Текст книги "Гречишный мёд"

Автор книги: Olga Greenwell

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Глава 22

Весна бежала впереди, поскуливая и время от времени останавливаясь и оглядываясь. Проверяла, не отстала ли я, не упала ли в снег. А я падала, и не один раз. Откуда только силы у меня взялись?! Мужик был тяжёлый. Тянула его, кусая губы в кровь. Казалось, все мои внутренности вот-вот вывалятся наружу. Да ещё метель усилилась.

Наконец, показались тёмные очертания постройки. Я ускорила шаг. Уж дотянуть бы, а там видно будет, выжил он или окочурился. Чтобы время шло быстрее, пока шла, продумывала, как оказать ему первую помощь. Надеялась в глубине души на лучшее.

Внутри сарая было намного теплее. Я включила фонарь, осмотрелась. Около стены накидано сено. Из него сделаю лежак, вот только принесу старые одеяла.

Я склонилась над парнем и тут же испуганно отпрянула. Его глаза были открыты, и он не мигая глядел на меня. Господи, неужели помер?

Склонилась к его груди в попытке обнаружить сердцебиение и, услышав его, возликовала. Жив! Скинув с себя платок, укрыла его. Теперь надо бежать в дом. Найти старый керосиновый обогреватель, вскипятить в чайнике воды, захватить одеяла, бинты или то, что найду для перевязки. Ох, придётся мне ещё долго бегать туда-сюда!

* * *

Игорю казалось, что он герой какого-то дурного кошмара. Всю ночь он шёл, ориентируясь на полярную звезду – самую яркую в ночном небе. Проваливался в глубокий снег, млея от страха от волчьего воя, доносившегося издалека. Под утро он вышел к тому же самому озеру, только с другой стороны. Обрадовался. Значит, он на правильном пути. Стараясь не смотреть в ту сторону, где был домик лесничего, Игорь насколько возможно ускорил шаг.

Хорошо, что драга была далеко от населённого пункта. Игорь остановился, глядя на прииск. Тишина. Все спят. Наверняка вчера набухались на деньги, которые он им заплатил за молчание. Надо будет, он даст ещё. Пусть захлебнутся и молчат.

Он спустился вниз и, подойдя к одному из рабочих бараков, раскрыл дверь. На столе лежал кипятильник. Игорь налил воду в коричневую от заварки чашку. Быстро попить чайку, разбудить одного из работяг – пусть везёт его на станцию, подальше от этих мест. С него достаточно.

Уже допивая чай, осознал, что за последний день ни разу не вспомнил о Маринке.

* * *

От резкого звонка в дверь девушка вздрогнула. Кто-бы это мог быть? Больше всего Марина ненавидела непрошенных гостей. Игорь сейчас в отъезде, а подруги обычно предварительно звонят. Она их уже давно к этому приучила.

Натянув на полуобнаженное тело длинную майку, девушка открыла дверь. Ничего себе! За огромнейшим шикарным букетом темно-красных роз она даже не видела посетителя.

– Вы Марина Сурикова?

– Да, я, – ответила, старательно заглядывая за букет, пытаясь разглядеть посыльного.

– Вам помочь внести?

– О нет, я сама, – оглянулась – в комнате настоящий кавардак. – Давайте сюда.

Ничего себе тяжесть!

Оставшись одна, девушка достала из глубин цветов открытку. Почти каллиграфический почерк Виктора Круглова обещал ей интереснейшую программу на субботний вечер. Марина вздохнула, прикрывая глаза. С одной стороны – красавец весельчак, разбрасывающийся ради неё купюрами, а с другой – суровый и пугающий мужчина с сединой на висках. Который не разбрасывается и не кичится своим богатством, но обещает положить к её ногам весь мир. Да почему она, черт побери? Марина одна из толпы ничем непримечательных красивых женщин. У неё даже образования нет. Решила после школы передохнуть, нагуляться вволю. Нагулялась…

Марина присела на пуфик, закрыла лицо ладонями. Страшно, а попробовать ох как хочется.

Вспомнила руки Виктора на своём теле, его жадные поцелуи, и волна какого-то совершенно другого возбуждения всколыхнулась внизу живота. Опытный мужчина, хищник и она – нет, не жертва, но равная ему.

* * *

Было впечатление, что у меня выросли крылья или мои снегоступы превратились в скороступы. Даже расстояние от дома до сарая уже не казалось таким большим. Уже через полчаса ветхая дощатая постройка изнутри стала напоминать партизанский лазарет времён Великой Отечественной войны.

На керосиновой плитке грелся чайник, на ящике, который стал на время столом, стоял таз с тёплой водой. Туда же я положила нож, бинты и спиртовую настойку эвкалипта.

Мой «пациент» теперь уже лежал на удобной постели. На сено я настелила старое ватное одеяло, пусть и рваное, но зато самое тёплое из всех.

Я подвесила к потолку мощный фонарь, зажгла свечи – хорошее освещение мне было необходимо – я собралась осмотреть раненого.

Глава 23

Начала с того, что осторожно стала снимать с него свитер – ткань прилипла к груди, в том самом месте, где темнело пятно, увидела небольшое отверстие. И ещё одно – чуть сверху. Взяв ножницы, стала отрезать материю. Услышала слабый стон.

– Шш, все будет хорошо, – постаралась говорить как можно мягче, словно это был младенец.

Значит, этот человек в сознании, коли реагирует на боль. Слабенький совсем – наверное, потерял много крови. Хорошо, что пуля, скорей всего, застряла в мягких тканях, а не то вся кровь из бедолаги давно бы вытекла. Вероятно, тот, кто стрелял, норовил угодить прямо в сердце, но не попал.

С грехом пополам стянула с раненого то, что осталось от свитера. Тело у него было красивое, с четко очерченными мышцами на животе, руках, и в другой момент я бы обязательно воспользовалась тем, что он в отключке и полюбовалась им, но не сейчас. Меня волновала его раны на груди и плече, а так же обмороженные руки.

Кожа на них была бледная, и я знала, что это опасно – может начаться гангрена. Я постаралась как можно быстрей намотать на кисти его рук побольше бинтов и обвязала их парой тёплых шерстяных платков. Как хорошо, что у бабушки стоял целый сундук со старой одеждой, которую ей было жалко выбрасывать. Намочила мягкую фланелевую тряпку в тёплой кипячённой воде и стала размачивать прилипшую к груди мужика ткань. Уловила, как он дёрнулся, затем что-то прохрипел.

– Все будет хорошо…

Наконец, я сняла кусок ткани, поднесла поближе фонарь. Никогда не вытаскивала пули, да, в общем-то, в свои неполные восемнадцать лет я только из книг знала, как и что лечить. Отверстия от пуль были небольшими – явно девятимилиметровка. Прошли чуть выше сердца и, похоже, застряли неглубоко.

Мне стало страшно. Сейчас я нуждалась в ком-то сильном и надежном, кто мог бы подсказать и поддержать. Ромкин отец? Но у меня нет времени бежать в село. Бабушка? Она старенькая, и мне было жалко будить её среди ночи. В отчаянии поглядела на дверь сарая, подле которой неподвижно застыла Весна. Кивнула.

– Ну что, справимся? – с улыбкой обратилась к собаке.

– Режь… – от тихого, но неожиданно твёрдого голоса вздрогнула. Он все это время наблюдал за мной, видел мои сомнения.

А, гори оно синим пламенем! Другого выхода у меня не было.

Инструменты, которые предназначались для операции, состояли из моего охотничьего ножа и щипцов. Все это мне пришлось несколько раз промыть с мылом, продезинфицировать, и сейчас я держала их над пламенем керосиновой плиты. Стараясь не думать, что мне предстоит, подошла к своему пациенту.

Он молчал, слегка дрожал, его дыхание было поверхностным. Приложила марлю с настойкой эвкалипта к ране и услышала скрип зубов. Быстро глянула на его лицо – глаза зажмурены, губы побелели. Схватила первую попавшуюся тряпку и сунула ему в зубы – пусть кусает от боли. Рьяно перекрестилась, прошептала молитву святым и духам – всем, кто мог мне сейчас помочь. Крепко зажав в кулаке нож, поднесла к телу мужчины. На миг закрыла глаза. Надо просто представить, что я разделываю оленя.

– Держись…

Нож вошёл внутрь как по маслу, кровь заполнила рану, мешая разглядеть местонахождение пули. Мужчина не смог сдержаться, выгнулся дугой, руки его напряглись. Надо было все делать быстро, чтобы не мучить его. Намочила тряпку в воде, отжала, обтерла тело. Руки все в крови. Меня трясло не меньше. Казалось, ещё немного – и грохнусь в обморок. Видела, как напряглись жилы на его шее, руки судорожно заскользили по лежаку.

Сдавленное глухое рычание вырвалось из его горла. Сейчас будет ещё больнее.

Дрожавшей рукой схватила щипцы и, поводив над пламенем свечи, воткнула внутрь раны.

Несчастный забился в конвульсиях – его тело тряслось, изгибалось, все мышцы от напряжения набухли. Тряпка, которую он сжимал зубами, окрасилась в красный цвет. Глаза мужчины распахнулись, а зрачки закатились вверх.

– Господи, спаси и сохрани, – шепча, я пыталась выковырять свинец. – Духи всесильные придите на помощь…

Вытащила, наконец, маленькую свинцовую пулю, и в тот же момент мужчина обмяк – я почувствовала это. Выдохнула. По-моему, он не выдержал и потерял сознание. Только молилась и надеялась, чтобы не умер. Пока он без сознания, займусь следующей пулей.

Кто и зачем стрелял в него? Он явно не из этих мест, и как он оказался в лесу без верхней одежды, раненный даже не из охотничьего ружья, а из пистолета? Кто он? Бандит или невинная жертва? Во всяком случае, пока я не скажу о своей находке никому. Даже бабушке.

Вытащив вторую пулю, я поняла, что кровь остановить не смогу. Судорожно припоминала, что надо делать в таких случаях. В голове возникла картина, увиденная мной в одном из фильмов про средневековье. Там они прижигали раны каленным железом. Но то был фильм, да ещё про какие-то древние времена. Решилась.

Мой охотничий нож перевидал много чего, но это запомнит надолго. Снова вытерла грудь мужчины смоченной тряпкой, залила остатками настойки рану и, накалив лезвие ножа на уже слабевшем огне, со всей силы прижала к ране. Отвратительный запах паленой кожи и мяса вызвал рвотный рефлекс. Я икнула, сглотнула тошнотворный ком в горле. Мне необходим свежий воздух. Только сейчас почувствовала адскую смесь, состоящую из запаха крови, железа, жженой плоти. Бросилась к выходу из сарая и, упав на колени, выплеснула из себя все, что ела за последние несколько часов.

* * *

Как не вовремя. Виктор Игнатьевич недовольно поморщился. Он стоял в дверях, слегка возбужденный от предстоящего романтического приключения, когда по селекторной связи ему сообщили, что его сын Игорь направляется в его резиденцию. Мужчина посмотрел на часы и нахмурился. Разговор с отпрыском предстоял нелегкий и был рассчитан не на пятнадцать минут.

Марина, эта красавица с роскошными волосами и глазами цвета средиземного моря, будет ждать его. Нет, он не может позволить ей разочароваться. Он – человек слова. Кроме того ему нужна именно она – неизвестная девушка из народных масс. Молодая и ещё не избалованная деньгами.

К своим сорока пяти годам Виктор уже успел вступить в брак три раза и каждый раз с облегчением вздыхал, избавляясь от этих обременительных уз.

Все его жены принадлежали к его кругу – дочери известных олигархов – избалованные хитрые сучки, на каждую из которых при разводе он потратил приличную часть своего состояния. Виктор был благодарен судьбе, что только одна из них наделила его наследником, который рос таким же непутёвым, как и его мать.

Скулы мужчины напряглись при воспоминании о единственной женщине, которую он любил и которая так и не разделила его чувств. Что ж, она поплатилась за это.

Виктор изменился с тех пор, научился обращаться с женщинами так, как им это нравилось. Мужчина был уверен, что с Мариной, которая напоминала ему первую любовь, добьётся успеха.

Нет, он не заставит ее ждать. А вот Игорю придётся быть более терпеливым.

Глава 24

Александра Петровна вышла из своей комнаты и подошла к правому углу, где на полочке стояли иконы. Каждое утро она начинала с молитвы. Обычно просыпалась ни свет ни заря, но сегодня встала поздно. За окном уже было светло. За ночь намело огромный сугробы. Значит, опять не сможет сходить в посёлок.

Она встала на колени и принялась молиться. Сначала прочитала «Отче Наш», затем молитву Богородице, Всем Святым… Подняла голову на звук распахнувшейся двери. Внучка. Та кивнула ей, не желая мешать утреннему ритуалу. Александра Петровна поднялась с колен.

– Доброе утро, Улечка, – последовала за внучкой, – была на охоте?

Заметила, что девчонка смутилась.

– Мм, нет… просто прогуливалась.

– Что-то ты рано, – пожилая женщина с сомнением покачала головой.

– Ой, бабуль, снег такой пушистый, белый, вот мы и решили с Весной прогуляться.

– Это правда? – старушка наклонилась к собаке, глядя ей прямо в глаза, и та, виновато опустив морду и прижав уши, отвернулась. Нахмурилась. – Ульяна, ты же знаешь, что меня сложно обмануть. – Внучка упрямо молчала, пряча за спину руки. – Я не хочу читать тебе лекции, Улечка. Ты вольна поступать как знаешь. Я понимаю, что у тебя такой возраст, когда тебе хочется внимания мальчиков…

Девушка нетерпеливо перебила Александру Петровну.

– Нет, бабуль, это не то, что ты думаешь, поверь мне!

В ответ она ничего не ответила, только грустно улыбнулась и похлопала внучку по плечу.

– Ну хорошо, я надеюсь, что ты не натворишь глупостей.

Ульяна яростно замотала головой. Женщина вздохнула. Почему же тогда внучка краснеет и еле сдерживает слезы? Почему прячет руки за спиной? Что скрывает?

* * *

Я налила воду в ванну. Мне просто необходимо отмокнуть, полежать, расслабиться в тёплой воде. Главное – не заснуть. Я была рада, что сегодня воскресенье и мне не надо идти в школу. А завтра опять скажусь больной и вместо школы буду ухаживать за раненным.

Я всю ночь не сомкнула глаз, и сейчас ужасно хотела спать. Глаза болели, казалось, что под веки насыпали песок. Вода расслабила мои нещадно болевшие мышцы. Я уговаривала себя не жаловаться и не жалеть себя, ведь незнакомцу намного хуже и тяжелее. Вполне вероятно, что когда навещу его в следующий раз, его уже не будет в живых.

После ванны я прошла в свою комнату и, как была в длинном махровом халате, завалилась на постель и тут же отключилась, забыв прикрыться одеялом.

Мне снился странный сон.

Передо мной мужчина, и я знаю, что он обнажён, но не вижу его интимных мест. У него красивые мускулистые плечи, рельефные мышцы на руках и животе. Мы стоим напротив друг друга и, он, не отрываясь, смотрит на меня. Губы его приближаются к моим, будто он хочет поцеловать, и я ощущаю, как мое сердце бьется часто-часто. Но он только шепчет: «Ульяна, Ульяна…»

Я открыла глаза и увидела лицо бабушки, нависшей надо мной.

– Ульяна, уже день, а ты спишь, соня. Не приболела ли?

В панике я вскочила. Господи, как долго я спала? Что если моему «пациенту» плохо?

– Ты куда?

Баба Шура сверлила меня взглядом. Ох, как же я не любила врать!

– Ээ, мне надо к дяде Андрею. У нас сегодня занятия.

И уже была в кухне – доставала из шкафчика необходимые лекарства.

* * *

Макс долго не мог понять, где находится. Последнее, что он видел перед тем как погрузиться в темноту – это окровавленную рожу мерзавца, которого по ошибке не прикончил сразу. Хотел повернуть голову и оглядеться, но резкая боль пронзила тело, вырвав из горла подобие стона. Значит, он не умер, если все ещё что-то чувствует.

И тотчас же воспоминания, словно волны океана, одно за другим начали заполнять сознание. Ванька! Ванюха! Ванно! Друг… Его больше нет. Максу хотелось плакать, рыдать навзрыд и кататься по земле, как дикий зверь, но он не мог. Малейшее движение вызывало неимоверную боль, расходившуюся от сердца до кончиков пальцев на ногах. Почувствовал, как жар охватывает все тело. Неужели ему придётся умереть, не отомстив за друга?

Макс уставился в серый дощатый потолок, с которого свисали какие-то провода, лошадиная упряжь, хомуты. Где он, черт побери, и как здесь очутился?

Тень упала ему на лицо, и парень попытался сфокусировать взгляд. Кто-то стоял в его ногах.

– Ты кто? – наверное, даже не прошептал, а прошевелил губами.

Тень двинулась ближе, превратившись в человеческий силуэт. Может, это смерть за ним пришла? Макс напряг зрение в безуспешной попытке увидеть спрятанную за спиной пришельца косу.

– Молчи… – сказал силуэт.

Голос был женский и очень нежный. Такой, от которого хотелось улыбаться. Макс прикрыл глаза – если уж смерть, то хоть не видеть ее. Гораздо приятнее просто слушать. В тот же миг вспышками стали всплывать картины: женское лицо, внимательно разглядывавшее его. И ещё – в руке ее нож, и она вонзает его в самое сердце, проворачивая со всей силы. Макс вспомнил, что сам приказал ей резать. Зачем? Больше он ничего не помнил. Только дикую боль и темноту.

Макс вновь открыл глаза, с тревогой наблюдая за теперь уже двигавшимся силуэтом. Да, это была та самая женщина.

Она откинула одеяло и склонилась над ним. Теперь Максим мог видеть ее лицо совсем близко. Не, не женщина – девчонка, совсем юная. И красивая… Макс невольно сглотнул и тут же поморщился от боли. Он лежит при смерти, а думает о бабах… Идиот.

Что-то влажное прошлось по груди, вызвав боль, но в тоже время и облегчение. Парень слышал, как девушка бормочет что-то, шепчет, гладя его по груди. Неожиданно ему стало намного легче дышать. Девушка взяла его руки в свои. Странно, почему Макс не может заставить себя пошевелить пальцами? Он внимательно продолжал следить за этой странной девицей. Она продолжала гладить его руки, приговаривая что-то вполголоса, то повышая тональность, то понижая.

Макс вдруг почувствовал какое-то умиротворение – стало легко на душе, жар начал спадать, и в груди возникло странное чувство невесомости. Смежил веки. Последнее, что почувствовал – это что-то тёплое и мягкое около себя. Слабо улыбнулся, проваливаясь в зыбкий туман.

Глава 25

Рая только закончила прибирать дом, вытряхнула из пылесоса пыль, которой на этот раз было необычно много – в связи с последними событиями у неё совершенно не было времени на уборку. Да и настроения тоже. По посёлку теперь постоянно ходили полицейские, расспрашивали местных жителей о подозрительных личностях, искали кого-то. За последние три дня Рая и сама подверглась бесчисленным допросам. Девушке уже казалось, что она вот-вот сойдёт с ума. Ночами она не могла спать – плакала в подушку и, едва закрыв глаза, видела мертвые тела своей лучшей подруги и ее жениха. И Макс. Макс исчез. Словно сгинул. Как найти его в тайге, да ещё в такую непогоду?

На его поиски бросили спасательный отряд, подняли вертолёт, но, увы, началась такая сильная метель, что вскоре поиски прекратились. К тому же прошёл слух, что из Вижайской колонии строгого режима намедни сбежали заключённые.

Рая отключила духовку, в которой запекала расстегай, стала накрывать на стол. С минуту на минуту должны приехать гости – матери обоих парней, – Ивана и Максима.

Девушке было ужасно страшно встречаться с ними. Ну что она им скажет, этим несчастным женщинам? Она потянулась к графинчику с наливкой. Сто грамм для храбрости не помешают.

В дверь постучали. Рая в панике бросилась к зеркалу, затем скинула фартук, прижала ладони к раскрасневшимся щекам. Открыла. На пороге стояли две женщины, ещё достаточно молодые, и по их одежде и лицам видно было, что они приехали из большого современного города.

– Здравствуйте, вы Раиса?

Уголки губ женщины слегка приподнялись в вымученной улыбке.

– Да, я Рая, – она закивала. – Да что же вы стоите на пороге, проходите скорее – такой мороз!

Заметила, как женщина нахмурила брови.

– Меня зовут Алла Дмитриевна Соколовская, я мама Максима… – Она опустила голову, собираясь с силами. – А это… это Лена, Елена Семёновна. Ванечкина мама.

Рая, не в силах сдержаться, распахнула объятия обеим женщинам, и они сплотились, сжимая друг друга, крепко вцепившись, словно отпусти – и мир вокруг них рухнет.

* * *

Они сидели втроём за столом, практически не прикасаясь к угощениям, которые весь день напролёт готовила Рая. Говорили. Сначала нерешительно, а потом уже боясь остановиться, Лена, мать Ивана, рассказывала про своего сына. Как он родился, рос, играл во дворе с ребятами в футбол, как первый раз сел за руль автомобиля, как каждый раз покупал на восьмое марта цветы своей маме… Смахивая слезы, иногда смеялась, иногда стонала, прикрывая ладонью глаза.

Рая с жадностью слушала, впитывая каждой клеточкой все сказанное. Мать Максима сидела молча и только иногда шевелила губами, словно произносила молитву.

– Раечка, как же мне теперь быть? Как нам быть? – Елена Семёновна посмотрела на свою подругу, сжала под столом ее ладонь. – Наши мальчики. Только они и были у нас. А больше никого… – она зарыдала. – Ничего…

Рая в растерянности поглядела на мать Максима. Тёмные глаза женщины были полны тоски. Попыталась успокоить.

– Он поехал на снегокате. На нем Ванечкины тёплые валенки были. Может, может быть, он в соседнем селе или… ну или построил шалаш из веток.

– Валенки… – лицо Елены Семёновны сморщилось. – Валенки… Замёрз, мой мальчик, замёрз…

Все трое снова заплакали.

Рая вдруг подняла голову.

– А давайте я вас к местной гадалке свожу, – неожиданно предложила она и тут же прикусила язык.

Мать Макса оживилась, в глазах вспыхнули искры. Потом, вспомнив про завтрашние похороны, поникла головой.

– Она хорошо гадает, правда. – Конечно, Рая не стала говорить, что та не стала почему-то предсказывать судьбу Ирине.

– Сходи, Ал, сходи, – кивнула ее подруга. – Все ж знать-то легче. А вот мне уже нечего больше гадать…

Слезы вновь покатились по уже раскрасневшемуся и опухшему лицу женщины.

* * *

Я только собралась отправиться к своему больному, как на пороге появились Ромка и дядя Андрей. Чего им не сидится в такую погоду дома? Вон, даже школу отменили.

– Привет, Улька, – Ромка улыбнулся своей кривой улыбкой.

– Заходите, заходите скорей.

Конечно, я была рада гостям. Давно их не видела. В последние две недели не ходила в школу – взяла все задания домой. Но сейчас у меня абсолютно не было времени. Мой больной остался в сарае, вход в который того гляди занесёт снегом. Я оставила около мужчины Весну, которая теперь постоянно лежала подле него и согревала своим теплом. Не знала, догадывалась ли бабушка о моих ночных бдениях, но она молчала, как партизанка, кем и была когда-то давно.

Дядя Андрей стряхнул в сенях снег с верхней одежды, повесил ее на крючок и прошёл в комнату.

– Пахнет отменно, хозяюшка. Баба Шура приготовила или сама?

– Сама, – я улыбнулась. – Попробуете?

– Не, не будем. Зашли повидаться, но вообще-то мы спешим.

Я недоверчиво улыбнулась. Куда можно спешить в нашем посёлке, да ещё в такую погоду?

– Хотели спросить, не поедешь ли с нами? – сказал Ромка, выглядывая из-за отцовской спины.

– На похороны в соседнее село. Ну и на поминки тоже, – пояснил дядя Андрей.

У меня округлились глаза.

– Да, Ульк, представляешь, из соседнего посёлка ветеринаршу хороним. Она в бане перегрелась, говорят. Молоденькая совсем.

Я вдруг почувствовала, как волосы буквально зашевелились на затылке. Машинально схватилась рукой за голову.

– А парня ее, нашего егеря, убили. Застрелили, – Ромка нервничал, и от этого его лицо ещё сильнее кривилось в гримасах. – Ну ты знаешь его. Иван. Хороший такой парень.

Ах да, точно. Я знала его. Встречала пару раз во время охоты, да в магазине виделись. Совсем молодой, лет двадцать пять. Неужели все сбылось? И неужто мой раненный как-то связан с этими двумя смертями?

Мне пришлось отказаться от поездки в соседний посёлок. Я не могла. Меня ждали в заброшенном сарайчике.

* * *

Макс покосился на рыжую собаку, прижавшуюся к нему. Каждый раз, вылезая из забытья, он видел ее около себя. Бок рыжей псины был горячим и мягким. А ведь он тогда подумал, что это девушка легла рядом с ним. Даже сон приснился какой-то странный и неправдоподобный. Максим вновь прокрутил его в памяти. Зелёный луг, покрытый душистыми полевыми цветами. Да-да, он даже во сне ощущал их запах. Небо, такое синее, бескрайнее. Девушка в длинном полупрозрачном платье собирает цветы. Лёгкий ветерок колышет ее чёрные распущенные волосы. А он смотрит на неё, не в силах оторвать взгляда. Сквозь ткань видит полукружия грудей с затвердевшими сосками, тёмный треугольник в соединении стройных ног. «Ульяна, Ульяна», – кричит ей, и она поднимает голову, улыбается. Ее глаза такие тёплые, карие с золотистым отливом – цвета гречишного мёда. Он хочет ее. Даже сейчас, мысленно прокручивая сон, Макс чувствовал, как пробуждается и набухает его орган.

Максим помотал головой, освобождаясь от наваждения. Что за чушь? Кто эта девушка из его сна?

Та, которая приходила к нему и поила всякими отварами, была совершенно другая, да и имени ее он не знал. Парень каждый раз, когда девчонка появлялась, следил за ней взглядом из полуопущенных век. Она совсем другая – в меховой жилетке или в телогрейке, на голове платок, повязанный по самые глаза. Единственное, что объединяло незнакомку из сна и его спасительницу – это глаза. Такого же цвета, миндалевидные, с золотистыми искорками в них.

Максим не знал, сколько он уже здесь находился. День, два, неделю, месяц… Когда он, проснувшись, открывал глаза, то всегда перед ним были все те же серые доски потолка и свисавшую с них утварь. Временами видел свет в щели дощатой стены, но в основном всегда было темно, и только слабый язычок пламени керосиновой лампы отбрасывал причудливо-пляшущие отблески. Собака всегда была рядом. Она словно намертво приросла к нему. Ещё Макс помнил, что когда девушка приходила, садилась возле него и, что-то шепча, поила его из большой алюминиевой кружки какой-то гадостью. И он вновь погружался в сон.

Сейчас же ему надо было срочно встать на ноги – приспичило по нужде. Максим приподнял голову, плечи. Резкая боль откинула его назад, заставив стиснуть зубы. Рукой попытался зацепиться за лежак, но пальцы ничего не чувствовали. Мать вашу, да он обделается под себя! Представив это, он почувствовал, как его бросило в жар. Никогда ещё он не чувствовал себя таким беспомощным.

Дверь распахнулась, и снежная пыль влетела внутрь вместе с ветром и леденящим холодом. В проёме стояла озябшая девушка и дула на замёрзшие руки. Максиму хотелось узнать про неё хоть что-то, хотелось знать, где находится и как сюда попал.

Девушка заметила, что Макс смотрит на неё, и подошла ближе.

– Ну как ты?

Склонилась над ним так близко, что он учуял её сладковатый цветочный запах. Не успел ничего сказать, как она откинула с него одеяло и принялась осматривать рану. Покачала головой.

– Болит?

Он только прикрыл в ответ веки.

– Я… – просипел он еле слышно, – …мне сходить бы по нужде…

– Ох… – девушка смущённо закрыла лицо ладонями. Растерянно огляделась вокруг. – Как же я не подумала об этом…

Шагнула в угол. Загремела чем-то, вернулась со старым оцинкованным ведром.

– Не могу… подняться не могу…

– Я помогу, погоди…

Осторожно просунула ему руки под спину, притягивая парня к себе. Он охнул, зажмурился, но девушка успокаивающими движениями провела по его груди, и боль внезапно ушла. Максим с удивлением поглядел на неё – как она сделала это? Девушка подняла на него свои тёмные глаза, улыбнулась. Не дожидаясь вопроса, сказала:

– Это временный эффект. Тебе ещё лечиться и лечиться. Иди, – подтолкнула его в сторону ведра. – Я пока прогуляюсь.

– Руки… я ничего не чувствую…

Она озабоченно покачала головой.

– Прости… – закусила губу, отходя к двери.