Текст книги "Берендей"

Автор книги: Ольга Денисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

И пошел в дом за двустволкой.

Дверь оставалась распахнутой, в доме едва ли было теплей, чем на улице. А под ногами трещали битые стекла. Берендей вбежал в комнату отца и привычным жестом потянулся к стене над кроватью. Ружья не было. Он понял это только тогда, когда рука скользнула по пустой стене.

– Ничего. Я убью тебя голыми руками, – прошипел он и вышел обратно на крыльцо.

Солнцу оставалось светить не больше двух часов. Берендей вдохнул поглубже и оглядел двор.

– Я сдохну, но я убью тебя.

Он легко сбежал с крыльца и направился к лесу. Первый раз за последние трое суток он ничего не боялся. Следы бера вели его вперед. Заклятый прошел здесь этой ночью, ясной и безветренной. А поскольку он был Заклятым, то даже не умел путать следов, как это делает настоящий бер.

Берендей шел по следу часов пять, в лесу стемнело быстро, и он потерял счет времени. Следы кружили по лесу, Заклятый просто бродил без какой-то определенной цели. Берендей раза три прошел в километре от своего дома. Как только страх брал его за горло, он вспоминал Черныша и убитую Дымку. И страх тут же сменялся яростью. И желанием во чтобы то ни стало догнать Заклятого. Он не думал особенно, что сделает, если догонит его. Ему казалось, что его гнева хватит на то, чтобы справится с ним. Может быть, он был прав. Во всяком случае, Заклятый не искал встречи с ним. Иначе бы ответил на крик Берендея и вышел к нему.

Берендей спотыкался и падал. Он не высыпался три ночи, и усталость давала о себе знать. Но бешенство толкало его вперед, и он упрямо шел по следу. На четвертом часе пути он неожиданно подумал, что стоило надеть лыжи. Тогда Заклятый был бы в его руках. Он выругался, проклиная собственную глупость, и его ярость сменилось отчаяньем. Весь этот поход от начала до конца был невообразимой глупостью. Выйти в лес на ночь глядя, без оружия, без лыж, не взяв с собой ни крошки еды... И надеяться справиться с трехметровым бером-оборотнем!

Берендей встал и понял, что у него больше нет сил идти. Пока злость клокотала у него в горле, он еще мог двигаться вперед, а теперь почувствовал себя опустошенным и раздавленным.

Он огляделся. До поселка было около двух километров, до дома – примерно пять. Берендей решил идти в поселок. Все равно надо раздобыть ружье. Не то что охотится на бера, ночевать одному в доме без ружья опасно.

Минут через сорок он постучал в окно Михалычу, старому охотнику и другу отца.

– Михалыч, продай ружье, – начал Берендей с порога, не успев ни поздороваться, ни раздеться.

– Погоди, зайди сначала.

– Егорушка! – обрадовалась ему жена Михалыча.

– Здравствуйте, Лидия Петровна.

– Ты что ж, без шапки да нараспашку бегаешь? Двадцать два градуса уже, а к ночи до тридцати обещали, – недовольно покачала она головой.

– Да ладно, – отмахнулся Егор.

Михалыч знал его совсем мальчишкой и годился ему в деды. Старики жили одиноко и жалели его. Их дочь лет двадцать назад уехала в Москву, там обзавелась семьей и наезжала к родителям раз в год, а то и реже. Лидия Петровна вязала Берендею носки и свитера. Вязать она любила, а подросшие внуки-москвичи не очень-то жаловали ее простые, добротные вещи.

– Проходи, сядь, как человек, и объясни по-человечески, – строго сказал Михалыч, вешая его ватник на вешалку, – и сапоги снимай, одевай тапки.

Лидия Петровна поставила перед ним чашку с горячим чаем, не успел он дойти до стола. Только тут Берендей заметил, как закоченели руки.

– Вот теперь говори – зачем тебе мое ружье?

– Слышали про медведя-людоеда уже?

– Да про него давно все слышали, – кивнул Михалыч.

– Он убил мою собаку... – Берендей скрипнул зубами.

– А отцово ружье куда дел?

– Украли его у меня. Меня дома не было три дня. Вернулся – стекла выбиты, дверь сломана и ружья нет. Может, еще чего украли – я не смотрел еще.

– А куда ж ты смотрел?

– Да я, Михалыч, как дурак, в лес пошел, медведя гасить. Так мне Черныша жалко было. Представь, я даже лыжи не надел. Хотел застрелить, схватился – двустволки нет. Ну, думаю, голыми руками задушу.

Михалыч не стал смеяться, только жалостно похлопал Берендея по плечу, как безнадежного больного. И спросил:

– Так может, это медведь стекла побил?

– Ага. И ружьишко унес, – хило усмехнулся Егор.

– Не скажи. Медведь сам по себе хитрый зверь. А если он еще в человека превращаться может...

Берендей подавился чаем.

– Ты чего говоришь такое, Михалыч?

– А ничего. Сказал – и забудь. Ружье я тебе не продам. Так бери. Новое купишь – вернешь. А где это ты был три дня?

– Да Новый год отмечал.

– В городе, небось?

– Нет, в Белицах.

– Девчонку завел?

Берендей смутился.

– Старый! – рявкнула на него Лидия Петровна, – чего пристал? Почему бы Егорушке девушку не завести? Он парень видный, непьющий, молодой. И хозяйственный. Да любую свистнет – она за ним куда хочешь побежит. Слышь, Егор? Женить тебя надо. Отец всю жизнь бобылем проходил, и ты так же хочешь?

– Рано ему хомут на шею вешать, – возразил ей Михалыч. Берендей мог только посмеиваться над ними. Разговоры о его женитьбе заходили всякий раз, когда он появлялся у стариков. И каждый раз протекали по одному и тому же руслу. Дальше следовали разборки, кто из них кому повесил на шею хомут.

Леонид шел на юг девятнадцать дней. Он обходил большие поселки и тем более города. Но медвежий организм требовал еды, и ему приходилось заглядывать к людям, высматривая по вечерам одиноких прохожих. Он редко превращался в человека. Тоска по дому оставила его. Он хотел дойти до цели, и за день преодолевал около пятидесяти километров. Как правило, ему хватало одной жертвы в сутки. Иногда ему случалось застать человека врасплох дважды в день, а иногда – ни разу. Он знал, что не сможет вернуться к своей добыче, поэтому не оставлял захоронок. Просто старался съесть как можно больше, чтобы хватило до следующего раза.

Леонид растолстел в пути, несмотря на интенсивное движение, и жир спасал его от холода. Теперь он мог спать на снегу, не выбирая тихих и теплых мест.

Когда он подошел к цели, то потерял счет времени и не мог с уверенностью сказать, какое сегодня число. Но по его подсчетам выходило, что должно быть то ли двадцать восьмое, то ли двадцать девятое декабря. Он брел вдоль трассы, прячась от малочисленных машин под кустами вдоль леса. И когда увидел указатель «Белицы», сразу понял, что почти дошел.

Почему именно сюда? Что ожидало его в конце пути? Он не знал и не очень-то хотел знать. Его тянул зов, инстинкт. Зверь не склонен к анализу своих желаний, он просто следует им, какими бы они ни были. Если он хочет есть, то ищет пищу, если боится, то убегает, если некуда бежать – обороняется. Леонид просто шел, потому что хотел этого. Безошибочно выбирая направление. И четко оценивая расстояние, которое надо было пройти.

Что ж, он его прошел. Ему не было любопытно, что будет дальше. Дальше все будет так, как надо.

Старики не отпустили Берендея домой, и оставили ночевать, как он не сопротивлялся. Поэтому к себе он вернулся только на следующее утро. На прощание Михалыч напомнил ему, что про ружье надо заявить в милицию обязательно сегодня. Егор кивнул так, чтобы Михалыч понял, что в милицию он не пойдет.

– Никогда не оборачивайся при людях, – говорил ему отец, – Даже если тебе грозит смерть. Если тебе угрожает человек, то справляйся с ним по-человечески. А если человек вооружен, в облике бера он пристрелит тебя так же, как и в человеческом. А если обернешься, представь себе, что с тобой будет дальше. Ты рискуешь всю жизнь провести в клетке.

Берендей не собирался оборачиваться при людях. Не потому, что боялся оказаться в клетке, а из-за святости Тайны. Отец никогда не учил его этому, оно было у него в крови, как у всякого берендея. А у Заклятого не было. И Берендей находил, что это еще один повод его убить. Желая накопить как можно больше причин для убийства Заклятого, Берендей совсем забыл, что Заклятый не может контролировать свои превращения.

Он вернулся домой и на этот раз тщательно оценил урон, нанесенный ему Заклятым. Ничего больше не пропало, и разрушения ограничились только разбитыми окнами. При этом окна в библиотеку остались нетронутыми. Берендей не сильно верил, когда отец говорил ему, что их дом заговорен от пожара, а библиотека – от любого чужого проникновения. И заговор этот очень старый, ему несколько веков. С того времени дом много раз перестраивался, а заговор продолжал действовать. И ведь точно! Ни окна в библиотеке, ни дверь никто не тронул. А юго-восточный угол дома был облит бензином и слегка обуглился, но дом не загорелся. Вот почему Заклятый не стал трогать остального, хотя мог оставить Берендея и без холодильника, и без телевизора, и без газовой плиты. Он думал, что дом сгорит. А дом остался стоять.

Ущерб, нанесенный морозом, оказался значительней: в подполе померзли картошка, морковка и лук, лопнули банки с огурцами и с вареньем. Не все, но довольно много.

Берендей достойно похоронил своих питомцев в углу двора, вырыв им общую глубокую могилу, и положил их в объятия друг друга. Они не ладили при жизни, пусть их примирит смерть.

Он съездил в поселок на мотоцикле, тоже уцелевшем, купить новых стекол. Зашел и в милицию.

– Здорово, Егор, – поприветствовал его участковый, – заявление пришел написать?

– Здорово, – ответил Берендей удивленно, – а ты откуда знаешь?

– Михалыч уже приходил, я, если честно, тебя и не ждал, сам хотел к тебе заехать. Грохнут кого-нибудь из твоего ружья, что делать будешь? Документы с собой взял?

– Взял.

– Слушай, а про медведя-людоеда правду говорят или так, болтают?

– Ты милиция, тебе видней.

– А я что? Заявлений не было – значит, и медведя не было. Я его за руку не ловил и трупов обглоданных не видел.

– А я видел... – вздохнул Егор.

– Да? Где? – участковый вскочил с места.

– В Белицах.

Участковый сел на стул и облегченно вздохнул:

– Ну, где я и где Белицы! И что там?

– Замяли дело. Там парнишку он убил, сына депутата. Ну, его охрана сама разбирается, милиции денег дали, что б не вмешивалась.

– Эх, мне бы кто денег дал, что б я не вмешивался!

– Сколько? – рассмеялся Берендей.

– Ну, рублей пятьсот... А ты что, на медведя собрался идти?

– А что мне остается? Он на моем участке. Пока все бумаги соберу – он тут полпоселка сожрет. Ты попробуй докажи, что он людоед.

– А что? Начальство твое далеко. Ты только шкуру домой не тащи, никто и не узнает. Слухи слухами, а документов-то нет...

От участкового Берендей завернул в универмаг и долго рассматривал витрину с мобильными телефонами.

– Привет, – махнула ему из-за стекла продавщица Катя.

– Привет, – рассеянно ответил Берендей.

– Телефон собрался купить?

Он кивнул.

– Бери вот этот «Сименс», он простой, конечно, но зато и противоударный, и водонепроницаемый.

– Да?

– Да точно тебе говорю. Для тебя лучше всего подходит. И недорогой совсем, это старая модель.

– Сколько?

– Две с половиной тысячи. Это вместе с подключением.

– Давай.

Катя показала ему в общих чертах, как пользоваться мобильником и вставила в него сим-карту.

Берендей выбросил коробку от телефона на выходе из универмага, спрятал документы за пазуху и долго разглядывал новую игрушку, тонувшую в ладони. Потом все же присел на ступеньки у магазина, вынул из кармана бумажку с номером Юлькиного телефона и долго разбирался, как внести его в телефонную книгу.

До вечера он вставлял стекла – по чужим домам ночевать ему надоело. Он любил свой дом, свою маленькую уютную комнату с окнами на две стороны. Удобную кухню, дровяную плиту, сохранившуюся с незапамятных времен.

А вечером, когда дом, наконец, прогрелся, Берендей собрал все для долгой охоты. И лег спать пораньше, чтобы затемно выйти в лес. Но уснуть не мог. Едва погас свет, все его мысли о Заклятом и о мести ему улетучились, и он вспомнил Юльку. Весь день он старался не думать о ней, потому что это сразу сбивало ему дыхание, а в легких образовывалась странная пустота, которую нечем было заполнить. Но без всяких сомнений, ничего более приятного он не испытывал никогда в жизни.

Вот и теперь, едва он вспомнил о ней, в груди зашевелилась непонятная сила, постепенно набирая обороты, а потом заклокотала так, что захотелось вскочить с постели и что-нибудь сделать. Ну, например, стукнуть в стенку кулаком. Берендей повернулся на другой бок и зарыл голову под подушку. Но выдержал всего пару минут, а потом рывком поднялся и достал из кармана мобильник. Едва он дотронулся до кнопок, экран засветился желтым светом. Сети не было, как и следовало ожидать, и Берендей обрадовался. Он дал слово, что позвонит Юльке только после того, как убьет Заклятого.

Берендей встал и направился в кухню, не зажигая света. У него горели щеки, и он плеснул в лицо водой из умывальника. Вода была теплой и нисколько не помогла. Тогда он вышел на крыльцо и швырнул в лицо пригоршню снега. Мороз обжег кожу и не только не отрезвил, а наоборот, еще больше взбодрил его. Но Берендей знал, что пройдет всего пара минут, и холод сделает свое дело. Босиком на заиндевевших досках долго не простоять.

Он огляделся. Очертания леса перед крыльцом были знакомы ему с детства, и любимы до боли. Берендей не мог себе представить, как люди уезжают навсегда из мест, где родились. У него было счастливое детство, и ему казалось, что счастье это питается тем, что его окружает – лес, дом, дорога, ведущая в поселок. И стоит только всему этому исчезнуть, и счастья не станет.

Вокруг молчала тишина.

Луна, неестественно яркая, сделала воздух необычайно прозрачным. Лунный свет не освещал, он заставлял светиться все, до чего дотянулся. Крепкий мороз звенел в ушах, стискивая пространство как камень в огромном кулаке, как будто надеялся выдавить из него капли влаги. Казалось, одно неосторожное движение, и пейзаж, погруженный в лунное свечение, разлетится со звоном, как хрупкий кристалл. Иллюзия неподвижного покоя, иллюзия его мимолетности, иллюзия шаткого равновесия – все вокруг было иллюзорным, непохожим на реальность. И вычерченный белым профиль леса на светлом небе, и силуэты пушистых яблонь, и изгородь, и покрытый инеем густой кустарник подлеска. Огромные ели на опушке вздымались высоко над лесом, их снежные лапы обнимали дом, как будто хотели защитить его, укрыть от любой опасности.

Лунные лучи упали на лицо, и Берендей почувствовал, как на него снисходит умиротворение. Словно снежные еловые лапы легли ему на плечи, словно безмолвие коснулось его груди и растворилось, расползлось по сердцу морозным узором. И сердце перестало трепыхаться, как рыба, попавшая на крючок, а забилось гулко и ровно, толкая горячую кровь. Такую горячую, что тридцатиградусный мороз не мог хоть сколько-нибудь ее остудить.

Берендей постоял еще около минуты, чтобы остыть окончательно, и только когда ступни заломило от холода, вернулся в дом и влез под одеяло. Сон пришел легко и незаметно, едва он начал согреваться.

Ему снилось, что он обернулся и идет по дороге в поселок. А вокруг зима, и он понимает, что надо вернуться обратно, в облик человека, но не может. Хочет, и не может. Он сердится и ускоряет темп. И вот уже кольцо автобуса, и люди на остановке. Они смотрят на него и начинают кричать, махать руками, а потом бегут в рассыпную. А он говорит им: «Ну, куда же вы! Это же я, Егор! Вы что, меня не узнаете?» Но вместо слов из горла вырывается рев, и людей это пугает еще больше. Он пытается догнать кого-нибудь и объяснить, что его бояться не надо, и догоняет продавщицу Катю. Она поворачивает к нему лицо, искаженное криком, и Берендей видит ужас в ее глазах, такой ужас, что ему самому становится страшно. Он хочет утешить ее, но она падает в снег, глаза ее закатываются и под веками он остаются только синеватые белки. Он трогает ее лапой, но она не шевелится. Он сердится, встает на задние лапы и ревет от отчаянья и злости, а потом ударяет лапой по ее белому лицу. Когтями длиной с палец. Лицо превращается в кровавую маску, он хочет вытереть кровь с ее лица, но под его лапой обнажается череп и на солнце блестят белые зубы.

Берендей проснулся от ужаса, и наваждение не сразу оставило его. Только через несколько минут он понял, что это был сон, что ничего подобного с ним никогда произойти не может. И продавщица Катя никогда не увидит его в облике бера. А если и увидит, ничего страшного не произойдет – он и бером сохраняет ясность ума и контролирует звериные инстинкты. Но откуда тогда этот ужас? Отчего сердце не перестает колотиться в ребра, а напротив, все ускоряет темп? И почему хочется бежать, прятаться, спасаться? Как будто он снова маленький медвежонок, обмирающий от страха в своей темной комнате.

Берендей отчетливо вспомнил, как маленьким по ночам боялся темноты. Он никогда не прятался под одеялом. Напротив, ему казалось, что стоит только перестать осматриваться вокруг, как опасность, до сих пор прячущаяся, выберется из своего убежища и набросится на него. А он не будет знать, с какой стороны отражать нападение. Он лежал, прислушиваясь и глядя в темноту, боясь пошевелиться и выдать свое присутствие.

Берендей и теперь напряженно прислушался к тишине дома. Дом не может не издавать звуков. Вот с умывальника в раковину гулко упала капля воды. Вот еле слышно треснуло волоконце в старом бревне. А вот...

За окном скрипнул снег. Тоненько-тоненько. А через пару секунд звук повторился. Кто-то крался под его окном, осторожно, почти бесшумно. Только на таком морозе очень трудно передвигаться бесшумно.

Леонид бывал в Белицах. Давно, у какой-то очередной подружки. Ему там понравилось – широкая река, лес, и в то же время полный комфорт и цивилизация. Но он совершенно не помнил поселка. Где река, где станция, где лес? Ни река, ни станция его не интересовали. Лес. Его притягивал именно лес. Именно туда он шел, преодолев почти тысячекилометровое расстояние. Почему именно туда? Леонид не задумывался. За три с небольшим недели, которые он провел в облике медведя, он вообще разучился думать. Это оказалось лишним. Он со смехом вспоминал свою глупую работу. В ней не было ничего, что требуется живому существу. Ни азарта, ни волнения, ни сытости. Зачем он потратил столько лет на эту ерунду?

Когда Леонид встречал одинокого прохожего, все его существо напрягалось и подрагивало в предвкушении удачной охоты. Он крался, как кот, затаив дыхание. Он бросался на жертву, как тигр – молниеносно, из укрытия. И разил наповал, упиваясь запахом крови и страха. Каким мелкими и несерьезными казались ему теперь его системы безопасности информации. Пресная человеческая жизнь, не знающая холода и страха, голода и насыщения, силы и ощущения непобедимости.

Леонид оброс за время путешествия. Борода у него всегда росла быстро, и раньше ему приходилось бриться каждое утро, чтобы выглядеть прилично. Теперь он смеялся над этим. Зачем? Он не видел своего отражения, но думал, что борода делает его более мужественным.

Он совершенно перестал скучать о доме. И во сне ему уже не грезилась горячая ванна, полная белой пены. Всю жизнь он болезненно следил за чистотой своего тела. А теперь понял, что и это было лишним. От него пахло медведем, даже когда он превращался в человека. Запах силы и неуязвимости. Запах самца, который привлечет самку и отпугнет соперника.

Леонид вспоминал дом с видимым усилием, когда хотел превратиться в человека. Иногда это было необходимо. Для удачной охоты. Подойти к человеку, заговорить с ним, а потом, выбрав удачный момент, превратиться в медведя. И никакой слежки и бросков. Нужно только хлопнуть пятерней посильней, и жертва превращается в пищу.

Держать под контролем превращение в медведя Леонид мог еще не всегда. Стоило ему почувствовать раздражение, или злость, или страх – и он не успевал оглянуться, как становился зверем. Поэтому ему приходилось избегать людных мест. Он не мог себе представить, что будет, если он превратиться в медведя где-нибудь у магазина. Вот паника-то начнется! Успеет ли он сориентироваться и уйти? Конечно, он может раскидать толпу людей за несколько секунд. Но вдруг по нему начнут стрелять?

В него уже стреляли один раз. Почти в упор. Проводник-медвежатник. Стрелял из «Сайги» двенадцатого калибра. Рана в бедре теперь не давала о себе знать. Но перед этим болела долго и неприятно. А откуда у людей с улицы такой калибр? И кто посмеет подойти к нему так близко, чтобы стрелять в упор?

Но подсознательно Леонид все же опасался людей с оружием.

Он обошел Белицы с востока. Не торопясь. Теперь не было смысла торопиться. Предпраздничная суета многих выгоняла на улицу поздним вечером, и Леонид успел дважды устроить охоту перед тем, как вышел к заветному лесу. Манящему, притягивающему к себе, как магнитом.

Он еще ни разу не напал на женщину. Почему-то запах женщины не вызывал в нем аппетита. Женщина пахла самкой, и будила в нем совсем другие инстинкты.

Третья его охота оказалась неудачной – его заметили. Не просто заметили, а увидели, как он превращается в медведя. Это случилось утром. Двое мужчин, похоже, местных, шли по дороге вдоль леса. Поселок в этом месте разворачивался на два рукава, огибая заболоченную часть реки, и дорога вдоль леса соединяла края этих рукавов. Место, возможно, и оживленное летом, зимой было совершенно пустынным, во всяком случае, так показалось Леониду. Он ни разу еще не нападал на двоих сразу, и очень хотел рискнуть. Но просчитался.

Леонид вышел к ним из леса и заговорил. То ли вид его оставлял желать лучшего, то ли запах напугал их, то ли они просто почувствовали опасность шестым чувством, но, едва он приблизился, оба насторожились и отступили назад. Это его разозлило. Его вообще раздражало, когда люди отталкивали его в человеческом облике. Он считал, что не заслуживает этого. Леонид всегда считал себя человеком обаятельным и приятным в общении. И он превратился в зверя до того, как успел подойти к ним достаточно близко. А они не потеряли дар речи, ноги их не приросли к земле, как это обычно случалось с его жертвами – они с криками бросились бежать.

Леониду ничего не стоило догнать их, но на их крики тут же выбежали люди. Леонид и предположить не мог, что на участке с недостроенным домом, в покосившемся вагончике, кто-то есть. Но их было много, человек пять. То ли они в окно увидели происходящее, то ли просто отличались хорошей реакцией, но четверо из них заводили бензопилы прямо на ходу. И нисколько не боялись его. И Леонид отступил. Даже если бы ему удалось догнать и убить одного из убегавших, он бы все равно не смог им полакомиться. Так зачем ломать копья?

Инцидент был неприятный – могли пойти слухи о медведе. Думать Леонид, конечно, не хотел, но отлично понимал, что долго на одном месте охотиться опасно. Кто-то что-то увидит, кто-то найдет обглоданное тело, кто-то хватиться родственника. И рано или поздно его начнут выслеживать. Обкладывать, как зверя. И каким бы сильным и неуязвимым он не был, люди найдут способ его уничтожить.

Леонид решил на время уйти из Белиц. Он плохо представлял себе местность, и где находится ближайшее к Белицам жилье, но лес манил его сильней, чем голод.

Он уже прошел по его краю, но еще не ощутил как следует, что так манит его в этом лесу. И только углубившись в него на пару километров, понял. Это его лес. Каждое дерево здесь принадлежало ему. Каждая нахохлившаяся пичуга на ветке. Каждая зверюшка. Все до единого листочка в нем принадлежало ему. Верней, должно было принадлежать.

Он шел по лесу, как хозяин. Что ему это давало? Да ничего. Ощущение собственности само по себе доставляло ему удовольствие.

Леонид прошел километров семь, когда напал на след человека. Человека в лесу. Ему сразу показалось, что в этом есть что-то неправильное. Он принюхался. И снова в голову стукнуло непонятное раньше слово «Берендей». Откуда он узнал значение этого слова? Этот берендей не был дедом. Даже наоборот, он был совсем молодым. Леонид не столько по запаху понял это, сколько уловил подсознанием, совершенно неведомым ему до этого внутренним чутьем. Звериным.

Соперник. Почему-то этот берендей тоже считал его лес своим. Потому что ходил по лесу не таясь. Потому что в запахе его не чувствовалось страха, а в походке – осторожности. Потому что он был берендеем. Леонид поднялся на задние лапы и заревел, призывая невидимого соперника. Гнев и злоба переполнили его через край, и он выплеснул их в своем победоносном реве.

И он пошел по следу, решив во чтобы то ни стало найти неведомого берендея и уничтожить. Потому что никто не смеет оспаривать его прав на этот лес. Никто. Ни зверь, ни человек. Ни то и другое вместе.

Следы вывели его к охотничьему кордону на опушке леса. Кордон пребывал в запустении, сам Леонид никогда бы не согласился охотиться здесь. Да и зверья тут водилось мало. Из интересных вариантов можно было рассматривать только лосей, которые водились в лесу в изобилии. Наверняка какое-нибудь муниципальное охотхозяйство. Ни денег на приличное обустройство, ни желания что-то улучшать.

Вокруг кордона не нашлось других следов, кроме следов берендея. Леонид обошел охотничий домик, заглянув в окна. Домик был холодным и пустым. Он принюхался и уловил еле слышный запах дыма. Но дымом пахло со стороны. Леонид направился в сторону запаха и вскоре за деревьями увидел еще один дом. Не было сомнений в том, что это жилой дом. Не понадобилось приближаться к нему, чтобы это почувствовать.

«Это мой дом», – решил Леонид. И понял, что пока его уверенное желание не соответствует действительности. В этом доме жил берендей. Тот самый, что не таясь ходил по его лесу. Появилось острое желание напасть немедленно. Прогнать, уничтожить, растоптать. Но Леонид понимал, что берендей – это не одинокий прохожий. Надо было сперва хотя бы рассмотреть его, понять, чего от него можно ожидать.

Леонид затаился невдалеке от дома. Настолько, чтобы человек не учуял его, но так, чтобы разглядеть его получше. Он безошибочно выбрал расстояние, поскольку сам знал, насколько далеко может почувствовать чужой запах.

И его усилия увенчались успехом. Примерно через час из дома вышел берендей. Теперь не было никаких сомнений в том, что это берендей. Леонид отлично разглядел в нем зверя. Берендей шел за водой с двумя ведрами и насвистывал какую-то нехитрую мелодию. Он был совсем мальчишкой, лет двадцати с небольшим. Щенок.

Но зверь в нем просматривался совершенно отчетливо. Леонид мог с точностью сказать и цвет шерсти – светло-бурый, и размер – чуть больше двух метров, если поставить его на задние лапы, и вес – килограммов двести пятьдесят – двести восемьдесят. Как охотник он понимал, что это довольно крупный медведь. Для этой местности – просто гигант. Но ему захотелось рассмеяться, когда он мысленно поставил его рядом с собой. Кроме этого, берендей был еще молод. Возможно, если бы Леонид увидел перед собой матерого зверя, он бы действовал осмотрительней. Но перед ним стоял медведь-подросток, едва достигший половой зрелости.

Этот щенок не мог составить ему серьезной конкуренции. Он справится с ним легко и быстро. Наверное, не стоит нападать прямо сейчас. Он может быть не один в доме. Как бы не вышло так, как в Белицах несколько часов назад.

Леонид всегда был нетерпелив в своей прошлой жизни. Но жизнь зверя научила его выдержке. Он подождет. Он понаблюдает. И нападет не здесь, а в лесу. Если мальчишка ходит по лесу, как хозяин, он сможет застать его врасплох.

Ждать пришлось не долго. Всего несколько часов. Давно стемнело. Медведи видят хуже людей, но в темноте человек не может сравниться с медведем. Мальчишка вышел из дома в расстегнутом ватнике и без шапки. У него была легкая пружинящая походка, как будто он двигался под музыку. И даже углубившись в лес, где снег доходил ему до колена, пацан все равно шел легко и скоро.

Леонид осторожно двинулся за ним, стараясь не приближаться.

Берендей шел по его лесу, как хозяин. Это раздражало, и в груди ворочался глухой, готовый в любую секунду вырваться, рык. Но Леонид удерживался. Пока парень идет в сторону от дома, нет смысла нападать. Вот если он повернет – другое дело. Но берендей не поворачивал, все глубже уходя в лес. Он шел без определенной цели. Он просто гулял! Когда Леонид понял, что берендей просто гуляет по его лесу, злость его достигла пика. Он еле сдержался, чтобы не подняться с ревом и не кинуться на противника.

И в этот момент берендей замер. Леонид почувствовал, как напряглась его спина. И шерсть на загривке невидимого зверя встала дыбом. Берендей его обнаружил! Но как? Леонид не приближался, не издавал никаких звуков. Он тихо шел на безопасном расстоянии. Почему?

Берендей медленно огляделся. Очень медленно и очень осторожно. На секунду Леонид почувствовал его взгляд. Но он не мог его видеть! Темно и далеко. Леонид прятался за кустами, одним глазом наблюдая за мальчишеской фигуркой, так отчетливо просматриваемой на белом снегу.

Но, едва взгляд берендея скользнул по тому месту, где стоял Леонид, парень сорвался с места и побежал. Побежал быстро и легко, так же, как до этого шел. Леонид даже не поверил, что по снегу можно так быстро бежать.

Леониду приходилось догонять человека. Это было не трудно. Вот если бы берендей превратился в медведя, тогда Леонид не смог бы с ним соперничать – он слишком разжирел. Он не стал рычать и звать его на поединок, а просто побежал за ним вслед. Медведь бегает быстрей человека, как бы этот человек не был ловок и силен.

Преследуя человека, он много раз применял нехитрый прием: обгонял немного и выходил навстречу, поднимаясь во весь рост. Ему это доставляло удовольствие. Видеть ужас в глазах жертвы. Ужас и удивление. Обычно человек сдавался сразу и больше не пытался убегать.

Он неоднократно пытался обойти берендея, но всякий раз берендей безошибочно угадывал его местонахождение, и поворачивал в сторону. Парень бежал, как будто не знал, что такое усталость. Не ускоряясь и не снижая темпа, как марафонец. Падал, но тут же вскакивал, как будто его подбрасывала невидимая пружина, и бежал дальше.

В начале погони Леонид не стремился сильно разгоняться. Потом ему пришлось ускориться, чтобы не отстать. Он двадцать дней шел по лесу, неплохая тренировка перед долгой погоней. Но погоня затягивалась. Даже слишком. Леонид почувствовал, что устал. Медведь плохо бегает по снегу. Он преследовал берендея просто от злости, из упрямого желания выгнать его из леса, не стремясь догнать его и убить.

Сколько еще может протянуть этот щенок? И почему он не превращается в медведя? Леониду надоело гнаться за ним, но он по инерции продолжал преследование. Сколько они бегут по лесу? Час? Два? Пять? Ему казалось, что уже должно наступить утро.