Текст книги "Парящий дракон"

Автор книги: Ольга Крючкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Хитоми, поддавшись некому внутреннему порыву, обняла Юрико. Та растерялась.

– Приходи в мои покои, я подарю тебе новое кимоно, что привёз отец из Киото. Будешь на празднике самой красивой, наверняка кто-нибудь из гостей обратит на тебя внимание. Ты такая же дочь Оды Нобунаги, как я …

Юрико заглянула сестре прямо в глаза.

– Ты же знаешь, что – нет… Но всё равно я тебе благодарна.

* * *

Тория, старший сын регента и сёгуна Тоётоми Хидэёси, скучал. Отец постоянно заставлял его совершенствоваться в буси-до [17]17
  Путь воина.


[Закрыть], чем вызвал откровенное раздражение сына. Тория, рожденный от любимой жены Манами, к разочарованию Хидэёси рос ленивым, изнеженным, не проявляющим ни малейшего интереса к делам семьи и сёгуната.

Вот и сейчас он попросту лежал на циновке в своих покоях, предаваясь любимому занятию – безделью. Поначалу, сёгун пытался заставить сына проявить себя на поле боя, но безуспешно. Тория вёл себя безынициативно, порой даже трусливо. Увы, но сёгуну, достигшему столь желанных высот власти, приходилось признать: старший сын не удался. И в кого только такой уродился?

Иногда у Хидэёси закрадывались сомнения, что Тория – не его сын, а плод измены его любимой жены. Ведь он часто оставлял её одну в замке Исияма [18]18
  Исияма Хонган-дзи, храм-монастырь основан в 1496, в устье реки Ёдо, на побережье Внутреннего Японского моряза пределами разрушенной древней столицы Нанива, в провинции Сэтцу. Война Оды с монастырем продолжалась с осени 1570, лишь после 5-летней осады, в августе 1575 настоятеля Косу ( Кэннё) наконец убедили сдаться. К моменту капитуляции весь храмовый комплекс был подожжен. По некоторым свидетельствам, это было сделано, чтобы победа над повстанцами не принесла Оде никаких материальных выгод. Вскоре на том же месте Тоётоми Хидэёсиначал строительство замка.


[Закрыть], удаляясь в Киото по делам государственной важности. Даже допуская возможность измены, сегун не мог предположить: кто же из его вассалов наградил Тория столь дурной кровью? Перебирая одного претендента за другим, сёгун терялся в догадках. Его размышления обычно сводились к одному – всё-таки Тория его сын, в этом нет сомнений: ведь внешне они так похожи!

Недавно Тории исполнилось шестнадцать лет – возраст, когда юноша становится мужчиной, воином, мужем и нередко отцом.

Но он не проявлял интереса к военному ремеслу, и как ни старался Хидэёси, нанимая лучших киотских гейш, настоящего мужчины из него так и не вышло. Тория был слаб, и потому семяизвержение свершалось мгновенно, стоило ему лишь прикоснуться к обнажённой груди гейши.

В последнее время Тория занимал себя тем, что рисовал в своём воспалённом воображении непристойные сцены, которые он просто мечтал осуществить с какой-нибудь гейшей. Но отец, отчаявшись, перестал нанимать киотских красавиц, предпочитая посещать их сам во время пребывания в столице.

Доведя себя порой подобными фантазиями до исступления, Тория метался по своим покоям, как безумный, круша всё, попадавшееся на пути. В этот раз он представлял непристойную картинку с участием Мико, старшей наложницы своего отца.

Мико была не молода, ей минуло тридцать лет, десять из которых она посещала спальню Хидэёси. Женщина была искусна в любви, но, увы, со временем господин охладел к ней, предпочитая киотских красавиц и юную наложницу.

Мико с достоинством приняла свою участь, но не посмела просить о милости выдать её замуж. За время своего фавора она родила Тоётоми двух дочерей, теперь же она вела затворнический образ жизни, редко покидая свои покои.

Тории нравилась Мико, он питал по отношению к ней некое чувтво, природу которого определить невозможно.

Вероятно, оно зародилось давно, когда он ещё десятилетним мальчиком проводил время рядом с фусуме спальни, где отец и Мико предавались любви. Тория закрыл глаза, отчётливо вспомнив те возгласы восторга, издаваемые любовниками, их сливающиеся тела, едва различимые через рисовую бумагу перегородки…

Однажды мать застала Торию за его недостойным занятием. Её гордость и честь были уязвлены. Но что она могла сделать? – всего лишь женщина, мать и жена…

Манами ничего не сказала мужу, лишь пожурив сына, который так и не оставил своих занятий, став осторожнее. Вскоре у Тории появилась другая привычка: подглядывать за девушками, когда они купаются в фураке [19]19
  Фураке – бочка для мытья.


[Закрыть].

* * *

Тория засунул кинжал за пояс и направился в восточное крыло Исиямы, где жила Мико. В голове царил хаос – юноша точно не знал для чего он идёт к бывшей наложнице и что от неё желает.

Перед входом в Восточное крыло Тория замялся, внезапно его охватил страх, но, преодолев его, юноша всё же раздвинул сёдзи их и вошёл внутрь. Миновав охрану, он оказался в покоях Мико – они были изысканно и богато обставлены. Хидэёси умел быть благодарным по отношению к женщинам, подарившим ему лучшие минуты жизни.

Женщина рисовала, из-под кисточки на бумаге появлялись причудливые птицы. Она подняла голову и удивлённо взглянула на нежданного гостя.

– Господин Тория, вы решили навестить меня?

– Да…

Мико жестом пригласила юношу присесть на татами, что он тотчас не замедлил сделать.

– Как себя чувствует госпожа Манами? – из вежливости поинтересовалась хозяйка покоев.

– Благодарю… с ней всё хорошо…

Мико улыбнулась.

– Может быть, вы хотите присоединиться к моему занятию? Это не сложно, – предложила она.

Тория растерялся. От его решительности и болезненных фантазий ровным счётом ничего не осталось.

– Пожалуй… – согласился он.

Мико положила перед гостем чистый лист рисовой бумаги и поставила тушечницу с кисточкой. Тория растерянно посмотрел на все эти атрибуты.

– Что я должен делать?

– Рисовать…

– Но я не умею…

– Тогда, давайте займёмся каллиграфическим письмом, – неожиданно предложила Мико.

Тория кивнул, взял в правую руку кисточку, обмакнул её в тушь и замер.

– Не знаю, что написать, – признался он.

Мико ласково улыбнулась. Юноша почувствовал, что эта улыбка всколыхнула в нём некие чувства и тайные желания…

– Например, иероглиф «Желание»…

– Хорошо.

Тория ловко, несколькими решительными мазками отобразил иероглиф.

– Прекрасно. А теперь – «Женщина»…

Юноша пристально посмотрел на Мико, она была дивно хороша. В этот момент он прекрасно понимал отца, любившего наложницу почти десять лет. Её пухлые губы манили, её кожа источала нежный аромат, её волосы призывно блестели…

Он попытался сосредоточиться на письме и снова быстро, но на сей раз – небрежно, отобразил «Женщину».

Мико посмотрела на его труд.

– Хорошо, но женщинане терпит торопливости.

Слова попали в цель: Тория почувствовал себя уязвлённым. Он машинально схватился за рукоятку кинжала. Мико, прекрасно зная о неуравновешенном и вспыльчивом характере гостя, обворожительно улыбнулась.

– А тем более оружия, – заметила она, предвосхищая желание юноши извлечь кинжал. – Не желаете ли выпить сливового вина?

Тория молчал. Мико подошла к низкому столику, на котором стоял кувшин и две маленькие чашечки, из которых обычно пьют сакэ. Изящным движением она наполнила вином чашки, поставила на серебряный инкрустированный поднос и поднесла гостю.

– Прошу вас, господин Тория. Оно вам понравится.

Юноша немного успокоился: голос Мико действовал на него благотворно. Он пригубил вино и внезапно, почти сразу же, он почувствовал лёгкость во всём теле.

– Что это? – еле слышно спросил он.

– Я же сказала: сливовое вино, – ответила женщина, также делая глоток из чашечки.

– Оно… странное…

– Вы чувствуете себя легко и раскованно?

Тория удивился: как это точно Мико определила его состояние!

– Теперь изобразите иероглиф «Удовольствие», – сказала Мико и поставила чашечку на татами.

Тория допил вино, взял кисточку и попытался несколькими размашистыми мазками написать «Удовольствие». Иероглиф получился несколько смазанным и неровным.

– Ничего страшного, – ободрила его Мико. – Это только первый урок. Я уверена, если мы будем постоянно заниматься каллиграфией, то вы прекрасно овладеете «Удовольствием».

Она вынула шпильки, которые скрепляли волосы, те тотчас рассыпались по её плечам. Тория почувствовал, что страстно желает прикоснуться к ним. Он подсел к женщине как можно ближе, с новой силой ощутив её аромат, и погладил рукой волосы.

Мико нежно обняла юношу за шею, привлекла к себе и поцеловала в губы. Поцелуй получился долгим и страстным. Торию пронзило желание: он испугался, что вновь произойдёт преждевременное семяизвержение.

Мико, словно проникнув в сокровенные мысли юноши, сняла пояса и распахнула кимоно. Кровь прилила к голове Тории, когда он увидел обнажённую женскую грудь и потянулся за женскими прелестями… Но Мико резко встала и направилась к ложу, устланному богатым шёлковым покрывалом.

Тория вскочил и кинулся за ней. Мико не побоялась выставить вперёд правую руку и остановить нетерпеливого партнёра.

– Вы великолепно справились с первым уроком, господин Тория. Теперь вам следует раздеться.

Юноша подчинился: желание Мико оказалось для него законом и залогом предстоящего всепоглощающего удовольствия.Наконец-то его безумные мечты воплотятся…

Он сбросил кимоно, снял хакама*, оставшись обнажённым.

– У вас красивое тело, – заметила Мико. – Нам следует пожелать взаимного удовольствия, – она поклонилась юноше, тот ответил тем же.

* * *

На следующее утро Тория решительно вошёл в покои отца. Тот изучал документы, попутно подписывая некоторые из них. Рядом стоял секретарь, готовый исполнить любое поручение регента.

Хидэёси оторвался от очередного документа и с удивлением воззрился на своего отпрыска, опасаясь очередной безумной выходки.

Тория сел напротив отца.

– Отец, я хочу просить вас об одном одолжении.

Хидэёси встрепенулся: чтобы сын говорил подобным достойным образом – неслыханно!

– Говори, Тория. Я постараюсь сделать всё, что в моих силах.

Юноша покосился на секретаря. Регент сделал знак и тот удалился.

– Я дерзну просить вас: отдайте мне Мико в наложницы! – выпалил Тория и сам испугался своей просьбы.

Хидэёси округлил глаза.

– А женщина желает этого?

– Да. Эту ночь я провёл в её покоях… – признался Тория. – Она… она – искусная любовница.

Хидэёси улыбнулся: в способностях Мико он никогда не сомневался.

– Сын мой, но Мико старше тебя более чем на десять лет.

– Мне всё равно. Я желаю её…

Хидэёси смотрел на сына и не узнавал его – перед ним сидел совершенно другой человек.

– Пусть будет так, как ты желаешь. Мико твоя.

– Благодарю вас, отец.

Глава 3

Замок Адзути возвышался на холме, что раскинулся близ озера Бива. Окружённый высокими каменными стенами [20]20
  Ода Нобунага первым в Японии окружил замок высокими каменными стенами, используя при возведении Адзути европейские принципы строительства. Предположительно строительство Адзути продолжалось почти десять лет под руководством архитектора Нивы Нагахидэ. До настоящего времени легендарный замок не уцелел, не выдержав многочисленных клановых войн.


[Закрыть], из-за которых стремительно, словно полёт стрелы, вздымались ввысь три сторожевые башни-ягура, при первом же приближении он производил неизгладимое впечатление на гостей, прибывших на праздник совершеннолетия Хитоми.

Высота башен-ягура была настолько велика, что некоторые из гостей, покинув свои паланкины и не в силах скрыть изумления, стояли под стенами замка буквально с открытыми ртами. Один из даймё сравнил башни с тремя стрелами, и это поэтическое название вполне соответствовало их внешнему виду.

Налюбовавшись вволю красотой замка, гости снова расселись по паланкинам, слуги перенесли их по подъёмному мосту, переброшенному через ров, наполненному водой. Над воротами виднелась невысокая сторожевая башня, увенчанная новым гербом дома Оды – Парящим драконом.

Богатство Оды Нобунаги было несметным, что собственно и вызывало зависть соседей-даймё, и в такой знаменательный день хозяин Адзути пригласил только сподвижников, с которыми некогда служил покойному императору Огимати Митихито.

В Адзути стекались богатые паланкины в сопровождении охраны, устремлялись конные отряды вассалов – все они спешили на предстоящий праздник.

Замок со множеством комнат, украшенных будзинга [21]21
  Будзинга – так называемая живопись образованных людей, основанная на китайских художественных традициях.


[Закрыть], а спальни – многочисленными абуна-э [22]22
  Абуна-э – эротические картины, представленные в гравюре на дереве.


[Закрыть]по последней киотской моде, с изящными расписными внутренними раздвижными перегородками, произвели на гостей почти такое же впечатление как и башни.

Гости продолжали прибывать. Прибывшие же предавались приятному времяпрепровождению. Женщины с удовольствием прогуливались вокруг замкового пруда, зонтиками защищая кожу от палящего солнца и прячась в тени деревьев, неустанно обсуждая невиданные красоты Бива и Адзути. Некоторые из мужчин играли в го [23]23
  Го – древняя японская игра, аналог шашек.


[Закрыть], другие же осматривали конюшни и фортификационные сооружения, не скрывая своего удивления и восторга.

* * *

Хитоми волновалась, впервые в жизни ей предстоит увидеть столько гостей: как они воспримут её? Понравится ли женщинам её праздничное кимоно? Найдёт ли её красота отклик в мужских сердцах?

Едва пробил час Дракона, как Юрико поспешила в покои сестры, дабы поддержать её в столь ответственный день.

…Юрико примеряла кимоно, обещанное сестрой: бирюзовый цвет был ей к лицу, а бело-серые журавли, вышитые на шёлке, смотрелись безупречно.

– Прекрасное кимоно. Ты выглядишь, как невеста императора. – Заметила Хитоми, любуясь сестрой.

Юрико улыбнулась и посмотрелась в зеркало из серебряной амальгамы. Да, она была ослепительна!

– Если бы ты знала, Хитоми, как я хочу выйти замуж! – призналась девушка.

Хитоми удивлённо вскинула брови.

– Так рано? Тебе плохо в Адзути?

Юрико внимательно посмотрела на младшую сестру.

– Нет, отец и ты добры ко мне. Но… ты же всё знаешь… Зачем спрашивать?

– Если ты понравишься знатному даймё или сыну вассала – отец даст за тобой достойное приданное. Я не сомневаюсь!

– Мне бы этого очень хотелось. Я хочу стать хозяйкой замка!

– Да, конечно, – Хитоми прекрасно понимала сестру, которая тяготилась своим положением в Адзути, постоянно стыдясь матери. – Но мне не хочется замуж… Вернее хочется, но позже… Я ещё не разобралась в своих чувствах.

Юрико засмеялась.

– Неужели, ты влюблена?!

– Не знаю… Но я постоянно думаю об одном самурае, – призналась Хитоми.

– Неужели? И кто же он? Если не секрет…

Хитоми замялась, но всё же открыла свой секрет:

– Хисикава Моронобу.

Юрико на мгновение задумалась, посреди её лба пролегла сосредоточенная складка…

– Кажется, Хисикава-старший спас нашего отца во время битвы. Что ж, Моронобу – достойный юноша. Он честен, смел, красив, не беден, предан нашему роду. Интересно Хисикава-старший пребудет на праздник в окружении своих воинов?

– Конечно, как того требуют правила этикета, – уверенно подтвердила Хитоми.

– Мне кажется, что отец не одобрит твоего выбора, – предположила Юрико.

– Почему?

– Ты – дочь одного из богатейших даймё, вхожего к самому императору. Моронобу же – просто самурай, вассал нашего отца.

– Но…но… – Хитоми хотела возразить, но так и не успела. В её покои вошли служанки. Две из них аккуратно держали в руках праздничное кимоно-фурисодэ [24]24
  Фурисодэ – церемониальная одежда (кимоно с очень длинными рукавами). Надевали девушки в день совершеннолетия или в день свадьбы. Является символом девственности. В день свадьбы богатые невесты также могли облачаться в специальное свадебное кимоно широ-маку.


[Закрыть], третья – нижнее юката, четвёртая – небольшой сундучок, в котором лежали все необходимые аксессуары: пояса, шлейф, который пристёгивался к праздничному кимоно; подвески, брошь…

– Госпожа, Хитоми, близится час Змеи. Мы должны причесать и облачить вас в праздничные одежды, – почтительно, согнувшись в поклоне, произнесла одна из служанок.

– Преступайте. Но не забудьте сделать Юрико причёску, как у госпожи Омито, – распорядилась Хитоми.

– Она же украсила волосы перьями птиц! – воскликнула Юрико.

– Конечно. На тебе будет надето кимоно с журавлями, значит, волосы могут украшать перья этих прекрасных птиц, – констатировала Хитоми.

Служанки растерянно переглянулись.

– Госпожа, но у нас нет специально приготовленных журавлиных перьев…

– Досадно… Сколько у нас времени до начала празднества? – поинтересовалась Хитоми.

– Немного. Артисты бугаку [25]25
  Бугаку – ранний театральный жанр японского искусства. Включал в себя как ритуальные представления и песнопения, так и развлекательные – светские.


[Закрыть]уже прибыли из Киото. Думаю, у нас осталось не более дзиккена. Господин Нобунага пожелал, чтобы к часу Лошади* всё было готово, – дерзнула ответить одна из служанок.

– Хитоми, не стоит из-за меня так беспокоиться. У меня есть три нити прекрасного жемчуга, они как раз подойдут под журавлиный наряд.

– Да, да… Если их вплести в волосы… – задумалась Хитоми, глядя в зеркало, – получится весьма изысканно…

Старшая служанка приблизилась к Хитоми, распустила ей волосы и начала расчёсывать мягкой щёткой. Девушка закрыла глаза, её воображение рисовало Моронобу: вот он скачет на коне в полном военном облачении; вот он – рядом с отцом, Одой Нобунагой; а вот они просто идут по живописному берегу Бива…

Неожиданно ей пришли на память стихи, когда-то написанные матерью:

 
Подобно птице
Хочу я взлететь в небо.
И стать свободной
Как северные ветра,
Как алый ветер юга…
 

Хитоми очнулась: почему она вспомнила именно это пятистишье? Ведь свитки, написанные рукой матери, хранят множество стихов…

Девушка открыла глаза: на неё смотрело совершенно незнакомое лицо. Служанка сделала ей высокую причёску, продела в неё декоративные шпильки, украшенные подвесками из драгоценных камней, набелила лицо, подвела чёрной краской глаза и брови, накрасила ярко-красным оттенком губы…

Хитоми покачала головой, подвески всколыхнулись, переливаясь в дневном свете.

– Вы довольны, госпожа? – поинтересовалась служанка.

Девушка ещё раз придирчиво посмотрела на себя в зеркало и ответила:

– Да, вполне…

Две молодые служаки, ещё совсем девочки, наготове держали нижнее алое кимоно. Хитоми скинула хлопковое юката, оставшись обнажённой, девочки тотчас же облачили её в приготовленный наряд, затем подпоясали оби-ита*, и только после этого старшая служанка поднесла госпоже праздничное кимоно цвета азалии [26]26
  Кимоно цвета азалии – нежно-розовое кимоно с тёмно-зелёной подкладкой.


[Закрыть].

После того, как все пояса были завязаны надлежащим образом, впереди на оби приколота брошь в виде Парящего дракона, сзади к кимоно прикреплён длинный алый шлейф в виде замысловатого банта, наряд Хитоми стал выглядеть безупречно, и вполне мог соперничать с туалетами первых придворных красавиц Киото.

Оставался последний штрих: молодая служанка опустилась на колени перед госпожой и надела ей на ноги изящные поккури [27]27
  Поккури – дорогая деревянная обувь, расписанная художником, на ней крепились маленькие колокольчики. Обувь снабжалась специальной плетёной стелькой из травы.


[Закрыть].

* * *

Ода Нобунага появился в покоях Хитоми в час Лошади. Девушка стояла перед зеркалом, служанка аккуратно расправляла алый шлейф её наряда. Даймё окинул взглядом свою дочь: под гримом и на высокой обуви она казалась гораздо старше. Рядом с ней скромно стояла Юрико. Нобунага сразу же заметил, что Хитоми переуступила своё новое кимоно с журавлями старшей сестре. Он улыбнулся дочерям.

– Вы – просто красавицы. Гости сгорают от нетерпения увидеть вас. Кстати, Юрико, обрати внимание на Токинобу Такуми. Ему уже восемнадцать и он подумывает о женитьбе. Его отец, киотский судья, Токинобу Сабуро, – мой давний соратник и уважаемый человек. Конечно, этот род не отличается огромным богатством, но имеет в императорской столице вполне приличный дом и множество слуг. – Юрико поклонилась в знак того, что поняла желание отца. – Тобой же, Хитоми, – продолжил заботливый отец, – интересуется Хадано Кайтю. Его владения простираются на север от Киото. Насколько мне известно, род Хадано владеет двумя замками и тысячью воинов, что немало важно.

Хитоми промолчала. Ей не хотелось думать о богатом даймё, на данный момент её интересовал только Моронобу.

– Я готова предстать перед гостями, отец, – покорно произнесла девушка и протянула руку отцу. Так отец и дочь, рука об руку, а вслед за ними – гости, последовали в святилище Аматэрасу, где почтенный каннуси* испросил у божеств благополучия, процветания и счастья для рода Оды.

Хитоми волновалась: перед ней мелькало множество лиц и кто из них – даймё Хадано Кайтю, она так и не поняла. Когда церемония в святилище завершилась, гости проследовали в чайный сад, где под сенью деревьев разместились множество столиков, украшенных букетами полевых цветов, произраставших на берегах озера Бива. Вокруг столиков лежали циновки, дабы все гости могли расположиться в соотвествии с их рангами.

Ода Нобунага и Хитоми сели рядом с почтенным даймё и пожилой женщиной в богатом изысканном кимоно, расшитом крошечными драконами в китайском стиле. На её оби виднелась золотая брошь в виде лисы. Даймё, которому с виду было около двадцати пяти лет, был облачён в тёмно-синее одеяние, на его груди ярко выделялся вышитый фамильный герб – опять же рыжая лисица. Такой герб Хитоми видела впервые.

Гости поклонились Нобунаге, он ответил тем же. Хитоми также выказала им почтительность.

За соседним столиком сидела Юрико, молодая девушка в алом кимоно и двое мужчин, один из которых – достаточно молод, но, увы, совершенно не красив. Далее разместились множество чиновников, прибывших их Киото, и губернатор крохотной северной провинции, давний друг Нобунаги. Словом, – все нужные и почтенные люди.

Музыканты, сидевшие тут же, в тени деревьев, заиграли на цитре [28]28
  Цитра – японский щипковый инструмент, аналог гуслей.


[Закрыть]приятный неторопливый мотив. Его подхватили флейты-хаяси.

В чайный сад вошли четыре девушки, облачённые в кимоно нежно-зелёного цвета. В руках они держали чайные принадлежности. Девушки рассредоточились, каждая из них подошла к определённому столику, и поставила на него поднос с небольшим чайником из красной глины и такими же чашками.

Затем они наполнили чашки чаем и с поклоном поставили перед каждым гостем – чайная церемония началась.

Ода Нобунага первым взял чашку и пригубил из неё обжигающий ароматный напиток. Затем внимательно посмотрел на своих гостей, заметив, что молодой даймё Хадано не сводит глаз с Хитоми. Девушка старалась справиться с некоторой скованностью и волнением, вызванными торжеством и обилием гостей, также отведала чая. Нобунага заметил, как дрожит рука дочери…

– Хитоми, позволь познакомить тебя с моим соратником даймё Хадано Кайтю, – хозяин поклонился гостю, – и его матушкой, госпожой Хадано Навари.

Девушка поочерёдно поклонилась дорогим гостям. Теперь она поняла замысел отца: усадить её за одним столом с предполагаемым женихом, дабы они могли пообщаться, как то допускают приличия.

Госпожа Хадано Навари оказалась весьма неразговорчивой особой, впрочем Хитоми была только рада. На все вопросы молодого даймё девушка отвечала односложно и сдержанно. Нобунага же заметил: его дочь произвела должное впечатление.

Наконец, освоившись, Хитоми окинула взором многочисленные столики, в надежде увидеть Моронобу, но так и не найдя его, укорила себя за излишнюю самонадёянность – наверняка он, его отец с самураями охраняют замок.

Юрико почти сразу же догадалась: юноша напротив неё и есть Токинобу Такуми, а мужчина рядом с ним – его отец, киотский судья. Такуми, как воспитанный и образованный человек, завёл разговор о поэзии, литературе и музыке, неожиданно углубившись в учение конфуцианства, видимо, решив сразить девушку своими глубокими познаниями.

Юрико лишь поверхностно владела конфуцианством, и не всегда отвечала собеседнику надлежащим образом. Но, казалось, его это вовсе не смущало. После философских размышлений Такуми предложил почитать свои стихи. Его сестра, девушка в алом кимоно, весьма это одобрила, – бесконечные рассуждения брата утомили её.

Такуми задумался и, положив руки на колени начал читать нараспев, подражая киотским поэтам:

 
– В темноте ночи
В сумерках своей души
Я всё блуждаю.
Будет ли мне солнца луч?
Будет ли лунный блеск?
 

Он замолк и внимательно посмотрел на Юрико. Та засмущалась – спасли белила, через которые не проступил стыдливый румянец.

– Вам понравились мои стихи? – обратился Такуми к Юрико.

– Да, очень… – пролепетала она в ответ.

– Я пришлю целый свиток, если, конечно, вы окажите честь принять мои творения.

Юрико слегка поклонилась.

– Благодарю вас, почту за честь.

Судья Токинобу внимательно наблюдал за сыном и Юрико, всё более склоняясь к тому, что они могут стать достойной парой.

Чайная церемония продлилась до часа Обезьяны*. Затем, почти до утра гостей развлекали актёры-бугаку…