Текст книги "Дама сердца"
Автор книги: Ольга Крючкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Хорошо, я удалю голиарда. И между нами всё станет по-прежнему… – пообещала она.
Глава 6
Утром Беатрисса вспомнила о виконтессе Матильде де Монбельяр де Монфокон. Последний раз она видела виконтессу накануне Крестового похода в Бельфоре, когда граф де Бельфор праздновал рождение внука. Были приглашены Мюлузы, Монбельяры, Понтарлье и другие знатные фамилии Бургундии.
Беатрисса с удовольствием вспоминала тот праздник, хоть и прошло почти шесть лет. Ибо следующим летом все рыцари Бургундии, став под знамёна Рено II, отправились в Крестовый поход. Многие из них не вернулись, найдя смерть на чужбине. И после окончания военных действий, уже несколько лет спустя израненные и измученные бургунды и французы возвращались из плена сарацинов. Увы, но Рено II, его братьям, а также Генриху де Монбельяру и многим рыцарям не суждено было вернуться на родину.
Узнав о смерти многих знатных бургундских рыцарей из первых уст, от своего пасынка, а также о том, что от ран на Святой земле скончался виконт де Монбельяр, графиня искренне пожалела Матильду. Она всегда считала де Монбельяра красивым мужчиной и галантным кавалером. Теперь же Матильда была вынуждена прозябать в одиночестве, как и многие дамы Бургундии.
Она решила написать Матильде письмо, дабы та приняла под своё покровительство Ригора. Беатрисса поделилась с ней последними новостями, произошедшими в Мюлузе и окрестных замках, а также намекнула, что сей голиард, которого она рекомендует, наделён не только талантами стихосложения.
Беатрисса ещё раз бегло прочитала послание, невольно на глазах навернулись слезы – ей было жаль расставаться с молодым красавцем. Но она взяла себя в руки и послала служанку за Ригором.
Тот явился по первому же зову. Беатрисса окинула взором голиарда. Безусловно, он красив, искусно играет на лютне, пишет утончённые альбы и кансоны, умеет доставить удовольствие женщине (предположение графини о том, что Ригор – девственник, было явно поспешным), но, увы, теперь виконтесса де Монбельяр будет наслаждаться его талантами.
– Я вынуждена расстаться с вами, Ригор, – произнесла графиня ледяным тоном, который давался ей с трудом.
Ригор растерялся. Ещё совсем недавно они предавались любовным безумствам, он посвящал ей одну альбу за другой, казалось, что графиня на вершине блаженства…
– Но почему, ваше сиятельство?.. – робко спросил он. – Неужели из-за виконта?..
Лицо графини стало непроницаемым.
– Вы задаёте слишком много вопросов. Несомненно, я оценила ваши таланты, в том числе музыкальные и стихотворные. Думаю, что виконтессе Матильде де Монбельяр они более придутся по вкусу. Вот письмо… – графиня протянула Ригору свиток, запечатанный личной печатью, принадлежавшей ещё её отцу, с изображением двух борзых собак.
Голиард машинально взял свиток.
– Но ваше сиятельство… – промямлил он. – Я умру от тоски вдали от вас…
– Надеюсь, этого не произойдёт. Виконтесса, насколько мне известно, сама питает слабость к стихосложению. И давно мечтает обзавестись придворным голиардом.
Ригору хотелось разрыдаться. Он устремил на графиню взор, полный мольбы, тоски и отвергнутой любви. Та выдержала его взгляд, ничем не выдав душевного волнения.
– Вот возьмите, это скрасит ваш путь до замка Монбельяр. – Графиня достала из небольшого сундучка, стоявшего на столе кожаный мешочек, наполненный серебром, и протянула Ригору.
Тот замешкался. С одной стороны ему было унизительно принимать деньги от женщины, с которой он делил ложе, но с другой… Ему надо было добраться до Монбельяра, а это как минимум четыре дня пути. Да и потом, как встретит его виконтесса?..
Ригор принял мешочек и окончательно сник, понимая своё унизительное положение.
– Во дворе вас ожидает мул. В его седельной сумке вы найдёте всё необходимое… – произнесла графиня на прощанье.
* * *
Ригор покинул Шальмон в удручающем состоянии. Ему казалось, что жизнь закончилась: Беатрисса отвергла его в угоду своему пасынку, а его отправила ублажать какую-то престарелую виконтессу.
Ригор ехал на муле по тракту, ведущему в Монбельяр. Его одолевали тягостные мысли о ничтожности жизни и превратностях судьбы.
Когда солнце уже стояло в зените, он ощутил чувство голода. Но, увы, на дороге не было видно ни одной харчевни. Тогда Ригор спешился и решил перекусить, заодно и дать отдохнуть своему длинноухому «коню».
Не успел он достать из седельной сумки пирог, начинённый мясом, как до его слуха донёсся женский смех. Ригор насторожился: кто это может быть вдали от Мюлуза и Монбельяра? Неужели крестьянки?
Несмотря на охватившее его любопытство, он надкусил пирог и начал смачно его жевать. До него снова донёсся женский смех.
Ригор взял мула под уздцы и пошёл в том направлении, где по его разумению и происходило веселье. К своему вящему удивлению через два десятка туазов за придорожным кустарником ему открылась живописная картина: две повозки, украшенные паланкинами из разноцветных кусков ткани, рядом – трое мужчин, две женщины и трогательный юноша, настолько женственный, что его можно было принять за девушку. Именно над ним и посмеивались женщины. Юноша же отшучивался, но силы были явно не равны и хохотушки вогнали его в краску.
Мужчины пытались развести костёр, дабы согреться и приготовить пищу. Одна из женщин ловко орудовала острым ножом, расправляясь с тушкой кролика, который ещё недавно бегал по здешним полям. В то же время она умудрялась словесно задеть юнца, да побольнее.
– Ты настолько хорош, Леон, что тебя стоит нарядить девицей и продать подороже в ближайшей харчевне какому-нибудь толстосуму. А когда он решит поразвлечься с тобой и задерёт тебе юбку, то там его будет ждать сюрприз!
Вторая женщина, достававшая вещи с повозки, залилась звонким смехом.
– А, ну замолкните, потаскухи! – рявкнул на них один из мужчин, самый старший по виду. – Совсем мальчишку довели! Разве он виноват, что румян и нежен, как девчонка? Таким уж его создал Всевышний. И негоже издеваться над ним…
– Ладно тебе, Жосс, – примирительно сказала женщина, умело снимая при помощи ножа шкурку с кролика, – мы просто зубоскалим. Не ровён час от холода и голода подохнем. А так, хоть посмеяться напоследок…
– Это точно, Мадлен! – подхватила её товарка. – Виконтесса Монбельяр приказала прогнать нас прочь! Даже взглянуть на наше представление не пожелала! Гордячка! Старая ведьма! – возмутилась она.
– Интересно, а кто её развлекает?.. – задумчиво произнесла Мадлен. – Небось, полный замок жонглёров, музыкантов и этих новомодных рифмоплётов-голиардов…
– Нам бы такой рифмоплёт не помешал. Господа нынче предпочитают утончённые представления. А что мы можем им предложить? – сокрушался Жосс. – Конечно, Леон хорош в облике девицы. Бароны так и исходят слюной, дабы удовлетворить с ним свою похоть, но роли его совершенно не годятся. Надо бы придумать что-нибудь получше…
Жосс пытался развести огонь при помощи огнива. Ещё двое мужчин, ломали хворост, дабы бросить его в костёр.
– А ты, Жан, – обратился Жосс к одному из своих помощников, – подумай над моими словами. Иначе Мадлен права: сдохнем с голода посреди леса.
Жан отбросил хворост в сторону.
– А что я могу сделать?! – с жаром возмутился он. – Я и так придумал несколько сценок! А они, видите ли, не достаточно хороши!
– Уймись, Жан, – сказала Мадлен. – Тебя никто не винит. Просто времена меняются. То, что до Крестового похода казалось смешным, сейчас вызывает лишь слёзы.
Ригор, стоявший за кустами, стал невольным свидетелем этой словесной перепалки и подумал: «Виконтесса де Монбельяр – старая ведьма… Я так и думал… Ни за что не пойду к ней в услужение. Уж лучше примкну к бродячим актёрам…»
Он глубоко вздохнул, набрался смелости и вышел из своего укрытия.
– Приветствую вас, почтенные актёры! – бодро произнёс он.
Актёрская братия разом оторвалась от своих насущных дел и воззрилась на чужака.
– Вот те раз! На ловца и зверь бежит! – воскликнул Жосс. – Ты братец часом не лютнист? – он указал на инструмент, висевший на плече у Ригора. Тот утвердительно кивнул. – И что играть прилично умеешь? – не унимался пожилой актёр.
– Разумеется, – уверенно ответил голиард и пристроился на колченогом табурете у костра. – С вашего позволения… – сказал он, снял с плеча лютню, распахнул плащ, устроился поудобнее и начал играть.
Актёры, заворожённые мастерской игрой незнакомца, бросили все дела, рассевшись подле костра. Ригор, видя какое впечатление он произвёл, и, дабы закрепить первоначальный успех, решил исполнить кансону, которую сочинил по дороге и посвятил Беатриссе де Мюлуз:
– Когда нежный бриз становится горьким,
А листья падают с веток
И птицы сменяют песни,
Я, здесь, вздыхаю и пою
О любви, держащей меня связанным и заключённым,
О любви, никогда не бывшей в моей власти.
Увы! Я ничего не добился от любви,
Кроме усталости и мук,
Ведь ничто так трудно получить,
Как ту, которую я люблю.
Ничто не наполняет меня такой тоской,
Как та, которую я не могу получить.
Я радуюсь драгоценному камню,
Ничего более красивого я не любил;
Когда я с ней, я так смущён,
Что не могу открыть ей свою любовь,
А когда я ухожу, мне кажется,
Я теряю весь ум и всё, что знаю… [45]45
Джауфре Рюдель (1125–1148). Перевод со старопровансальского Марины Лущенко.
[Закрыть]
Ригор в последний раз дотронулся до струн, они издали трепетный звук и замолкли. Он вернулся из мира грёз в мир реальный и к своему вящему удивлению увидел Колетту и Мадлен в слезах.
– Ах, сударь, – всхлипнула Мадлен, – это как это возвышенно… Скажите вы любили знатную даму?
Ригор решил не выдавать своей тайны и лишь загадочно ответил:
– Увы… Кто может устоять перед совершенной красотой?..
– Не сомневаюсь, что она была молода, богата и красива, – высказала своё мнение Колетта, смахивая ладошкой набежавшие слёзы. – Наверняка, её старый муж помешал вашей любви…
Ригор печально улыбнулся: Колетта попала почти в яблочко – только не муж, а пасынок.
– Вы очень проницательны, сударыня… – вежливо заметил он.
– Вы покинули замок Дамы сердца и теперь вынуждены искать новое пристанище… – предположила Мадлен.
Голиард потупил взор и тяжело вздохнул. Слова Мадлен разбередили свежую сердечную рану.
– Ах, простите меня, сударь! – спохватилась Мадлен. – Я не хотела сделать вам больно.
– Не вините себя, сударыня… Простите не знаю вашего имени…
– Мадлен.
– Так вот, не вините себя, Мадлен, – продолжил Ригор. – С этой болью в сердце мне суждено провести остаток дней.
Жосс многозначительно переглянулся с Жаном.
– Прекрасно сказано, сударь! – воскликнул глава бродячей актёрской труппы.
– Меня зовут Ригор Жюиф…
– Ригор, вы изрекаете фразы достойные сцены! Вы прирождённый актёр! – поддержал своего старшего сотоварища Жан.
Клод предпочёл промолчать, ему не понравилось повышенное внимание Мадлен и Колетты, которые те уделяли чужаку. В душе он уже начал ревновать Мадлен к этому приблудному лютнисту, хоть та и была намного старше его.
– Думаю, пора представиться. Я – глава этого сброда, который называет себя актёрами. – Жосс жестом указал на своих собратьев по ремеслу. – Играю почтенных баронов, отцов семейств и старых рогоносцев. Можете называть меня просто – Жосс. Это Жан – он придумывает различные сценки и диалоги. – Жан поклонился Ригору, тот также ответил поклоном. – Это… – Жосс указал на женщин, – наши дамы – Мадлен и Колетта. Мадлен обычно играет баронесс, Колетта – камеристок, служанок или пастушек. – Женщины дружно рассмеялись и присели в реверансе. – А это, – Жосс кивнул в сторону юноши, – Леон, наш нежный цветок.
Женщины хихикнули. Жан расплылся в улыбке. Леон стушевался.
– Вот опять… – обиженно произнёс он и зарделся, словно девица на выданье.
– А это – Клод, – закончил представлять актёров Жосс. – Он художник. Его задача заключается в том, чтобы представление выглядело реалистичным. А также все мы – жонглёры, танцоры, певцы и… обжоры.
Актёры дружно рассмеялись.
– Ещё у нас принято обращаться друг к другу на «ты», без церемоний, – уточнил Жан.
Женщины стояли несколько поодаль от мужчин и бесцеремонно рассматривали новоявленного члена актёрской братии.
– Жаль, что я не могу лечь спать рядом с ним… – шёпотом призналась Колетта на ушко Мадлен.
Та удивлённо воззрилась на свою товарку.
– Он же – юнец…
– Да, но какой юнец… Не удивлюсь, если таинственная Дама сердца не только слушала его альбы и игру на лютне, но отвечала ему взаимностью, – не унималась Колетта.
– Жан зарежет его из ревности… – предупредила Мадлен.
Колетта прикусила нижнюю губу от обиды. Ей так приглянулся молодой голиард! Она даже была готова вновь спровоцировать ревность Жана (а это случалось почти в каждом замке или селении, где актёры давали представления), лишь бы провести ночь с Ригором.
Остаток дня Ригор провёл в компании актёров, к вечеру он окончательно решил присоединиться к их труппе. Время от времени он улавливал на себе призывные взоры Колетты, не зная как на них реагировать. Ибо подозревал, что у женщины уже есть ухажёр.
Сии взоры заметил не только Ригор, но и все члены бродячей труппы. Жосс отвёл Жана в сторону и тоном, не терпящим возражений, сказал:
– Этот рифмоплёт нужен мне. Мне надоело получать за представления пресные лепёшки и сыр из козьего молока. Я хочу добиться большего!
– А причём здесь я?.. – насторожился Жан.
– А притом, что Колетта весь вечер глаз не сводит с этого смазливого голиарда.
Жан побагровел от ревности и злости.
– Во-во! – протянул Жосс. – Я так и знал! Опять сцену ревности закатишь, за нож будешь хвататься! В общем, так: эту ночь Колетта проведёт с Ригором. А, если он захочет, то Колетта будет спать с ним постоянно.
Жан промычал что-то бессвязное в ответ. Жосс похлопал его по плечу.
– Так надо для дела, Жан. Если ты не согласен, то можешь уйти в любой момент.
Оскорблённый Жан окончательно сник, потому, как идти ему было некуда…
* * *
Отобедав на свежем воздухе, актёры и Ригор, теперь уже полноправный член труппы, отправились в путь. Ригор поделился с Жоссом, что при дворе графини де Мюлуз достаточно жонглёров, глотателей огня, музыкантов и даже есть два миланских комедианта.
Старый актёр сокрушался:
– Так мы, в конце концов, потеряем заработок – господа обзаведутся своими театрами. Кому мы будем нужны? Разве, что сервам да горожанам, а они бедны… Слышал я по некоего барона де Эпиналя. Говорят, он – ценитель прекрасного. Вот к нему-то и направимся.
…Владение барона ничем не отличалось от владений его соседей: леса, поля, припорошенные снегом; убогие селения с сервами, ведущими полуголодное существование, облачённых во что попало (шерстяной плащ, да справные деревянные башмаки у простолюдинов считались роскошью). Наконец на горизонте показался замок самого хозяина.
Ригор выглянул из повозки, дабы получше разглядеть родовое гнездо Эпиналей. Отчего-то ему стало неуютно, невольно страх сковал его сердце.
Жосс, правивший повозкой, натянул поводья и остановил лошадь примерно в четверти лье от замка. Он спустился с козел на землю и огляделся.
– Мрачноватое место… Да и сервы здесь какие-то запуганные… Странно…. Неужели здешний барон любит театр? – недоумевал он.
Из повозки выглянула Мадлен. Она, словно проворная сорока на ветке, покрутила головой в разные стороны.
– Ты как всегда прав, Жосс, – согласилась она, – кажется, местечко не слишком гостеприимное. Впрочем, мы можем ошибаться…
– Надеюсь, что так оно и будет. И мы заработаем здесь достаточно монет, – вставил Клод.
– Оставайтесь около повозок, – скомандовал Жосс. – Я пройдусь и посмотрю, что к чему…
Он направился на торговую площадь, раскинувшуюся напротив замковых ворот. К нему тотчас подошли два стражника.
– Бродячий актёр? – поинтересовался один из них.
– Да, – утвердительно ответил Жосс, смерив взором их сюрко с изображением оскалившегося волка, гербом барона де Эпиналь. – Хотели бы дать представление в этом прекрасном месте…
Стражники многозначительно переглянулись.
– Это можно… – почти одновременно подтвердили они.
– Только придётся заплатить… – уточнил стражник, первым начавший разговор с Жоссом.
– Сколько? – спокойным уверенным тоном справился Жосс, потому как вымогательство со стороны стражи было для него делом привычным.
– Два медных денье [46]46
Денье– мелкая монета (медная, или серебряная), имевшая хождение в средневековой Франции, Бургундии, Провансе и Лангедоке.
[Закрыть]… – стражник назвал цену и подмигнул своему сотоварищу.
Жосс тотчас извлёк из напоясного кошеля названную сумму и протянул стражнику. Тот беззастенчиво взял денье и поделился со своим сотоварищем.
– А скажи мне, достопочтенный стражник, – начал Жосс вкрадчивым голосом, – как здоровье вашего господина?
Стражники снова переглянулись.
– Слава Всевышнему с бароном де Эпиналь и его супругой досточтимой госпожой Эдмондой всё в порядке.
Стражники осенили себя крестным знамением.
– А можно ли сделать так, чтобы сиятельный барон узнал о нашем прибытии? – поинтересовался Жосс и запустил руку в напоясный кошель.
Стражники сглотнули в ожидании ещё одной монетки. Их чаянья не обманулись, заезжий актёр извлёк из кошеля ещё два денье.
…Вечером, после того как колокола местной церкви отзвонили вечерню и священник сотворил надлежащую службу, актёры установили на торговой площади близ замка Эпиналь свои повозки.
– Какой пейзаж вывешивать? – поинтересовался Клод у Жосса.
Тот почесал за ухом.
– Давай как обычно, пастушек с овечками. Публика здесь простая, для неё старое представление сойдёт. Но завтра… – Жосс оглянулся на Жана, помогавшего Клоду разбирать реквизит, – ты должен придумать что-нибудь утончённое для барона и его супруги. Кстати, посоветуйся с Ригором. Этот голиард весьма образован и не глуп.
Жан скорчил недовольную гримасу.
– Ладно, разберёмся…
…Вокруг актёрских повозок собралось человек двадцать крестьян. Некоторые из них, вилланы, явно выделялись своим одеянием: шерстяными плащами, вязаными чулками из овечьей шерсти и новыми башмаками. Их жёны и дочери также производили приятное впечатление – их одежда была чистой, а головы украшали чепцы тёмно-зелёного цвета, сшитые из тонкой шерсти. Из чего Жосс сразу же сделал вывод: после сегодняшнего представления им перепадут не только лёпёшки и сыр, но и медные денье.
Ригор, стараясь быть полезным своим новым друзьям на первом же представлении, извлёк из повозок несколько скамеек и расставил их напротив воображаемой сцены, где тотчас разместились вилланы со своими семействами.
Не успели Жан и Клод прикрепить полотно с изображением овечек и пастушек на одну из повозок, дабы создалась иллюзия лета и цветущего луга, как на представление пожаловали стражники и заняли места в первых рядах.
Жосс потёр руки от удовольствия.
– Вот и зритель… Глядишь, прилично подзаработаем… – мечтательно произнёс он.
Наконец всё было готово для начала представления. Колетта и Леон, облачившись пастушками, предстали перед зрителем. Ригор заиграл на лютне, Жан – на небольшой арфе, дабы создать музыкальный фон.
В то время, как Колетта, Леон и Клод разыгрывали представление под аккомпанемент своих собратьев по ремеслу, из замка вышел человек, облачённый в длинный плащ, его лицо скрывал глубокий капюшон.
Он встал поодаль и долго наблюдал за актёрами, а затем покинул представление, исчезнув за воротами замка. Сие обстоятельство не ускользнуло от цепкого взора Жосса. Он догадался, что это был доверенный человек барона и очень наделся, что вскоре его труппу пригласят в замок.
Глава 7
Надежды Жосса сбылись спустя три дня, после того как вся округа насладилась театральными представлениями. Жосс подсчитал доход, он оказался небольшим, но всё же, в напоясном кошеле главы труппы позвякивали денье. Да и желудки актёров не бурчали от голода, потому как многие сервы расплачивались за просмотр представления различной снедью.
В этот день актёры проснулись рано утром. Жосс приказал им привести себя в порядок, ибо был уверен – именно сегодня они отправятся в замок и предстанут перед бароном де Эпиналь.
За минувшие дни Ригор сочинил зажигательную балладу, под которую было не грех станцевать и лирическую песню о нелёгком уделе поэта. Актёры наскоро позавтракали крестьянскими лепёшками с сыром, запили их молоком и, дабы скоротать время в ожидании приглашения от барона, попросили Ригора исполнить одно из своих сочинений. Тот с удовольствием сел на табурет около костра, актёры расположились подле него, и заиграл.
У Колетты, которая питала слабость не только к произведениям голиарда, а в большей степени к нему самому, навернулись слёзы от умиления и восторга. Действительно, Ригор виртуозно владел инструментом, а его стихи ранили женщин прямо в сердце.
С рассветом, ночью, в полдень на простор
Поэт вступает в мир предвестьем чуда,
И взмах жезла сзывает из-под спуда
Забытых духов рощ, холмов, озёр.
Поэт провидит тьме наперекор,
Сорвав с явлений оболочек груду,
Ростки добра и красоты повсюду,
Где немощен и слеп учёный взор.
Порою на неведомый призыв,
Не поддаваясь злым земным обманам,
Поэт к исконным запредельным странам
Могучий устремляет свой порыв.
И окружает смертного поэта
Сияние таинственного света… [47]47
Перевод С.Сухарева. Безымянные песни трубадуров XI–XIII в.в.
[Закрыть]
– Прекрасная песнь…
Актёры разом обернулись и увидели мужчину средних лет, облачённого в тёмно-коричневые одежды с изображением оскалившегося волка, герба барона де Эпиналь. В руке незнакомец держал жезл, что говорило о его высоком статусе в замке – возможно, он был мажордомом или сенешалем [48]48
Мажордом– управляющий замком. Эта должность появилась во времена Меровингов с середине VII столетия. Но наравне с ней существовала должность сенешаля. Порой сенешаль пользовался огромным влиянием в замке.
Сенешаль– старший слуга, ведавший снабжением, одна из высших придворных должностей в X–XII вв. Затем функции сенешаля изменились.
[Закрыть]; голову его венчал пышный бархатный берет в тон одеянию, украшенный перьями фазана. Посланника барона сопровождало несколько слуг.
Актёры встали и почтительно поклонились. Жосс тотчас смекнул, что удача плывёт прямо им в руки.
– Я рад, сударь, что песнь голиарда доставила вам хоть немного удовольствия…
Посланник барона кивнул.
– Я наблюдаю за вами с того самого дня, как вы прибыли во владения барона. Думаю, что ваши представления весьма не дурны… А голиард, – он смерил взором Ригора, – талантлив и даже утончён… Увы, в наше жестокое время, когда почти весь цвет бургундского рыцарства не вернулся из Крестового похода, так хочется насладиться поэзией отличной от провансальских баллад, полных циничности и безысходности.
Ригор поклонился по-милански. Посланник барона удивлённо приподнял брови.
– М-да, юноша, я не ошибся, говоря о вашей утончённости… – не без удовольствия заметил он. – Не удивлюсь, если вы происходите из знатного рода.
Ригор снова поклонился.
– Увы, сударь, я – всего лишь сын торговца тканями. Но я часто бывал при дворе графини де Мюлуз…
Брови напыщенного посланника снова поползли вверх.
– И что же вы делали при дворе прекрасной графини?
– Сначала продавал ткани, а затем услаждал слух сиятельной госпожи своими сочинениями… – пояснил Ригор.
Посланник барона тотчас сделал соотвествующие выводы: юноша был придворным голиардом графини и почему-то покинул свою покровительницу.
– Надеюсь, моя госпожа, Эдмонда де Эпиналь, оценит ваши таланты, – надменно заметил посланник. – Она умеет ценить прекрасное… и барон тоже…
При упоминании о бароне, как ценителе прекрасного, у Ригора отчего-то засосало «под ложечкой».
* * *
Актёры давали представление чете де Эпиналь в праздничной зале замка. Баронесса, Эдмонда де Эпиналь, ещё сравнительно молодая женщина, которую, впрочем, нельзя назвать красивой, сидела на стуле с высокой резной спинкой и была полностью поглощена происходившим действом. Эдмонда с замиранием сердца следила, как Мадлен исполняла роль богатой знатной вдовушки, имевшей дочь на выданье, которую мастерски изображал Леон (баронессе, как, впрочем, и барону, и в голову не могло прийти, что это юноша) и даже жеманился, как молодая капризная девица. Между матерью и дочерью разгорелось соперничество за сердце голиарда, Ригора, который успевал усладить их слух своими сочинениями и бесстыдно сорвать цветы любви, позабыв о том, что его долг, прежде всего, воспевание куртуазной любви, а не удовлетворение плотских страстей.
Ригор, стоя на одном колене перед вдовушкой-Мадлен, которая всем своим видом показывала, что сгорает от страсти, исполнял:
У любви есть дар высокий —
Колдовская сила,
Что зимой, в мороз жестокий,
Мне цветы взрастила.
Ветра вой, дождя потоки —
Всё мне стало мило.
Вот и новой песни строки
Вьются легкокрыло.
И столь любовь сильна,
И столь огня полна,
Что и льдины, как весна,
К жизни пробудила… [49]49
Источник: Бернард де Вентадорн. Песни. Издание подготовила В. А. Дынник. Издательство «Наука» М.,1979
[Закрыть]
Баронесса невольно поддалась любовным фантазиям. Она устала от пренебрежения супруга, ибо он женился на ней, позарившись на земли её отца, которые вскоре присоединил к своим владениям и перестал обращать на жену внимание, отдавая предпочтение юношам.
Эдмонда представила, как утопает в объятиях голиарда. Она почувствовала сильное волнение и желание.
Барон краем глаза следил за своей супругой, понимая, что происходит в её душе. Он не требовал от Эдмонды верности и, пребывая в прекрасном расположении духа, решил доставить ей хоть какое-то удовольствие.
– Вы, верно устали, сударыня… – произнёс он, искоса поглядывая на жену.
Та смутилась.
– О нет, Филипп… Представление доставляет мне истинное наслаждение.
Барон улыбнулся, обнажив ровные белоснежные зубы, на фоне которых отчётливо выступали резцы, словно у вампира.
– Не сомневаюсь, сударыня. И даже могу сказать наверняка: наслаждение доставляет вам голиард… Не так ли?
Эдмонда потупила взор, не зная, что ответить, ибо характер и поведение супруга были непредсказуемыми.
– По окончании страданий этого красавца, который мечется между богатой матерью и юной дочерью, вы можете подняться в свои покои.
– Но я не устала… – попыталась возразить баронесса.
– Разумеется. Поэтому вслед за вами отправится голиард и усладит ваш слух своими утончёнными альбами и кансонами.
Эдмонда взмахнула ресницами, не ожидая от барона подобной любезности.
– Благодарю вас… – произнесла она.
* * *
По окончании представления любовного треугольника, барон подозвал в себе Ригора и что-то шепнул тому на ухо. Голиард почувствовал смущение, но ненадолго, усилием воли он обрёл прежнюю уверенность. Он поклонился барону и вымолвил:
– Почту за честь, ваше сиятельство.
К Ригору подошёл слуга, одетый в тёмно-коричневую куртку и жёлто-зелёные шоссы [50]50
Шоссы– узкие штаны-чулки.
[Закрыть].
– Следуйте за мной, сударь… – сказал он.
Голиард направился за ним, предвкушая встречу с баронессой.
…В это время Жан подменил Ригора, которому было суждено услаждать сиятельную Эдмонду не только стихосложением и музыкой. Он умел играть на арфе и сносно петь. Конечно, его музыкальные способности меркли по сравнению с талантами Ригора, но что поделать – желание баронессы закон.
Барон наслаждался представлением. Время близилось к полуночи, актёры устали и из последних сил разыгрывали перед хозяином замка очередную сценку.
Зато барон, попивая вино и заедая его засахаренными фруктами, чувствовал себя прекрасно. Он ничего и слушать не желал об усталости актёров. Наконец случилось непоправимое: обессиливший Леон наступил на свой длинный женский наряд, упал и потерял сознание.
Перепуганные актёры бросились к нему, думая, что юноша умирает от изнеможения.
– Леон! Леон! Мальчик мой! – воскликнул Жосс, хлопая его по щекам.
Барон встрепенулся.
– Леон… Мальчик… Так что же весь вечер я любовался на юношу в облике девицы? – удивился он.
Актрисы, не ведая о наклонностях барона, подтвердили сие обстоятельство.
– Леон всегда исполняет роль молоденьких девушек… – сказала Мадлен, не подозревая о том, какие роковые последствия может сыграть произнесённая фраза.
Барон улыбнулся, обнажив острые резцы.
– Бедняжка! Я прикажу позаботиться о нём. Вам же стоит отдохнуть…
Актёры, ни о чём не подозревая, поблагодарили барона. Слуги подхватили Леона и вынесли его из зала.
– Вас проводят в специально отведённые покои, – сказал барон, напоследок обращаясь к актёрам, и удалился из зала в сопровождении небольшой свиты.
* * *
Посреди ночи в покои баронессы ворвались слуги, вытащили из постели заспанного Ригора, собрали его вещи и выбросили вон из замка, за ним последовала вся труппа.
Баронесса, облачённая в ночную сорочку и пелисон, буквально влетела в покои своего супруга.
– О, дорогая Эдмонда! – воскликнул барон, наслаждаясь растрёпанным видом жены, задыхавшейся от гнева.
– Что происходит, Филипп?.. – прошипела Эдмонда. – Слуги врываются ко мне в спальню… Творят бесчинства… На каком основании?
Барон подошёл к жене.
– О! Вы жаждете услышать объяснения? Так я не намерен их давать, ибо я нахожусь в собственном замке и могу делать всё, что хочу. Актёры утомили меня, и я приказал прогнать их прочь из замка…
Баронесса немного успокоилась.
– Но разве нельзя было сделать это завтра утром?
Барон усмехнулся.
– Простите, Эдмонда, если прервал ваши наслаждения с голиардом… Право, я не хотел…
– Вы чудовище… – прошептала баронесса. – Я устала от вашего пренебрежения и вашей жестокости…
Барон округлил глаза.
– Жестокости? Вы, моя дорогая, ещё не знаете, что такое жестокость! – возопил он, побагровев от гнева.
Баронесса попятилась к двери, уже сожалея о невольно вырвавшихся словах, намереваясь как можно скорее покинуть покои мужа и затвориться в своих.
Но барон опередил супругу, преградив ей путь.
– Выпустите меня! Я устала и хочу спать. – Надменно произнесла Эдмонда, стараясь из последних сил сохранять спокойствие.
– Ну, уж нет! – воскликнул барон. – Я хочу обладать вами!
Баронесса почувствовала, что слабеет.
– Я не намерена делить с вами ложе…
– Зато я намерен!!!
Барон схватил Эдмонду за руку и потащил к постели.
– Пустите меня! Пусть вас услаждают пажи и юные сервы!
– Что-о-о?! – возопил барон, задыхаясь от ненависти к жене. – Вы смеете мне отказывать в том, на что я имею законное право!
Он со всего размаха ударил Эдмонду по лицу. Она упала на кровать и потеряла сознание.
– Так-то лучше! По крайней мере, не будешь кусаться… – сказал барон, с вожделением рассматривая обнажённые ноги жены, видневшиеся из-под задравшейся сорочки.
* * *
Понурые актёры стояли около повозок недалеко от замка. Ночь выдалась холодной и ветреной. Из леса доносился вой волков. Жосс потирал избитые бока, ему досталось больше всех за то, что он пытался оказать сопротивление людям барона и требовал вернуть Леона. Мадлен и Колетта проклинали барона и его подручных.
– Нигде с нами так не обращались! – возмущалась Мадлен. – Будь проклят барон Эпиналь вместе со своим замком!
– Леон, мальчик мой… – скулил Жосс. – Ведь он мне, как сын… Я подобрал его умирающим на обочине дороги… Выходил его… Ох…
– Что теперь с ним будет?.. – вопрошала Колетта.
К ней приблизился Жан с охапкой хвороста, дабы развести костёр и хоть как-то согреться.
– Не задавай глупых вопросов… Видимо, барон питает слабость к мальчикам… А наш Леон такой женственный.
Жосс всхлипнул, ибо был действительно привязан к юноше и питал к нему отцовские чувства. Он, стеная и охая, забрался в повозку.
– Ложитесь спать… – сказал он, выглядывая из повозки. – Кругом лес, идти некуда. Вряд ли здешние сервы приютят нас…
