Текст книги "Светлячки"

Автор книги: Ольга Карагодина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Утро начиналось, как обычно. Ровно в пять Веро-ника Степановна проснулась, ‒ почему-то каждый день она просыпается рано, ‒ с трудом встала, медленно натя-нула домашний халат, грустно подумала: «Эх… нет уже былой прыти, зато есть мудрость, да как ею правильно распорядиться? Наступает время, когда в день рождения на торте зажигают столько свечей, что гости падают в обморок от жары. Увы, к восьмидесяти годам человек знает всё, да вспомнить не может. Надо бы чайник по-ставить…»

Медленно прошла в соседнюю проходную комнату, где на диване, сладко чмокая губами, крепко спал её су-пруг Володя.

‒ Сколько можно спать?! ‒ чертыхнулась про себя и, шелестя тапками по деревянному полу, прошла в кух-ню, где и запнулась о две здоровенные подушки от ста-рого дивана, который давно уже развалился. Лишь вчера ей удалось уговорить мужа всё ж таки отнести основа-

22

ние от него на помойку. Теперь эти подушки будут валяться не один месяц, а сегодня приедут дети и тоже будут спотыкаться о них.

‒ Вставай! ‒ громко скомандовала она.

Володя приоткрыл глаза и хотел было перевернуть-ся на другой бок, смахнув видение, но голос супруги продолжал дребезжать.

‒ Вставай-вставай, дружок, с постели на горшок… ‒ припомнила супругу детскую присказку. ‒ Позавтрака-ешь, отвези на тележке подушки на свалку.

‒ Не отвезу, ‒ приподнялся он, понимая, что спать ему не дадут, ‒ они мне нужны. Я их на второй этаж за-тащу и положу на кровать, чтобы повыше было.

‒ Не затащишь, ‒ съехидничала Вероника Степа-новна, ‒ силов не хватит.

‒ Хватит! ‒ как можно строже рявкнул он. ‒ Ото-двинь их в сторонку и не жужжи над ухом.

‒ Даже если ты и затащишь их наверх и уложишь на кровать, ‒ ткнула пальцем в мужа Вероника Степа-новна, ‒ ты на них не взлезешь.

‒ Я не влезу?.. ‒ окончательно проснулся он. ‒

Я влезу! Это ты не влезешь! Ты и на второй этаж не за-берёшься!

‒ Заберусь, ‒ бодро парировала супруга, ‒ а на этих подушках лежать не буду. Я тебя сколько дней прошу их вывезти?

‒ Я тебя десять лет прошу поставить второй гараж на участке, ‒ начал закипать благоверный, ‒ И что? Гряд-ки-грядки… кому они нужны? Ты работать не можешь, всё детей ждёшь, когда приедут и землю перекопают. Ей-богу, ты мне напоминаешь престарелую актрису, ко-торая сидит среди зрителей, и с грустью смотрит, как её любимые роли исполняют другие. Ветер пошумит да устанет, а старая баба расходится ‒ не скоро уймёшь, ‒

23

хохотнул он. ‒ Позвони Зине, спроси, когда и куда пойдёте пенсию тратить.

‒ Не уйду, пока подушки не отвезёшь, детинка с сединкой.

‒ Тьфу… ‒ сплюнул он, вылезая из-под одеяла.

Сергей и Анюта удивились. Обычно мама встречала их у калитки, сегодня же на участке стояла мёртвая ти-шина. Они осторожно толкнули дверь и дружно охнули. На лестнице, по пути на второй этаж, торчал дед, зажа-тый с двух сторон двумя огромными диванными подуш-ками, напоминая собой гигантский гамбургер. Внизу суетилась Вероника Степановна.

‒ Говорила тебе, старый чёрт, отвези подушки на помойку. Не послушал ты меня, как тебя таперича вы-тащить? Мне не под силу. Виси ‒ не дергайся, а то заши-бёшься. Правильно в народе говорят, коль дитя падает ‒ бог перинку подстилает, а стар завалится ‒ чёрт борону подставляет.

‒ Весело у вас, мама. Младенец с игрушками, ста-рик с подушками, ‒ скрыл улыбку Сергей и потащил нижнюю подушку на себя. ‒ Дед! Держись! Сейчас осво-божу. Вас одних страшно оставлять. Только сейчас об-суждали с Анютой историю из теленовостей. Там одна старушка решила поругаться с девятого этажа на автомо-билистов и выпала в окошко. Пока летела, зацепилась за крюк, торчащий из стены. Пожарных вызвали, а на доро-гах пробки ‒ только через сорок минут и сняли старушку. Хорошо, что всё обошлось! А тут вы со своими подушка-ми, ‒ подхватил Сергей на руки летящего вниз деда.

‒ Анюта, вези тележку! А вы, Вероника Степановна, наливайте деду чай: будем силы восстанавливать. Судя по подвигам, аппетиты у вас, как в молодости. Только зубы не те.

24

До и после

Он лежал в больничной палате, устремив взгляд в белый потолок. Левая часть тела больше не принадле-жала ему. Вся жизнь разделилась в одно мгновение на «до» и «после». Перед глазами промелькнул последний день. Лето. Жара. Он на даче. Старенькая мама просит сходить в теплицу посмотреть помидоры, а потом сразу темнота. Он даже не помнит, как оказался в больнице. Он не знал, сколько времени он здесь находится. Когда очнулся, понял: тело больше его не слушается.

Как дальше жить? Что с ним будет? Останется при-кованным на всю жизнь к инвалидному креслу? А она? Будет ли с ним дальше или уйдёт? Они прожили почти тридцать лет вместе. Гражданским браком. Сын вырос. Школу заканчивает в этом году. А сын? Как сын его бу-дет воспринимать? Наверное, только мама останется ря-дом. Воспоминания нахлынули разом. Маленький ко-мочек у неё на руках, а он стоит перед роддомом: тогда ещё не пускали к роженицам. Показывает ему в окошко, кричит:

‒ У тебя родился сын!

Он счастлив. Картинка сменилась. Они ругаются, она собирает вещи, уходит к маме. Он любит её. Её ог-ненные волосы и ясные голубые глаза. Её тоненькую мальчишескую фигурку и стальной характер. Сколько всего было между ними из-за этого норова дикой кобы-лицы, но, ведь и понравилась она ему именно такой, непохожей на других, способной принять волевое реше-ние в любой ситуации или неожиданно плачущей из-за пустяка. Он бежит вслед за ней, мучается, понимает, что без неё никак. Она возвращается, и снова у них всё хоро-шо. Подрастает сын: смешной, рыжий в маму, талантли-

25

вый в него. Они с сыном вместе играют до полуно-

‒ Вовсе нет.

чи на гитарах. Он музыкант. Лицо сводит судорога:

Её руки заботливо меняли памперс.

«Был музыкантом…»

‒ Ты начал говорить! Это первые слова за последние

На соседней кровати вскрикивает мужчина. Ему

две недели. Ты сел! Прогноз благоприятный. Придётся

ещё хуже. У него парализовано всё тело. И в его груди

потрудиться, но дело того стоит. Сегодня мы одержали

снова сжимается ком.

первую победу. Шаг за шагом, медленно, но ты восста-

Обуза. Всем обуза. Маме ‒ не помощник, жене ‒ не

новишься.

муж, сыну ‒ не отец. Зачем ему такой отец? Что он смо-

‒ Руки, ‒ застонал он, ‒ я никогда не смогу играть.

жет ему дать, кроме мучения с ним, инвалидом…

‒ Гитара будет твоим главным тренажёром. Сын

Распахнулась дверь. В палату ворвался свет. На

поехал сегодня искать с широким грифом, чтобы паль-

пороге она. Бледная, осунувшаяся, с плотно сжатыми в

цы удобнее было ставить. Киснуть некогда, у тебя много

нитку губами и сияющими волосами. Подошла к нему,

работы.

наклонилась. Тёплые губы коснулись его губ, и он по-

Она порхала вокруг и казалась ему диковинной пти-

чувствовал её запах. Родной, волнующий. Прикрыл гла-

цей. Хрупкая, нежная, светящаяся и крепкая, как сталь.

за, потому что выступили слёзы. Выдавил сквозь зубы:

Почему он никогда не говорил ей, что не может про-

‒ Ты от меня уйдёшь? Я теперь такой…

жить без неё и дня? Почему, когда люди здоровы, они

Она всплеснула руками и вдруг звонко засмеялась:

скрывают свои чувства? Он опять потянулся к ней губами,

‒ Конечно, уйду. Брошу тебя. Ты же меня бросал?

и её губы снова прижались. Как же он любил этот запах!

Помнишь, к маме уходила?

Закружилась голова. Он одной рукой сжал её тёплую

Обняла его. И гладила, гладила по голове. Он при-

ладонь.

поднялся на одной руке, попытался прижаться к ней:

‒ Если встану, буду носить тебя на руках всю

‒ Я тебя люблю. Жаль, никогда не говорил об этом.

жизнь.

‒ Я знаю.

‒ Встанешь, посмотрим, ‒ парировала она в своей

Она взяла двумя руками его голову и прижала к сво-

обычной манере. Он только сейчас заметил тёмные

ей мальчишеской груди. Он почувствовал её маленькую

круги от бесконечных слёз под её глазами и вдруг по-

грудь и боялся отпустить это мгновение счастья.

нял: нет никаких «до» и «после», есть только «сейчас»».

‒ Я всегда это знала. Но я уйду от тебя, если ты не бу-

У него есть самое главное ‒ она, его рыжая колдунья,

дешь стараться. Давай попробуем приподняться и сесть?

талантливый сын, мама, друзья. Они ‒ вся его жизнь,

Врач сказал, можно.

всё то, ради чего живут люди. Счастье, оно каждый день.

Он постарался максимально приподняться. Полу-

Завтра он попробует сесть сам, до её прихода. Он напи-

чилось. Она подсунула под его спину подушку. Опустил

шет лучшую песню. Для неё и для себя. Песню о любви.

глаза и снова ужаснулся: он был в памперсах, как когда-то

его маленький сын. Снова пронзила боль.

‒ Я останусь инвалидом.

26

27

Живой труп

Молодой участковый, полицейский Пётр Блоха, ‒ выглядел он под стать своей фамилии: маленький и юр-кий, ‒ шёл разбираться с одним из жильцов дома.

На того поступила жалоба, мол, в такой-то квартире живёт одинокий пожилой мужчина, и из его двери вот уже несколько дней сильно пахнет. Соседи беспокоятся, не умер ли он? А одна старушка даже настаивала на этом и была уверена, что умер.

Пётр поднялся на лифте на восьмой этаж и, как только вышел на лестничную площадку, почувствовал неприятный запах гнилья, отходов жизнедеятельности и ещё непонятно чего. Пётр мысленно собрал волю в ку-лак и задумался: то ли сразу вызывать слесарей и сотруд-ников с соседями, чтобы констатировать смерть хозяина, то ли сначала позвонить. Шагнул к двери. Приложил ухо к скважине. Ничего не слышно. Нажал на звонок ‒ дверь распахнулась. В нос ударил тошнотворный запах. На китель ловко приземлилась пара тараканов, на пороге квартиры возник потенциальный труп.

‒ Что вам угодно? ‒ недовольно спросил он.

‒ Здравствуйте! Ваш участковый Пётр Блоха, ‒ представился молодой полицейский.

‒ Похож, ‒ расплылся в беззубой улыбке старик. ‒ Вот Блох мне ещё не хватало.

‒ Извините… ‒ щёлкнул каблуками Пётр. ‒ На вас заявили соседи. Обязан проверить.

‒ Нечего меня проверять, у меня всё в порядке, ‒ зыркнул из-под очков старикан. ‒ Соседку, девяносто-летнюю бабку проверьте.

‒ Видите ли, ‒ замялся Пётр, ‒ зловоние из вашей квартиры…

28

‒ Говорю же! От бабки пахнет! ‒ отрезал дед. ‒ Подштанники не меняет! Не мешайте мне! Мясо варю.

И попытался захлопнуть дверь.

Пётр придержал дверь носком ботинка.

‒ Извините ещё раз, вы живёте один? Все ж таки пожилой человек…

‒ Нечего мне напоминать о возрасте, мне о нём на-поминает мочевой пузырь. Я живу с кошкой. Позвольте спросить, кто на меня заявил, я им покажу… ‒ погрозил кулаком в воздух старик.

‒ Это служебная тайна, ‒ парировал полицейский. ‒ Видите ли, ваша соседка испугалась, что вы испустили дух.

‒ Не дождётесь! ‒ разъярился старикан. ‒ Сами передохнете, как мухи осенней порой. Бабке венок за-кажите.

‒ А почему из вашей квартиры так пахнет? Вы не убираете за кошкой?

‒ Какое ваше собачье дело? ‒ засверкал стёклами очков злобный дед, одновременно пытаясь раздавить тапочком таракана, кинувшегося под ноги непрошеному гостю. ‒ Что в своей квартире хочу, то и делаю. Кош-ка гадит туда, где мне не достать. Ничего. Выветрится. Сейчас лето.

‒ Может, вам нужна помощь в уборке квартиры? ‒ поинтересовался Пётр.

‒ Не нужна. Я никого к себе не пускаю. Ворьё кру-гом. Когда акт составите, приду проверить, кто на меня заявил. Подозреваю, Клавдия Митрофановна из пятьде-сят шестой. Эта старая карга из тех, кто разносит сплет-ни по дому. У-у-у… ‒ прихлопнул очередного насекомо-го дед. ‒ До свидания!

И захлопнул дверь.

29

Пётр покачал головой. Он ничего не мог поделать. Формально проверил. Акт напишет. Со стариком придётся смириться. Был бы дряхлым, можно было бы оформить его в дом престарелых или разыскать род-ственников, но этот хоть и вонюч, а бодр и весел. Похо-

же, что и родня боится к нему соваться.

Участковый позвонил в пятьдесят шестую. Дверь открыла заявительница, Клавдия Митрофановна, чис-тенькая бодрая старушка с гладко зачёсанными назад и скрученными в куриную попку седыми волосами.

‒ Здравствуйте! Вдовушкина Клавдия Митрофа-новна? Пётр Блоха, ваш участковый.

‒ Здравствуйте. Были у соседа?

‒ Был.

‒ Живой?

‒ Даже очень.

‒ Возмущался?

‒ Не рискнул.

‒ Испужалси?

‒ Меня напугал.

‒ Соколик, ‒ пожалела молоденького участкового Клавдия Митрофановна, ‒ ты не переживай, мы с ним рядом живём почти сорок лет. Раньше-то, когда его жена Катерина была жива, она его усмиряла, а сейчас он со-всем распоясался: и жениться не хочет, и за собой не следит. Я могла бы составить ему хорошую партию. Прибралась бы, отмыла его и квартиру. Муж опять же у меня появился бы, я ж замужем четыре раза была. Все теперь покойники. Увы… Может, санэпидемстанцию на него натравить?

На мгновение Пётр потерял дар речи. Потом всё понял, ужаснулся старушке, четырём её покойникам, своей незавидной роли и попытался скорее отсюда сбе-жать:

30

‒ Я ещё к вам зайду… ‒ бормотал Пётр, бук-вально скатываясь со ступенек.

‒ Эх, молодой ты ишшо… ‒ неслось ему вслед. ‒ Зайду к вам в отделение на неделе, проверю, как вы там работаете.

«Увольняюсь, ‒ думал про себя Пётр, спускаясь на лифте вниз. ‒ Пойду охранником. От этих стариков с ума можно сойти. Одна замуж хочет, другая подштанники не меняет, третий «строит» старушек. Из харизматиков ‒

в маразматики. Пригляд за стариками нужен. Государ-ство совсем не думает о них, создали бы специальную службу «Приглядстар» и не мучили участковых…»

Выходя из подъезда, Пётр наткнулся ещё на одну старушку.

‒ Здрассьте, ‒ бабулька расплылась в широкой улыб-ке. ‒ Никак Клавка опять к Сеньке полицию вызывала?

‒ Тьфу… ‒ сплюнул Пётр. ‒ Не старики, а маяки на-дежды, способные вывести корабли нашего общества из широких вод в узкие проливы безнадежности…

Это был его первый рабочий день.

Камни

Аквамарин будто пришёл из скрытой в морских глу-бинах сокровищницы русалки, околдовывающей каждо-го своими чарами. А изумрудные крошки! Ещё Плиний ставил изумруд на третье место по красоте, хотя он и был знаком только с камнями из Египта и Урала. Бирюза из-вестна со времен ацтеков…

Элена медленно перебирала пальцами каждый кусо-чек, осколочек той давнишней жизни, когда она работала

в ювелирной компании на камнерезном станке. Сколько огранок сделала, не сосчитать. Она не любила работать

31

с

драгоценными камнями, всегда стремилась к полу-драгоценным. Во многих местах побывала с экспе-

дициями в попытках найти природный материал. Иногда сопутствовала удача, и в неказистом с виду булыжнике оказывался заветный самоцвет. Она побывала в Карелии, на Урале, в Сибири, а возвращаясь из командировок, ра-ботала за троих и зарабатывала большие по тем време-нам деньги. Всю семью кормила: больную маму, отчима, младшего брата и свою маленькую дочку от брака с иор-данцем Лёльку.

Студенческий брак ни к чему хорошему не привёл. Побежала сломя голову за мужем на его родину, забере-менела в чужой стороне. Посадил муж дома с матерью

и сёстрами, только что чадру не надел. Еле сбежала по поддельным документам. Лёлька родилась уже в Мо-скве. Муж пытался вернуть беглянку, но она ему больше не доверяла: в Москве он был одним человеком, а у себя на родине ‒ совсем другим. Пришлось найти работу: кормить её было некому. Мама постоянно болела, брат выпивал: то работал, то уходил в запой. Отчим давно сидел на пенсии: он был намного старше мамы.

Элена любила камни всей душой. Они лечили её, помогали забыться. Она хранила их в прозрачных сосу-дах с водой, чтобы камни играли в лучах света, на них попадающих. Вот и сейчас вздохнула, опустила кусоч-ки бирюзы в стеклянную вазу. Солнечный луч, упавший сквозь стекло на камень, раскрасил его голубовато-зеле-новатыми оттенками. Губы Элены невольно расплылись в улыбке, но тотчас снова сжались в тонкую линию. Она оглядела свои руки выше запястья: там красовались иссиня-чёрные синяки. За дверью комнаты послышал-ся шорох, она невольно сжалась и напряглась. Старый отчим вышел из комнаты и тяжело пыхтя, направился к кухне.

32

‒ Хорошо, что Пётр не пришёл…

На коже выступили мурашки. Память снова и снова не щадила её. Глаза застлали слёзы. Шесть лет на-зад она вот так же вечером разбирала свои камни, когда отворилась входная дверь. Открыл брат Пётр, вместе с ним вошли трое незнакомых мужчин и сразу к ней. Она помнит этот сильный удар в спину, мгновенную хватку, завернувшую её руки к затылку, адскую боль и слова:

‒ Поедешь с нами в больницу.

‒ В какую? ‒ выдавила она, еле сдерживаясь от нестерпимой боли.

‒ Психиатрическую. Будешь сопротивляться, по-бьём, ‒ пообещал чернявый амбал, кивнув Петру. ‒ Да-вай верхнюю одежду, остальное привезёшь завтра.

‒ За что? ‒ попыталась спросить Элена.

‒ За проделки твои! За пьянство! За избиение матери!

‒ Я избивала мать? ‒ задохнулась Элена. ‒ Она умерла месяц назад.

‒ Знаем-знаем твои истории, ‒ отозвался лысова-тый мужчина, державший её руки. ‒ Пётр с Арнольдом Никифоровичем всё нам рассказали про мать, про дочку, живущую в общежитии в Ярославле, про пьянки твои. Полечишься несколько месяцев, а там видно будет.

Она сопротивлялась. Кричала, пыталась вывер-нуться и даже укусила зубами лысоватого за плечо. Укол успокоил её. Она не помнила, что было дальше.

Очнулась Элена в палате на шесть человек, с решёт-ками на окнах. Сначала не поверила собственным гла-зам, прикрыла веки, пытаясь стряхнуть картинку. Снова открыла глаза. На её кровати, у серо-зелёной облуплен-ной стены, сидела старуха с безумными глазами и смо-трела на неё, не мигая. Чуть поодаль на другой кровати сидела женщина средних лет с печальным лицом и тоже молчала. Больше никого не было. Элена села, ещё раз

33

осмотрелась. Голова гудела и кружилась. Через не-которое время в палату вошла медсестра с подносом в руках, на нём два стаканчика. В одном ‒ таблетки, в

другом ‒ вода. Подошла.

‒ Выпейте таблетки!

‒ Я ничего не буду пить, ‒ тихо ответила Элена. ‒ Могла бы я пообщаться с врачом?

‒ Отчего же нет? ‒ сухим голосом ответила мед-сестра. ‒ Скоро будет обход, врач к вам подойдёт.

‒ Как я здесь оказалась? ‒ спросила Элена, хотя по-нимала, вряд ли эта сухая, горбоносая женщина с суро-вым лицом станет ей отвечать.

‒ Родственники постарались, бывает… ‒ всё же от-ветила та.

‒ Неужели брат?

‒ Не знаю, ‒ отмахнулась медсестра. ‒ Брат, сват, кум. С врачом разговаривайте. Пейте таблетки!

‒ Не буду! ‒ упрямо ответила Элена. ‒ Что это? Транквилизаторы? Мне нельзя принимать такие таблет-ки: я работаю на станке, это кропотливый труд.

‒ Не пейте, не надо, ‒ ответила сестра. ‒ Сейчас по-жалуюсь врачу, будем кормить насильно.

‒ Не имеете права! ‒ вспыхнула Элена.

‒ Здесь имеем, ‒ ухмыльнулась женщина. ‒ Раз по-пала сюда, изволь выполнять то, что тебе говорят, а то

к буйным отправим, мало не покажется.

Медсестра развернулась и вышла из палаты. Элена потёрла виски руками, пытаясь осознать

происходящее. Вопросы сыпались один за другим. По-чему Петя так с ней поступил? Или это с подачи отчима,

с которым она не ладила? Зачем? Они же живут на её деньги! «Мама! Мамочка! ‒ мысли путались в голове. ‒ Как рано ты ушла! Что я буду без тебя делать? Знала бы

34

ты, что твой муж с моим братом учинят надо мной

расправу! Как выбраться отсюда? Что сказать вра-

чу? А, может, ничего не говорить, послушать, что он ска-

жет…»

Её размышления прервал звук отворяющейся две-ри. Старуха подобрала под себя ноги, забившись в угол кровати. Женщина с печальным лицом поправила ворот-ничок халата, скромно потупив глаза. В палату вошёл высокий симпатичный мужчина средних лет в белом халате. За ним, высоко подняв голову в голубой шапоч-ке, вышагивала медсестра.

‒ Андрей Павлович! Новенькая не желает прини-мать лекарства.

‒ Разберёмся.

Мягкий баритон показался Элене очень мелодич-ным. Он ласково взглянул на неё, подошёл к её кровати, аккуратно присев на самый краешек.

‒ Ну-с… Почему мы отказываемся пить лекарство?

‒ Объясните мне, ‒ мгновенно вспыхнула Элена. ‒ По какому праву вы меня здесь задерживаете?

‒ Потому что вы больны, ‒ спокойно ответил врач. ‒ Вам требуется лечение. Дольше того времени, как вы поправитесь, мы вас задерживать не будем. Поступил сигнал от ваших родственников о том, что вы неадекват-но себя ведёте. Буяните. Дочерью не занимаетесь. Выпи-ваете. Дерётесь.

‒ Дерусь? ‒ не поверила своим ушам Элена. ‒ Я де-русь? Мне некогда драться! Я целыми днями работаю. Дочка учится в Ярославском институте, живёт в обще-житии, вполне самостоятельный человек. Мне кажется, здесь какой-то подвох. Зачем-то меня нужно было сюда упрятать.

‒ А вы и спрячьтесь.

Андрей Павлович погладил её руку.

35

‒

Подумайте. Не спешите. Никто вас насильно дер-жать не будет. Считайте, в санаторий попали. Отдо-

хнёте и домой.

‒ Могу я позвонить? ‒ спросила Элена.

‒ Сегодня нет. Через несколько дней мы разрешим вам позвонить домой, а пока во избежание осложнений всё же примите лекарство. Оно безобидное. Вы очень много работали в последнее время. Нервная система устала, ей требуется отдых. Отоспитесь хорошенько и с новыми силами ‒ на работу.

‒ После ваших таблеток я вряд ли смогу заниматься тем делом, которому отдавалась всей душой, ‒ только и сказала Элена.

Подступившие к горлу слёзы защипали глаза. Она понимала, лучше не перечить. Надо подчиниться, иначе ей отсюда не выйти.

Через две недели, когда разрешил лечащий врач, её навестила пожилая тётка Тая, и то, что она рассказала, повергло её в шок. Оказалось, брат с отчимом решили продать квартиру, чтобы разъехаться. Элена им меша-ла. Её нужно было на время убрать. Они понимали, что сама она никогда не пойдёт на этот шаг. Кто-то нашеп-тал им про психиатрическую клинику. Денег, чтобы до-говориться с врачами, нашли. Вот только с продажей у них всё равно не заладилось. Ещё тётка Тая сказала, что дочке они ничего не сообщали, отговаривались какой-то ерундой. То «мама на работе», то «мама ушла с подру-гами». Элена слушала её сквозь туман в голове. Посто-янное употребление сильнодействующих препаратов сильно сказывалось на здоровье. У неё стали подраги-вать руки, неконтролируемо дергаться мышцы. Элена понимала, что потеряла всё: работу, квартиру, близких. Ей хотелось умереть. Да кто же тебе даст это сделать в психиатрической клинике?!

36

Её выписали через два месяца. В квартире к её возвращению царил полный хаос. Кругом валялись пустые бутылки. Здесь давно никто не прибирал и её не ждал. С прежней работы она была уволена. Да она и не собиралась возвращаться к старому: руки тряслись, голова медленно соображала…

Вот тогда Элена начала пить. Много, жёстко, до полного забытья.

Брат тоже напивался, стал её избивать. Она его люто ненавидела. Однажды он даже изнасиловал её, пьяную. Ощущение гадливости от произошедшего не покидало её ещё много недель спустя. Жаловаться было некому. Под-руги отвернулись, дочка старалась не приезжать. Разгова-ривала по телефону с ней сухо: у неё была своя жизнь, она не хотела больше знать ни мать, ни других родственников. Лишь престарелый отчим всё шаркал тенью по коридору, благо у каждого было по комнате в большой квартире…

Элена погладила рукой хорошо огранённый аме-тист. Камни помнят всё. И всех, кто к ним прикасался. Они живут своей жизнью. Жизнью…

Она уже хотела шагнуть из окна с десятого этажа, зажав в руке камень, когда раздался звонок.

‒ Алло, мама! ‒ донёсся звонкий голос Лёльки. ‒ Еду домой. Перевелась в институт в Москву на заочное отделение. Буду учиться и работать. Мы с тобой вместе всё преодолеем. А у меня для тебя есть подарок. Завтра привезу…

Маленький пищащий комок за пазухой у черногла-зой, черноволосой Лёльки вернул Элену в детство. Она всегда любила собак. От них веяло любовью и добротой. Они любили тебя просто так, за то, что ты есть. От них не исходило ни людской злобой, ни подлостью. Впер-вые за последние дни глаза Элены потеплели, она взяла щенка на руки.

37

‒

Мальчик?

‒ Девочка, ‒ засмеялась дочка, целуя её. ‒ Назвала Геллой, у неё глаза зелёно-карие, мистические. У ба-бульки на остановке купила. Бабушке денежку, щеночку ‒ свой дом. Посмотрела на него и подумала, что он тебе очень понравится. Будет с нами в комнате жить. А ещё

я дозвонилась твоей школьной подруге тёте Люсе Тихо-мировой. Завтра она придёт к нам в гости, так что соби-райся в магазин.

Спустя несколько месяцев Элена вновь устроилась на работу в ювелирную фирму. Помогла Люська, под-руга. Правда, она теперь не работала на станке, но это было не важно: она снова находилась среди камней, любовалась их красками. Компания, в которой Элена работала, занималась изготовлением ювелирных укра-шений на заказ и часто участвовала в различных выстав-ках. Элену назначили представителем фирмы от компа-нии. Теперь она рассказывала о продукции фирмы, сидя за столиком, разложив перед собой бусы, кольца, серьги, браслеты и сочиняла про них всякие истории. О русал-ках, охраняющих аквамарины; о царе Нептуне, сидящем на дне океана на троне, украшенном жемчугами; о пут-никах, заблудившихся в лесу, волшебницах с каменными чётками; о камнях ‒ носителях цветовых лучей; о горя-чих и холодных лучах; о том, что все люди «построены» из энергии, а камни являются проводниками этой энер-гии; о самоцветах, лечащих людей; о царице каменной горы.

Вокруг Элены собирались толпы. Многие женщины подходили с детишками, чтобы послушать её волшебные истории. У неё покупали больше, чем у других. Она сно-ва училась жить. Она знала, пройдёт ещё немного, и они с Лёлькой накопят на собственную квартиру, заживут счастливо. Её душу спасали камни…

38

Элена провела пальчиком по гладко полиро-ванному опалу. А Гелле она уже заказала красивый ошейник, оформленный цирконием…

Лёлька и Гелла ‒ вот её драгоценности.

Классики

‒ Деда! Можно я пойду во двор с Маринкой? Мы хотим поиграть в классики. У тебя есть банка с гутали-ном? Нам битка нужна, ‒ подбежала к дедушке внучка.

‒ Можно, ‒ кряхтя, потянулся Василий Петрович, медленно выползая из-за компьютерного столика. ‒ Сей-час достану засохший гуталин. Нынче не модно гутали-нами пользоваться. Держи. Гуляйте под окнами, чтобы консьерж вас в окошко видел. Аккуратнее. Не попадите жестяной банкой в лобовое стекло дорогой машины. Не расплатимся. Сейчас позвоню консьержу.

‒ Классики, классики… ‒ замурчал себе под нос Ва-силий Петрович, закрывая за внучкой дверь. ‒ Классики!

‒ вдруг хлопнул он себе по лбу ладонью. ‒ Я и сам не-плохой поэт! Напишу-ка стихи о классиках! Никто ещё не писал в стихотворной форме о великих. Все только предисловия к ним карябают. Утру им нос. А то лежат мои стихи в братских могилах больших поэтических сборников, которые никто не читает. Теперь масса пи-шущих поэтов, каждый в классиков хочет сыграть. Клас-сики, конечно, внесли большой вклад, только никто не знает, в какой банк? ‒ хохотнул Василий Петрович. ‒ И обложку сделаю такую, такую…