Текст книги "В плену твоих лап (СИ)"
Автор книги: Ольга Гусейнова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Ольга Гусейнова
В плену твоих лап
Глава 1
Довольно большое летное поле аэродрома небольшого сибирского городка Усть-Лим заливало яркое солнце. Светило, но уже не грело, а пронзительный ветер гонял по площадке для посадки вертолетов оранжевые, желтые, красные листья. Словно развлекал или поторапливал людей, приехавших к месту стоянки старого, но вполне работоспособного, большого вертолета на двух автомобилях с солидным охотничьим снаряжением. Еще не мокрые и бурые, а по-осеннему нарядные разноцветные листья то покрывали скучно-серую бетонную полосу красочным ковром, то неслись вдоль нее, кружились и с шелестом опадали.
Завернувшись в пуховую ажурную шаль, я расстроенно смотрела в сторону винтокрылой машины, в которую только что загнали потрепанный жизнью уазик. Руководили погрузкой два пилота. Пассажиры сегодня несколько необычные – четверо арабов в развевающихся на головах белых платках-гутрах: двое солидного возраста и двое молодых, наверняка с военной или похожей на нее, подготовкой, переговариваясь между собой, заносили внутрь сумки со снаряжением и провизией. За их четкими размеренными действиями следила необыкновенно красивая, стройная молодая женщина с не менее интересным, редким именем – Василика.
Ветер-забияка трепал ее длинные черные волосы, а лучи солнца нежно касались золотистого, смуглого от природы лица. Одернув зеленую куртку, она обернулась, и ее пухлые, чувственные губы дрогнули в мягкой, успокаивающей улыбке, обращенной ко мне. Пришлось изобразить на лице спокойствие и уверенность, загнав подальше привычный безотчетный страх. И все-таки я не сдержала тяжелого вздоха, отчего серо-зеленые глаза Василики, словно подернутые чувственной поволокой, затуманились еще больше, и теперь в них тоже светились беспокойство и тревога. Она бросила короткий неуверенный взгляд на арабов, потом снова на меня, нахмурившись.
Чуть в стороне с начальником аэродрома беседовал не менее примечательной внешности молодой мужчина. Этот высокий широкоплечий брюнет привлекал внимание не столько красивыми чертами лица, сколько аурой мужественности и внутренней силы. На людях мы обращались к нему коротко, по имени: Влад. И каждая из трех женщин семьи Мишкиных питала к нему глубокие чувства. Я – глубокую привязанность, любовь и уважение. Влад всегда искренне и по-доброму заботился о нас, чем бы не занимался, какие бы мысли, проблемы и эмоции его не одолевали.
– Ненавижу осень! Только началась, а уже промозглость и холодрыга. З-замерзла я, – раздалось ворчание позади меня.
Вздрогнув от неожиданности, я обернулась к другой родственнице – тетке по маминой линии и одновременно единственной подруге. Аня или по паспорту Анфиса Владиславовна Мишкина даже в плотных джинсах, теплом свитере и стеганой безрукавке подрагивала от холода, зябко подняв плечи и обхватив себя руками. Мерзлячка, вон и кончик точеного римского носика покраснел.
– Иди в машину погрейся, думаю, скоро полетят уже, – посоветовала я, снова поворачиваясь к вертолету. Меня «короткая, но дивная пора» сегодня тоже не радует.
– Вообще не понимаю, что этим арабам из Эмиратов понадобилось в нашей глуши? – в который раз заворчала Аня. – Если только зад морозить. Мужикам шестой десяток, а они в Сибирь на охоту. Скорее всего, самолюбие потешить. Подавай им бедного медведя, видишь ли.
– Мужчины, что с них взять, – я пожала плечами.
– Много ты в мужчинах понимаешь, – насмешливо фыркнула тетка.
– Достаточно, – буркнула я. – Мне с ними бок о бок третий год работать приходится. Сама понимаешь, мебельная фабрика – это тебе не салон красоты…
– Я…
– Девочки, что случилось? Вы сейчас надутых индюшек напоминаете, – слегка нахмурив смоляные, идеальной дугообразной формы брови к нам шла Василика.
Переменчивые словно северное море, чуть раскосые серо-зеленые глаза потемнели, черные пряди волос норовили попасть в рот, поэтому она их слегка раздраженно откинула за спину. На высоких скулах овального личика от холодного ветра проступил румянец. Сейчас ей и двадцать пять с натяжкой можно дать, настолько свежей и юной она выглядит, хотя давно за сотню перевалило.
– Такие же сморщенные? И с красным клювом? – насмешливо наморщила покрасневший носик Аня.
– Вы у меня бесподобные красотки, сами знаете, – белозубо улыбнулась Василика, прежде чем мягко попеняла: – Детка, мы должны радоваться, что папа денежных клиентов нашел. Они доллары платят, значит – наш фонд безопасности значительно вырастет.
– Мам, да все я понимаю, – уныло махнула рукой красотка-мерзлячка. – Целых две недели без вас будет скучно. И страшновато одним.
– Папа как обычно попросил Климова присмотреть за нашей территорией, пока нас не будет, – Василика хмурилась – тоже не любила оставлять нас одних надолго.
– Все в порядке, мамочка, я просто нервничаю, когда вы с папой надолго в тайгу с туристами уходите.
– Все будет хорошо, – наша старшая красавица поцеловала Аню в лоб, будто та еще совсем малышка, и ласково погладила по спине. – Но напоминаю: без папы в лес не ходят, домой возвращаются засветло и ведут себя тихо.
– Я тоже обниматься хочу, – хихикнула и обняла своих самых близких родственниц на белом свете.
– И я! – услышали мы родной хрипловатый голос. Влад крепко стиснул в широких объятиях одновременно нас троих. Потом отстранился, окинул веселым взглядом и, мотнув головой, поделился: – Девочки, вы у меня невероятные красавицы.
– Одна уж точно, – хмыкнула Аня, – а две другие – попросту копия. Вы постарались на славу.
С ней нельзя не согласиться. Моя тетушка и я практически копии Василики, и мама… была. Различия, конечно, есть, но незначительные, чтобы брать во внимание. Самое примечательное: у Анфисы глаза светло-карие, отцовские, а у меня – серо-голубые, почти прозрачные, будто хрусталь, видимо, тоже в отца, если бы я его знала. Но именно из-за внешнего сходства у нас возникали проблемы.
– Кто ж знал, что природа так шутить умеет, – виновато пожала плечами наша старшая родственница.
– Девочки, времени нет, по коням, – Влад наиграно строгим голосом прервал нашу болтовню. – Груз на борту, вертушка готова, наши туристы горят желанием встретить самого большого медведя, так что нам пора в путь,
– Лисенок, ты ничего не скажешь о наших гостях? – Василика внимательно посмотрела на меня.
Пока я вытаскивала из кармана вельветовых штанов два смятых рисунка, надеялась, что родственники изменят планы, особенно когда Влад, расправив бумагу, посмотрел, нахмурился и спросил:
– Ты уверена?
– Дед, ну ты же сам знаешь выкрутасы моего дара. Ваш дорогой Абдулваххаб найдет свое счастье в объятиях медведя, о чем страстно мечтает.
– Неужели он смерти ищет? – удивилась Василика. – Вот же непредсказуемые люди…
– Не знаю, здесь место и момент, который его осчастливит больше жизни, – вздохнула я. – Вы предупреждали, что тайга не городской парк, там бродят настоящие медведи, не желающие быть охотничьим трофеем?
– Страховку они оформили в иностранной компании, – задумчиво произнес Влад. – Я выяснил, что эмир неизлечимо болен раком. Вероятно, умереть в бою с сибирским мишкой для него действительно счастьем станет. И гордостью… посмертно.
– Ладно, учтем. А с остальными как? – поторопила Василика. – А то потеряем сразу всех клиентов в тайге – потом хлопот не оберемся, доказывая, что не виноваты. Лишнее внимание нам ни к чему.
Мы дружно молчаливо согласились: любое внимание для нас чревато слишком нежелательными последствиями.
– Второй рисунок для молодого, которого зовут Рагибом. Но он свое счастье встретит не на просторах Сибири. Видите, ковры и красотка в абайе…
– Значит, проблемы только с одним будут, – подвел итог Влад.
Я пожала плечами, мой дар слишком специфичный и, по-моему, абсолютно бесполезный. Рисовать я полюбила с детства, и временами мое увлечение походило на одержимость. И только со временем, когда подросла и научилась работать карандашом и кистью более-менее прилично, совершенно случайно начала прослеживать закономерность.
Иногда, после встречи с кем-либо знакомым или нет, у меня возникали видения, которые нестерпимо тянуло запечатлеть. Выходили странные рисунки, ненормальные для ребенка, видевшего в жизни, на экране и в книгах еще не так много, даже с учетом воображения. А на клочках бумаги, салфетках и альбомных листах карандашами, мелками и красками, буквально попавшимися под руку, я изображала незнакомые места, городские улочки, комнаты, чужие лица, мужские или женские. И всегда фиксировалось время – на наручных часах, на городской ратуше. В общем, я «видела» место, время и действие или обстоятельство, когда человек мог встретить свое счастье. Не каждый же способен распознать в другом свою идеальную половинку: внешность не та, город чужой, а может и целый континент…
Вот так я и предсказала парочке наших знакомых удачную минуту и место встречи со своим счастьем. Как ни удивительно, чудо свершилось – пары обрели избранников. Слухи обо мне быстро поползли по городу, потянулись страждущие одинокие люди, но вскоре я стала посмешищем. Сам по себе запечатленный момент не давал полной картины, потому что не известно, в какой день, какого месяца и года произойдет сие долгожданное событие. И где конкретно вожделенная квартира, улица или снежная вершина, предназначенная для встречи влюбленных – пеших ли, конных, на горных лыжах. Или где заядлый игрок получит заветный куш, а тщеславный обретет славу. Я не знала, куда конкретно или хотя бы приблизительно им бежать за своим счастьем.
И ярким примером тому «рисунок персонального счастья», что пылится у Анфисы уже год, увидев который, она испуганно вздрогнула. И было от чего: заштрихованный черным углем альбомный лист с парой желтых, яростно горящих огоньков. Хотя счастье каждый понимает по-своему, в частности, пожилой эмирец, вероятно, найдет его в смертельной схватке со зверем. И лишь подсвеченный циферблат в уголке того самого рисунка радовал мою любимую тетушку. В два часа ночи она точно на улицу нос не высовывает. А теперь и подавно.
– Родная, выход за тобой, я пошел, – Влад шлепнул жену чуть пониже спины и легкой упругой походкой направился к вертушке. Никто и никогда не дал бы этому молодому, крепкому мужчине сто восемьдесят семь лет, даже в шутку.
Все пассажиры уже разместились внутри, их сопровождающий помахал нам рукой из люка, мы втроем привычно сели в машину, где Василика быстро разделась перед трансформацией.
Влад зычно крикнул:
– Васька, ко мне!
– Раскомандовался, – буркнула недовольная «собачьим» сокращением своего имени Василика и сменила ипостась.
Аня выпустила из автомобиля мать, принявшую облик темной, почти черной волчицы, и та потрусила к вертолету.
Да, в нашем современном прогрессивном мире живут оборотни, и я, и моя семья имеем к ним прямое отношение. Влад и Василика – мои дед и бабушка, а выглядят ненамного старше внучки. Они всегда работают вместе, потому что неразлучны. Оборотень, обретший пару, и дед, конечно же, в том числе, в принципе не способен оставить ее больше чем на день, а влюбленный – и подавно.
Волчица, подбежав к ожидавшему ее мужчине, преданно потерлась о него боком, вызвав улыбку, полную нежности. Он что-то крикнул в салон вертолета, видимо там охрана эмира обеспокоилась при виде грозного зверя. А ведь несколько минут назад горячие арабы плотоядно рассматривали Василику, и нас с Аней тоже.
Благодаря внешнему сходству, нас считают сестрами, чем мы непременно пользуемся, когда вынуждены менять место жительства. Что нам приходится делать постоянно, во избежание подозрений из-за отсутствия возрастных изменений.
В Усть-Лим мы перебрались десять лет назад, когда я еще походила на тщедушного щенка, как ласково говаривал дед, или жеребенка-стригунка, как посмеивалась бабушка. Первая трансформация у меня прошла только в двадцать лет. Родня втайне переживала, опасалась, что оборота вообще не произойдет по той причине, что я – полукровка, которых почти не бывает. Дед слышал лишь о десятке подобных случаев. Значит, я исключение из правил.
Причем, исключительность пришлась не в мою пользу. Ребенком я была слабеньким и худеньким, взрослела слишком долго, половое созревание наступило в двадцать лет, тогда-то и оборот первый случился. Оборотни живут долго, обладают невероятной живучестью и регенерацией, а после первой трансформации, происходящей с началом полового созревания, становятся почти бессмертными. Именно поэтому до двадцати лет надо мной постоянно тряслись. Даже в первый класс я пошла запоздало, в восемь лет, чтобы не выглядеть совсем малышкой среди ребятни.
Заработали, зашумели винты, погнали сильный поток воздуха. Мы с Аней, закрывшись в автомобиле, проводили взглядом взлетевший вертолет и синхронно печально вздохнули.
– Может, тортик испечем? – задумчиво предложила тетя.
Другое дело – настроение у меня поползло вверх.
– Может, еще к Пахомычу заедем? Если он уже вернулся с рыбалки, осетринки купим, – поддержала я, завела машину и тронула ее с места.
– Давай! – светло-карие глаза Ани блеснули энтузиазмом. – Эх, жаль, моего Валюши больше нет, он копченую рыбку сильно уважал.
– Дядю Валю десять лет назад похоронили, а ты его каждый день при каждом удобном случае вспоминаешь, – насмешливо покачала головой.
– Так хороший был человек, да и мужик – какого поискать. Любил меня до самой смерти. В семьдесят мог завалить кабана руками, – возмутилась, что я не сопереживаю по ее покойному супругу тетушка.
– Я его тоже любила по-своему, успокойся, – улыбнулась я, пытаясь исправить оплошность.
– Мне кажется, папа осуждал меня за связь с человеком. Тайком. Он до сих пор иногда странные взгляды на Валькины фотографии бросает.
– Он не тебя осуждает, а себя, – опять не подумав, ляпнула я, сворачивая с трассы на гравийную дорогу, ведущую к деревне Плутовки.
– Почему себя? – удивленно спросила Аня, просунувшись между передними сиденьями ко мне поближе. Она не любила машины, не умела и не хотела их водить и в большинстве случаев садилась назад.
Я пожала плечами, но все же призналась:
– Я случайно их разговор с бабушкой подслушала. Дед винит себя в том, что оказался слабым оборотнем и не выступил против Мирослава в открытой схватке. И поэтому одна его дочь погибла, а вторая делила жизнь с человеком. Его сильно гнетет, что мы вынуждены скрываться, а не живем среди своих, не имеем возможности встретить пару, без защиты клана и…
– Глупости! – рыкнула Анфиса. – Вон, Василика, встретила Влада, свою пару – а дальше? Смогли они жить вместе под защитой клана? Нет, потому что одному одержимому придурку оборотню пришло в голову, что пара – не стенка, а вот его желания – альфа и омега. А я сорок шесть лет в браке с человеком прожила, спокойно и счастливо. Валька знал, кто я, знал, что детей у нас не будет и умереть в один день тоже не выйдет. Мирился с нашими переездами и тайнами, холил меня и любил до гробовой доски. Я ни секунды не пожалела о своем решении жить с ним, и постель моя была горячая а не одинокая.
– Особенно, когда ему за семьдесят перевалило, – беззлобно хихикнула я.
Аня покраснела, махнула рукой и призналась:
– Ладно, Лиса, твоя взяла, последние двадцать лет мне на самом деле не хватает секса. Но рисковать не тянет и искать приключений на свой хвост – тоже.
– Из-за моей мамы, да? – грустно спросила я.
Мы заехали в деревню, осторожно проехали по тихой улочке, чтобы случайно непуганую домашнюю живность не задавить, и остановились у старого деревянного дома возле реки. Во дворе у Пахомыча сушились сети и стояла пара удочек. Значит, хозяин уже вернулся. Он уходил на рыбалку часа в четыре, а к восьми возвращался с уловом. Мы часто покупали у него рыбу.
Спустя полчаса, перекинувшись городскими и деревенскими новостями и слухами со старым рыбаком, мы загрузили в багажник мешок со свежей рыбой и отправились домой.
Дед десять лет назад, когда мы только приехали в Усть-Лим, приобрел уединенный дом на окраине пригородного поселка. Наш довольно большой участок упирается забором в лесной массив, где мы частенько прогуливаемся на четырех лапах. Ближайшие соседи – супружеская чета Климовых – живет в том же поселке. Сергей Климов служит егерем в ближайшем охотоведческом хозяйстве и на этой почве они сдружились с Владом. Поэтому наш дед, отлучаясь с туристами в тайгу, просит Климова присматривать за нами.
Сегодня воскресенье, и оставшееся время мы убирали дом, делали заготовки на зиму, а Анфиса еще и вкусненькое стряпала. Она вообще любит готовить, а я больше в подмастерьях. Вечером, тепло одевшись, мы сидели на веранде и пили чай с тортиком собственного приготовления, наслаждаясь тишиной, лесным духом и неповторимым ароматом осени.
Недалеко от веранды, в специальном каменном мешке, трещал костер, взмывая вверх искрами, завораживая красным танцем, а внутри у меня грелось странное предвкушение. Я лениво, не задумываясь о том, что творю, водила мелками по листу в альбоме, глядя на утонченный благородный профиль тетки, подсвеченный тусклым фонарем и огнем костра.
– Ну зачем ты эту гадость снова рисуешь? – недовольно спросила она.
Я моргнула, возвращаясь в реальность, посмотрела на рисунок и тоже нахмурилась: опять черный квадрат и жуткие, светящиеся яростью звериные глаза. А в углу рисунка явно дорогие даже не часы, а спортивный хронограф с несколькими циферблатами, на одном из которых светится цифрами время: два часа ноль-ноль минут – ночное, а не дневное. Остальные «кружочки», изображенные символически, ни о чем не говорили.
– Не знаю, Ань, я впервые рисую одно и тоже повторно, – растерялась и резко, сама испугавшись, – прямо мистика какая-то! – отодвинула альбом. – Не к добру это!
Глава 2
Сумрачно-серым утром следующего дня вставать совершенно не хотелось, но рабочий день никто не отменял. Я потянулась, опять свернулась клубочком и еще минутку под одеялом наслаждалась покоем, а потом решительно поставила ноги на теплый деревянный пол. Влад всегда основательно подходил к обустройству нашего очередного логова. Дом для его семьи и горячо любимой жены должен быть крепким, уютным и надежным.
На кухне Аня в симпатичной пижаме в синий цветочек варила на плите кофе.
– Ты чего так рано?
– Жена мэра напросилась на стрижку и укладку, они с мужем сегодня в Иркутск едут по важным делам, – пояснила она, зевая и спросонья потирая глаза.
– Может, меня тогда заплетешь? – состроила я умоляющую гримаску. – А то надоели ракушки на голове.
– Детка, зачем ты себя уродуешь? – хмуро поинтересовалась Анфиса, взяв тон старшей сестры. – Тебе двадцать шесть уже, можно подумать и о мужчинах. Сексе, в конце концов.
Она разлила кофе по кружкам, поставила на стол вчерашний торт и запеченную рыбу и, сев напротив, приготовилась выслушать возражения.
– А ты последние двадцать лет много думала о сексе?! – иронизировала я, приступая к завтраку.
– Я была в трауре, – быстро нашла оправдание тетя.
– Дядя Валя, видимо, оценил, где-то там… на небесах. И как долго еще продлится траур твой? – подковырнула я.
– А что ты предлагаешь? – вскинулась Аня. – Я не железная и не готова снова хоронить любимого. Переживать его старость… болезни, смерть…
– О! Хорошая мысль! – отсалютовала я кусочком рыбы на вилке. – Вот и я тоже – не готова, – пожала плечами, мол, разговор ни о чем, и ты, дорогая моя Анечка-Анфиса, об этом прекрасно знаешь, и глотнула обжигающий кофе. – Учусь на твоих ошибках.
Анфиса бросила ложечку, хотела встать из-за стола, но передумала. А я принялась за рыбу. Как ни печально, обе в ловушке.
Наши дед и бабушка встретились в тысяча девятьсот четырнадцатом году. Шла Первая мировая, или, как тогда говорили, Великая война. Обстановка нестабильная и опасная. Совсем юная волчица Василика бежала с семьей в Россию из Румынии, где их клан был разорен и почти уничтожен окрестными жителями. Оставшиеся в живых попросили защиты у главы крупнейшего петербургского клана Мирослава Серого. На новом месте юная, красивая, невинная Василика привлекла внимание этого матерого оборотня, привыкшего приказывать и получать что бы ни пожелал. Серый увлекся моей будущей бабушкой не на шутку.
На одном из приемов, где собирались семьи наиболее значимых оборотней, Василика, будучи уже официальной подругой Мирослава, встретила молодого горячего Владислава Мишинского – свою пару. Истинного! Мирослава, конечно же, соперник не обрадовал. Влада попытались убить.
Однажды бабушка коротко и печально поведала о тех событиях. Ее семью вырезали за попытку вступиться за дочь, после чего клан Мишинских официально отказался от сына и родича, чтобы его не постигла та же участь.
Владу тогда всего восемьдесят пять было, по меркам оборотней – юноша. А Мирославу – более трехсот. Исход боя за спорную самку предсказуемо грозил смертью неопытному юнцу. Поэтому влюбленным ничего не оставалось делать, как сбежать. Благо российские просторы позволяют.
Где они только не побывали за сто лет. Сначала, стоило им расслабиться в надежде, что о Василике забыли, их настигали, но, хвала всем волчьим богам и Луне, удача была на их стороне. С рождением двойняшек – Марии, моей мамы, и Анфисы – семье пришлось искать тихое надежное пристанище, чтобы растить детей. Влад с Василикой, изменив фамилию на Мишкины, подались в Сибирь, надеясь под защитой леса обрести долгожданный покой.
В таежных краях, как выяснилось, обосновались и другие кланы оборотней, ведущие закрытый образ жизни, некоторые – по старым укладам. Большинство же двуипостасных предпочли крупные города с более активной интересной жизнью, возможностью жить, практически не скрываясь, меняя паспорта и дату рождения. Целыми кланами можно раствориться среди толпы людей, занять лучшее положение на социальной лестнице и в бизнесе.
Лишь однажды Влад позволил себе посетить тогда уже Ленинград – прощупывал почву для возвращения свой маленькой семьи в клан, чтобы вновь обрести положение и защиту. К сожалению, ему опять пришлось убегать из старого города, спасая голову, оставляя за собой раненных охотников. Как обмолвился дед, Мирослав не успокоился и не забыл, а по-прежнему горит желанием вернуть свою женщину. Ему показалось, тот стал еще более одержимым.
Кроме того, влиятельного жестокого Серого знают многие вервольфы или веры, как нас называют люди. Из-за тайной вековой охоты на нашу семью Василику могли узнать всюду. Оборотни не люди – пластическую операцию не сделаешь, чтобы изменить лицо или фигуру. После трансформации мы словно замираем во времени. И пока Мирослав ищет Василику – ее только тайга укроет. А с бабушкой и мы с Анфисой в прятки с судьбой играем – природа знатно распорядилась. Сложно даже представить, что будет, если спустя годы Мирослав не одну Василику найдет, а с юными копиями.
И если у моей бабушки есть дедушка: любимый, дорогой, единственный, и, по большому счету, все в порядке, то мы с Аней оказались заложницами чужой вседозволенности. Мести. Жажды крови! Боимся высунуть нос из сибирской глухомани, где на сотню верст вокруг нет ни одного вера.
В соседнем городе Влад обнаружил малочисленный и закрытый клан оборотней. Сближаться с ними мы не стремились и не пытались, но и встретиться не боялись. Дед сложа руки не сидел и мириться со своим положением не хотел. Он готовился! Чем старше оборотень, тем сильнее и неуязвимее становится. За столетие Влад заматерел, превратившись из юнца в сильного крепкого «волчару». Хитрого, коварного, расчетливого. Заводил связи среди людей в небольших городках, подобных Усть-Лиму, среди богатых туристов и охотников, что приезжали сюда и пользовались его услугами в тайге. На приисках и в криминальном мире. Использовал любые возможности и ниточки завязывал на себя, надеясь в скором времени вернуть себе, а значит и любимой, «свободу» и безопасность.
В последнее время разговоры о нашем будущем поднимаются все чаще. Влад с Василикой слишком радеют о нас, мечтают о счастье для своей дочери и внучки. И конечно боятся потерять или накликать очередную беду. Тем более, беда уже постигла мою маму…
Анфиса с тяжелым вздохом встала, принесла расческу и вопросительно приподняла бровь, глядя на меня.
Быстренько прожевав последний кусочек рыбы, я вытерла руки и села ровно, предоставляя тетке возиться с моими длинными черными волосами. Аня у нас искусный парикмахер и визажист, и замечательно плетет косы, чем я беззастенчиво пользуюсь при каждом удобном случае. Даже не потому что люблю прихорашиваться, мне больше нравится наслаждаться ее заботой, прикосновением мягких теплых рук.
Я благодарно потерлась щекой о ее запястье и метнулась к зеркалу полюбоваться на очередной шедевр парикмахерского искусства. Увидев результат, восторженно выдохнула: «Красота-а-а!». Волосы цвета воронова крыла мастерски забраны в не тугую «круговую» косу и закреплены у виска поблескивающей хрустальной заколкой-цветком, а свободный «хвостик» словно ручеек стекает с виска на плечо.
Поймала в зеркале задумчивый Анин взгляд, обращенный на меня, и хмыкнула. Как же мы похожи! У обеих золотисто-смуглая кожа – наследство румынских родственников, идеальные черные брови, раскосые глаза в обрамлении длинных густых ресниц, высокие скулы и овальная форма лица. Форма губ немного иная, да цвет глаз. А вот фигуры: у меня – тоненькая и хрупкая, еще округляться и округляться; у Василики с Аней – шикарные женственные формы, высокая полная грудь и узкая талия.
Спору нет, мы красивые женщины. И поэтому я никогда не подчеркиваю свою внешность, скорее прячу под удобной, практичной, не привлекающей лишнего внимания одеждой кэжуал, а волосы закручиваю в непритязательный узел-ракушку.
– Завидую я тебе, – проворчала Аня, сложив руки на груди.
– Да-а-а? – опешила я, обернувшись.
– У вас с мамой глаза красивые, у нее – серо-зеленые, а у тебя – серо-голубые, и когда ты в задумчивости или рассеянная, словно дымкой заволакиваются. И выглядишь очень чувственно, таинственно….
Я расхохоталась до слез:
– Ань, я тебе тогда тоже завидую!
– Да-а-а? – заинтересованно выдала она. – А, ладно, мужики не хвалят, так хоть сами. Давай, говори мне комплимент.
– А у тебя глаза янтарные, лучистые, словно отражение солнца. И губы пухлые, чувственные. Не зря же Валя на них заглядывался.
– Ой, у него просто фантазия была бурная и… – Аня запнулась, отметив мое любопытство, вспыхнула и быстренько юркнула на кухню. – Иди доедай, а то на работу опоздаешь.
Кофе мы пили в молчании, пряча улыбки в кружки. Обе были в курсе недосказанного. Только тетушка – восьмидесяти шестилетняя волчица – не захотела делиться полученным с человеком сексуальным опытом со мной, двадцатишестилетней племянницей, считай, вчерашним щенком. Смех, да и только. Втайне я считала себя не менее умудренной жизненным опытом, чем она, за исключением сексуального, ограниченного теоретическими знаниями.
Настроение хорошее, прическа – еще лучше, поэтому и одежду я выбрала поинтереснее. Не безликий костюм неопределенного цвета, а синий – приталенный жакет и классические брючки плюс лодочки на невысоком каблучке.
Через полчаса я выехала на своем «фите» на работу, не хотелось опаздывать, чтобы нагоняй не получить.
