355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ольга Баскова » Комплекс полуночи » Текст книги (страница 1)
Комплекс полуночи
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 23:24

Текст книги "Комплекс полуночи"


Автор книги: Ольга Баскова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Ольга Баскова
Комплекс полуночи

Глава 1

Никита

Это случилось в один прекрасный летний день. Почему опять в летний день? Наверное, потому, что сама природа решила показать мне: не все в этой жизни так легко. На улице стояла африканская жара, столбик старого термометра, сиротливо приютившегося за окном моего кабинета в редакции (да, теперь я имел собственный кабинет и работал начальником отдела информации – море возможностей для талантливого и предприимчивого молодого человека), безжалостно показывал тридцать пять градусов. Это напомнило мне поездку в Крым, и я подумал, что все нормальные люди должны наслаждаться морем или океаном. Жители Приреченска, правда, лишены такой возможности, однако желающие могут поплескаться в речке, которая и курице по колено. Кстати, в голове мелькнула мысль: а не смотаться ли после работы за город и не окунуть ли истомленное жарой тело в прохладные желтоватые струи? На нашей речке можно найти много мест, радующих глаз, если хорошо поискать. Это улучшило настроение. Я быстро закончил статью, с воодушевлением поставил точку и включил принтер. Анатолий Николаевич Пенкин, мой шеф, главный редактор большой газеты «Вести Приреченска», попросил меня как можно скорее принести ему материал. Собрав вылезшие из принтера, как улитка из раковины, отпечатанные листы, я заметался в поисках файла. Дело в том, что главный редактор – очень аккуратный человек и любит, когда листики покоятся в файле. А у меня, как назло, сегодня их не было. Ни на что не надеясь, я выдвинул нижний ящик шкафа. Вдруг моя предшественница Марта Ефимовна, бывший начальник отдела, оставила парочку? Следует признаться, я не нашел того, чего искал, зато именно так в мои руки попало это письмо. Оно лежало на дне ящика, одно-одинешенько, и моя рука сама потянулась к нему. Адрес отправителя и то, что Марта Ефимовна вскрывала конверт и почему-то оставила его в редакции, а не выкинула в корзину, заинтриговали меня. Уже через минуту мои глаза бегали по строчкам, выведенным красивым почерком.

«Здравствуйте, дорогой редактор! Пишет вам Должиков Петр Семенович, воспитанник детского дома, а в настоящее время работающий в автосервисе (адрес этой организации приводился). Почему я написал вам? Дело в том, что вы – моя последняя надежда. Несколько дней назад у меня пропала подруга, Яна Рыбина. Если вы улыбнулись, читая эти строки, то напрасно. Яна – прекрасный человек. Мы вместе выросли в детском доме. И не подумайте, что мы алкоголики или наркоманы. Я и Яна хорошо окончили школу, пробовали поступать в институт, но не набрали баллов. Впрочем, на этом мы решили не останавливаться и посещали подготовительные курсы. Я посещаю их и по сей день, а вот моя подруга… Короче, она исчезла, словно провалилась сквозь землю. Естественно, по прошествии трех дней я поставил в известность милицию, однако там решили, что если ты из детского дома, то ничего страшного в твоем исчезновении нет. Может быть, и вы так подумаете? Уверяю вас, вы сделаете большую ошибку. Мы с Яной собирались пожениться, ни о каком другом парне или тайном бегстве от меня не было и речи. Я адекватный человек и могу анализировать поступки своей невесты. С ней что-то случилось, и я прошу вашей помощи. Что касается милиции, они провели расследование формально. Было установлено: Яна пропала, выйдя из ночного клуба «Магнолия». Следователь опрашивал директора нашего детского дома Валентину Петровну Биеву, и она, человек, на глазах которого Яночка выросла, без раздумья заявила: дескать, эта девочка была трудным ребенком и постоянно убегала. Именно Валентина Петровна дала понять: не о чем беспокоиться. Яна вернется, а если не вернется, то это ее дело. Я спросил у Валентины Петровны, зачем она оклеветала Яну, и та зло бросила мне:

– Ступай и не вмешивайся не в свое дело.

А я решил вмешаться, ведь моей невесте наверняка угрожает опасность. Умоляю вас, помогите! Адрес моей работы указан в письме, там вы можете найти меня в любой день недели, кроме воскресенья. Еще сообщаю номер мобильного. Уважаемый редактор, нам лучше поговорить с глазу на глаз, потому что в жизни Яны произошло много странного за последний год, и я вам охотно расскажу обо всем, а потом решайте сами, прав я или не прав в своем желании отыскать подругу. Буду ждать вас с нетерпением. С уважением, Петр Должиков». Дата в конце уведомляла: этому посланию уже пять месяцев.

На этом письмо заканчивалось. Я знал, что Марта Ефимовна открывала конверт, но почему-то не стала заниматься расследованием. Впрочем, ее можно было понять. В шестьдесят лет не очень-то хочется бегать в поисках какой-то детдомовской девочки, пусть даже она, как пишет ее приятель, и вполне благополучная. Я же отнесся ко всему по-другому. Во-первых, мне стало интересно, почему девушка, всю жизнь проведшая в детском доме, а до исчезновения вряд ли работавшая на высокооплачиваемой должности, выходила из самого дорогого ночного клуба. Как она вообще туда попала? Как прошла фейсконтроль? Да и, в конце концов, нашлась ли? Обращался ли ее обеспокоенный друг к нам снова? На эти вопросы мне ужасно захотелось получить ответы, и я начал действовать. К сожалению, Марта Ефимовна, уволившись, уехала к детям в Полтаву, и найти ее было сложнее, чем автора. Слава богу, Должиков проживал в Приреченске, и ни о какой поездке за свой счет не надо было информировать начальство. Я посмотрел на часы. Стрелки приближались к пяти, возвещая о конце рабочего дня. Я нашел в письме номер телефона Должикова и набрал его. Меня известили, что абонент не обслуживается. Что ж, вполне возможно, что Петр Семенович, как он себя называл, поменял номер. Тогда следует отправляться на место его работы.

Автосервис на Глуховской обслуживал в основном дорогие машины. Я на своей «девятке», оставленной тетушке ее покойным мужем и подаренной тетушкой мне, казался нищим среди принцев. Однако и ко мне подошел мастер, парень в черном комбинезоне, с хитрыми, как у лисы, маленькими глазками, одарив не очень-то любезной улыбкой:

– В чем дело? Какие проблемы?

– Надо поговорить.

– Время – деньги, – сразу среагировал он на мое предложение.

– Сколько?

– А судя по разговору.

Я не стал спорить:

– Интересно, во сколько ты оценишь свой ответ, как мне найти Должикова.

Мастер закусил губу:

– За это ничего не возьму. Постоянное местожительство Петьки теперь – городское кладбище.

Я не поверил своим ушам:

– Вы о Петре Семеновиче?

– А разве вы спросили про кого-то другого?

– Но…

Он не дал мне договорить, добавив:

– Его сбила машина почти полгода назад.

Кое-что начало проясняться. На некоторые вопросы были найдены ответы. Разумеется, Марта Ефимовна пыталась связаться с Петром, однако ничего из этого не вышло. Сам он тоже не появился. До автосервиса пожилая женщина вряд ли дошла.

– Как это случилось? – Мои руки нервно подрагивали.

Парень теребил масляную тряпку:

– Петька возвращался домой в Павловский тупик. Там его на полной скорости и сбили.

– Тупик? – я удивленно поднял брови. – Но на этой дороге быстро не ездят. А что за транспорт?

Мастер горестно усмехнулся:

– Водитель пожелал остаться неизвестным. Свидетели видели, как из тупика выезжала иномарка, однако ни марки, ни номера не запомнили. Было темно, а автомобиль шел с погашенными фарами. – Он вытер пот со лба, оставив на коже темные разводы: – Такой вот несчастный случай. Наверное, за рулем сидел пьяный дурак.

Меня тоже прошиб пот. По роду деятельности приходилось бывать на этой улочке, оканчивающейся тупиком. По обе ее стороны ютились двухэтажные домики, так и умолявшие своим несчастным видом, чтобы их, наконец, снесли. Здесь обитали бедные слои населения нашего города. Некоторые точно имели машины, старые «Жигули» и «Москвичи». Иномарки редко забредали в этот район. Лично я не видел ни одной. Впрочем, это не значит, что они вообще объезжали тупик десятой дорогой. Однако на огромной скорости тут не ездили даже старожилы, рискуя поцарапаться о контейнер с мусором или бездарно расставленные скамейки. Значит, водитель – гость Глуховского тупика. Но почему он потушил фары? Ответ напрашивался сам собой. Это не был несчастный случай. Это было самое настоящее убийство.

Глава 2

Заведя машину, я отправился в детский дом. Все теперь казалось мне подозрительным. Кому понадобилось убивать простого парня? Кто похитил его невесту? Возможно, на эти вопросы ответить могла директор детского дома, некая Валентина Петровна. Писал же Должиков, что дамочка дала ложные показания. А с какой стати?

Детский дом стоял в центре города, возле городского парка. Это было небольшое двухэтажное строение, окруженное железным забором. Такая ограда слезно просила охранника, однако руководство то ли не имело, то ли жалело денег, хотя со всех приреченских каналов вещали, сколько средств выделено на это заведение. Правда, мои коллеги ни разу не поинтересовались, а что приобретено на эти средства? Не старая же детская площадка, которую я помнил еще ребенком. Сами воспитанники представляли собой грозу окрестностей. Жалкие качели и покосившиеся теремки их не привлекали. Вооружившись бутылками с пивом, они стайками бродили по улицам, грабя одиноких прохожих и разбивая витрины магазинов. Те, кто обитал по соседству с детдомом, ставили на окнах железные решетки, потому что разгулявшаяся ватага не раз предпринимала дерзкие налеты именно на соседей. Сколько одиноких старушек переехало в другие районы, лишь бы избавиться от постоянного страха. Меня всегда поражало то, что о таких фактах знали все, но газеты наперебой хвалили директоров, которые смотрели на должность как на возможность поживиться. И ведь не брезговали деньгами, выделенными на сирот!

С такими мыслями я прошел в коридор здания и спросил у пожилой женщины, как найти Валентину Петровну. На мое счастье, директор, стройная дама пятидесяти с лишним лет, с густыми темными волосами, забранными в пучок, оказалась у себя в кабинете и не отказала в любезности заняться моей персоной.

– Садитесь, пожалуйста. Мне сказали, что вы из редакции. Но о нас недавно писали…

– Я действительно из редакции, – в моих светлых глазах отражалась детская невинность, – однако писать о вас я не буду. Мне нужно с вами поговорить.

– О чем же?

– О Петре Должикове и Яне Рыбиной.

Ее смуглое лицо побелело в одну секунду:

– Почему именно о них?

Губы женщины предательски дрожали. По всему было видно: она до смерти боялась разговора. Я прикинулся чайником:

– А разве вам ничего не известно?

Валентина Петровна попыталась взять себя в руки:

– Известно о чем?

– О пропаже Яны и о гибели Петра.

Она попыталась разыграть удивление и скорбь, но это у нее плохо получилось. Актрисой Валентина Петровна была никудышной:

– А… как это случилось?

На среднем пальце сверкнул бриллиант, не огромный, как у олигархов, но вполне приличных размеров. Почему-то у меня не было сомнений, на какие деньги женщина приобрела кольцо. Это вызвало глухое раздражение, и я не стал больше маскироваться:

– Давайте откроем карты, уважаемый директор. Я нашел письмо Должикова и собираюсь проводить журналистское расследование по поводу пропажи Рыбиной. Еще Петр писал, что вы ввели в заблуждение милицию, сказав, мол, Рыбина всегда отличалась склонностью к многодневным уходам. Зачем вы это сделали?

Она стала еще бледнее:

– Яна часто убегала из детского дома и бродяжничала по окраинам города. Почему вы верите Должикову? Это он со своей слепой любовью к Рыбиной выдумывает о ней небылицы.

– Однако это легко проверить, – предупредил я. – Мои коллеги обойдут всех, кто знал Яну. Думаю, найдутся такие, которые скажут правду, особенно если привлечь к этому делу милицию.

Ее лицо напоминало простыню с двумя черными дырами вместо глаз:

– Не надо привлекать милицию.

– Чего же вы боитесь? Что вы скрываете?

Валентина Петровна молчала, рисуя на листке бумаги немыслимые геометрические фигуры. Я пер, как танк:

– Вы должны мне все рассказать, в противном случае я обращусь к Зориной, а она поставит в известность своего мужа. Вы не вызываете у меня никакого сочувствия. Не испугайся вы, скажи всю правду милиции, Должиков остался бы жив. Однако что вам ваши воспитанники? Вы заботились только о себе, а ваши подопечные для вас грязь, мусор. И ноги бы вашей здесь не было, найди вы такую же хлебную работу. По мне, так вас заждалась тюремная камера. Вот и попытаемся сделать ей сюрприз.

Директор заломила руки:

– У меня есть собственные дети и внуки. Если бы я сделала так, как хотел Должиков… – Женщина вдруг закусила губу.

– Ну, договаривайте, – подбадривал я. – Облегчите душу передо мной, а я подскажу, как вам смягчить свою участь.

– Мне надо подумать, – процедила Валентина Петровна. – Оставьте свои координаты. Я свяжусь с вами.

– Учтите, прекрасная дама, – я галантно поклонился, – жду только до вечера, а потом против вас развернется кампания. Может, какому-нибудь заведению и нужны такие директора, да только не этому.

С наслаждением бросив последнюю фразу в размалеванное не по возрасту лицо, я откланялся.

Проходя по дорожке, вымощенной булыжником, мимо детской площадки, я бросил взгляд на окно Валентины Петровны. Женщина смотрела на меня. Смотрела задумчиво и встревоженно.

После визита к директору детского дома я отправился в редакцию, где узнал неприятную новость. Пенкин забраковал мою статью, и секретарь уже положила ее мне на стол для доработки. Честно говоря, этого мне хотелось меньше всего. Снова париться над текстом, когда на улице жара, а в голове крутятся совсем другие вопросы – это гестаповская пытка. Впрочем, кое-как я выполнил порученное мне задание, но времени на это ушло вагон. Я поднялся со стула, чтобы перекусить, глянул на часы и ахнул. Стрелки приближались к семи. «Вот что значит любимая работа», – подумал я, мечтая отделаться от статьи и потихоньку смыться. Однако сразу сделать это мне не удалось. Анатолий Николаевич вызвал меня к себе, долго читал статью и наконец изрек:

– Вот теперь нормально. Свободен.

С последним его словом часы на стене кабинета отстукали ровно семь. Я мог бы лететь домой и без его разрешения. Шеф словно почувствовал мое настроение:

– О чем думаешь?

От его проницательности не ушел бы даже Штирлиц. Пришлось говорить, как на исповеди:

– Нашел интересный материальчик для расследования.

– Только в свободное время, – изрек Пенкин. – Сейчас масса текучки.

– Я так и планировал.

Вернувшись на рабочее место, я начал складывать в дипломат наброски статей. За этим делом меня и застал звонок Валентины Петровны.

– Здравствуйте еще раз, – женщина задыхалась, как от приступа астмы, – я решила рассказать правду.

– Отлично, – похвалил я. – Мне подъехать к детскому дому?

– Только не туда, – испугалась она. – Записывайте адрес. Это квартира моей дочери, которая сейчас отдыхает в Египте с семьей.

Фиксируя координаты, я хмыкнул. Похоже, рабочее место Валентины Петровны кормило ее ближних и дальних родственников.

– Позвоните три раза, – напутствовала директор. – Только тогда я открою.

– Понял.

В предвкушении интересного рассказа я сильно нажал на газ, и «девятка» с ревом сорвалась и помчалась по улицам, вызывая недоуменные взгляды прохожих.

Глава 3

До нужного мне дома я долетел за двадцать минут. Следует признать, дочь Валентины Петровны жила в прекрасном доме, где квартиры с евроремонтом сдавались под ключ. Жители Приреченска с завистью поглядывали на белоснежную многоэтажку, взметнувшуюся ввысь, и размышляли о тех счастливчиках, кто неизвестно каким образом получал здесь квартиры. Совершенно неожиданно одной из жилиц оказалась дочь директора детского дома. И приходилось только догадываться, как ей это удалось. Я набрал код домофона и стал ждать ответа хозяйки, но тщетно. Никто не спешил сообщать, что меня ждут. Я было забеспокоился, но сухонькая старушка в цветастом платочке, одна из типичных бабушек – завсегдатайниц скамеечек, пришла мне на помощь.

– Может, не слышат, – предположила она и прижала ключ к замку. Дверь открылась.

– Не боитесь, что впускаете незнакомца? – поинтересовался я.

– А жуликов сразу видать, – мгновенно ответила старушка.

Я вошел в прохладу подъезда и вызвал лифт. Он бесшумно подкатил, распахнув передо мной чистую кабину, которую здесь никто и не думал использовать в качестве общественного туалета, и я начал свое восхождение на восьмой этаж. Возле семидесятой квартиры я немного потоптался и позвонил. Никакого толку! Может, меня обманули? Может, директор просто тянет время, а сама и не думает со мной откровенничать? Я позвонил еще. Бесполезно.

– Валентина Петровна! – в моем громком голосе слышалось непреклонное желание проникнуть через все преграды. – Открывайте! Какую игру вы затеяли?

Вспоминая этот эпизод, я всегда думал о том, что мысли о беде, возможно, случившейся с хозяйкой, не приходили в голову. Они появились тогда, когда мое плечо сильнее нажало на крепкую дверь, и она неожиданно открылась. Я задрожал всем телом. Так же случилось и в Южноморске при посещении квартиры Варнакова. Но неужели и здесь… Осторожно ступая, я зашел в коридор. Красная ковровая дорожка вела в гостиную.

– Валентина Петровна? Вы здесь?

В гостиной было тихо. Директор детского дома лежала на кожаном диване. Мне не требовался доктор, чтобы констатировать смерть. Живые так не выглядят. Полы домашнего халата распахнулись, обнажая стройные для женщины в возрасте ноги. Тонкую шею плотно охватывала бельевая веревка, впившаяся в кожу. Посиневшее лицо убитой выражало страдание.

Я попятился, тяжело дыша. Такого оборота дела никто не ожидал. Следовало оповестить милицию. Бесшумный лифт снова понес меня, на этот раз вниз.

– Так быстро, милок? – спросила добросердечная бабушка, когда я вышел из подъезда.

Вот черт! Теперь она сообщит мои приметы, и оперативники начнут погоню вовсе не за убийцей.

Стараясь не смотреть в ее сторону, я быстро ответил:

– Да. Спасибо.

– У тебя тут небось подружка?

– Да, – я уже бежал из двора, подгоняемый страхом. Машина, стоявшая недалеко, покорно приняла в свои объятья мое потное тело и рванула прочь, унося меня подальше от этого страшного места. Я не сразу заметил, как следом поехал старенький красный «Опель».

Честно признаться, сыщик из меня пока не получался. Преследовавшую меня машину я засек только через два квартала, и зубы отбили барабанную дробь. «Девятка», старавшаяся уйти от преследования, колесила между домами, но «Опель» не отставал. Когда я притормозил у аптеки, красная машина тоже остановилась. Да. Это была самая настоящая слежка, причем топорная. Впрочем, это и успокаивало. Пока меня предупреждали, что кому-то известно о моем расследовании и этот кто-то не хочет, чтобы я это расследование продолжал. Если они убедятся, что я не сверну с пути, они меня уберут. От этой мысли мне не стало страшнее даже тогда, когда я решил идти намеченным курсом. Кто бы ни были эти убийцы, они не дали возможности вести нормальную жизнь двум и так обездоленным детям – и это вызывало глухое раздражение. Не дождутся! Я прошел мимо «Опеля», всем своим видом демонстрируя олимпийское спокойствие. Сквозь тонированные стекла лица водителя не было видно. Ну и черт с ним! А вот номер мне обязательно удалось бы запомнить, если бы в лучших традициях детективного жанра его не заляпали грязью. Возле аптеки находился таксофон, и именно оттуда я сообщил в милицию о трупе в элитной девятиэтажке. Теперь можно было ехать домой и думать дальше, где раздобыть необходимую информацию. Красный автомобиль еще немного подержал меня в поле зрения и умчался на север. К дому моя «девятка» подъехала без сопровождения.

Глава 4

Однокомнатная квартирка, которую я снимал на окраине города, ждала меня. Здесь исчезли все мои страхи и снова заработало логическое мышление. Теперь следовало найти воспитателей, помнивших Должикова и Рыбину. Наверняка они вспомнят какие-нибудь важные факты их биографии.

«Завтра до работы поеду в детский дом, – подумал я. – Искать надо среди пожилых. Они всегда охотнее идут на контакт».

Звонок телефона заставил меня вздрогнуть впервые в жизни. Он прорезал тишину моей квартиры. Я подошел и, затаив дыхание, снял трубку. На линии кто-то сопел.

– Говорите, – мой низкий голос сорвался на фальцет, однако это никого не обеспокоило. На том конце незнакомый абонент нажал на сброс. Короткие гудки кувалдой били по нервам. Я прошел на кухню и вынул из шкафа бутылку водки. Видно, дело, которое попалось мне на этот раз, трудное и опасное. Горячий воздух, волнами врываясь в открытое окно, гладил плечи. Потной рукой я закрыл окно. Я предпочитал сидеть в духоте, но не оставлять ни малейшей щели. Впрочем, эти, если захотят, проникнут даже через закрытую дверь. Естественно, такая мысль не улучшала настроения.

Рюмка горячительного напитка сделала свое дело. Не считая кошмаров, тревоживших меня полночи, я сносно поспал. Мой старый друг-будильник возвестил: пора на работу. Я молниеносно оделся, кинул в рот кусочки сыра и колбасы, которые остались от вчерашнего одинокого пиршества, вызванного страхом, и сбежал вниз. Красный «Опель» терпеливо поджидал меня на стоянке. Я махнул водителю, как старому знакомому, и гордо прошествовал на автобусную остановку, решив, что среди людей мне будет легче скрыться. Я сел в маршрутку, понаблюдал, как автомобиль аккуратно преследует ее, и в голове у меня сложился план действий. Следуя ему, мне надо было выйти на две остановки раньше, что и было сделано. Потом я побежал в глубину проходных дворов. Растерянное лицо водителя, никогда мною не виденного, воображение нарисовало достаточно четко. Стоит ли говорить – мне удалось оторваться от преследования.

В холле детского дома меня встретила та самая пожилая женщина, что в первый раз проводила меня в кабинет директора. Мне почему-то показалось: она работает здесь довольно давно и знает Должикова и Рыбину. Вот почему я обратился к ней с вопросом:

– Давно здесь трудитесь?

Ее улыбка была доброжелательной. Детдомовцы людей с такой улыбкой обожают – те из них, кто на это способен. Но не дай бог этим людям в чем-нибудь провиниться! Любовь мгновенно перерастает в ненависть.

– Довольно давно, – ответила женщина.

– А вы не знали Петра Должикова и Яну Рыбину?

Ее выцветшие глаза глядели без всякого страха:

– Конечно.

Я вытащил удостоверение:

– Перед вами журналист крупной приреченской газеты. Можете уделить мне время?

Собеседница растерялась:

– Вообще-то, я занята.

– Прошу вас. Это очень важно.

Она махнула рукой:

– Ладно. Пока Валентины Петровны нет…

Я никак не отреагировал на эту фразу. Пусть узнает о смерти начальницы не от меня.

– Пройдемте в кабинет.

Я вытащил блокнот:

– Мне необходимо записать вашу должность, имя, отчество и фамилию.

– Воспитатель Полина Тимофеевна Кочетова, – представилась она. – Проходите. Это комната отдыха для воспитателей.

Я уселся на кушетку и обратился к женщине:

– А теперь расскажите все, что вы знаете об этих ребятах.

– Но почему именно о них? – удивилась Полина Тимофеевна.

– Яна пропала, и наша редакция осуществляет ее поиски, – говорить полуправду всегда легче, чем лгать глаза в глаза.

Кочетова вскинула седые брови:

– Разве это не дело милиции?

– Мы работаем параллельно.

– Тогда понятно. – Она вытерла капельки пота, поблескивающие бусинками на верхней губе. – И Яночка, и Петюня поступили к нам крохотными. Знаете, они оба отказники. Если вы хотите знать мое мнение, их мамаши просто обокрали себя, лишившись таких замечательных деток.

– А кто их родители? – поинтересовался я.

– Об этом ведает только Валентина Петровна, и никто, кроме нее. А зачем вам?

Моя улыбка сражала невинностью:

– Меня, как и милицию, интересуют все мелочи. Но давайте пойдем дальше. Их никто не пытался усыновить?

– Пытались, и неоднократно, – выпалила Полина Тимофеевна.

– И почему же не получилось?

Воспитатель задумалась:

– Все, что я здесь рассказала, опубликуют в газете?

Надо было срочно ее разуверить:

– Ни в коем случае. Видите, я даже ничего не записываю.

Она успокоилась и продолжала:

– У нас работала одна молодая женщина, Ирочка Хромова, добрейшей души человек. В юности ей пришлось сделать аборт, и доктора объявили неутешительный приговор – бесплодие. Именно тогда она и решила взять ребенка из детского дома. Даже двоих – Петю и Яночку.

Женщина перевела дыхание:

– И жили бы наши лапочки припеваючи, если бы не эпидемия гриппа. Врачи проглядели страшное осложнение – менингит. Так наши крошки лишились матери второй раз. Потом Яночка приглянулась одной богатой даме, и она стала хлопотать об удочерении.

– И?.. – Я вопросительно посмотрел на воспитателя.

– И ей это удалось, – с горечью заметила Полина Тимофеевна. В уголке ее глаза блеснула слеза. Что случилось дальше, было понятно и без слов, однако мне требовались подробности.

– А потом вернула?

– Да.

– Почему?

– Слушайте, – Кочетова мысленно перенеслась в тот день, когда высокая блондинка с массивными золотыми серьгами и грубым голосом тренера по футболу переступила порог детского дома. Она объяснила, что хочет взять ребенка, однако не совсем маленького, около четырех-пяти лет, и желательно девочку.

– Да, девочку, – повторила женщина, давая сотрудникам полюбоваться перстнем с огромным аквамарином. Потом ее водили по комнатам, и дама указала на Яну:

– Пожалуй, эта.

Полина Тимофеевна сжала локоть Валентине Петровне, смотревшей на блондинку с каким-то подобострастием:

– Не отдавайте ребенка. Она не будет ухаживать за ним как надо.

Директор строго взглянула исподлобья:

– Здесь, что ли, ухаживают как надо? Разве не вы все время повторяете: детям нужны родители.

– Но у нее нет мужа.

– Зато есть деньги.

Когда блондинка окончательно остановилась на Рыбиной, ей подсказали, куда обращаться, и вскоре пакет документов был готов. Полина Тимофеевна, до последнего лелеявшая надежду, что Яночку не отдадут в неполную семью, приуныла. В назначенный день женщина подкатила на новенькой иномарке, и Валентина Петровна с воспитателями наблюдали, как она втискивала ребенка на сиденье.

– Эта не будет хорошей матерью, – констатировала Кочетова.

– Поживем – увидим, – отозвалась директор, сжимавшая в кармане пакет с приличной суммой. Однако слова Полины Тимофеевны оказались пророческими. Девочку вернули через два года. Воспитатели боялись за психику ребенка, но Яна как будто обрадовалась возвращению в детский дом. Позднее она рассказывала Кочетовой:

– Евдокия Артемьевна (так звали крутую даму) играла со мной, как с куклой. Да, она покупала мне красивые платья, но никогда не говорила о моих проблемах, никогда не интересовалась делами, только постоянно следила, чтобы я не украла драгоценности или деньги.

– А ты ничего не украла? – осторожно спросила Полина Тимофеевна. Яна рассмеялась:

– Я не воровка. И потом, за мной присматривала домработница. Правда, однажды я нашкодила, и этого оказалось достаточно, чтобы меня вернули.

Воспитатель погладила Яну по голове:

– Что же ты натворила, негодница?

– Ничего особенного, – проворковала девочка. – Когда меня оставили одну в квартире, я зашла в спальню к матери и обнаружила на трюмо много разной косметики. Мне захотелось накраситься, как это делают взрослые, понимаешь?

– И ты накрасилась, – вздохнула Кочетова, не видевшая в этом ничего предосудительного.

– Ну да, – хихикнула Яна. – Накрасилась. Я не знала, что это плохо. Это очень плохо, да?

Полина Тимофеевна замялась:

– Раз тебе запрещали, не следовало этого делать.

– Она тоже так сказала, – согласилась Рыбина. – Точнее, не говорила, а орала, как дворник в соседнем доме, когда напьется. Обзывала меня плохой девчонкой, испортившей дорогущую косметику, и поклялась вернуть обратно. Как видите, обещание она сдержала.

– А больше ты ничего не сделала? – осведомилась воспитатель.

– Ничего, клянусь, – заверила ее Яна. – Знаете, я рада, что вернулась. Два года я чувствовала себя не в своей тарелке, два года от меня ждали неприятностей. А в такой обстановке тяжело живется.

Кочетова обняла девочку:

– Мы никогда не расстанемся. Если только я не увижу, что очень хорошие люди хотят стать твоими папой и мамой.

– Договорились, – Яна доверчиво прижалась к груди женщины.

Дальше можно было не рассказывать. Хороших родителей Рыбиной не нашли.

– А в последнее время вы не замечали странностей в ее поведении? – поинтересовался я.

– Год назад они с Должиковым решили пожениться и сняли квартиру, – объяснила воспитатель. – Сначала дети навещали нас вместе. Потом стал приходить один Петя. Когда я спрашивала, почему он без Яночки, мальчик смущался. Петенька вообще был очень честным, и если бы кто-нибудь усыновил его, то получил бы прекрасного ребенка.

– Почему же… – начал я, однако Кочетова меня перебила:

– Петенька сам не хотел уходить от нас. Правда, когда он был совсем крохотным, часто болел, а будущие родители жаждут здорового ребенка. Они не слушали наших объяснений, что парень обязательно поправится. Когда же Должиков подрос, он сам противился нашим стараниям найти ему родителей.

– Значит, Петр не мог объяснить, почему Яна перестала вас навещать? – спросил я.

– Именно так.

Я внимательно посмотрел в глаза женщины. Она вернула мне взгляд. Такие, как она, никогда ничего не скрывают, и я был уверен: Полина Тимофеевна рассказала все, что знала.

– Спасибо, – поблагодарил я, вставая с кушетки. – Но у меня еще одна просьба. Видите ли, у меня нет фотографий Должикова и Рыбиной…

Она тут же вскочила:

– Пойдемте. Их снимков у нас сколько угодно.

Мы поднялись на второй этаж в кабинет директора. Худенькая дама неопределенного возраста, которой можно было дать как тридцать, так и пятьдесят, с кроличьим лицом и серыми волосами, быстро печатала на компьютере.

– Ада, где последние снимки наших выпускников? – поинтересовалась Полина Тимофеевна. – Молодой человек хочет взять фото Рыбиной и Должикова.

Секретарь улыбнулась, обнажив кроличьи зубки:

– В верхнем ящике шкафа. В зеленой папке.

Воспитатель отодвинула ящик и достала скоросшиватель:

– Здесь?

Ада лишь мельком взглянула, кивнув:

– Да.

– Держите, – Полина Тимофеевна протянула мне папку.

– Вы, наверное, что-то перепутали, – обратился я к секретарю, открыв папку. – Здесь ничего нет. Одни пустые файлы.

– Не может быть! – Ада с достоинством встала со стула и протянула руку: Я спокойно передал ей зеленый скоросшиватель:

– Пожалуйста.

Она уставилась на пустые файлы, как на восьмое чудо света. Ее тонкие губы прошептали:

– Как? Где же?

– Да. Где? – подхватила воспитатель.

– Позавчера мы с Валентиной Петровной перебирали все снимки, – оправдываясь, говорила женщина. – Видели и эти. Может, они понадобились нашему директору?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю