Текст книги "Смертельный аромат № 5"

Автор книги: Ольга Тарасевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

6

«Как дорого, – ужаснулась Катя Родимова, открыв меню. – Чашка кофе 200 рублей, стакан сока – 150. Ага, а что это у нас за 50 рублей? Минеральная вода. Отлично».

Девушка сделала заказ и вымученно улыбнулась. Не любит она по таким заведениям ходить. Напрасная трата денег. Можно купить пачку кофе, и ее хватит на пару недель, или всего час посидеть в кафе. Катя предпочитала первый вариант. А что делать? Двух братиков и сестренку одень-накорми, маме таблетки купи – вот все гонорары и потрачены. На бесконечные посиделки в кафе денег просто не остается.

Но отказываться от предложения отметить ее поездку в Париж было неудобно.

– Катя! Неужели ты поедешь в Париж, и между нами так ничего и не случится? – трагичным голосом произнес Сергей Колесниченко. Взгляд его раскосых, словно подтянутых к вискам глаз полностью соответствовал тону: грустный-прегрустный.

Манекенщиков в агентстве было немного, и все они пользовались репутацией донжуанов. Однако Сергей по степени цинизма давал фору всем ребятам.

Катя покосилась на безмятежно потягивающую через соломинку рыже-зеленый коктейль Тому Борееву. В Томином лице не дрогнуло ни черточки, хотя она больше месяца встречалась с Сергеем. По слухам, симпатичную короткостриженую блондинку и мускулистого русоволосого парня даже заметили в весьма пикантной ситуации в туалете агентства.

Катя пожала плечами:

– Сереж, я тебе говорила, что уже нашла свою любовь. Ничего не изменилось. А ты хоть бы Томки постеснялся.

Тома закашлялась от возмущения и, оставив бокал, с вызовом улыбнулась:

– Да че меня стесняться! Я девушка прогрессивная. На Сережу богатенькая сучка глаз положила. Что мальчику мешать? Я сама вымелась из его квартирки, правда, милый? Жаль только, что ничего ему от той старушки особо не обломилось. А ты, Катя, подумай. В постели с Сережкой отли-и-чно. И про любовь свою никому не говори. Не позорься лучше. Видели мы эту твою любовь. Студент, волосы грязные, одет с рынка. А с какими понтами он тебя в кино приглашал? Как будто бы в кабак!

Катя молча смотрела в сторону. Вот рядом с Томой висит ее сумочка, Selle souple[10]10
  «Мягкое седло».


[Закрыть] от Dior. Точно такая же изображена в мартовском Vouge. Модель чудесная, из белой кожи с табачной вставкой, украшенная ключами и монетками. Сумка стоит целое состояние, и Катя не может себе позволить такую покупку. Да, организаторы показов, появляясь в гримерке с корзинами роз, часто намекают: «С вами хотел бы поужинать представитель крупной компании». Один раз, ради любопытства, Катя согласилась. Толстый лысеющий мужичок не стал ходить вокруг да около: «Я плачу тебе десять тысяч долларов в месяц, а ты встречаешься только со мной». Катя хохотала как сумасшедшая. Она не вещь, которую можно купить. Свобода дороже любых денег. Когда она целуется с Васей в кинотеатре, сердце замирает от счастья. С толстячком она целовалась бы, возможно, в роскошном гостиничном номере, на шикарной даче. Но разве важно где? Важно – с кем! На содержание семьи ее собственных гонораров с трудом, но хватает. А мучить себя ради сумочки от Dior? Да пропади она пропадом! Мода меняется каждый сезон, и что, превращать свою жизнь в вечную погоню за туфлями и платьями? И смысл такой жизни? Хотя хорошие вещи – это, безусловно, очень большое удовольствие. Так у нее этого удовольствия, в некотором смысле, выше крыши. На показах можно наслаждаться и фактурой ткани, и необычным покроем, и стильными аксессуарами. Ну и что, что потом платья приходится возвращать. И, кстати, не только платья. После своего первого показа Катя была в шоке. Девочки представляли колготки и белье. И вот организаторы отобрали все-все – и чулочки, и даже тоненькие полупрозрачные ниточки-трусики, которые модели надевали под роскошные бельевые комплекты. Девочки потом хихикали на предмет того, что представитель фирмы – фетишист, любит поношенные колготки, чулки и бумажные стринги.

«Ничего. Как-нибудь уладим с деньгами. Мы с Васькой сами с усами. В Париже, возможно, мне предложат работу. Вася уже подрабатывает переводчиком, надо немного подождать – и ему тоже обязательно сделают выгодное предложение. Все у нас получится», – думала Катя, прислушиваясь к артобстрелу последними новостями.

Кто-то из моделей попал в больницу из-за передозировки героина. Кто-то собирался «крутануть» спонсора, а нарвался на уголовного авторитета. От новомодных таблеток для похудения кружится голова. Пластические хирурги окончательно обнаглели. Используют нелицензионные препараты, после применения которых возникают жуткие фиолетовые отеки.

Катин мобильник запел «I will always love you»,[11]11
  «Я всегда буду любить тебя», песня Уитни Хьюстон.


[Закрыть] и Тома с Сергеем скептически переглянулись.

– Детка, я расцелую тебя всю, с головы до ножек, – страстно зашептал Сергей.

Тома хихикнула и кивнула:

– Оу йес! Бросай своего студента, девочка!

Катя быстро вышла из-за столика. Разговаривать с Васей под такой аккомпанемент не хотелось.

– Ты где? С кем? Когда вернешься?

– Солнышко, не ревнуй, – Катя оправдывалась и ловила себя на мысли, что ей все меньше и меньше хочется это делать.

Вася не понимал, что в три часа ночи можно возвращаться с работы. Или вот сейчас: ругается по поводу того, что она зашла в кафе. Так невозможно же ни с кем не общаться! Тот же Сережа подсуетил ей недавно классный показ. Минут пятнадцать по сцене ночного клуба походила – а заплатили, как за день работы на Неделе высокой моды.

– Я тоже тебя люблю, – пробормотала Катя и нажала на кнопку отбоя.

Расстроенная несправедливыми упреками, она слегка заплутала среди многочисленных столиков кафе и подошла к Томе и Сереже не с той стороны, откуда уходила. Они сидели к Кате спиной и ничего не замечали.

– В Париж ее берут. Ну, надо же! Ни кожи, ни рожи, – тараторила Тома. – Вешалка несчастная.

– И фригидная, судя по всему.

Катя демонстративно закашляла.

– А что? А мы ничего! Мы Арину обсуждаем. Кать, ну скажи – у Ивановой ни кожи, ни рожи.

Катя села на стул и залпом допила минералку. Арина – красивая девушка. Но сейчас Тома с Сережей обсуждали не ее, а именно Катю.

«Как тяжело жить в постоянной атмосфере сплетен и зависти. А ведь эти двое считаются моими друзьями», – подумала Катя и знаком подозвала официанта.

– Я, пожалуй, выпью чего-нибудь.

Сережа оживился:

– Это правильно. А потом в нумера.

– Втроем!

Катя рассмеялась:

– Ребята, вы бы лучше молчали. Вы так умнее кажетесь. Серьезно!

Глава 4

1

Гарш, «Бель Респиро», 1920 год

Великий князь Дмитрий, кузен,[12]12
  Дмитрий Павлович, двоюродный брат Николая II.


[Закрыть] как называли его русские дамы, Митя, как звала его Габриэль, всегда просыпался далеко за полдень. Габриэль никак не могла понять, почему она, заслышав пронзительный птичий клекот, пробуждается с первыми лучами солнца, а Митя продолжает невинно посапывать.

Митя… Спящий, он особенно красив. Безмятежный ангелочек. Длинные ресницы, русые кудри, очень правильный, четко очерченный рот. Какая нежная, с легким румянцем, кожа. Совсем мальчик. Но этот мальчик – убийца.

…Митя никогда не рассказывал Габриэль о том, что произошло в гарсоньерке Феликса Юсупова, но такое разве скроешь. Все газеты писали – князь Дмитрий был в числе заговорщиков, это его автомобиль увез Rasputin, простого сибирского muzika Григория, отравленного, израненного, к ледяным водам реки, где тот встретил свою смерть.[13]13
  Убийство Григория Распутина произошло в 1916 году при участии князя Юсупова, князя Дмитрия, депутата Государственной Думы Владимира Пуришкевича и врача Станислава Лазоверта.


[Закрыть] Убийство сделало Митю русским героем. Его поклонники даже предлагали ему бежать перед отправкой на персидский фронт, не опасаясь гнева Николая II, решившего таким образом покарать своенравного кузена. Но Митя отказался и тем самым спас себе жизнь. Кто знает, что сделали бы с ним эти ужасные большевики. Нет, вначале для него все складывалось неплохо. Приехав во Францию, он сумел получить деньги за удачно проданный по его распоряжению особняк в России, поселился в лучшем парижском отеле «Ритц». Русские всегда были транжирами. К тому же Митя не сомневался: большевики – это ненадолго.

…Габриэль выскользнула из постели. И уже собралась отправиться в ванную, как ее взгляд зацепился за висящую на стуле сорочку Мити, украшенную вышивкой у ворота. Нет, ее внимание привлекла не вышивка. Хотя она очень эффектна. Габриэль теперь точно так же украшает платья и даже пальто. Одежда Мити вдохновила ее на целый ряд нововведений, пришлось открыть даже специальное ателье для вышивальщиц.

«Ну, конечно, – с облегчением подумала Шанель, выяснив причину своего беспокойства. – Портниху не обманешь. Маленькая дырочка на сорочке».

Она достала из стоящего на столике несессера нитки и иглу и быстро заштопала рубашку. Митя очень горд. Попытки подарить новую одежду обижали его до глубины души. У Габриэль разрывалось сердце, когда она видела, как Митя тайком подкладывает в протершиеся до дыр ботинки газету.

На лестнице, ведущей в сад, бузили дети Игоря Стравинского. Габриэль с удовольствием провела рукой по светлым головенкам отпрысков композитора. В ее доме теперь много русских. Кухарка научилась печь блины, которые подает на завтрак с непременной икрой, а Габриэль, после многочисленных уговоров гостей, даже попробовала vodka из большого хрустального штофа.

– Dobroje utro! – громогласно раздалось из-за зарослей гортензий.

Это уже был ритуал. Лакей Мити Петр, огромный, как и все русские, каждое утро грел в саду samovar, а потом садился на скамью возле большого кедра. Ему нравился кедр, потому что он напоминал Россию, и не нравилось, что на горизонте виднеются очертания Парижа, проколотые тонкой иглой Эйфелевой башни.

– Dobroje utro, Пьер, – старательно выговорила Габриэль и присела на краешек шезлонга. – Митя все еще спит. Он такой соня!

Лакей отлично говорил по-французски.

– Великому князю надо. Грудь у него слабая, чахоточная. А здесь у вас хорошо. Тепло. Только… – Петр запнулся, но потом все же решился продолжить: – Дом у вас чудной. В России ставни красят в белый цвет.

Габриэль обернулась на «Бель Респиро»: бежевые стены, серая крыша, черные ставни. Черный – цвет траура. Боя больше нет… Она давно перестала пугать друзей мрачным молчанием. Старательно делает вид, что весела, и даже завела себе молодого любовника. Митя моложе, намного моложе ее. Но это совершенно ничего не значит. Душа в сумерках. На принадлежавшей прежде Габриэль вилле вообще все комнаты были затянуты черным крепом. Потом она распорядилась сменить его на розовый. И в конце концов продала «Миланезу», потому что ее комнаты помнили шаги Артура, и Габриэль казалось, что они вот-вот раздадутся вновь… Единственное, перед чем бессильны краски, бессилен костюм, – это горе. У него один цвет. В «Бель Респиро» черные ставни.

Митя отогрел ее своей любовью, стало чуть легче. Габриэль благодарна его васильковым глазам, в которых светится обожание. Но после той аварии не было ни дня, чтобы в ее воспоминания не пришел Артур.

Приближение Мити Габриэль угадала по запаху. Розовая и апельсиновая вода, духи, одеколон – русский любовник ни дня не мог обойтись без них. Теперь до Габриэль явственно доносился нежный фиалковый аромат.

Шанель не любила духи. Нет ничего лучше запаха чистоты, свежего платья, аромата мыла и влажной после принятой ванны кожи. Хотя…

– Dobroje utro, Коко, – улыбаясь, сказал Митя. И, повернувшись к Петру, перешел на русский.

– Dobroje utro, дорогой, – пробормотала Габриэль.

Невольно залюбовавшись высокой стройной Митиной фигурой, она подумала: «А что, если… А почему бы и нет? Это могло бы оказаться очень любопытным. К тому же негодный Пуаре выпустил свои первые духи».

2

Тимофей Аркадьевич Ковалев разложил на столе фотографии, а потом неодобрительно крякнул. На размытых прямоугольниках нельзя различить лиц. Дальнозоркость. Старость?

«Какая, к лешему, старость. Просто слегка испортилось зрение! У всех портится. Это не старость. Еще поясница покалывает. Ну и что? Я полон сил, у меня масса планов. И сейчас свидетель Семенов Алексей Петрович, 1967 года рождения, мне все и расскажет», – думал следователь, отчаянно роясь в бумагах.

Наконец очки нашлись. Он водрузил их на нос, и собственный стол сразу же обрел четкость. Снимок супруги любовника Весты Каширцевой Светланы Зориной лежал вторым справа. В том, что у прочих женщин, чьи фото теперь рассматривал водитель Алексей Семенов, нет никаких проблем с законом, Тимофей Аркадьевич мог поклясться. Сотрудницы прокуратуры – секретари, стажерки и даже вечно кряхтящая (а ведь всего пятьдесят, промелькнуло у Ковалева в голове) уборщица Зинаида Александровна.

– Мне знакомо лицо этой женщины, – Алексей Петрович уверенно пододвинул к себе снимок Светланы Зориной. – Я точно ее видел, только…

– Что только? – нервно осведомился следователь. Этого он и опасался: и банкир, и его жена – любимцы всяких легкомысленных журнальчиков. Если свидетель видел фотографии четы Зориных в прессе, то он, скорее всего, запомнит именно их – яркие, броские. А тот снимок, на который искоса поглядывает водитель, сделан не самым качественным, позаимствованным у криминалистов, фотоаппаратом. О съемке главную подозреваемую в известность, разумеется, не ставили, сфотографировали исподтишка.

– Не думаю, что это она была в машине, – свидетель понурился. – Не очень от меня много толку, да? Но среди остальных женщин той, что я видел, точно нет.

– А почему вы думаете, что это не она? – терпеливо поинтересовался Тимофей Аркадьевич. Да он супругу свою, Юлию Романовну, порой признать не может. С волосами что-то делает, платье новое наденет – хоть снова в загс ее веди. – Может быть, между женщиной на фотографии и той, которую вы видели в машине, все же есть что-то общее?

На круглом простодушном лице Семенова отразились сомнения. Он еще раз посмотрел на снимок, потом закрыл глаза.

– Нет! – сказал он через пару секунд. – Это две совершенно разные женщины. Эта на фотографии – блондинка. Та – я точно помню, была шатенкой. Но дело даже не в этом Я видел ее в профиль. У нее очень четкий овал лица. Никакого двойного подбородка. А эта… Вы гляньте!

Ковалев уже налюбовался на Светлану Зорину более чем достаточно. Аппетитная бабенка, фигуристая. Мужик ее – обычная история: седина в бороду, бес в ребро. Но это так, к слову. В самом деле, Светлана – такая вся пышечка, кругляшечка. И щеки полные, и подбородок двойной действительно наметился.

– Спасибо, Алексей Петрович, – Ковалев протянул водителю руку. – Вы мне очень помогли. Если ваша помощь потребуется снова – я позвоню. И вы тоже звоните, вдруг что-то вспомните.

«Значит, – подумал Ковалев, когда за свидетелем закрылась дверь кабинета, – у Светланы Зориной была сообщница. Непонятно, почему она доверилась женщине. Но все-таки доверилась. Как-то я не очень представляю Зорину, которая на „Жигулях“ давит любовницу мужа. Откуда у нее „Жигули“? По картотеке ГИБДД, Зорина является счастливой обладательницей джипа „БМВ“. В числе угнанных в тот день машин есть пара „девяток“, но опять-таки, как жена банкира угнала чужую машину? Значит, была сообщница. И, скорее всего, со своим автомобилем».

Тимофей Аркадьевич снял очки, потер переносицу. Ничего не поделаешь – надо опять звонить Петру Симакову. Частный детектив по просьбе Светланы шпионил за блудным супругом. Со слов детектива, Зорина хотела получить не только развод, но и оттяпать большую часть состояния мужа. Он пошел бы на это, так как деньги заработать можно, а вот испорченную репутацию не восстановишь. Сергей Павлович Зорин всегда козырял якобы счастливой личной жизнью, агитировал за семейные ценности, за стабильность отношений вообще, а банковских отношений в частности.

Светлана Зорина, обращаясь к Симакову, просто не могла знать – частный детектив из бывших, из следователей. Видимо, у Петра имелся доступ к сводке происшествий, потому что как только по этим каналам прошла информация о гибели Весты Каширцевой – он сам связался с прокуратурой и сдал клиентку со всеми потрохами. Просил лишь об одном – чтобы его имя не фигурировало в официальных материалах дела. Ковалев на это с радостью согласился. Протоколом допроса больше, протоколом меньше – невелика потеря. Какая разница, как удалось установить мотив совершения преступления. Будут доказательства – все станет на свои места. Тем не менее доказательная база формировалась с очень большим трудом. Непосредственно к Светлане еще обращаться рано. Улик никаких. Пусть пока спит спокойно. Если у нее, конечно, это получается.

Вздохнув, Тимофей Аркадьевич пригладил седые волосы и набрал номер бывшего коллеги. Может быть, Петр знает что-либо о подругах Светланы Зориной.

– Очень хорошо, что ты позвонил, – голос частного детектива звучал обрадованно. – Я как раз собирался в прокуратуру сегодня подъехать. Дело в том, что у меня состоялась встреча с той клиенткой. Ты понимаешь, о ком я говорю.

– Она что-то подозревает?

Симаков рассмеялся:

– Да! То, что слишком много мне заплатила! Она совершенно ничего не знает о смерти девочки. Или делает вид, что не знает. Зато детектив, тоже шпионивший по просьбе ее подруги за неверным супругом, взял на пару соток меньше!

– Жду.

Тимофей Аркадьевич с нетерпением посмотрел на часы. Пока частный детектив прорвется сквозь вечные московские пробки, можно успеть сходить в булочную за пирожками и выпить чаю.

«Все сходится! Информация о гибели Весты Каширцевой, хотя на место происшествия, кажется, приезжали журналисты, так и не прошла ни по телевидению, ни в газетах. Высокий гонорар – это просто предлог, чтобы отказаться от услуг частного детектива. Ей не нужен был развод. Она хотела отомстить», – думал Тимофей Аркадьевич, щурясь от яркого, наконец-то по-весеннему теплого солнца.

В наполненной дразнящими запахами булочной он попросил у миловидной продавщицы два пирожка с творогом. Потом, вспомнив про Симакова, извиняющимся тоном заметил:

– И еще парочку, пожалуйста. Что-то с памятью моей стало. Старость – не радость.

– Ох, Тимофей Аркадьевич, не гневите бога. Да вы же просто красавец-мужчина! Хотела бы я, чтобы мой супруг был таким же стройным. Он пирожки не трескает, а живот отрастил – будь здоров, брюки едва сходятся.

– Спасибо на добром слове, – следователь отчаянно покраснел. Имя женщины совершенно испарилось из памяти. Танечка? Любочка? В конце концов он нашелся: – Спасибо, красавица!

На улице вовсю припекала весна. Наполняла легкие свежим воздухом. Деловито шумела автомобилями. Звонко чирикала с еще голеньких, беззащитно тянущихся к небесной сини деревьев.

Возвращаться в мрачный прохладный кабинет не хотелось. Ковалев присел на скамейку возле прокуратуры и задумался.

Он уже разговаривал с Симаковым о возможности совершения убийства Светланой Зориной. Тот клялся-божился, что она производила впечатление алчной, расчетливой женщины. Но – не обиженной, не оскорбленной, не желающей отомстить.

«Оснований подозревать детектива в неискренности нет, – рассуждал Ковалев, машинально провожая взглядом редкие женские фигурки. – Он сам со мной связался, сам сообщил о работе на Зорину. Но все же я думаю, что он ошибается. У меня уже было несколько аналогичных уголовных дел. Правда, по факту покушения, а не убийства – на самого изменяющего направо и налево супруга и на любовницу мужа. Жены часто хотят рассчитаться за нанесенную обиду. А в семье Зориных еще и такая ситуация… Я наводил справки. Они поженились очень рано, на первом курсе техникума. Вместе прошли через нищету студенческую, через трудности становления бизнеса. И вот, когда все стало, как нынче принято говорить, в шоколаде, Сергей Зорин заводит себе подружку, по возрасту годящуюся в дочери. А детей-то, кстати, в семье Зориных нет. Кто знает почему. Может, в молодости, когда каждую копейку считали, Светлана и аборты делала. Муж не разводится с супругой, но тратит деньги на любовницу. Что чувствует в этой ситуации Зорина? Что осталась у разбитого корыта. Что вся жизнь насмарку. Может, ей казалось: не станет Весты – исчезнут проблемы с мужем. Весьма вероятно, считала: сам Сергей не виновник, а жертва, это она, молодая, расчетливая, его соблазнила, тянет деньги».

– Загораем?

Ковалев невольно вздрогнул. Погруженный в свои мысли, он и не заметил, как у прокуратуры притормозил сверкающий темно-зеленый «Фольксваген» Петра Симакова.

– Хорошо сегодня на улице, – Тимофей Аркадьевич встал и подхватил пакет с пирожками. – Пошли ко мне, почаевничаем.

– С удовольствием! Меня сегодня эта дамочка поутру из постели выдернула, я и позавтракать не успел, а потом по другим делам закрутился. Меня, как говорится, ноги кормят.

«Меня тоже, – подумал Ковалев, пропуская вперед Петра. Лестницы в прокуратуре узкие, разминуться можно с трудом. – Правда, не так хорошо кормят, как тебя. Что ж, каждому свое. Кому вольные хлеба, кому государственная служба. Есть выбор. Это главное».

В кабинете Тимофей Аркадьевич включил чайник, достал из тумбочки чашки, с удовольствием наблюдая, как белоснежные зубы Симакова впились в мягкий пирожок.

– Вкусно?

– А то! Меня раньше Светлана всегда обхаживала – кофеек, коньячок, конфетки. А сегодня, представляешь, позвонила злая, как фурия. Приехал – стала орать, что я ее надурил. Потребовала вернуть часть гонорара.

– И что ты? – поинтересовался Ковалев, ставя перед детективом чашку крепкого чая. – Вернул?

– Ну щас! Разогнался. У меня смета, все посчитано. Короче, рассчитала меня дамочка без выходного пособия.

– Петя, а ты не в курсе, кто у Светланы в подругах? Я так прикинул – сообщница у нее могла быть.

Петр удивленно хмыкнул. И принялся доказывать: да не Зорина убила Весту! Зачем ей ее убивать? Если мужик пошел вразнос – он себе другую любовницу найдет. И очень быстро утешится. А ревнивая женушка окажется на нарах. Светлана, конечно, не семи пядей во лбу, избалованная, капризная жена «нового русского». Но для того, чтобы прийти к этому выводу, много ума и не требуется.

Следователь пропустил эти замечания мимо ушей и заметил:

– Нашли свидетеля. Он видел за рулем сбившей Весту машины женщину. Но говорит, что это была не Светлана.

Петр залпом допил чай и пожал плечами.

– Да я только ее домработницу один раз видел, – признался он. – И то мельком. Подруга, не подруга, сообщница, понятия не имею.

– Как выглядела?

– Женщина в возрасте, грузная такая.

– Не подходит, – разочарованно протянул Тимофей Аркадьевич, откусывая сразу половину пирожка. – Замеченная свидетелем женщина вроде бы худенькая.

– Ну, что могу сказать, – на симпатичном энергичном лице Симакова появилось сочувственное выражение. – Копай, носом землю рой. Не мне тебе объяснять: распечатки телефонных разговоров, сведения о состоянии банковских счетов и кредитных карт.

– Буду копать, – кивнул Ковалев. – Других версий пока нет. С профессиональной деятельностью Весты Каширцевой убийство совершенно точно не связано. А вызывать Зорину на допрос рано. Доказательств никаких. Связи у женушки банкира обширные. Тут и с доказательствами на руках не всегда можно свою правоту отстоять.

– А уж без них начальство и слушать ничего не станет, особенно если давить «сверху» начнут, – поддакнул Петр. – Плавали, знаем. Приятного мало.