Текст книги "Экстрасенсы и маги в спецслужбах мира"

Автор книги: Ольга Грейгъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Случаи применения ядов в качестве лекарств имели место в истории. Со времен Гиппократа небольшие дозы отравы использовали для лечения туберкулеза и язв. Врачеватели применили яд кобры и ряда гремучих змей при лечении нервно-психического заболевания – эпилепсии. Но отдельные случаи мало интересовали советских эскулапов, им подавай широкий масштаб! Отравителям в белых халатах нужны были «подопытные кролики», добровольцы, которые не догадывались бы, что их здоровье уничтожают ядовитыми препаратами ради жестоких экспериментов. Все сведения о подобных экспериментах, как и о разработке новых видов отравляющих веществ все годы существования советской власти хранились под грифом «Совершенно секретно». А та часть рассекреченных недавно документов, которые находятся в архивах, не может раскрыть полную картину злодеяний, творившихся на территории бывшей Российской империи с 1917-го и практически до конца XX века.

Занимавшийся этой темой заслуженный юрист России, писатель Андрей Сухомлинов, давший интервью изданию «Московский комсомолец», свидетельствовал: «При Химических курсах по усовершенствованию комсостава была организована Врачебно-исследовательская лаборатория, где под руководством профессора Явича врачи Александрова, Власов, Соколов проводили исследования. Темы научных работ говорят сами за себя: „Изучение токсичности отравляющих веществ при введении их в пищу“, „Систематическое исследование порога действия на кожу человека люизита, иприта, дика“… В рабочих журналах тщательно фиксировали данные о несчастных, над которыми ставили опыты: „…Людей с темной кожей – 9, с болезнями кожи – 8, венеритиков – 20, причем 2 из них с мягким шанкром… Препарат во всех опытах наносился на внутреннюю поверхность правого предплечья в верхней его трети и по средней линии…“; Фамилий в этих документах, естественно, не указывалось. Писали в обезличенной форме: „объект № 14“, „объект № 23“… Начальнику Химического управления РККА Якову Фишману регулярно приходили рапорты о проведенных опытах с ядами. В одном из них, датированном 1930 годом, сообщается об испытании нового токсичного препарата под кодовым обозначением „вещество № 409“: „…Испытывалось на людях по принятой… методике. Объектами являлись красноармейцы Московского гарнизона…“».

Краснозвездные чудовища не мучились угрызениями совести, проводя массовое отравление населения СССР. Что им, подорвавшим корни бытия? Во имя свершения революций человек отменяет естественный порядок вещей, и тогда над всем безжалостно царит противоестественный, безумный, гибельный великий эксперимент…

Нет сомнений, что люди травили своих врагов и соперников еще на заре цивилизации, но и в наши дни этот радикальный способ не вышел из употребления. Не зря же его активно совершенствовали в разных странах, в том числе и в Советском Союзе.

История отравлений советского периода берет свое начало с покушения Фани Ефимовны Каплан в 1918 году на «вождя мирового пролетариата», в которого попала пуля, якобы отравленная ядом кураре. Этот идеологический миф, планомерно вдалбливаемый в головы советских школьников, принадлежит народному комиссару здравоохранения Н. Семашко. Современные токсикологи констатируют: если б в пулях был яд кураре, Ленин умер бы в течение нескольких часов. В 1992 году Министерство безопасности РФ (как тогда именовалась контора на Лубянке) провело экспертизу браунинга, пуль, гильз, пальто и пиджака Ленина, но никаких следов яда, естественно, не обнаружило.

Озвучившие «ядовитую» версию большевики были неравнодушны к разного рода отравам, и врагов своих травили беспощадно, как какие-нибудь дикари. Не зря же и великий товарищ Сталин имел штатных дегустаторов еды, опасаясь быть отравленным.

Как уже говорилось, в 1921 году в СССР создали секретную токсикологическую лабораторию под названием «Специальный кабинет». Еще на даче у Менжинского имелась своя личная тайная химическая лаборатория, а он сам любил захаживать в «Специальный кабинет» для обмена опытом. При Всесоюзном Институте биохимии (ВИБХ) также работала секретная токсикологическая лаборатория; в г. передана в ведение НКВД под контроль первого заместителя наркома М. Фриновского. Подобная лаборатория с 1935 года функционировала при Спецгруппе особого назначения при наркомате НКВД (руководитель – старший майор госбезопасности Я. Серебрянский; сотрудники этой лаборатории предпринимали попытки отравить Троцкого). В последующем в этой самой лаборатории, прикрепленной в г. за 2-м Спецотделом НКВД, работал печально знаменитый «советский доктор Менгеле» Г.М. Майрановский. Услугами этого преступного эскулапа из дома в Варсонофьевском переулке Москвы активно пользовались «выдающиеся советские герои» генерал Павел Судоплатов и Наум Эйтингон. Григория Майрановского, разрабатывающего яды, которые не оставляли следов, историки назовут «придворным отравителем Сталина». Применять яды обожал брат В.И. Ленина Дмитрий Ильич Ульянов, особенно в годы, когда он был членом советского правительства Крыма. Там и травил, как практикующий врач… Кстати, упомянутая Фани Каплан была курортной подругой Дмитрия Ульянова, пока работала на курсах по подготовке работников волостных земств в Симферополе. Сам «вождь пролетариев» Владимир Ильич тоже не брезговал устранять противников с помощью этого испытанного средства; ведь ценимый еще молодым Лениным революционер-убийца Нечаев (прототип героя романа Достоевского «Бесы») говорил: «Яд, нож и петлю революция освящает».

О секретной чекистской лаборатории ядов впервые широкой публике стало известно из книги генерала П. Судоплатова «Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы», где он писал: «Токсикологическая лаборатория была создана в 1921 году при председателе Совнаркома В.И. Ленине, задолго до Берии, и именовалась „Специальным кабинетом“. Возможно, что Ленин просил Сталина достать ему яд именно из запасов этой лаборатории – „кабинета“. Первым начальником лаборатории в 30-х годах был профессор Казаков, его расстреляли в 1938 году по процессу Бухарина. Научно-исследовательские работы по тематике лаборатории проводились специалистами Института биохимии под руководством Майрановского. В 1937 году лаборатория-„кабинет“ и исследовательская группа Майрановского были переданы в НКВД. В 60-70-х годах она получила название Спецлаборатории № 12 Института специальных и новых технологий КГБ. Мрачная известность лаборатории продолжала волновать воображение советских руководителей. Бродили слухи о том, что председатель КГБ Семичастный в 1964 году якобы отказался выполнить намек-поручение Брежнева по негласной ликвидации Хрущева…»

Мрачная слава за этим заведением закрепилась в первую очередь из-за Г.М. Майрановского, проводившего чудовищные опыты на людях, о которых стало известно. Грузинский еврей из Батуми Григорий Моисеевич Майрановский не зря получил прозвище «Доктор Смерть» (и еще впоследствии «советский доктор Менгеле»). По окончании медицинского института в Москве в 1923 году он целеустремленно продвигается от преподавателя вечерних курсов и зав. амбулаторией на московской фабрике до руководителя токсикологического отдела в Биохимическом институте. Известно, что с 1935 по 1937 г. он работал во Всесоюзном институте экспериментальной медицины руководителем токсикологической лаборатории в засекреченном Отделе фармакологии. Слета 1937 г. Григорий Моисеевич стал сотрудником 12-го отдела ГУГБ НКВД СССР.

С приходом нового наркома внутренних дел Лаврентия Берии секретная лаборатория НКВД по использованию ядов и наркотиков была раздроблена на две новые лаборатории; одну из них, бактериологическую, возглавил микробиолог профессор С.Н. Муромцев, другую – Г.М. Майрановский. Действовавшая при 12-м отделе НКВД лаборатория доктора биологических наук Муромцева занималась разработкой токсинов и бактерий для оперативного применения. Майрановский станет доктором медицинских наук, профессором и полковником госбезопасности в 1943 г. по ходатайству Меркулова. В своем ходатайстве Меркулов укажет, что «за время работы в НКВД тов. Майрановский выполнил 10 секретных работ, имеющих важное оперативное значение». Когда же он только-только возглавил секретную лабораторию, то получил от руководства четкую задачу: создать яды, которые бы «маскировали» свое гибельное действие под естественные причины смерти или тяжелой болезни человека.

Известно, что яды издревле использовались в магических практиках: требовалось ли отравить врага, или дать ему возможность помучиться, или даже временно воздействовать на его психику и сознание. Неудивительно, что в секретной лаборатории ГПУ-НКВД-КГБ имелась неплохая библиотека из трудов средневековых алхимиков, и среди прочего – летописи времен Ивана Грозного, у которого был свой лейб-отравитель Бомель, или попросту «дохтур Елисей». Сей доктор, чьей страстью были яды, окончил Кембридж. По заказу царя Ивана Грозного он приготовлял различные «магические снадобья»: одни убивали мгновенно, другие медленно, когда человек гнил месяцами, чтоб умереть в назначенный час. Но в итоге Бомеля постигла участь его «пациентов». Летописи времен Ивана Грозного, как уверяют, содержат некоторые рецепты лейб-медика Бомеля.

Приказ, полученный Майрановским относительно создания неузнаваемой, но действенной отравы, был выполнен успешно.

Можно припомнить, как в передаче «Секретные истории» (телеканал РЕН ТВ) приглашенный гость Станислав Лекарев рассказывал о секретной чекистской лаборатории ядов, где несколько лет проработал переводчиком; впрочем, он утверждал, что в арсенале спецлаборатории были не только яды. «Я прекрасно помню, – вспоминал в телевизионной студии С. Лекарев, – когда на партийном съезде в Северной Корее вдруг погибает целиком делегация одной страны. Приехали специалисты из нашей лаборатории, стали брать анализы – все нормально, никаких признаков отравления. Заснули, не проснулись». Впоследствии при спектральном анализе внутренних органов установили, что все были отравлены курарином. Ядом, который много прежде часто использовал Майрановский; при этом тайно ликвидированные умирали от сердечной недостаточности.

Секретный объект, размещенный в большой комнате в угловом доме по Варсонофьевскому переулку Москвы, где врачом-убийцей Майрановским были замучены многие сотни человек, поменял несколько названий: «Кабинет», «Камера», «Лаборатория № 12», «Лаборатория X»… К слову: в 2008 г. вышел документальный фильм «Лаборатория „X“», рассказывающий о деятельности этого чекистского научного объекта. Авторы фильма констатировали: подчиняющаяся некогда КГБ лаборатория ядов «перешла по наследству» ФСБ РФ, продолжая действовать и поныне.

Как свидетельствует юрист и исследователь Андрей Сухомлинов, лаборатория Майрановского представляла собой помещение, где было отгорожено пять отсеков, двери которых, снабженные смотровыми глазками, выходили в просторный «приемный покой». Однако в «Энциклопедии секретных служб России» в разделе «Спецлаборатории органов госбезопасности» читаем: «…прибавилось помещение для проведения экспериментов над людьми в Варсонофьевском переулке рядом с Лубянкой. Помещение было тщательно законспирировано и выглядело как обычная поликлиника. Поставкой подопытных из числа приговоренных к высшей мере наказания занимался комендант НКВД В. М. Блохин. Официально лаборатория занималась исследованием воздействия на организм отравляющих веществ, поражающих дыхательные органы, а также защитой от отравляющих веществ. К моменту прихода Майрановского работа только разворачивалась, хотя уже проводились исследования действия ядов на организм человека, эксперименты по применению отравляющих веществ к осужденным к высшей мере наказания».

В лаборатории смерти Григорий Моисеевич проводил сначала опыты с производными соединениями иприта, затем стал экспериментировать с дигитоксином, колхицином, таллием, рицином, варьируя концентрацию этих веществ и способы их введения в организм обреченного. Если за 10–14 дней после введения препарата не наступала смерть, несчастного списывали «в расход». Медики-убийцы из секретной чекистской лаборатории отрабатывали различные способы введения ядов в организм жертвы: подмешивали в воду, в еду, делали инъекции, брызгали на кожу, распыляли в воздухе и проч. Известно, что до конца 1949 года Майрановский занимался разработкой вопроса об отравлении пылеобразными веществами через вдыхаемый воздух.

После долгих опытов Майрановскому с коллегами удалось создать яд, идеально подходящий для работы чекистских агентов. Препарат обозначили как К-2; после приема К-2 человек, по свидетельству отравителей, «как бы становился меньше ростом, слабел, становился все тише и через 15 минут умирал». При этом медики из обычных клиник делали официальное заключение: человек умер от острой сердечной недостаточности.

Как и положено чекисту «с чистыми руками и пламенным сердцем», Майрановскому не единожды доводилось расстреливать свои жертвы. Правда, делал он это во имя науки отравленными пулями. Он признавался, что иногда стрелял в одного и того же «объекта» до трех раз, потому что по инструкции, если жертва не умирала после первого выстрела, следовало испытать пулю, содержащую уже другой яд… и так до гибельного конца.

О злодеяниях Майрановского стало известно (правда, узкому кругу) после ареста генерала П. Судоплатова, писавшего признательные послания в верха и всячески открещивавшегося от деятельности этой лаборатории. Впрочем, как показал сам Майрановский, еще с осени 1938 года он стал получать задания от Судоплатова. А в годы Второй мировой его лаборатория и вовсе входила в состав 4-го управления НКГБ, которое возглавлял генерал Павел Анатольевич Судоплатов. В признательных показаниях и сам Майрановский писал, явно гордясь своими «ядовитыми подвигами»: «Моей рукой был уничтожен не один десяток заклятых врагов Советской власти, в том числе и националистов всяческого рода, об этом известно генерал-лейтенанту П. А. Судоплатову».

Но в своей книге Судоплатов пишет, что ни он, ни его заместитель Наум Эйтингон не имели допуска в «Лабораторию X» и тем более в отравительно-расстрельную спецкамеру. Зато в приговоре по их делу сказано другое: «Специальная лаборатория, созданная для производства опытов для проверки действия яда на живом человеке, работала под наблюдением Судоплатова и его заместителя Эйтингона с 1942 по 1946 год, которые от работников лаборатории требовали ядов, только проверенных на людях».

К тому же, как свидетельствовал белорусский еврей генерал-майор Наум Исаакович Эйтингон, он сам «присутствовал при производстве опытов в лаборатории Майрановского» и наблюдал «впрыскивание четырем подопытным жертвам яда кукарина. Яд действовал почти моментально…». Старый чекист Эйтингон (арестованный в том же, что и Майрановский, 1951 году по делу «о сионистском заговоре в МГБ») давал показания против Григория Моисеевича, хотя сам не единожды применял спецсредства из лаборатории большевистского подельника.

Как раз с 1938 года лаборатория, как пишет вышеназванная «Энциклопедия секретных служб России», «занималась производством в большом количестве специальных средств для диверсионных групп, партизанских отрядов и агентуры, действующих в немецком тылу. В конце войны Майрановский даже был награжден по одному приказу вместе с руководителями управления Павлом Судоплатовым и Наумом Эйтингоном. А после войны яды использовали для ликвидации неугодных лиц на территории СССР и за границей». При этом использовали не только пистолеты, заряженные отравленными пулями, но и уникальные орудия уничтожения, как то: стреляющие отравленные зонты, колющие трости, самопишущие ручки, трубчатые зажигалки. В НКВД, как известно, помимо лаборатории ядов существовали и другие специализированные секретные объекты научно-технического профиля, в том числе лаборатория телемеханических приборов Монина, где изготавливали шпионские «игрушки». Кстати, Майрановского некоторые источники представляют и как сотрудника лаборатории отдела оперативной техники МГБ СССР.

Никто не может достоверно сказать, на скольких несчастных были испробованы все эти чекистские разработки, начиненные ядами из лаборатории Майрановского. Одни называют число в 250 человек, другие говорят: гораздо больше тысячи. Несмотря на то, что большинство источников сообщает, что жертвами советских докторов-убийц были приговоренные к смертной казни преступники, имеются данные, свидетельствующие, что среди тех, кто расстался с жизнью в пресловутой «Камере», были не только зэки, получившие «вышку». Здесь нашли свою мучительную смерть немецкие и японские военнопленные, поляки, корейцы, китайцы, обвиненные в «шпионаже». Известно о случае, когда в конце 1945 г. сюда для проведения опытов привезли трех немцев-политэмигрантов, бежавших в свое время в советскую Россию от нацистов и получивших здесь вместо спасения смертельные инъекции.

Приговоры, – как писал журналист Владимир Абаринов в одном из номеров газеты «Совершенно секретно», – «…исполнялись в том числе и в спецкамере „Лаборатории-X“. Иными словами, доктор Майрановский испытывал свои газы и яды на обреченных людях. В годы горбачевской гласности автору попалась заметка в одной из московских газет, повествующая о капитальном ремонте или сносе дома в Варсонофьевском – в подвале будто бы обнаружились залежи человеческих костей. Корреспондент сообщал об этом, ничего не зная о лаборатории Майрановского».

Вообще же в списке политических врагов, погибших по вине советских чекистов от ядовитых веществ, стоит множество разных людей.

Это американский коммунист Оггинс, работавший в 1930-е гг. агентом НКВД на Дальнем Востоке и позднее арестованный в Москве за «шпионаж»; он погиб в 1946 году от укола шприцем, наполненным ядом, который ему в тюремной больнице лично вколол «Доктор Смерть».

Это и гражданин Польши еврей Самет, занимавшийся секретными работами по подводным лодкам в Ульяновске. В июне 1946 года, после того, как «органам» стало известно, что инженер собирается уехать в Палестину, Судоплатов и его сотрудники захватили Самета, вывезли за город, где Майрановский сделал жертве инъекцию яда, после чего была сымитирована случайная смерть.

Это, не исключают, и известный украинский историк Михаил Грушевский, бывший глава Центральной Рады, умерший вскоре после инъекции, сделанной в одной из московских клиник в 1934 году.

Это и лидер украинских националистов Шумский, ставший очередной жертвой отравителей. Тогда, в 1946 году Майрановский был срочно вызван в Саратов, где в больнице лежал Шумский. Яд из спецлаборатории сделал свое дело: официальная версия гласила, что Шумский умер от сердечной недостаточности.

Это архиепископ украинской униатской церкви Ромжа, которого убили люди Судоплатова в 1947-м в Мукачево. «Майрановский передал ампулу с ядом кураре агенту местных органов безопасности – это была медсестра в больнице, где лежал Ромжа. Она-то и сделала смертельный укол», – свидетельствует в книге «Спецоперации» генерал П.А. Судоплатов, рассказавший и о многих других злодеяниях своих коллег. Судоплатов, кстати, подчеркнул, что в случаях с Шумским и Ромжей приказы об убийствах отдавались лично первым секретарем ЦК ВКП(б) Украины Н.С. Хрущевым.

Это, полагают также, известный шведский дипломат Рауль Валленберг, умерщвленный в 1947 году в Лубянской тюрьме с помощью рицина.

Это и глава Русского общевоинского союза (РОВС) генерал Александр Павлович Кутепов, ставший жертвой одного из первых опытов применения наркотических веществ в спецоперациях. В январе 1930 года генерала Кутепова похитили среди бела дня на улице Парижа. Отвечал за операцию белорусский еврей полковник госбезопасности Яков Исаакович Серебрянский; исполнителями была так называемая «группа Яши» – Особая группа Я. Серебрянского при председателе ОГПУ. Русскому патриоту вкололи морфий (по другим источникам, его усыпили хлороформом) и доставили в Марсель на борт советского парохода. Серебрянский за успешно проведенную операцию был награжден орденом Красного Знамени.

Это и преемник главы РОВС русский генерал Евгений Карлович Миллер, аналогично захваченный теми же агентами советской разведки из «группы Яши» через семь лет после убийства генерала А.П. Кутепова. Что касается обстоятельств похищения, то французская полиция пришла к выводу, что генерала привезли в советское посольство, там, возможно, убили, труп поместили в деревянный ящик и погрузили на советский теплоход «Мария Ульянова», стоявший на рейде в Гавре. Когда же французские власти пригрозили выслать в погоню военный корабль, еврей Яков Суриц, служивший советским послом в Париже, невозмутимо ответствовал, что Миллера на судне нет. По другим данным, генерала поместили в ящик еще живым, но под глубоким наркозом, доставили на Лубянку, где он содержался как «секретный узник» под именем Петра Васильевича Иванова. 11 мая 1939 года по личному приказу наркома внутренних дел Лаврентии Берии, санкционированному И.В. Сталиным, генерал был расстрелян. Кстати, причастный к операции похищения агент большевиков генерал Скоблин, заманивший Миллера в ловушку (пригласив якобы на встречу с представителями германской разведки), сумел сбежать в Испанию, но там вскоре был убит сотрудниками НКВД.

В списке чекистских жертв – и бывший телохранитель Лейбы Троцкого Вольфганг Залус. О последнем случае руководству страны в 1953 году сообщал министр госбезопасности Игнатьев: «Ликвидация Залуса осуществлена через агента МГБ… всыпавшего ему специальный препарат, вызвавший смерть через 10–12 дней. Вскоре после приема яда Залус заболел и в одном из госпиталей умер… Отравление Залуса не вызвало у противника каких-либо подозрений. Врачи констатировали, что смерть наступила в результате воспаления легких».

Впрочем, среди жертв отравителей были не только идеологические враги и предатели, но и свои, вдруг попавшие в разряд ненадежных, чекистские кадры.

17 февраля 1938 года по приказу наркома внутренних дел Николая Ежова в кабинете его заместителя Фриновского на Лубянке замначальника 12-го отдела ГУГБ НКВД (отдел оперативной техники) майор госбезопасности Алехин при помощи комиссара госбезопасности 1-го ранга Заковского (наст. Штубис) и еще нескольких товарищей ввели в кровь при помощи шприца руководителю 7-го отдела ГУГБ НКВД СССР (Иностранный отдел, или внешняя разведка) комиссару госбезопасности 2-го ранга Абраму Ароновичу Слуцкому смертельную дозу цианистого калия. Что вызвало у Слуцкого сердечную недостаточность, в результате чего тот скончался на месте. Арестованный нарком Н.И. Ежов подтвердил показания Алехина.

А несколько лет спустя младшего брата Абрама Слуцкого, служившего в оперативном отделе ГУЛага НКВД СССР, отравили прямо в лубянской столовой на глазах у других обедавших чекистов. Он не успел доесть первое блюдо, как замертво рухнул на пол с пеной на губах.

Считается, что смерть в результате отравления произошла и у некоторых видных советских товарищей. Будто бы руководитель ОГПУ-НКВД СССР товарищ Менжинский скончался «от сердечного приступа» после посещения его на даче семейной парой Генриха Ягоды, чья жена Ида Авербах, между прочим, племянница Якова Свердлова, была грамотным фармацевтом. По слухам, и Лаврентий Павлович Берия отравил своего близкого друга Нестора Лакобу, являвшегося на тот момент партийным руководителем Абхазии.

Отдельные историки утверждают, что и профессор Бехтерев был отравлен, умерев в муках и рвотных спазмах. Будто бы ученого умертвили за то, что он поставил товарищу Сталину диагноз «паранойя».

Болезнь и скоропостижную смерть советского буревестника Максима Горького в 1936 г. также приписывают отраве и товарищу Сталину; будто бы советский классик получил от вождя подарок – огромную коробку шоколадных конфет, начиненных ядом. Как, впрочем, и отравление Н.К. Крупской куском торта приписывают И.В. Сталину.

В феврале 1937 г. при невыясненных обстоятельствах скончался Серго Орджоникидзе. Официальная версия – стенокардия (грудная жаба). По слухам же, через черный ход вошел человек и капнул яд в ухо спящему Серго.

Еще упоминают и такую жертву вождя – родного брата погибшей при невыясненных обстоятельствах в 1932 г. второй жены Сталина Надежды Аллилуевой. Павла Аллилуева нашли умирающим от сердечного приступа 2 ноября 1938 г., и его тело еще 20 минут агонизировало после того, как пациента доставили в Кремлевскую больницу. Оказалось, что незадолго перед тем он поссорился с Иосифом Виссарионовичем.

Среди предполагаемых жертв вождя называют многих товарищей по партии, скажем, Куйбышева, Дзержинского, Томского, Каменева, Щербакова и др. Но проверить эти предположения не представляется возможным. Правда, можно припомнить, как в 1937 году разыгрался зловещий спектакль с врачами-убийцами. Тогда был арестован руководитель Научно-исследовательского института обмена веществ и эндокринных расстройств, доселе неприкосновенный профессор Игнатий Николаевич Казаков; его тут же включили в число обвиняемых по делу о правотроцкистском блоке Бухарина – Рыкова. Профессору Казакову и еще двум лечившим советскую элиту докторам – Льву Левину и Дмитрию Плетневу вменялось умерщвление председателя ОГПУ Вячеслава Менжинского, председателя ВСНХ Валериана Куйбышева и писателя Максима Горького. Будто бы врачи под видом лечения вредительски ослабляли организм пациентов, с тем, чтобы лишить их сил сопротивляться недугам. Приказы же лекарям-убийцам отдавал, по версии обвинения, заместитель Менжинского Генрих Ягода, стремившийся занять место шефа. И.Н. Казаков и его «сообщники» в марте 1938 года были признаны виновными и приговорены к высшей мере наказания – расстрелу.

Однако в советской стране прошел и процесс, где в роли убийц впервые были названы не доктора, не желавшие правильно лечить и тем умертвившие пациентов, а реальные политики-отравители. Заговорщики Буланов и Саволайнен, действовавшие по заданию Генриха Ягоды против сменившего того на посту наркома внутренних дел Николая Ежова, опрыскивали из пульверизатора ковер, гардины и мягкую обивку мебели в кабинете наркома «специально приготовленным для этой цели ядом» – растворенной в кислоте ртутью. Смесь готовили по инструкциям Ягоды, который, по словам Буланова, «исключительно интересовался ядами»; на суде Буланов также признавался: «Я ни в химии, ни в медицине ничего не понимаю, может быть, путаюсь в названиях, но помню, что он предупреждал против серной кислоты, против ожогов, запаха и что-то в этом духе». По словам Буланова, помимо ртути Генрих Ягода снабдил его ампулами «по внешнему виду нерусского производства», достав их из сейфа с множеством разных пузырьков, и велел разбрызгивать их содержимое одновременно с ртутным раствором. Но Ежов, надышавшийся ядовитых испарений, почувствовал недомогание и поднял тревогу. На суд было представлено заключение экспертизы, в котором говорилось, что отравляющие вещества наличествовали не только в гардинах, ковре и мебели, но и в моче наркома. «Его здоровью, – гласило заключение, – был причинен значительный ущерб, и если бы данное преступление не было своевременно вскрыто, то жизни товарища Н. И. Ежова угрожала непосредственная опасность».

Правда, уже когда Ежов впал в немилость и в декабре 1939 г. был арестован, в деле с отравлением вдруг все перевернулось; оказалось, что это сам нарком инсценировал теракт против себя. Будто бы по его поручению начальник 3-го (контрразведывательного) отдела ГУГБ Николай Николаев-Журид втер ртуть в обивку наркомовского кресла, а в подъезд дома Саволайнена подбросили банку с ртутью. И причастность Буланова к отравлению наркома Ежова стала весьма спорной. Но… А ведь это товарищ Буланов, по его собственному признанию, подыскал помещение в Варсонофьевском переулке и передал его «определенным лицам», имена которых на том судебном процессе не назывались. И именно в этом помещении подле Лубянки легко и спокойно работалось садисту Майрановскому, умерщвлявшему сотни безвинных людей, считавшихся «врагами советской власти».

Любопытно, что самого начальника спецлаборатории Григория Моисеевича Майрановского посадили за… незаконное хранение сильнодействующих средств. 13 декабря 1951 года он совершенно неожиданно для себя был арестован коллегами из органов, и вскоре, – как пишут некоторые авторы, – скоропостижно скончался от якобы сердечной недостаточности. На самом деле товарищ Майрановский, арестованный в 1951 году как участник «сионистского заговора» в МГБ, решением Особого совещания при МГБ был приговорен к 10 годам тюремного заключения. После освобождения в начале 1962 г. ему было запрещено жить в Москве, Ленинграде и столицах союзных республик; последние годы жизни Майрановский работал в одном из НИИ в Махачкале.

Поговаривают, что надобность в его знаниях и опыте не исчезла даже тогда, когда этот изувер был арестован. Находясь в заключении, Майрановский продолжал консультировать «органы», для этого сидельца не единожды вывозили из Владимирской спецтюрьмы № 2 в Москву. И Григорий Моисеевич все убеждал в необходимости совершенствования работы с ядами в СССР, надеясь на скорое освобождение. А как же, ведь именно Майрановский еще в годы войны опытным путем определил, благодаря каким ядам можно заставить человека говорить правду. «Во время моих опытов по применению ядов, – признавался „советский Менгеле“, – …я столкнулся с тем, что некоторые из ядов могут быть использованы для выявления так называемой откровенности у подследственных лиц. Этими веществами оказались хлораль-скополамин (КС) и фенаминбензедрин (кола-с)».

Экспериментами с названными веществами активно интересовался и генерал Меркулов, а сами опыты обычно проводились в кабинете Л. Райхмана. Меркулов с 1938 г. курировал внешнюю разведку, позже занимал должность наркома госбезопасности, и новые наработки «химика» Майрановского могли весьма пригодиться в делах генерала и его подчиненных, устанавливающих советскую власть на захваченных Красной армией территориях. Ведь пригождались же они исполнителю внесудебных приказов о ликвидации врагов режима генералу П. Судоплатову. Пригождались они и генералу КГБ Олегу Калугину, возглавлявшему в Первом главке управление «К» (внешняя контрразведка), и в этом качестве занимавшегося ликвидацией перебежчиков.

И еще прелюбопытный эпизод из биографии чародея-отравителя с Лубянки Г.М. Майрановского, получившего в свое полное распоряжение не только старинные магические книги и рецепты ядов из разных уголков мира, но и живой опытовый материал в неограниченном количестве. По окончании Второй мировой войны в 1945 году Майрановского вместе с его помощниками Наумовым и Смыковым командировали в Германию для того, чтобы те отыскали немецких коллег – специалистов по ядам, и ознакомились с уровнем, достигнутым нацистами в аналогичной сфере деятельности. С помощью военной разведки «Смерш» чекисты просмотрели документацию гестапо, концлагерей и научных учреждений «Аненэрбе», провели множество допросов. Одновременно приобреталась фармакологическая литература и новые реактивы. Вскоре Майрановский докладывает наверх: «Советские специалисты давно обогнали своих немецких коллег».