мужик у тебя был, не девственница ведь. Али ты еще не выбрала?

– Ну и дура ты! Давай выпьем! За Криску! Пусть она живет здоровой, и не вляпывается больше ни во что и никуда!

– Ха! Это ты хорошо посмеялась!

Стаканы звякнули, мартини обожгло горло.

– Да. Неразбавленный – крепковат.

– Да, ладно, вкусно же. Лимон есть, давай туда бросим, Вик.

– Не-а. И так неплохо.

– Скажи, мать, ну неужели ты ничего не можешь вспомнить? Тебя ведь вчера неплохо «встряхнуло».

– Ничего. Никак не могу отогнать от себя мысль, что все повторяется.

– Все, гони ее, давай выпьем, и она сама уйдет.

Девушки, молча, выпили, закусили запеканкой, еще раз разлили и выпили. Раздался звонок в дверь.

– Ну, вот, я же говорила. Вот и мальчики. – Виктория встала и пошла открывать дверь.

– Ах, тетя Вика! – раздалось от дверей. Кристина бросилась обнимать свою спасительницу.

– Ты чего не дома? Я же тебя наказала! – в коридор со строгим выражением на лице вышла Мила.

– Мам, ну как же я не узнаю как тетя Вика.

– Давай, топай домой, и бабушке скажи, что я скоро приду.

– Да, да, скоро, знаю я ваши посиделки.

– Иди, а то тапкой по заднице получишь.

Кристина еще раз обняла тетю Вику и побежала домой. А подруги стояли у порога и наблюдали, как девчушка бежит через дорогу к дому напротив. Когда та скрылась в подъезде дома, они закрыли дверь и пошли обратно в комнату.

– Слушай, а мама не против, что ты не дома с Кристой, а тут со мной?

– Нет, она понимает, что у Кристины есть она, а у тебя только я.

– Тогда за это надо выпить!

– Точно!

– А баба Аня не обидится, что мы тут засиделись?

– Нет, конечно, она у меня мировая!

– Тогда, давай и за нее выпьем!

– Давай!

Раздался звонок в дверь. Уже навеселе и смеясь, к дверям пошла Мила.

– О-па! Какие люди и без охраны!

– А почему ты дверь открыла, а Вика где? Ей плохо? Она встать не может?

– Ну вот, что ты за человек, такие посиделки обломал. Вика! Встречай, у нас гости! На запах.

И в комнате раздался хохот, девчонки от души смеялись, учитывая, что уже уговорили почти литровую бутылку мартини. Ничего не понимая, в комнату следом за Милой, вошел Толик. А поняв, что прервал девичью пьянку, решил ретироваться, но Мила вцепилась в его руку и не выпускала.

– Итак, рыцарь наших душ! Пить с нами будешь?

– Нет, я еще на дежурстве, зашел узнать, как Вика.

– Зашел! Узнал! Пить с нами не будешь! Иди!

– Мила!

– А что, Вик, я не права? Испортил нам девичник своим «я еще на дежурстве», – передразнила девушка, – пусть идет и додежуривает!

– Мила! Фи! Ты беспардонная! И злая! – сквозь смех проговорила запинающимся языком Вика.

– Только когда пьяная! А так я белая и пушистая! – Сложив ручки на груди и покосив глазки, проговорила девушка.

– Так, я чувствую, что мне надо смываться. – Толик попятился к выходу.

– Да, перестань. Мила шутит. Не обижайся на нее, – как бы уговаривая богатыря, прошептала Виктория.

– На кого, на нее? Так она же пьяная! – И девчонки расхохотались, пуще прежнего. Толик пожал плечами и пошел от этих пьяных хохочущих ненормальных.

Когда он ушел, Мила перестала смеяться, налила в бокал и произнесла тост:

– Чтобы однажды, он выпил с нами, взял тебя на руки и унес! – И выпила залпом. Виктория тоже выпила и засмеялась. Так девчонки сидели, болтали ни о чем, смеялись и допивали бутылку мартини.

Пришла баба Аня и отправила Милу домой, а Вику спать.

Завтра будет новый день, трудный день. День для того, чтобы попытаться что-то вспомнить или понять новые, появившиеся недавно, ощущения. Что там впереди, непонятно. Оглянуться бы назад, а там пусто, ничего. Страшно, больно. Пустота пугает, но надо жить, надо идти вперед. И все же, что-то останавливает и не пускает. Вот так и топчешься на месте: сзади – пустота, впереди – страх. Господи! Помоги! Вся надежда только на тебя! Не помню ничего, не помню!

6.

– Карл, тебе нужно лишь подождать.

– Я не могу ждать Чарльз, как ты не можешь понять, я банкрот! Если я сейчас же не доберусь до ее денег, я – труп. Люди, которым я проиграл – очень серьезные люди! Они не будут церемониться, они убьют меня, а потом найдут способ самим добраться до ее денег. Понимаешь?

– Но, неужели, ничего нельзя сделать? Ведь тело твоей жены не найдено, нельзя же считать ее выжившей, ведь самолет-то разбился.

– Так-то оно так, вот только, она гражданка Германии, наши законы не позволяют признать ее умершей сейчас, нужно время, а у меня его нет. Нет! Слышишь!

– Но, Карл, что же делать, я не смогу дать тебе столько денег. У меня их просто нет.

– Я понимаю, друг! Прости, что кричу, просто не знаю, что делать.

И, действительно, Карл, всегда спокойный и сдержанный, что типично для немцев, бегал из угла в угол и кричал.

– Самое главное, не показывай эмоции при прислуге, они должны думать, что ты все еще хозяин этого дома. А Эльза не оставила завещание?

– Нет, Чарльз, в том то и дело. Я уговаривал ее, но она смеялась и говорила, что так молода еще, да и что с ней может случиться.

– Может тебе пока скрыться в моем родовом поместье в Англии?

– Нет. Там меня станут искать в первую очередь. Им известно, что мы друзья с колледжа.

– Но, Карл?!…

– Да, да, я как-то обмолвился, а они уцепились за это, теперь даже не знаю, что и делать.

– Ты детей куда дел?

– Этих незаконных щенков? В интернате.

– Они-то как раз законные, а ты вот нет.

– Перестань, Чарльз, не надо начинать читать мне мораль, что меня испортили деньги, и на Эльзе я женился только из-за них. Да! Ну и что! Я люблю деньги! Ты-то с ними родился!

– А сейчас из-за своей любви, ты – банкрот!

– Господи! Чарльз! Не читай нотации, а помоги найти выход.

– Уезжай, сейчас это лучший выход. Уезжай далеко. Где упал самолет?

– Где-то в России, Сибирь кажется.

– Отлично! Ты едешь искать Эльзу! В Россию! По крайней мере, первое время они тебя не найдут. А если ты найдешь ее или ее могилу, последнее для тебя лучше, будет просто отлично. Проведешь эксгумацию трупа, подтвердишь ее личность и все. Найдешь живую – прикончишь, а труп представишь как доказательство.

– О, Чарльз! Иногда ты меня пугаешь.

– Ты спросил совета, я его дал. Не хочешь в Лондон, поезжай в Москву и ищи ее следы, найми детектива. Русский ты немного знаешь, благодаря своей женушке.

– А если они выйдут на тебя?

– Не беспокойся за меня, я исчезну на некоторое время.

– Я так понимаю, что связь мы поддерживать не сможем?

– Правильно понимаешь, Карл.

На том мужчины и порешили. Чарльз оставил друга в кабинете в раздумьях, вышел из дома и исчез. Так мог только Чарльз.

Они были друзьями с колледжа. Но никто не знал, кем был Чарльз на самом деле. Англичанин – вот все, что о нем знали, или скорее, он позволял знать о себе.

Карл тяжело опустился в кресло у своего рабочего стола, обхватив голову руками и надолго замер. Его мысли лихорадочно бегали. Выход, должен быть выход. Чарльз был прав, впрочем, как всегда. Он знал о Карле все: и хорошее, и плохое, последнего было гораздо больше, чем первого. Именно Чарльз натолкнул Карла на мысль, жениться на Эльзе, простушке из провинции. «Ты быстро ее окрутишь, твой шик, твои речи сведут ее с ума, она будет сохнуть по тебе, тут ты и предложишь ей себя на блюдечке. Сделай все, чтобы она поверила, что ты богат, и тебе не нужны ее деньги. Сделай так, чтобы ее дети полюбили тебя. Полюбят они, и она твоя!» Так учил его Чарльз, когда они просиживали все вечера в баре, обдумывая тактику. Карл предлагал заняться Эльзой Чарльзу, но тот уверял, что не попадет в поле зрения Эльзы даже своим кончиком носа, да и то, что он англичанин было важно, так как Эльза «породистая» немка.

Гроссеры довольно древний род и приставка к фамилии «фон» играла не малую роль. Женившись на Эльзе фон Гроссер, муж становится бароном. Она была завидной невестой уже долгое время, так как овдовела в двадцать пять лет, при этом родив двух чудесных мальчишек Дитриха и Фрица. Дети были ее смыслом жизни, пока в нее не ворвался Карл. Он окутал их своей любовью, дети были от него без ума. Эльза потеряла голову от любви и нежности. Конечно, такой мужчина! Карл Кёниг был высоким брюнетом, про таких говорят «Красавец – мужчина!». А фамилия, какая фамилия! Король! Глаза блестят черной искоркой, спортсмен и романтик. Он делал все, чтобы соблазнить Эльзу, привязал ее к себе на столько, что она уже и дышать не могла без него. А когда, сделав ей предложение, согласился взять ее фамилию, то покорил ее окончательно. Для многих мужчин оскорбительно брать фамилию жены.

Чарльз Дирк был совсем другим, ему не хватило бы терпения, так долго ухаживать за девушкой. Он бы ее уже давно бросил, да и ублажать богатеньких простушек никогда не входило в его планы. Он был волк – одиночка. Никто и никогда не знал, откуда он взялся и куда опять исчезнет. В нём не было ничего постоянного. Он противоречил сам себе, то был веселым и смеялся со всеми вместе, то ту же мог оскорбиться, проявить гнев и даже жестокость. Он был жесток… и кровожаден. Любил ходить на бои без правил и в бордель. Про таких говорят: «хлеба и зрелищ»; ни семьи, ни детей, ни привязанностей. Последнего он никак не мог допустить, ведь это самое слабое звено в человеке. Он не был красив, не был высок, но женщин у него всегда было много, и Карл немного ему даже завидовал в этом. И все же, барон считал его своим другом, так как именно Чарльз вытаскивал его из всех передряг, в которые умудрялся попасть он сам. Англичанин всегда давал дельный совет. И на Эльзе, вернее на её деньгах, тоже надоумил жениться Чарльз. Но то, что эта «породистая» немка окажется крепким орешком, они не предполагали. «Деревенская простушка» не хотела писать завещание в пользу Карла. Она считала себя еще молодой. Двадцать восемь лет. На тот свет она не спешила. Тогда мужчины заняли выжидательную позицию до особого случая. Карл играл роль любящего мужа, боготворящего свою милую жену, а Чарльз – друга семьи, всегда и везде сопровождавшего семейную чету фон Гроссер.

И вот, теперь, понимая, что он загнан в угол, Карл решился на серьезный шаг. Чарльз прав, надо ехать в Россию, искать тело жены. Или, если она все еще жива – убить её. Но надо всё хорошенько обдумать и обстряпать так, чтобы никто и ничего не заподозрил. В том числе и её подрастающие дети. Пока что отпрыски Эльзы нейтрализованы. Но адвокат семьи позаботился, чтобы всё осталось детям, а Карл остался ни с чем. Нельзя допустить этого, нельзя. Хватит с него нищеты. Все эти годы он лелеял надежду, что жена упадет с лошади и сломает шею, ее собьёт машина, упадет самолет, на котором она летит. Но, увы, мечты сбылись неожиданно, когда она летела из Москвы в Тобольск на частном самолете, решила корни свои поискать. У богатых свои причуды. И подозревал Карл, что к крушению самолета имел отношение его друг. Чарльз видел, как устал его друг ждать «удобного момента». И помог обрести барону душевный покой. Вот только получилось не так, как хотелось, самолет упал так, что никто не знал, куда и как. Искать никто не стремился. Сначала Карл был очень рад, а теперь понимал, что останки самолета надо было искать сразу. Сейчас все немного сложнее, прошел год, целый год. И кто его знает, что там, на месте крушения, это же Россия, там все может быть.

Так, размышляя о России, Карл поднялся с кресла и позвонил в колокольчик. Вошел дворецкий, седой худощавый мужчина высокого роста, выше Карла, а Карл был отнюдь не низеньким – метр восемьдесят.

– Ганс, сварите кофе и прикажите собрать мои чемоданы.

– Вы куда-то едете, господин барон?

– Да, не могу без неё, еду искать!

– В Россию? – брови дворецкого поползли вверх. Он всегда недолюбливал нового хозяина. Но госпожа в души не чаяла в этом человеке, и приходилось мириться с ним. Вот и сейчас дворецкий не поверил, что барон едет на поиски, все бросив, не поверил.

– Да, ты не ослышался, Ганс, в Россию!

7.

– О! Грымза! Фу! Я вся в твоих слюнях! – кричала Виктория, лежа на кровати и отбиваясь от собаки. Эта здоровенная красавица скакала от счастья и облизывала девушку.

– Вставай, лежебока! – послышался мужской голос снизу.

– Дед Матвей, ты что ли? А я думала, кто Грымзу пустил? А где баба Аня, как она вас впустила? – Вики соскочила, быстро оделась и уже бежала вниз, на ходу задавая вопросы.

– Эта ворчливая старушенция уже ушла на пожарище, а я туда же. Да, думаю дай зайду тебя проведать. Дочка, ты бы не ходила никуда, полежала бы еще денек.

– Не-а! Я с тобой! Сейчас умоюсь и кофе выпью, а то мутно как-то.

– А по что? – Дед прошел на кухню и тоже взял кружку, чтобы ему налили кофе. Он хоть и в возрасте, не понимал смысла в кофе, а за компанию с Викой попивал его частенько.

– Да, вчера, с Милкой бутылку мартини раздавили на двоих. – Вика сварила кофе и разлила по кружкам.

По комнате пошёл щекочущий ноздри ароматный запах кофе.

– Поди и рыцари наши припёрлись?

– Нет, Толик заходил, но быстро убежал. Милка его захамила. Да нам и без мужиков было хорошо.

– Ну вот, бабы, странный вы народ. С мужиком плохо, без мужика плохо.

– И не говори. Кто нас разберет? Ладно, «Леший», пошли на уборку!

– Я те дам «Леший»! Я еще не такой старый, чтобы быть на него похожим.

И действительно, старым он не был. Матвею Савватеевичу Полищуку было шестьдесят с хвостиком. Только его седая борода придавала солидности и прибавляла годков деду. Виктория слышала, что никто даже уже не помнит, как он стал лесником. Ходили рассказы, что за лес в округе еще отвечал его дед, а до него, дед его деда, ну а последнему лес доверил сам Леший. Отсюда и пошло прозвище деда Матвея «Леший». Да, он и не сопротивлялся. Всегда в зеленом камуфляже, в седой бороде застряли сухие веточки, на плече двустволка. В глазах начинали блестеть искорки, стоило только завести разговор про лес. Он мог часами рассказывать о красотах здешних мест. Как он нашел сваленное грозой дерево, похожее на Змея Горыныча. Как дошел до болот и видел Кикимору, а та строила ему глазки и зазывала к себе жить. Как в его избушку ночью заглядывает Баба Яга на чай с травками и рассказывает, как же ее уже достал Кощей Бессмертный, обитающий в пещерах неподалеку, все зовет жить с собой. Можно было бесконечно слушать байки деда Матвея, они придавали загадочность ему, сказочность его сторожке. И во всех его историях обязательно встречался Леший, который когда-то доверил управление лесом его прапрапрадеду. Виктория улыбнулась, посмотрев на любимого Лешего.

– Убедил, пошли!

– Грымза! – Хохочущие дед Матвей и Вика вышли из дома и направились на окраину поселка.

Был вторник, а почти никто не работал, все шли разгребать пожарище, убирать мусор. Народ объединился, как и во время другой общей беды, летние лесные пожары. Дед Матвей рассказывал, что однажды весь поселок пришлось эвакуировать из-за лесных пожаров. Леса с одной стороны вплотную примыкали к поселку, именно там когда-то и нашли Викторию. Самое страшное, что случалось в тайге – это лесные пожары. Они могли натворить кучу бед: поселки и деревушки исчезали с лица земли, люди теряли близких. Природа обижалась на окружающих, и ничего больше не росло на обожженной земле.

– Вика, привет! Ты взяла перчатки? У меня есть лишние. – Мила подходила к идущим по улице деду и Виктории.

– Нет, давай. Как самочувствие? – подруги переглянулись и засмеялись. Дед только головой закачал.

– Хохотушки! – махнул на них и зашагал быстрее, обгоняя девчонок. Грымза поспешила за хозяином.

– Ты, правда, как, Мил?

– Нормально, только пить хочу. Взяла попить, опять ведь на целый день идем работать.

– Ну и что! Я люблю, когда мы вот так всем поселком собираемся.

Подруги обнялись и уже в полголоса заговорили:

– Мил, ты правда думаешь, что эти оба по мне «сохнут»?