Текст книги "Плачь, влюбленный палач!"
Автор книги: Ольга Володарская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
11.
Мы сидели в креслах, расставленных по периметру зала. В углу, прикрытый скатертью, покоился труп Вити. Артемон стоял в центре и сверлил глазами каждого из нас.
– Значит так. Признавайтесь, падлы, кто замочил Витюху?
Все молчали.
– Ладно, не хотите признаваться. Тогда, кок говорил Вован Ульянов, мы пойдем другим путем. Ща каждый предъявит алиби. Че и с кем делал… значится так… – он посмотрел на свои массивные золотые часы, – с без пятнадцати 3 и до трех 10. – Позвольте, – вмешался Зорин. – А кто вас уполномочивал…
– Я сам себя упл…на… мачивал.
– Но ведь вы такой же подозреваемый!
– Слушай, толстяк. – Судя потому, как заходили желваки на щеках Артемона, он начал злиться. – Мы с Кукой здесь люди посторонние. Вас всех в первый раз видим. На кой черт нам тут мочиловку устраивать?
– Да кто вас, новых русских разберет? Может, вы так развлекаетесь? – выкрикнула со своего места Галина Ивановна.
– Лады, – кивнул банкир, смиренно. – Я могу предъявить свое алиби. Все эти полчаса я играл в бильярд. Свидетели перед вами.
– Почему полчаса? – встряла Сонька. – Может, его убили гораздо раньше?
– Мы разошлись в 2-45. Тогда этот хрюндель был еще жив – я слышал, как он храпел. За это время, кто-то успел его замочить и вернуться туда, где его застал Кука. Так что убийство произошло где-то между 2-45 и 3-15, – Артемон обвел нас не предвещающим ничего хорошего взором. – К тому же, когда мы пришли, кровь была еще свежей, а о чет это говорит? Пра-а-а-льно. Что убили Витюню совсем недавно … Итак. Мы слушаем.
– Мы были втроем в библиотеке, – отчиталась Сонька. – Ни одна из нас из комнаты не выходила.
– Ясно. Следующий.
– Мы сидели в рубке, – почесав косматый затылок, выдал Стапчук. – И тоже никто не выходил.
– Мы играли бильярд, – растеряно молвил Суслик. – Ты же знаешь…
– Играли-то мы, играли. Тока ты из комнаты выходил… Помню я, – и он погрозил побледневшему Мише пальцем.
– Я пописать.
– Десять минут писал?
– Ну не только… – смешался Суслик. – У меня живот скрутило… Пришлось задержаться.
– Ой не верю я тебе, ой не верю! – картинно раскачивал головой Артемон.
– А я верю! – Галина Петровна выскочила на середину зала. – У меня тоже живот весь день ноет. И в туалет хочется. Особенно после ужина.
– Пра-а-а-льно, – Артемон скривился. – После такой-то жрачки… Мой кореш ваще загнулся. Лежал весь вечер, матерился. На маргарине, говорит, прогорклом баланду сварганили, как в тюряге. А я ему – терпи, сам хотел отдохнуть, как простые люди. Надоели, говорит, эти Альпы! – банкир хохотнул, потом вспомнил о своем долге и посуровел. – Следующий.
– Мы смотрели, как вы играете в бильярд, – заблеяла Изольда.
– Вы пришли в 3-05. А до этого были?
– Мы были в туалете.
– Да что вас всех в толчок потянуло?
– Естественные надобности никто не отменял! – отбрила приставалу Галина Ивановна.
– Кстати, что-то долгонько вы в тубзике сидели, – нахмурился банкир. – Подозрительно это как-то.
– Ну так Клотильда красоту наводила, – не удержалась от колкости Ксюша. – Тут быстро не управишься…
– Эй, – вдруг возопил Суслик. – Подождите-ка! Вы забыли про своего Санчо Пансо!
– Про какого, на фиг, Панчу Санчу?
– Про телохранителя, – продолжал орать Мишка. – Он тоже выходил из бильярдной!
– Да? – Артемон нахмурился. – Я че-то не помню… Выходил, а Кука?
– Выходил, – не стал отпираться телохранитель. – В туалет.
– Во, блин! Дизентерия что ли у вас у всех?
– Просто здесь отвратительно готовят. Из несвежих продуктов. И как ты сам сказал, на прогорклом маргарине, – он поморщился. – Вот всех диарея и замучила.
– Та-а-к, – Артемон нахмурился. – Давайте колитесь, кто еще в тубзик бегал?
Сначала все молчали, но секунду спустя Стапчук, как примерный школьник, вытянул руку.
– И тебя понос от жрачки прошиб?
– Не, меня от другого прошибло. От джина вашего. Мне эта микстура не нравится Я к самогонке привык..
– Так не пей.
– Как это – не пей? Раз наливают – надо пить. Это закон.
– Ньютона? – хмыкнул Кука.
– Закон жизни, – глубокомысленно изрек Стапчук и меланхолично засвистел.
– Ладно, замяли. Дальше пошли. – Артемон уставился на красного и потного Зорина. – Ты, певец самородок, кино смотрел, так?
– Э… Ну да.
– И этот с тобой? – он кивнул на Серегу.
– Вроде, – промямлил Юрик, еще больше покраснев.
– А девушка? – Артемон указал на притихшего Тю-тю.
– Сеня был с нами. Мы все кино смотрели… Интересное оно очень…
– Тогда почему, когда Кука за вами пришел, вы дрыхли в креслах?
– Ну… Задремали малость, – залепетал Серый. – Но мы только под конец.
– Короче. Алиби толстого подтвердить сможешь?
– К-хе… Ну… я думаю, что если бы он выходил, я бы услышал.
– Никуда я не ходил! – возопил Зорин. – Я уснул сразу, как в кресло сел.
– Значит, и у толстого и у задохлика нет алиби, так? Так. У девчушки то же нет?
– Я тебе, мать твою, не девчушка, – рыкнул Тю-тю непривычным басом. – Я мужчина, хоть и педераст! Ясно тебе?
– О! Простите, пожалуйста, – Артемон дурашливо расшаркался. – Только это ничего не меняет! Педерасты тоже людей мочат!
Зорин молчал, надув щеки. Серый попискивал, но ничего внятного не произносил.
– Значит, три подозреваемых уже есть, – удовлетворенно молвил Артемон.
Зоринские щеки достигли угрожающих размеров и, наконец, он не выдержал:
– Прекратите на меня наговаривать! – взвыл он. – Это нарушение прав человека! Я буду жаловаться! В ООН!
– Хоть Папе Римскому, – беспечно молвил банкир. – И когда в Женеву поедешь, не забудь стукануть, что тебя посадили под замок.
– Под какой такой замок? – сразу сник Зорин.
– Под обычный. Навесной. Кука! – Артемон подозвал своего оруженосца. – Давай ключи, этих субчиков под замок посадим. На всякий случай.
– Вы не смеете… Не смеете… Отстаньте от меня! Хам! Дегенерат! – Юрка начал пятиться, махая руками, как ветряная мельница. Видимо, хотел таким макаром отбиться от неотвратимо приближающегося Куки.
Я хотела уже вмешаться, но неожиданно на защиту Зорина встала закаленная в партийных баталиях Галина Ивановна.
– Я, молодой человек, вам не позволю самоуправствовать! Ишь чего выдумал, честного человека запирать.
– Да это для вашей же пользы! – попытался протестовать Артемон.
– Я за Зорина ручаюсь! Никого он не убивал. И за Тю-тю, он мне как дочь!
– А за меня? – пискнул Серега.
– И за тебя! Чтобы такой дохляк с двумя бугаями-спортсменами справился, это ж надо додуматься…
– Мадам, – вмешался Кука, – долбануть одного гантелей по черепу, а другого прирезать, когда тот пьян да еще и спит, тут никакой силы не надо!
– Глупости! – топнула своей колонноподобной ногой Галина Ивановна. – И вообще, раскомандовались тут… индюки капиталлистские.
– Но мадам, – совсем робко заговорил Артем. – Ведь кто-то убил…
– И вообще, – продолжала бушевать женщина. – Почему надо вести разговор обязательно в соседстве с трупом? Разве нельзя было уйти в другое место?
От ее воплей заложило в ушах. И не только у меня. На недовольно сморщенных лицах собратьев по несчастью явно читалось раздражение и острое желание, чтоб она поскорее заткнулась.
– Заткнитесь, пожалуйста! – озвучила Ксюша мысль «электората»
– Что? Что вы сказали?
– Я говорю, что от ваших воплей…
– Да как вы смеете… – Озлилась Галина Ивановна. – Да вы вообще… не в нашем НИИ работаете…
– И слава богу! – Ксения воздала руки к небесам.
– Отдыхаете тут на птичьих правах… Понаехали…
Она еще что-то бубнила, но ее никто не слышал. Каждый из нас, как загипнотизированный, смотрел на дверь, за которой раздавались чьи-то шаркающие шаги…
Шаги приближались. Становились все отчетливее слышны.
В комнату вползла длинная черная тень.
– Мама, – пробасил кто-то, кажется, Серый.
Дверь мерзко скрипнула, раскрываясь на полную. И в зал ввалился косматый, красный, всклоченный громила с лицом маняка-убийцы. Маньяк замер, сжал кулачищи и произнес нечеловеческим басом:
– Х-ы-ы!
Кука дернулся – его извечная выдержка на этот раз ему изменила. Артемон икнул. А Зорин… Зорин кинулся к громиле со словами:
– Лева, друг! Левушка… Они меня… того… Запереть хотят, Лева! На помощь!
Блохин несколько секунд тупо таращился на Юрку, потом икнул и спросил:
– А?
– Лева, скажи им. Я не могу никого убить. Я пацифист, Лева, и ты это знаешь!
– А?
– Толстый, а толстый, – наконец, отмер Артемон. – Ты бы присел. Успокоился. Никто тебя не запрет. У нас теперь другой подозреваемый имеется.
– Кто? – непонимающе мигнул Зорин.
Артемон не удосужил Юрку ответом, только хмыкнул и приказал:
– Кука, вырубай!
Кука молниеносно подпрыгнул, как балерун, вытянув носок, и долбанул этим несерьезным носком Леву по красной скуле.
Блохин покачнулся и мешком осел на пол.
Любой другой на его месте тут же отрубился бы и провалялся в отключке до утра, на Леву же удар произвел скорее положительное действие. Секунду спустя Блохин приподнялся, помотал, как телок, своей большой косматой головой, и вполне членораздельно произнес:
– Что это было?
– Кука! – взревел Артемон. – Уволю, на фиг!
Кука изготовился долбануть Леву еще разок, но тут Зорин совершил чудеса героизма – закрыл своим телом ошалевшего от стремительности текущих событий Блохина.
– Не смей, чертов попрыгун! – заорал он в лицо врагу.
Немного опешив от такой наглости, Кука отступил.
Тут я поняла, что мне пора вмешаться.
– А теперь давайте успокоимся. – Я зыркнула на злого до красноты банкира. – Все успокоимся, Артемон. Кука, только тронь еще Блохина, я на тебя Галину Ивановну натравлю, никакое карате не поможет. А вы, мадам, сядьте, не на митинге. Сядьте, говорю, – прикрикнула я на переполняемую праведным гневом тетку.
Галина Ивановна еще малость попыхтела, как перекипающий чайник, но села на место. Дело в том, что в НИИ меня уважают и побаиваются. Так было не всегда, но менее, чем пол года назад (об этом деле я уже вскользь упоминала), я умудрилась не только отбиться от убийцы, оказавшись единственной уцелевшей жертвой, но и сломать ему нос. Чем очень помогла милиции – с залитыми кровью глазами он просто не смог оказать ей сопротивление.
Так что теперь я личность в «Нихлоре» знаменитая и почитаемая.
– Успокоились? – переспросила я строго. – А теперь, давайте думать.
– А че думать? – вскочил со своего кресла-трона Артемон. – Этот хрящ Витюню замочил, больше некому. Он все это время где был?
– Где? – доверчиво спросил Лева.
– В фойе, так? Типа, спал, типа, на ящиках.
– Да. Я спал. На ящиках, кажется…
– И ничего не слышал? Ни как кто-то вошел в зал, ни как вышел? – внес свою лепту в допрос Кука.
– Я ничего не слышал… А что произошло?
– Ты лежал почти перегораживая своими ногами вход в зал, ты не мог не…
– Я спал. Я что произошло? Я не понял… что я смочил?
– Замочил, даун, замочил, – взвился Артемон.
– Я ж не прачка, – хихикнул Левка. – Что мне замачивать?
Артемон одним прыжком преодолел расстояние разделяющее его и прикрытый скатертью труп. Рывком сорвал материю и заорал:
– Вот что!
И вот тут произошло то, чего так добивался Кука – Лева рухнул без сознания на пол.
– Ни фига себе! – опешил Артем. – Он что в обмороке?
– А ты не видишь? – огрызнулась я.
– Не-е вижу, конечно… – банкир как-то смутился. – Но чтоб такой бугай… Срамота-то!
– Лева у нас существо нежное, – пояснила я. – И не очень везучее. Он постоянно попадает под раздачу. В прошлом году его даже задержали по подозрению в серии убийств.
– Ну? – Артемон аж подпрыгнул от любопытства. – И че?
– Отпустили, конечно. Но душевная травма осталась, – нарочито грустно молвила я.
– А мокрушника нашли?
– Нашли, и все благодаря Леле, – влез со своими неуместными дифирамбами Зорин. – Она у нас женщина героическая. Она маньяка, как вы выражаетесь, отметелила. А потом в милицию сдала. И он теперь мотает, тьфу ты, заразное это что ли… отбывает пожизненный срок в тюрьме строго режима.
Артемон с уважением на меня уставился и выдал:
– Ва-а-аще!
– Все было не так, ты его не слушай, – начала я, но меня Ксюша перебила:
– Все было так. Но одна маленькая деталь – обезвреживать маньяка Леле помогали и мы. – Я недоуменно на подругу уставилась – чего это она «пургу гонит», но следующие ее слова все разъяснили. – Особенно отличилась Соня. Она тоже героическая женщина.
– Да ну? – не очень поверил Артемон.
– Ты что! Она знаешь какая. Если бы не она, Леля бы не справилась…
Допеть Ксюня не успела, ибо с пола, как раненный гиппопотам, начал подниматься Лева.
– Оклемался, что ли? – насмешливо пробасил Артемон, похоже, он уже забыл, что всего 5 минут назад считал Левку убийцей.
– К-к-кажется.
– Ну че? Не вспомнил ничего?
Блохин аж перекосился от усердия, силясь что-нибудь вспомнить, но…
– Не… Я ничего не видел. И не слушал. Я спал.
Артемон вопрошающе на меня уставился, видимо, признал меня вожаком этой безмозглой стаи. Не услышав от меня не единого осмысленного, как и не осмысленного, слова, он нетерпеливо произнес:
– Может, прям ща попробовать к шоссе прорваться? Пурга-то стихла.
– Слушай, осталось каких-то пара, тройка часов. Пересидим.
– Стра-а-а-шно, – проблеял Суслик. – С трупом-то под одной крышей…
– Че те все страшно? – накинулся на него Артемон. – Липовщик сра…
Я недовольно зыркнула – не люблю грубых выражений. Артемон тут же извинился:
– Пардон, мадам… Но я не могу на этого хорька смотреть. Да и на остальных тоже… Че у вас за мужики? Один в обморок падает, другой жмурика боится, третий в юбке ходит, четвертый… – Он красноречиво уставился на Зорина. – Четвертый… я ваа-а-аще молчу…
Я не дала ему договорить, опасаясь за свои уши, и брякнула первое, что пришло в голову:
– А мог кто-нибудь с улицы зайти в здание и убить Виктора?
– Ну… – Артемон почесал в затылке. – В принципе мог. Да Кука?
– Вполне. Окна не зашторены. Помещение зала очень хорошо просматривается – тут свет, а за окном темно. Ты видишь, тебя не видят. Убийца мог подойти, заглянуть в окно, убедиться, что в зале, кроме Виктора, никого нет
– Постойте! – резко вскочила Сонька. – Когда мы вошли сюда – света не было.
Все ахнули. И вопросительно-испуганно посмотрели на меня.
– И чего вы так всполошились? – не поняла я. – Это говорит только о том, что убийца человек аккуратный и привык выключать свет, выходя из помещения.
– Нет. Это говорит о том, что он хотел, чтобы подольше не узнали о Витиной смерти, – блеснул интеллектом Кука.
– Ничего подобного! Хоть со светом, хоть без – Витю от двери не было видно.
– Ребя, – встрял Артемон. – Вы че, с дуба упали? Свет этот чувак выключил сразу, как вошел в зал. Он че, застекольщик что ли долбанутый, чтобы при иллюминации мочилово устраивать. Это ж с улицы кто-нибудь увидеть мог.
– Кому смотреть? Все спят, – не унимался Кука. – Потом… черт… мысль пропала… А вот, вспомнил! Рана! Посмотрите на рану…
– Может, не надо, – чуть не плача пискнул Лева. Но Кука, похоже, и не собирался ее демонстрировать, он просто продолжил:
– Рана нанесена очень точно. Один удар – и в сердце. Этого в темноте не проделаешь, – он удовлетворенно кивнул, видимо сам себе понравился. – Так что, говорю вам, свет он выключил потом…
– А какая разница, когда и зачем убийца выключил свет? – недоуменно спросила Изольда.
– И правда, – смутился Кука. – Никакой.
У меня в голове мелькнула какая-то смутная мысль, но тут же пропала. Так что я тоже не смогла объяснить, почему мы прицепились к этому свету. За сим и закрыли эту тему.
– Короче, – резюмировал Артемон. – Пырнуть Витька мог любой из тех, кто типа спит в корпусе.
– А я думаю, что это повар, – шепотом выдал Суслик.
– Это еще почему? – удивилась я.
– Нож-то из столовки.
– И что? Незаметно стянуть любой мог. Ножи на видном месте лежат.
– Но у него такое зверское лицо, – не унимался Суслик. – И мяса он не докладывает.
– Так за это его мочить надо, а не ему, – как бы пошутил банкир.
– А мне кажется, это сторож, – внесла свою лепту в идиотское расследование Галина Ивановна.
– А он-то что вам не докладывает? – хохотнул Артемон.
– Он спортсменов не любит, потому что хромой. Вот и…
– Хромой он, потому что старый, – вмешалась Ксюша. – Ему лет 100, наверное.
– А, может, это… – Галина Ивановна подозрительно зыркнула на Суслика. – Мишаня а это не ты? Ведь он у тебя недавно лаборанточку увел? Ну ту, с косой…
– Вы чего это? – перепугался Суслик. – Чего удумали? Я никого и пальцем…
– Увел или нет? – нахмурился Артемон.
– Увел, но это же не повод…
– Может, и Петюня у тебя кого уводил?
– Нет, – в панике заголосил Суслик.
– Год назад, – прокурорским тоном отчеканила Галина Ивановна, – он отбил у него Катю – бухгалтершу. Я помню.
После этих слов все, даже неспособный на негативные чувства Лева, посмотрели на Суслика с подозрением. Сам же обвиняемый посерел и выпалил:
– А Петя и у Сереги девушку увел. Вот.
– И что из того? – взвился Серый.
– А еще у Стапчука, – продолжал обличать Суслик.
– Чего придумываешь? – взревел радист. – Никакая она мне не девушка была. Я с ней только раз в кино сходил.
– Да этот Петя у всех баб уводил! Он же маньяк был сексуальный!
– У меня не уводил! – хохотнул Тю-тю.
– А еще, – не унимался Суслик, – Петька у Галины Ивановны еще до кризиса тысячу долларов занял, и все не отдавал, может, она разозлилась и прибила его…
– Я тебя сейчас прибью! – взвыла начальница патентного бюро. – За клевету, гаденыш ты эдакий!
– Но ведь занимал? А Галина Ивановна?
– Он не только у меня! У многих! И никому не отдал! – она сделала большие глаза. – Еще Петька шантажировал Стапчука! Я знаю! Он как-то прознал, что Стапчук болеет нехорошей болезнью и скрывает это от жены, потому что заразился не от нее, а от какой-то шальной бабенки… И Петька с него деньги тянул за молчание!
– Я ему всего один раз денег дал, потом только в морду! – закричал радист со своего места. – Потому что вылечился!
Галина Ивановна набрала в грудь побольше воздуха, чтобы на одном дыхании выдать очередную порцию сплетен, но успела, ее перебил Кука. С ехидной улыбочкой на своей младенческой физиономии он произнес:
– Не НИИ, а террариум какой-то.
Нихлоровцы переглянулись. Зарделись, засмущались и, устыдившись своего недавнего поведения, поникли. Даже Галина Ивановна подавилась воздухом и села, не сказав ничего. Только Суслик все никак не мог успокоиться, он то и дело вскакивал, дергал руками, беззвучно шевелил губами и хрипло вздыхал.
– Короче, так, – пробасил Артемон. – Про этого Петюню мы все поняли. Гнида, а не человек был. С ним все ясно, но Витька-то за что? Какие версии?
Версий ни у кого не было. Витька не у одного из нас такой жгучей ненависти, как Петюня, не вызывал. Оставалось думать, что его убрали либо как свидетеля, либо… на турбазе орудует маньяк, и Виктор стал его следующей жертвой…
– Я знаю кто! – выдал Суслик торжественно. – Это Санин с Маниным. Они вчера лыжи украли, я сам видел. И еще что-то, вроде теннисную ракетку. Инструкторы, наверное, их вычислили, вот воры их и ликвидировали. Один одного убил, другой другого.
– Тогда следующим будешь ты, – протяжным шепотом произнесла я.
– Почему это? – запаниковал Суслик.
– Ты последний свидетель. Сам говоришь, что видел.
– Я погорячился! Я ничего не видел! А если и видел, никому не скажу! – истерично завопил он. – Честно!
– Миш, замолкни, а? – устало пробормотала я. – От твоих истерик голова болит. Как и от твоих дурацких версий. Придумал, то же мне, чтоб из-за облезлых лыж… Да они их и украли только по привычке или чтобы форму не терять. Санин с Маниным пол нашего НИИ вынесли и продали, и, заметь, никого еще не убили.
Все молчали – видно выдохлись. И в этой тишине раздался робкий голос Зорина:
– Я есть хочу.
После этих слов все поняли, что хотят того же. Особенно, как оказалось, проголодался Серега – в его животе заурчало так громко, что это урчание можно было принять за работу двигателя машины «КАМАЗ».
– А где здесь хавчиком можно разжиться? – спросил Артемон, плотоядно облизнувшись.
– В столовой, – резонно заметил Кука. – Так, наверняка, в холодильниках полно еды.
– Ой, че-то не хочу я той еды, – закапризничал банкир.
– Не хочешь – не ешь, – буркнула Галина Ивановна. – Жди, когда тебе омаров привезут. На вертолете.
Артемон не удосужил ее ответом, но больше не одного дурного слова в адрес столовской пищи мы от него не услышали. Даже когда он давился холодной клейкой перловкой, выковырянной со дна кастрюли, ни разу не пожаловался.
– Ну пошлите уже, – переминаясь от нетерпения, позвала Сонька. Она с похмелья бывает очень прожорливой.
– Пошлите, – кивнул Артемон и повел нас в столовую.
12.
Мы бродили по обширной столовской кухне, открывая все, в чем могло храниться съестное: кастрюли, бачки, холодильники, шкафы и хлебницы. Улов был невелик. Кроме хлеба и консервов, нашлось еще немного каши, о которой я уже упоминала, вчерашнего супа, компота и прочих «объедков». В большом количестве было обнаружено сырое замороженное мясо, но готовить его никто не пожелал, так как все испугались гигантской электроплиты, не известно как приводимой в действие.
Оставались консервы и хлеб. За них мы поначалу и принялись.
Первые 10 банок опорожнили молча, слышно было только сопение и довольное почавкивание. Вторую партию поедали уже за светских разговором.
– А вкусная штука, оказывается, эта сайка с горохом, – облизываясь, изрек Зорин.
– И тушенка холодная ничего идет…
– А я икру ем. Ложками. Правда, минтаевую…
– О! – пробормотал с набитым ртом Артемон. – Сто лет не ел кильку в томатном соусе. Зашибись закусочка.
– А я только ее и ем, – скривился Серега. – Надоело. Дайте мне супа.
– Но он холодный. И на поверхности жир плавает, – передернулась Изольда.
– Жир это хорошо. Я люблю сытно поесть.
Бухгалтерша скривилась, но кастрюлю подала. Глядя на него, все остальные перестали воротить нос от остатков вчерашних трапез и застучали ложками по кастрюлям, выгребая со дна кошмарное варево.
Наконец, все наелись. Сытые, перемазанные перловкой и томатом, откинулись на спинки стульев.
– Уж и не помню, когда с таким кайфом ел, – благодушно пробасил Артемон. – И чего я все лобстеров хаваю, килька-то лучше. Мне че-то в последнее время обрыдла эта экзотика! Трюфели всякие, суши, мать их! А тут ваще… Меня дружбан в индийский ресторан затащил. Клевое место, говорит, танец живота, говорит, это он с турецким перепутал, ну да ладно… Приперлись. Смокинги напялили, все дела, думаем в чумовой кабак зарулили, надо ж выглядеть… Ты там не была? – спросил Артемон у меня. – Не? И прально. Там, знаешь, какие столики? У меня табуретка в детсаде выше была. А под жопинс вместо стула подушка. Представь, как мы в своих смокингах корячились… К тому же кругом какие-то сигареты вонючие понатыканы, благовония по ихнему… Ну да ладно. Сели, мы, значится, на эти подушки, к нам тут же какой-то Саид в чалме подбегает – меню тащит. Мы смотрим – а там одни матные слова… – после этой тирады, он полез в карман, достал оттуда бумажник со скромным логотипом «Гуччи» и выудил из него бумажку.
– Что это? – полюбопытствовала я.
– Это счет. Я его на память взял. Вот слушай… Так…МАТТХИ, ПАРАХТА, дальше ваще язык сломаешь… БАСАН РОТИ… прикинь да? Как они базарят на таком языке?
– А что все это такое? – спросил любознательный Зорин.
– Знаешь че? Это все хлеб! Прикинь! Мы ж с дружбаном не знали, что заказывать, а спросить у этого Саида в падлу, ну мы и заказали, что смогли выговорить. Он принес, мы пожрали, но что жрали, что нет – в животе революция. Нам бы картошечки с мяском. Ну спагетти на худой конец. А этот гаденыш в чалме говорит, рекомендую, фирменное блюдо… ща прочитаю… МАККАИ ПАКОРА. Мы говорим – тащи свою макаку. Думаешь, че принес? Кукурузные оладьи. Оладьи! Потом второе фирменное блюдо приволок – еще какие-то оладьи, только из гороха. И, знаешь, как они назывались? Он мне когда счет принес, я чуть ему в морду не дал, решил, что он меня обозвать хочет… ПУДЛА! Во как они назывались! Пудла!
– И сколько эта пудла стоила? – захихикала я.
– А ты сама посмотри, – он протянул мне счет.
Я посмотрела и «выпала в осадок». Эта треклятая пудла стоила как моя пудра «Ревлон» (12 баксов, между прочим), а весь обед тянул на полную косметичку!
– Артем, ты выкинул деньги на ветер!
– Да ладно, это разве деньги! Вот в армянском ресторане с нас действительно однажды слупили – но там мы хоть мяска пожрали, коньячку со свездями выпили литра три…
– И сколько стоил тот обед с мяском и коньячком? – вновь полюбопытствовал Зорин. Только не ясно, зачем любопытствовать, если единственным кулинарным излишеством, которое ты можешь себе позволить, является плавленый сыр «Волна».
– Ну… «жигуленок» прожрали…
Мы ахнули. Каждый представил, что он купил бы на эти «прожранные» деньги. Я, например, мысленно приобрела шубку из шакала (улетный мех у этого зверя, скажу я вам), Зорин, как пить дать, новый модем и безлимитный тариф на интернет, Сонька стиральную машину, пылесос, холодильник, Тю-тю силиконовую грудь и депилятор, Суслик взял бы «жигуленком», ему дюже машину хочется, Галина Ивановна отдала бы деньги партии, а Изольда выписала бы из тундры личного шамана…
– Эх, живут же люди! – мечтательно протянул Серега.
– Да-а, – выдохнули все хором.
– И не жалко такие деньги прожирать? – тихо проговорила Изольда.
– Не, – беспечно ответил Артемон. – Я ж алигарх! Мне по статусу положено бабками швыряться!
– Артем, – смущенно прокашлявшись, спросила я. – Я все хотела спросить, да не решалась… Ты в каком вузе свой диплом купил?
– Не понял, – моргнул Артемон.
– Ну раз ты банкир, у тебя, наверное, какое-то соответствующее образование должно быть. Экономическое или юридическое.
Он отрицательно замотал головой.
– Ну хоть бухгалтерские курсы?
– Не-е. На фига?
– А как же ты работаешь в банке?
– А кто тебе сказал, что я работаю? Я им владею. Владею. Ясно тебе, дурында? – благодушно улыбнулся он.
Я сделала вид, что на дурынду не обиделась, и продолжила допрос. Уж очень было интересно, как с восемью классами можно стать хозяином банка.
– А почему ты именно банк купил? Парни твоего круга…
– Какого, на фиг, круга? – сразу насторожился Артемон.
– Ну… э… Ты ведь сидел?
– Было по малолетке. И че?
– Вот я и говорю, что ребята, типа тебя. Деловые, я имею в виду. Покупают бензоколонки, ночные клубы, магазины. А ты банк.
– Были у меня бензоколонки. Две. Продал я их, когда с бензином напряги начались. А ночной клуб и сейчас есть. Я там оттягиваюсь, – он мечтательно вздохнул. – Классно у меня там. Уютно. А девчонки ка-а-акие…
Я закатила глаза – все-таки легкомысленные существа эти мужики. Им хоть убийства, хоть потоп, хоть война – никогда о бабах думать не перестанут.
– Ну а банк-то что? – не отставала я.
– Что, что. Достался мне банк… В наследство, блин…
– От бабушки?
– Какая ты, Леля липучка, – возмутился банкир. – Пристанешь, как банный лист. Ладно. Расскажу. Помнишь кризис был? В 98. Много тогда народу потонуло. Многим бабки нужны были для поднятия. А у меня как раз были. Я и давал под залог. Ну вот. Пришел ко мне тогда один хмырь. Банкир-малолетка. Ему папаня банк купил, перед тем как во Францию свалить. Сам-то папаня, большой человек, ушлый, на соске какой-то сопливой женился и рванул с ней на ПМЖ в Париж. А сынок, даром, что ученый, не шибко умный. Капитал прокакал. Да тут еще дефолт. Короче, бабки срочно нужны. А где взять? К папане на поклон совестно. Ну ко мне пришел. Я ему дал под залог.
– Под залог чего? – заинтересованно спросил Зорин.
– Акций его. Дал на месяц. Под сносный процент. И не подумайте чего, все было законно, у нотариуса оформлено – типа бабки не вернешь, гони бумажки.
– Ну? – поторопила я.
– Не вернул.
– И акции стали твоими?
– Ага. Я, правда, не знал, что с ними делать. Но нашлись добрые люди, подсказали. Я нанял башковитых пацанов с аспирантурами. Бабок кинул, бабок-то у меня полно было. Ну и заработало… Так что теперь я уважаемый человек. Банкир. Меценат.
– И как часто ты на работу ходишь? – очень живо поинтересовался Зорин. Это был для него больной вопрос – каждый день ходить на работу. Ведь это время можно потратить с большей пользой: на прогулки по Интернету, например, или игры …
– Хожу иногда. Бумаги подпишу. С девчонками-секретаршами покалякаю. Да мало ли дел в банке… – Артемон замолчал. Мы тоже не произносили не звука – переваривали информацию. Первым заговорил банкир. Мечтательно и томно он протянул. – Эх! Сейчас бы массажик кто запупырил… А-то шея болит…
– А ты попроси народ, может, кто и умеет, – хитро предложила Ксюша.
– Кто умеет, народ?
Изольда нервно завозилась – видно, не умела, но дюже хотела пощупать мощную банкирскую шею. Видя ее душевные метания, Ксюха быстренько переориентировалась и, плюнув на затяжную интригу, выпалила:
– Сонька мастер массажа, она сделает.
– Могешь? – поинтересовался Артемон.
– Могу, – скромно ответила Сонька.
А она действительно могла. Хотя ручки у нее были, как у ребенка: узенькие, маленькие, с короткими, тонкими пальчиками. Но слабыми они только казались, на самом же деле ее подростковые культяпки таили в себе такую цепкость и силу, что я диву давалась. Еще с детства Сонька лупила врагов всех мощнее, а щипала всех больнее. А уж когда выросла, научилась применять свое умение в мирных целях – наладилась делать нам массаж.
Так что Ксюха не прогадала, «толкнув» Артемову шею в Сонькины руки.
– Ну начинай, – как-то неуверенно произнес Артемон. Однако на Сонькины ноги посмотрел с большим интересом. Что ввергло Ксюшу в пучину бурного восторга.
Пока Сонька мяла Артемонову шею, мы с Ксюшей обсуждали важную тему: после какого свидания Сонька может позволить банкиру затащить себя в постель.
– Чем больше будет ломаться – тем лучше, – уверенно заявила я.
– Это правильно. Пусть побольше из него подарков вытянет. Это они пока ухаживают щедрые, а потом не допросишься.
Я хотела возмутиться: типа, дело не в подарках, а в уважении, но не успела…
– Ключи пропали! – ни с того, ни с сего заголосил Кука.
– Какие еще ключи? – лениво спросил прибалдевший Артемон.
– Связка испарилась. Она должна лежать на столе, вот тут… А ее нет…
– Да ладно?
– Сами смотрите.
Мы посмотрели – ключей и правда нигде не было.
– А они точно на столе лежали? – строго спросил Артемон.
– Ты же сам их сюда положил…
– Когда?
– Как вошли. Ты отпер дверь и бросил их…
– Точно?
– Нет. Не точно. Но я уверен. У тебя привычка – как откроешь дверь, сразу ключи кидаешь на первое, что попадется.
– В натуре, что ли? Никогда не замечал
– Артем, – по-учительски сурово спросила Сонька. – Ты куда ключи положил?
– Не помню я.
– Может, в карман?
Артем проверил карманы, сначала поверхностно – похлопав по ним ладонями, потом досконально – вывернув их. На стол ссыпалась груда бестолкового (на тот момент), но жутко дорого «хлама»: ручка «Паркер», телефон «Сименс МС60» (я о таком весь последний месяц мечтаю), бумажник «Гучи», порванная золотая цепь, пачка затейливых презервативов, тех, что с коровьими мордами на концах…
