Текст книги "Держитесь, маги, я иду! (СИ)"

Автор книги: Ольга Елисеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Елисеева Валентина Ильинична
Держитесь, маги, я иду!

Глава 1

Ты добрая, и это хорошо, это по жизни очень пригодится. Другим.

Анна Алексеевна, директор школы № 133, тяжело вздохнула.

– Еще два ученика перевелись из 2 "а" во 2 "б" класс по требованию родителей. Как мы будем объяснять управлению образования тот факт, что в одном втором классе у нас 15 учеников, а в другом уже 28? Образовательная программа в них одинакова.

– Так вы поговорите серьезно с Анастасией Николаевной. Запретите ей с отстающими детьми после уроков заниматься, на переписывание контрольных работ с продленки их забирать. Это же прямое нарушение прав ребенка на отдых!

– Да, а еще запретить ей интересно проводить уроки, объяснять детям все по сто раз, пока не поймут. А Екатерине Сергеевне запретить заниматься с детьми платным репетиторством после тех же уроков. Вот это прямое нарушение прав ребенка на бесплатное образование, да еще и незаконное оказание платных услуг на территории школы, как бы она ни выдавала это репетиторство за ту же 'работу с отстающими'! И ведь Екатерину Сергеевну совершенно не волнует переход детей в параллельный класс!

– Ф-ф-ф! А чего ей волноваться-то?! Детей меньше, а платят им с Настей одинаково.

В кабинете 2 "б" класса усталая молоденькая учительница стирала с доски примеры, написанные корявым детским почерком. Детишки весело собирали тетради и учебники.

– Анастасия Николаевна, мы к вам после обеда придем класс к Новому году украшать!

– А моя мама сказала, что торт на чаепитие она уже заказала. У нее знакомая в кафе, ух, какие торты вкусные делает!

– До свидания, Анастасиечка Николаевна!

Дети вышли. В классе осталась только учительница. Анастасия набрала на телефоне номер отца. После долгих гудков в трубке наконец-то прозвучало:

– Привет, доча! Чегой-то про своего непутевого папашу вспомнила?

У Насти прямо ноги подогнулись при звуках хриплого голоса и произнесенных заплетающимся языком слов.

– Папа, ты что, опять пьян?! Ты же сегодня утром уходил на собеседование в фирму 'БауманСтрой'.

– Да, я ходил! Я ж, как тряпка, все твои указы выполняю! Только отец тебе все равно не нужен! Вот Ларочке был нужен, но ее уже нет, моей красы! И все про нее забыли! ВСЕ!!! Кроме меня... Только я ее один вспоминаю...

– Скорее, поминаю. Водкой! Папа, что в фирме сказали? Ты хоть оставил резюме?

– Лелюме я не оставил. Не надоть оно им. Не понимают они горя моего! Жена померла, молодая, жила б и жила б еще! И никому дела нет! И врачей тех, ...., не наказали, с... е...! – Николай Ильич Орлов зашелся пьяным плачем.

Настя нажала на сброс звонка и села за парту, обхватив голову руками. В очередной раз говорить отцу, что последнюю стадию поздно обнаруженного рака вылечить не смог бы ни один врач на свете, было бессмысленно. Он и в трезвом виде с трудом с этим соглашался. Мамы не стало 2 года назад, она ушла в возрасте 45 лет, оставив 22-летнюю дочь и безутешного мужа. Первые полгода после похорон отец пил беспробудно, а убитая горем Настя и не пыталась ему препятствовать. Потом отца уволили из солидной строительной компании, где и так слишком долго ждали, когда же придет в себя их главный инженер. Настя серьезно поговорила с отцом, дождавшись момента его просветления, убрала из дома все спиртное и наивно ожидала возвращения отца в привычное нормальное состояние. Однако оказалось, что алкоголизм не даром был признан болезнью еще в 1952 году Всемирной Организацией Здравоохранения. Ибо отказаться от спиртного отец просто не смог. Желание выпить стало для него непреодолимым, жизнь без спиртного казалась ужасной. Отец говорил, что без водки он просто помрет от тоски по матери, и обвинял свою дочь и других родных в бесчувственности, неблагодарности и всех прочих пороках, что только вспоминались его проспиртованным мозгом. Попытки ограничить количество потребляемого им спиртного вызывали истерики, громкие скандалы и попытки продать вещи и домашнюю бытовую технику. Один раз мучающийся от похмелья Николай Орлов, не найдя понимания в лице 'зажавшей деньги' дочери и приехавшего защитить дом от разграбления брата, залив порог соседей слезами, занял у них двести рублей, и купил бутыль самогонки. После этого он впервые попал в больницу с сильнейшим абстинентным синдромом. После курса лечения и длительной реабилитации, Орлов на какое-то время поутих и даже устроился на работу, благо, что с предыдущей работы (не даром он на них 15 лет работал) ему дали хорошие рекомендации, не указав, что причиной его ухода стал алкоголизм. Настя тогда радостно и облегченно выдохнула, но всего через две недели кошмар вернулся: психологическую зависимость от алкоголя, в отличие от физической, лечение снять не смогло.

Настя набрала номер 'Бауманстроя':

– Добрый день! Это Анастасия Николаевна Орлова. К вам сегодня на собеседование мой отец, Николай Ильич Орлов, приходил.

– А, да, приходил. Девушка, мы не берем на работу людей с алкогольной зависимостью. Вы полагали, что мы не поинтересуемся у своих коллег, почему они его с двух предыдущих мест работы уволили?

– Но он проходил лечение! Только неделю назад вышел из клиники! И его закодировали. И сегодня утром, отправляясь к вам, он был абсолютно трезв! Если бы вы его приняли, у него был бы стимул не пить! Он всегда любил свою работу! Он хороший специалист!

– Утром был трезв, а теперь, видимо, пьян? Из-за нас, таких недоверчивых. Девушка, ваш отец БЫЛ хорошим специалистом. Не перекладывайте на нас свои проблемы.

В телефоне раздались гудки.

'Господи, за что мне это? Вначале потерять мать, потом отца. Ведь по факту отца у меня уже нет. Он просто сдался, ему никто и ничто не нужно. Только водка!'

Остаток рабочего дня Настя, сдерживая слезы, весело улыбалась вернувшимся детям, развешивала шарики и мишуру по стенам и переливающиеся разными цветами светодиодные гирлянды по окнам.

Вечером девушка шла по шумному предпраздничному городу, с легкой завистью и грустью смотрела на влюбленные парочки, семьи с детишками. Обошла центральную площадь с большой наряженной елкой, сувенирными палатками и ларьками с выпечкой. Здесь же разливали горячий глинтвейн. Звучала музыка, большая группа молодежи танцевала прямо здесь же, на площади.

' Не хочет папа вновь начать жить по-человечески, и не надо! Я свою жизнь построю сама. И семья у меня будет – новая. Муж и дети. Если папа готов семью обменять на водку – это его выбор, он взрослый человек, имеет право жить, как хочет'. И Настя решительно повернула домой. 'Надо будет комнату снять у какой-нибудь старушки. Недорого, но я помогать ей буду, чем могу. Убрать там, в магазин сходить. Можно же найти варианты. И в соседней школе часы на продленке взять – у них там вакансия есть. Двух зарплат должно будет хватить'.

– О, дочь пришла с гулянки! Отец ее дома ждет, волнуется, а она шляется не понятно где.

– Папа, я с работы.

– С какой работы? Восьмой час уже! Тебе просто дела нет, что отец волнуется! Ни до кого дела нет! Плевать на всех! И до матери никогда дела не было! Как померла, так и не вспомнишь!

– Это я-то не вспомню?! В годовщину ее смерти, месяц назад, я одна, без тебя, и на кладбище, и в церковь ходила! А ты пил! И не вспомнил бы даже, что это день ее смерти, если бы дядя Валера с тетей Катей поминать не пришли! Это тебе дела ни до кого нет! Ни до меня, ни до себя, ни до матери!

Лицо Орлова страшно перекосилось, побагровело. Он несколько раз открыл и закрыл рот и закричал:

– Не смей! Да как ты...Как ты... Тварь! Горя ты не чуяла по-настоящему! Ты бы попробовала так, как я жить! Когда все внутри огнем жжет, кишки выворачивает...

– Не ври! Ничего у тебя после клиники не жгло! Я с врачами говорила! Ты просто тряпка, слабак без воли, которого поработил этиловый спирт, и который даже НЕ ПЫТАЕТСЯ вернуть себе человеческое лицо!

– Ты...ты.. я тебя...ты бы попробовала...

Мужчина схватился за сердце и упал.

Настя сидела в больнице, у постели окутанного трубками и проводами отца.

– Инфаркт это, деточка. Да еще и осложненный алкогольной интоксикацией. Нельзя ему пить, а то долго не протянет. В этот разом чудом спасли.

Анастасия Николаевна слушала говорливую медсестру, разрешившую ей минуту посидеть у отца в отделении реанимации, и думала, что в пустую квартиру вернуться не сможет. Спустя час, уже ночью, она стояла на пороге квартиры Наташи Кузьминой.

Наташа была Настиной подругой со студенческих времен. На первом курсе еще в очереди у дверей приемной комиссии познакомились. Обе закончили педагогический институт, факультет начального образования. Только Наташа после института менеджером в крупный универсам устроилась, а Настя, отвергнув возможность хорошо зарабатывать, пошла работать по призванию, как завещал незабвенный Дмитрий Анатольевич.

– Понимаешь, я осознаю, что мои слова спровоцировали этот приступ, а вины за собой не ощущаю, – говорила Настя, грея руки о кружку чая на кухне Кузьминых.

– Да какой вины, Настя, помилуй Боже! Дядя Коля сам виноват! Только из клиники вернулся – и на тебе! И без твоих слов этот инфаркт не заставил бы себя ждать. Стукануло бы его завтра утром, пока ты на работе, и точно бы уже помер к твоему возвращению.

– Я и не очень-то планировала возвращаться. Хотела комнату снимать.

– И то верно! Сколько ж тебе с ним мучиться, так и жизнь твоя пролетит. Ты такой веселой была раньше, на весь курс – главная заводила! Помнишь, как в КВН играли? Ты ж три года бессменным капитаном была! Всю команду за собой тянула! Варианты комнат-то уже смотрела?

– Нет, только сегодня решила съехать. Завтра суббота – планировала потратить выходной на поиск подходящей жилплощади. А теперь и не знаю... За ним уход нужен будет.

– Социальная служба помощницу пришлет! А тебе свою судьбу устраивать надо!

– Наташа, он мой отец! И он болен! У него просто не хватает силы воли... И мы ведь действительно не можем его трудности до конца понять – ведь сами никогда не были зависимыми.

– Вот только не надо его слова повторять! Слушать тошно! У тебя, значит, есть сила воли каждое утро в 05:30 вставать, на пробежку уходить и к 08:00 на работу свеженькой являться, а у него силы воли нет! Воспитывать ее надо – силу воли-то, сама по себе она с неба не падает! Да я уверена, случись с тобой такая напасть – ты бы не то, что с алкогольной – с наркотической зависимостью справиться бы смогла.

– Это вряд ли. И это просто слова.

– Вовсе не слова! А делом этим у нас новые жильцы с первого этажа, кажется, занимаются.

– В смысле?

– В смысле, наркотой торгуют!

– Ты что! Так сообщить надо, куда следует!

– Ну, уверенности пока нет. Но как только – сразу сообщим!

Подруги проговорили до самого утра. Зимний рассвет пришел поздно, в пелене туч и снега, и Настя отправилась домой. Спускаясь в лифте на первый этаж, девушка услышала громкие возмущенные голоса:

– Ну, дай одну! Только одну! Я заплачу, ты ж меня знаешь!

– Слушай, Кудрявый, я тебе уже говорил: сперва деньги, потом кайф! В долг не подаю, понял? Деньги неси!

Захлопнулась дверь. Лифт стал медленно открываться. На этот дребезжащий звук обернулся молодой, ужасно худой парень с совершенно безумными глазами. Его взгляд замер на Настиной сумочке: 'Деньги!!!'. Девушка отшатнулась назад в лифт и прикрыла лицо сумочкой. Сверкнуло лезвие ножа.

Глава 2

Не знаю, кто пишет сценарий моей жизни, но вижу – сарказм ему не чужд.

– Светлая душа. Опять насильственная смерть. Так рано.

– Темный все сильнее становится в этом мире. Он уже может уводить за грань тех, кому суждена была долгая жизнь.

Это про меня? Мне была суждена долгая жизнь? БЫЛА? Но как же так... Я хочу жить! Что происходит?

– Ты умерла в своем мире. Когда-нибудь ты возродишься снова. А сейчас твоя память угаснет...

НЕТ! Не хочу! Ведь должна была еще жить, по вашим же словам! Почему какой-то Темный меняет, как хочет, мою судьбу? Где справедливость, высшие силы, я вас спрашиваю??? Верните мне жизнь!!!

– Это невозможно. В своем мире ты уже умерла.

Готова жить в чужом мире! Кто в другой мир? Я! В новое тело? Я! Жить в песчаном карьере? Я! Кажется, это истерика.

– Мы поняли тебя. Чтобы тебе иметь возможность возродиться в другом мире, мы должны отпустить тебя из этого мира. Но мы не можем обещать тебе другого мира. Если ни один из миров не притянет тебя, ты исчезнешь навсегда.

А какие критерии отбора? В какой мир есть шанс попасть?

– В подобный твоему – шансов нет. Скорее – в один из умирающих миров, ты достаточно светлая, чтоб дать толчок к его возрождению. Он примет тебя, а ты поможешь ему – в этом будет высшая справедливость.

Если критерий отбора – высшая справедливость, то грех не согласиться.

– Ты приняла решение добровольно.

Сознание залил золотой дождь. Меня кружило в нем и словно несло по длинному туннелю. Сквозь золотистую пелену со всех сторон были видны вспыхивающие и гаснущие радужные пятна. Одно пятно застыло, стало приближаться и расти, расти, расти ...

–

Настя очнулась от того, что ее больно хлестали по щекам. При ее попытке что-то возмущенно сказать, из горла хлынула вода. Девушка зашлась кашлем, стараясь втянуть в горящие огнем легкие так необходимый им воздух.

– Очнулась! В себя пришла, сердечная! Жить будет ваша доченька, Еолофей Баевич!

– Все равно ты, Пелька, конюха за лекарем пошли! Да не за простым! Пусть он к Авару Лютену скачет!

– Так поедет ли к нам Лютен, господин?

– А то! Моя дочь – невеста самого Северина Таиса!

Вокруг нового Настиного тела засуетились. Подняли, понесли, на мягкую поверхность в каком-то доме положили. Служанки сняли мокрое платье и запихнули бывшую Анастасию Николаевну в большую лохань с горячей водой. Только тут ее временно оставили в покое и позволили оглядеться. Вокруг нее были люди. Самые обычные женщины, видимо, служанки. Во всяком случае, ни клыков, не необычных глаз, ни хвостов у них не наблюдалось. Настя порадовалась, что понимает местный язык. Он хоть и звучал несколько непривычно для ее слуха, но проблем с осознанием смысла речи не было. Девушка попробовала тихонько повторить несколько слов на местном диалекте, и у нее получилось.

– Вы что-то сказали, мисс? – повернулась к ней бойкая молодая служаночка.

– Нет. Что со мной случилось?

– Ой, а вы не помните?

Настя отрицательно покачала головой. Служанка присела на край ванны и заговорщицки прошептала:

–Ой, не стоит мне напоминать вам об этом, раз забыли, да другие-то молчать все равно не станут. Утопнуть вы хотели, сердечная наша. Батюшка теперь с вас до самой свадьбы глаз не спустит, следить будет. Уж больно много ему денег за вас род Таис заплатил.

– И че треплешь! Тебе-то откуда знать? – тоже шепотом прошипела вторая служанка, постарше.

– А вот знаю! Я когда в библиотеке прибиралась, потайная дверь из нее в кабинет хозяина приоткрыта была – он как раз монеты золотые пересчитывал после ухода лорда Марона Таиса – батюшки жениха вашего. И жуть много этих монет-то было!

– Я совсем ничего не помню! Помогите мне хоть что-то вспомнить, девушки, миленькие, пожалуйста! Век благодарить буду! – попытала счастья Настя. Больше знаешь – меньше вопросов и подозрений вызываешь.

Ее слова произвели несколько странное впечатление. Девушки виновато переглянулись, дружно вздохнули, одна даже слезинку смахнула.

– Да какой уж там век! – пробормотала та, что старше.

Молодая пихнула ее локтем, и та замолчала. Ой, темна вода в этом омуте!

– Да что вам рассказать-то? Про жениха вашего ничего и не ведаем, не по статусу нам о таких важных господах ведать, – затараторила молоденькая.

– Про семью мою расскажите, про родителей. Кто они, чем на жизнь зарабатывают.

– Неужто и этого не помните? – ахнула служанка. Настя качнула головой, и та продолжила, – батюшка ваш купец известный, лавку скобяных товаров в столице держит, Еолофеем Баевичем его зовут. Матушка ваша померла, вас родивши, до 10 лет отец вас один воспитывал. А опосля вторично женился, на мачехе стало быть вашей, Айене Марвек. В смысле, в замужестве она теперь Марвек. Ну и вы Марвек. Это-то хоть помните? – Настя еще раз качнула головой, – да неужто и имени своего не помните?! Мисс Наиля Марвек вас зовут!

Анастасия даже 'спасибо' сказать не успела – в комнату завалился невысокий круглый пожилой уже мужчина с заметными залысинами и полуседой.

– Ну, дочь, не ожидал от тебя! Ты чего это удумала? Семью подвести и обесчестить?! Как бы я Таисам в глаза смотрел, коли померла бы?

Да, родительской любви тут, видно, и в помине нет. Что ж так не везет с родителями? Матери в обоих мирах умерли, отцам на меня плевать с высокой колокольни, был бы только прок какой от дочери.

– Наилечка память потеряла, Еолофей Баевич! Даже имени своего не помнит! И вас не помнит! Ничего вообще не помнит!

– Было бы еще, что помнить! На меня вот сейчас посмотрела – запомнила, а событий в ее жизни и не было никаких. Росла, играла, как все дети. Теперь вот выросла, замуж пойдет. А здоровье ее Лютен проверит, может, и память поправит.

– Неужто сам Авар Лютен приехать соизволит? – удивилась молоденькая.

– Почему нет? Ему все равно послезавтра на церемонию помолвки приезжать бы пришлось, а так погостит у нас на пару дней дольше.

Батюшка покинул комнату.

– А кто такой Авар Лютен?– поинтересовалась Настя.

– Это очень известный лекарь-маг! – похвасталась эрудицией говорливая молодка. Такая служанка – просто находка для попаданца. Тут Настя окончательно осознала ее слова.

– Как маг? Тут что, маги есть?!

– Где тут-то?? У нас в доме нет, само собой. А так, имеются, конечно. Куда ж они денутся?– удивилась девица, поднимая хозяйскую дочь из воды и ловко заворачивая ее в большое полотенце, – вы ложитесь, мисс. Отдохнуть вам надо. Завтра ведь жених со своим батюшкой пожалуют. Знакомиться будете, – и, наклонившись, зашептала, – про сегодняшнее дело-то не говорите им ничего, и батюшка ваш уже молчать всем повелел. Лекарю-то сказано, что случайно вы на берегу оступились.

Анастасия Николаевна Орлова была наряжена служанками в тонкую батистовую сорочку, уложена под пуховое одеяло и оставлена почивать. Свечи, по ее просьбе, были оставлены горящими на столике у кровати.

'Наконец-то все ушли! Где тут зеркало виднелось? Ну, здравствуй, новая Настя. Хорошо, что в женское тело попала. А то могла бы, как в голливудском фильме 'Подмена' или в нашем 'Любовь-морковь', в теле другого пола очутиться. Теперь, похоже, мне снова семнадцать. Личико довольно миленькое: в форме сердечка, с большими голубыми наивными глазками под тонкими темными бровками. Губки пухленькие, бантиком. Волосы белокурые крупными локонами до талии спускаются. Ну прям, девочка-куколка, не обремененная интеллектом. Фигура еще не до конца женские очертания приобрела. Что ж ты в воду прыгнула? Чего такого мне не рассказали? Судя по словам 'батюшки' и служанок, ничего значительного в моей жизни не происходило, любимого человека не было. Ну, замуж по расчету выдают. Так что за беда? В нашем мире полно таких браков, и ничего, живут. Кто-то даже счастливо. Я-то точно только из-за денег нос от мужа воротить не буду. Сама же вчера о муже, семье и детях мечтала. Раз он такой важный господин, как говорят, то вряд ли глуп. И отец его еще жив – стало быть, есть надежда, что жених не стар. Стерпится – слюбится. Основа счастливого брака – уважение. Вот и начнем с него. Надо бы завтра с утра в библиотеку попасть, хоть что-то об этом мире почитать, чтоб за неграмотную не приняли. Кажется, все попаданки с библиотеки начинают'.

С этими мыслями Настя улеглась и на удивление быстро и спокойно уснула.

Утром землянка проснулась от шума льющейся в умывальный тазик воды. Прежняя молоденькая служанка готовилась помочь хозяйке с утренним туалетом.

– Доброго утречка, мисс! – прощебетала она.

– Доброго ..., а как зовут тебя, девушка? – поинтересовалась Настя.

– Калира, мисс. Вы так ничего и не вспомнили? – служанка посмотрела, как Настя с печальным видом качает головой, и защебетала дальше, – Сейчас лекарь к вам придет, он уже прибыл. А если Лютен память вернуть не сможет, так жениха вашего попросите: говорят, он маг посильнее многих!

'Как маг? Мой жених тоже маг? Так это же здорово! Совсем не ясно, почему куколка помереть решила! У них ведь маги в большом почете, как я понимаю. Вон с каким восторгом Калира слово 'маг' произносит! Срочно! Срочно в библиотеку!'

Визит в библиотеку пришлось отложить до окончания медицинского осмотра. Известный в данной местности лекарь-маг оказался интересным мужчиной, с бархатными карими глазами, лет тридцати на вид. Поводив над Настей руками, он сообщил, что все в порядке, девушка абсолютно здорова, а психические заболевания и память вылечить ни один маг не может, как всем образованным людям должно быть известно. 'Я образованная! Высшее образование имею! И в вашем мире буду образованной, как только до книг доберусь! Надеюсь, проблем с умением читать тоже не возникнет'.

После ухода мага Калира принесла завтрак прямо к Насте в спальню ('в обеденной зале к приезду важных господ готовят все, не до вас им там'), а потом проводила 'мисс Наилю' в библиотеку. Первым делом Анастасия проверила, может ли она читать, схватив первую попавшуюся книгу. Бурно порадовавшись, что может, девушка стала искать книги по физической и политической географии этого мира. Этот процесс оказался длительным и сложным, так как в 'батюшкиной' библиотеке книги стояли, как попало: философские трактаты рядом с пособиями по дрессировке охотничьих собак, книги по этикету вперемешку с детскими сказками в картинках, учебники по арифметике с сентиментальными романами и так далее. Вряд ли домочадцы использовали библиотеку по прямому назначению. Через час Настя отчаялась найти в этом хаосе хоть что-то срочно ей необходимое. Приближалось время обеда и знакомства с женихом, а Настя так ничего и не узнала об этом мире.

'Придется больше молчать, чем говорить. Прикинусь смущенной застенчивой невестой. С такой-то внешностью это как дважды два!'

В процессе своих поисков Настя приблизилась вплотную к гардине, что висела на дальней стене. Из-за гардины тянуло сквозничком и слышались мужские голоса.

' А вот и потайная дверь нашлась! Какая-то она условно потайная. Ну, книг тут не нашла, так хоть послушаю, что люди говорят. И совесть меня мучить не будет! Каждый выживает, как может!' – и Настя прильнула ухом к щели в приоткрытой двери.

– А почему я должен гореть желанием спариваться с этой человечкой?!

– Прекрати! И прояви уважение к этой особе – это мать твоего будущего ребенка!

– О, нет, не мать! Матерью она бы стала, если бы вышла замуж за кого-нибудь человеческого парня, родила бы ему детей, заботилась бы о них, читала бы им сказки на ночь, вытирала бы им сопли и слезы и пекла пироги на их дни рождения. А у моего сына матери не будет! Когда достаточно подрастет, чтобы проявить хоть каплю понимания, я, как и все, отвезу его в лаприкорий и укажу, какое именно из обезумевших существ дало ему жизнь!

– У твоего сына будет отец. И он будет понимать (да-да, будет!), что другого варианта у нашей расы все равно быть не могло. И что это великая удача, что человеческие женщины с нами совместимы и способны родить нам сыновей!

– Похоже, человечки со всеми совместимы! – с презрением произнес жених. – Интересно, если у горных троллей начнутся проблемы с рождаемостью, люди и им своих женщин продавать будут?

– Прекрати, сын. Ты не хуже меня все понимаешь. Даже лучше – ведь именно тебя дед прочит в свои преемники, – устало заключил тихий мужской голос.

Настя в ужасе прижималась к двери. 'Если я выйду за него замуж – я стану безумной? Или это произойдет еще раньше – во время завтрашней помолвки? А я-то, дура, и не подумала, как это странно, что на помолвке в обязательном порядке присутствует врач. Мне заморочили голову тем, что он маг, а надо было насторожиться, что он лекарь! Закон равновесия в природе: дали тело – отняли разум? Я сойду с ума? Я сойду с ума! Какая досада!'

Из смежной комнаты послышался шум отодвигаемых стульев, и попаданка метнулась прочь. Настя, что есть сил, бежала к комнате Авара.

– Господин лекарь! Позвольте спросить! – воскликнула задыхающаяся девушка, увидев выходящего из дверей мужчину.

– Конечно, мисс. Пройдемте в гостиную, – сделал широкий приглашающий жест Лютен.

– Нет! Можно поговорить в вашей комнате?

Авар окинул Настю задумчивым взглядом, но кивнул. Они прошли в двери и закрыли их за собой.

–Итак, я вас слушаю.

– Вам ведь уже говорили, что я потеряла память и самых простых вещей не помню... – начала Анастасия.

– Поверьте, в вашем случае это совсем не важно. А может и к лучшему, – вздохнул доктор.

Настя начала паниковать. 'Во что ты опять вляпалась, Орлова? Профукаешь новую жизнь, как старую? Собирай информацию, потом решишь, что делать. Тысячу баксов за инфу!'

– Пожалуйста, я хочу знать, что со мной будет!

– Замуж выйдешь, сына родишь.

– А чем грозит мне это замужество? И почему именно сына, не дочь?

Лекарь-маг Авар Лютен внимательно заглянул в умоляющие, встревоженные голубые глаза, и начал рассказывать.

Смысл его рассказа, как поняла его Настя, заключался в следующем: этот мир, с названием 'Доин, создали боги-близнецы: Донатос и Доната, мужское и женское начало, вечные янь и инь. И заселили они его тварями разными, разумными и неразумными. К разумным расам относились люди, горные и степные тролли. А над всем живым высшей расой были поставлены маги, призванные следить за равновесием в природе, предотвращать различные природные катаклизмы и помогать развиваться своим менее разумным собратьям, то бишь, людям и троллям. И даны были этим магам способности: кому дар управления стихиями, кому дар общения с животными, кому целительский, а кому и дар силой живой растения питать и способствовать их росту и плодоношению. В каждом маге был только один дар: маг-стихийник никак не мог быть еще и создателем амулетов (с даром передачи магической энергии неживым предметам). Но забыли маги о своем призвании, возгордились сверх меры всякой, стали притеснять малые народы. Донатос поддержал магов в желании абсолютно властвовать на планете, а Доната за других разумных заступилась, да напомнила, для чего изначально магов создали. Переругались боги между собой и развязали в этом мире большую войну. И Донатос с магами победил людей да троллей, поддерживаемых сестрой его богиней. Так и остались маги у власти. Но Доната не зря свою манну небесную ела: забрала она у расы магов свое инь изначальное, и перестали у них женщины рождаться. Маги в ответ все храмы богини в мире порушили, один только остался, тот, что здесь, недалеко от столицы, стоит, ибо поздно заметила злодейства их богиня, лишь последний храм силой своей укрыть успела. Теперь имя Донаты в этом мире под негласным запретом, и жриц у нее совсем мало и редко пополняются их ряды. А маги вынуждены стали брать в жены женщин человеческих и стали рождаться у них опять-таки сыновья (проклятье богини – вещь долгоживущая). И все бы было не так плохо, если б не одно 'но'. Организм магов не идентичен человеческому и выделяет вещество, которое самим магам позволяет управлять своими способностями, а при попадании в организм человека действует, как очень сильный наркотик (да, именно наркотик, даже слово такое в их языке имелось, хоть и звучало, конечно, иначе). Когда люди были лишь слугами, то и проблем не было: со слугами гордые маги не целовались, сексом не занимались, из одного стакана не пили. А вот с женами беда вышла. С первого же поцелуя начинали они чувствовать неодолимую тягу к мужу своему, да так, что про все на свете забывали, только о контакте и новой дозе этого интим-наркотика думали. А последствия, как и при регулярном приеме любой наркоты: обеднение и ослабление психики, утрата эмоций, психопатическая деградация личности, при которой все мысли и силы человека подчинены одной цели – найти и употребить наркотик. Через пару лет женщины становились полными, хотя и весьма здоровыми, идиотками. Видно, физическое здоровье эти магические феромоны не задевали, зато по мозгам бедных женщин прокатывались паровым катком: бедные девушки даже навыки простейшего самообслуживания к концу второго года утрачивали, не говоря уже об утери понимания речи. Так что задача жены – успеть родить в первый год, пока у организма еще есть возможность хоть немного реабилитироваться, после чего ее 'милосердно' отправляли в лаприкорий (местная психлечебница для бывших жен), доживать свои дни тихой сумасшедшей. А чтоб люди охотнее отдавали дочерей своих, маги регулярно их запугивали силами своими и очень хорошо платили за каждую 'жену'. Магов было очень мало в сравнении с людьми, и жили они гораздо дольше, так что девушек для рождения наследников требовали не часто, и большинство людей было всем довольно.

Конечно, в изложении мага Лютена, это звучало иначе. Гордые, невинно обиженные маги, выживали как могли, всячески помогали людям и по мере сил заботились о женах. Он минут десять расписывал, как хорошо женщинам живется в психушке, как хорошо там кормят, красиво одевают, ведут реабилитационную работу. И несколько раз подчеркнул, что реабилитация эта и результаты дает: именно из стен лаприкория выходят иногда жрицы Донаты. И еще удивляла его полная убежденность в реальности существования местных богов. Будто сам их видел!

Когда Настя вернулась в свою комнату, глубину ее отчаяния трудно было описать. Бежать? Куда она одна, без денег и друзей, в чужом мире денется? Здесь глухое средневековье, Homo homini lupus est! (человек – человеку волк). Свои же родные найдут, свяжут и отнесут, им уже хорошо золота отсыпали!

В памяти всплывало отцовское 'А ты сама попробуй, тогда и суди'. И шанса избежать этой 'пробы' у нее не было.

– Так вот ты какая, высшая справедливость! 'Мы судим других по поступкам, а хотим, чтобы нас судили по возможностям' (Хорхе Луис Борхес). Что ж, придется совершать поступки. Скоро обед. Надо морально подготовиться к встрече с 'женихом'.

Однако морально подготовиться ей не дали. Окно ее спальни распахнулось, и кто-то кубарем влетел в ее комнату. Этот кто-то оказался молодым симпатичным и глазастым парнем лет семнадцати, ровесником ее нового тела.

– Наиля, бежим со мной! Я спасу тебя! – схватил он за руку Анастасию Николаевну и потянул к окну.

– Ты кто?– недоуменно произнесла девушка.

– Так ты, правда, ничего не помнишь? И меня забыла?! Я Олан, жених твой, настоящий, мы с детства любим друг друга! У моего отца лавка в городе рядом с вашей. И твой отец был согласен на наш брак, пока Таис на тебя глаз не положил!

Настя посмотрела на его по-детски еще округлое лицо с первыми усиками над верхней губой, заглянула в его огромные серые глаза, опушенные длинными ресницами, с такой надеждой и лаской смотрящие на нее. И решилась.