Текст книги "Влюбленный Дед Мороз"
Автор книги: Ольга Арсентьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
– Спокойно, Скальпель, – тихо и довольно произнес у него над ухом мужской голос. – Не дергайся, и все будет хорошо!
– Для кого хорошо? – тут же переспросил другой голос, помоложе.
– Для нас, разумеется, – покровительственно отозвался голос постарше, – премию нам дадут, а может, и следующую «звездочку» на погоны…
– Какая премия? – возмутился Олег. – Кто вы такие и что вам от меня нужно?
– Ты смотри, как чисто говорит по-русски, – восхитился старший. – Практически без акцента!
– А теперь, Скальпель, вытаскивай свою правую руку. Только очень медленно и осторожно. Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь пострадал, верно?
Ну наконец-то все разъяснится, подумал с облегчением Олег. Они думают, что у меня там оружие.
Как ему и было сказано, он очень медленно и осторожно вытащил бумажник и положил его на прилавок. Старший хмыкнул, а младший еще сильнее заломил левую руку, так что Олег, охнув от боли, согнулся.
Его обыскали, быстро и ловко. На прилавок было выложено все содержимое Олеговых карманов – ключи от квартиры, расческа, пачка бумажных платков.
– Скальпель, а где же твой скальпель? – тихо, почти ласково спросил старший.
Надев Олегу наручники, он развернул его к себе, и Олег наконец увидел его лицо.
Лицо как лицо. Круглое, вполне даже добродушное. Глаза серые, небольшие, смотрят пристально. Волосы стрижены под бобрик, так что не разберешь, шатен он, блондин или вовсе рыжий. Подбородок умеренный, губы не тонкие и не толстые, нос картошкой. Обычное лицо, что называется, без особых примет.
В любой толпе таких лиц – девять из десяти.
И все же что-то в них было неуловимо знакомое.
– Товарищ старший лейтенант, – обратился к нему напарник, тоже с совершенно обыкновенным лицом, – у него дыра в правом кармане. Он мог выронить инструмент или специально выбросить!
– Так вы что, из милиции? – осенило Олега.
Оба опера кивнули. Младший нагнулся и заглянул под прилавок.
– Нет ничего, – разочарованно сообщил он, разогнувшись.
Старший нахмурился. Потом лицо его просветлело.
– Скальпеля нет, – сообщил он Олегу. – Но ведь и документов, удостоверяющих вашу личность, тоже нет. Так что, уважаемый Магомет Алиев, он же Скальпель, он же Красавчик, он же Быстрая Смерть, придется вам пройти с нами. Васильев, вызывай экипаж!
– Уже, – деловито отозвался Васильев.
– Никакой я вам не Алиев, я Олег Павлович Строганов!
– Да-да, конечно… Разберемся. Имеем полное право задержать до выяснения личности. Хотя кому я это говорю! Все, Скальпель, давай, двигай. И без глупостей.
* * *
– В десятый раз вам повторяю, я Олег Павлович Строганов! Мне тридцать четыре года, я русский и работаю учителем математики в обычной средней школе!
Оперуполномоченный старший лейтенант Петров Владимир Георгиевич миролюбиво пожал плечами и перевернул страницу протокола допроса.
– Позвоните туда! Позвоните в мою школу, вам там любой скажет!..
– Звонили уже. И по тому телефону, что вы нам дали, и по телефону из нашего справочника.
Но вот странность – никто не берет трубку. Семь часов вечера, 31 декабря, и никто не берет трубку! Безобразие!..
– Вы издеваетесь надо мной, – с горечью произнес Олег. – Позвоните директору школы!
– И туда уже звонили, – терпеливо отозвался оперуполномоченный, – и домой ему, и на мобильный. Там тоже не отвечают.
– Господи, ну конечно! Я совсем забыл! Директор с женой уехал встречать Новый год в Финляндию, поэтому и не отвечает! Ну не знаю… ну, на квартиру ко мне съездите, там все документы! У вас ведь есть мои ключи!
Петров откинулся на спинку стула и сложил руки на животе.
– Даже не сомневаюсь, что по указанному адресу отыщутся документы. И, возможно даже, они будут на имя Олега Павловича Строганова. И что с того?
– Как – что? – Олег сжал руками нывшую от трехчасового допроса голову. – Ну мало вам документов, ну отпечатки пальцев сравните, что ли… Я должен вас учить, как вам поступать в подобной сиуации?!
– Смотрю и прямо-таки восхищаюсь вами, – по-прежнему миролюбиво отвечал Петров, наливая себе чаю в старинный стакан с подстаканником. – Какая правильная речь! Какие интеллигентные манеры! Какое искреннее возмущение честного гражданина! И ведь знаете, Скальпель, что ваших отпечатков у нас нет… то есть, до сегодняшнего дня не было. Так не с чем и сравнивать!
– Ну, тогда я не знаю, что мне делать… Как мне донести до вас эту простую мысль, что я – не Скальпель! Не Али Магометов, не Быстрый, не Красивая Смерть…
– Быстрая Смерть, Магомет Алиев!
– Тем более! Ну что ж вы такой… несообразительный! А, старший лейтенант? Кстати, вам на вид столько же лет, как и мне, а вы все еще старший лейтенант! Почему? Не от тупого ли вашего упрямства и нежелания мыслить логически?
Но Петров не поддался на провокацию. Он со вкусом отпил чай и совершенно спокойно сказал:
– Через два часа кончится мое дежурство. И я хочу уйти отсюда с полностью заполненным протоколом вашего добровольного и чистосердечного признания, зачем вы зашли в салон сотовой связи и куда дели свой знаменитый скальпель. Вам же в любом случае придется встречать Новый год здесь. Разница только в том, будете вы его встречать в «обезьяннике» с пьяными бомжами или в комфортабельной отдельной камере, с полкой для спанья, персональным толчком и даже умывальником.
* * *
– Значит, я задержан, – отрешенно, словно обдумывая какую-то более важную мысль, произнес Олег.
– Совершенно верно, – любезно подтвердил старший лейтенант, – в соответствии со статьей 91 УПК РФ, до 72 часов имеем право задержать любого подозреваемого.
– А я, значит, подозреваемый…
– Наконец-то вы сами начали мыслить логически! Ну что, будем оформлять чистосердечное?
– Раз я задержан, – медленно продолжал Олег, – то имею право на телефонный звонок, не так ли?
– Пожалуйста, – пожал плечами Петров и пододвинул Олегу телефонный аппарат. Стоявший сзади безмолвный Васильев напряженно засопел и на всякий случай шагнул ближе.
– Я… не помню номера наизусть. Номер на симке, которую вы у меня изъяли…
– И которая действительно зарегистрирована на имя Строганова Олега Павловича…
– На мое имя! На мое собственное!
– Какой вы упрямый, Алиев, – пожурил его старший лейтенант, – впрочем, у вас в горах все такие.
Олег скрипнул зубами, но сдержался.
– А мобильника у меня нет. Я как раз хотел купить себе новый телефон, когда вы меня задержали!
Петров с Васильевым переглянулись.
– Раз у вас нет мобильника, а номер вы не помните, то мы ничем не можем вам помочь.
– Нет, можете! Дайте мне свою трубку, я вставлю в нее мою симку, позвоню, и весь этот бред наконец закончится!
– Гм, – сказал Петров, – видите ли, Скальпель, в чем дело. Вы действительно имеете право на один звонок, и мы, в соответствии с законом, обязаны предоставить вам такую возможность. Вот стационарный телефон, звоните с него хоть в Грозный, хоть в свой аул, или откуда вы там… Но нигде не сказано, что мы обязаны предоставить вам средство мобильной связи. И мы его, Алиев, вам не предоставим. Вот ежели бы вы были чуточку сговорчивей и чистосердечно признались… Но вы не хотите. Что ж, это тоже ваше право. Васильев, сколько у нас уже народу в «обезьяннике»?
– Восемь, – доложил Васильев, – все бомжи, все пьяные в стельку. Двоих тошнит.
– Ну, где восемь, там и девятый. Все, Васильев, отведи его.
– Постойте! – воскликнул Олег, чья напряженно работающая мысль наконец отыскала нужный файл в долговременной зрительной памяти. – Погодите! Вы – Петров Владимир, так?
– Ну да, – кивнул старший лейтенант, – я же вам представился по всей форме. А что?
– А то, что в нашей школе учится Соболев Дмитрий Владимирович, тринадцати лет, и он внешне чем-то очень похож на вас. Это, случаем, не ваш сын?
Прапорщик Васильев изумленно вытаращил глаза. Петров помрачнел и насупился.
– Не мой, – буркнул он, – у меня вообще нет детей.
– Вы уверены?
Васильев неуверенно хмыкнул. Петров бросил на него свирепый взгляд.
Олег заторопился, чувствуя, что это его последний шанс и что шанс этот вот-вот превратится в ничто.
– А не было ли у вас четырнадцать лет назад близких отношений с женщиной по имени Нина Соболева?
Петров побледнел. Потом побагровел.
Олег перевел дух.
– Во дает! – с восхищением воскликнул Васильев. – И откуда они там, в горах, все знают?
– Ты, Васильев, иди, – справившись с собой, сдавленно, но твердо произнес Петров. – Я тут сам…
– Но ведь еще час до конца смены…
– Иди. Я тебя отпускаю, как старший по званию.
– Ну тогда… с наступающим, товарищ старший лейтенант!
– И тебя. Соответственно.
* * *
После ухода Васильева Петров свирепо воззрился на задержанного.
Олег бестрепетно выдержал его взгляд.
– Чего молчишь? Хочешь, чтобы я поговорил с тобой по-другому?
– Вы же все равно мне не поверите. А вот если вы дадите мне свой мобильник, то я позвоню одной женщине и…
– Женщине, конечно! Ты ж у нас не только Скальпель, ты еще и Красавчик!
– …одной женщине, которая не только подтвердит мою личность, но и расскажет вам все о Нине Соболевой. Она ее близкая подруга.
– Гм, – задумался Петров и положил на стол резиновую дубинку. – Что ж, ладно. Говори, как ее зовут, я сам позвоню. Но если ты мне наврал…
* * *
Катя, как и в прошлый раз, ответила почти сразу.
– Олег, это ты! Как я рада…
Но, услыхав незнакомый голос, смешалась и даже не сразу смогла понять, о чем ей говорят.
– Из милиции? Почему? Как задержан, кем?.. Не знаю я никакого Алиева! Не морочьте мне голову! И почему вы звоните с телефона Олега – с ним что-то случилось? Да говорите же, не тяните!
Старший лейтенант слегка отодвинул трубку от уха и возвел глаза к потолку.
– Дайте мне! – Олег перегнулся через стол и выхватил у Петрова трубку. – Катя, это я! Меня задержали без документов! Если можешь, приезжай… Да подождите вы! И захвати что-нибудь с собой… ну не знаю, хотя бы школьные фотографии!.. Назад! Немедленно положите дубинку на место! – грозно прикрикнул Олег на растерявшегося от подобной наглости оперуполномоченного. – Нет, Катя, это я не тебе! Что? Номер отделения? Петров, какой у вас номер отделения?
– Номер, это… девяносто восьмой.
– Катя, девяносто восьмой, на Петроградской! Жду!
Олег вернул мобильник Петрову. Тот принял его с некоторой опаской, словно это был не телефон фирмы Samsung, а ручная граната с выдернутой чекой.
– Вот теперь я начинаю верить, что ты действительно работаешь в школе, – сказал Петров.
* * *
Гости начали съезжаться в Клуб к десяти часам вечера. Их встречала Лилия Бенедиктовна в голубой снегуркиной шубке и с ней четверо молодых людей в облегченной форме Дедов Морозов – шапках и с мешками, полными подарков. Каждой поднимающейся по ступенькам даме молодые люди предлагали вынуть из мешка подарок.
Нетерпеливые женские пальчики тут же, на крыльце, рвали глянцевую обертку. Любопытные женские глаза с одобрением оглядывали стройные фигуры молодых людей в модных узких джинсах и футболках с короткими рукавами. Смеющиеся женские губы шепотом спрашивали у Лилии, кто они такие, откуда и надолго ли.
– Это стажеры, – снисходительно отвечала Лилия. – Деды Морозы – практиканты. Разумеется, они с нами на всю новогоднюю ночь. И если они будут недостаточно хорошо выполнять свою работу, то не получат зачет.
Подарки в обертках были великолепны – французская парфюмерия, швейцарский шоколад, итальянские шелковые чулки и многое, многое другое. Молодые люди сияли белоснежными улыбками.
Дамы пришли в совершенный восторг и восхищение. А ведь это было только начало вечера.
В половине одиннадцатого приехала Нина Соболева, празднично одетая, причесанная и накрашенная, но одна.
– А где же твои мужчины? – поинтересовалась Лилия, после того, как Нина развернула свой подарок, розовый шарфик от Tiffany из модного жатого шелка.
– Папа сказал, что приедет позже, – ответила Нина, рассматривая в зеркале свое отражение. Розовый шелк и в самом деле изумительно гармонировал с ее светлыми волосами и нежными, чуть тронутыми румянами, щеками.
– У него, как всегда под Новый год, какие-то важные дела. А Митька отпросился встречать Новый год к приятелю. Он так ныл и канючил, что ему будет скучно со взрослыми в Клубе, что я не могла отказать. Тем более что у приятеля день рождения (вот повезло родиться 31 декабря!), там будут еще дети их возраста, и родители приятеля обещали утром привести Митьку домой.
Лилия Бенедиктовна удовлетворенно кивнула. Она не имела ничего против того, чтобы Митя Соболев отсутствовал на их вечеринке, а что касается Александра Васильевича, то чего-то подобное она ожидала.
Главное, что он появится. Пусть даже ровно в полночь. Он обещал – значит он появится.
Нина, привлеченная звуками музыки и мужскими голосами, последний раз поправила на полных обнаженных плечах новый шарфик и поспешила в комнаты.
* * *
Лилия Бенедиктовна знала совершенно точно, что в помещении Клуба всего четыре комнаты: ее кабинет, приемная с закутком для секретарши, гостиная и «деловая», то есть, комната для занятий. Плюс прихожая, кухня и санузел. Все.
Очень простая планировка: приемная и кабинет по коридору направо, все остальное – по коридору налево. Кухня и санузел – прямо.
В такой планировке совершенно невозможно запутаться или заблудиться. Тем более после трех лет пребывания в этих стенах, пребывания напряженного, насыщенного женскими надеждами, мечтами и переживаниями.
И все же Лилии, когда она около одиннадцати часов решил сделать обход своих владений, показалось, что она очутилась в каком-то другом, ранее незнакомом ей месте.
Толкнув дверь, за которой, по ее представлениям, должна была находиться «деловая», Лилия в нерешительности замерла на пороге. Ни книжных шкафов у стен, ни стеллажей с материалами, ни раздвижного стола посредине, ни большого прозрачного ящика в углу для занятий песочной терапией здесь больше не было. Всю противоположную стену занимал большой экран с зимним видом – хрустальные деревья и просвечивающая сквозь них ледяная гладь замерзшей реки или озера. В углу, у сугроба, сидел заяц-беляк, совсем как живой. Того и гляди порскнет под тяжелые еловые лапы, только его и видели.
Потрясающего качества изображение подсвечивалось мощным софитом, которым руководил молодой человек в кожаной жилетке, больших темных очках и клетчатой бандане. Присмотревшись, Лилия узнала в нем одного из стажеров, сменившего красную шапку Деда Мороза на классический прикид профессионального фотографа.
– Дверь закройте! – не оборачиваясь, сердито крикнул молодой человек.
Лилия, секунду поколебавшись, вступила в комнату и закрыла дверь у себя за спиной.
Молодой человек продолжал колдовать с софитом. На экране наступил то ли закат, то ли, наоборот, рассвет. Во всяком случае, деревья, река и заяц окрасились нежным золотисто-розовым светом.
– Теперь хорошо, – одобрил молодой человек. – Мария, вы готовы?
Из-за белой ширмы, помещавшейся в углу, где раньше жил ящик с песком, выступила Маришка в костюме Снегурочки.
Точнее, как и молодые Деды Морозы, в облегченном варианте праздничного костюма. То есть на ней была голубая шапочка с пришитыми к ней льняными косами. А остальную одежду заменяло обшитое белым мехом голубое бикини и высокие, до колена, голубые ботфорты на десятисантиметровых «шпильках». Надо признать, выглядела Маришка потрясающе.
У ног Лилии Бенедиктовны послышался нетерпеливый вздох. Лилия, вздрогнув, посмотрела на пол и только теперь заметила сидящую на разбросанных по ковру турецких подушках Ирочку. Ирочка также была очень хороша в лиловом с золотом прозрачном газе и золотой диадеме на вороном парике с длинными распущенными волосами – видимо, ей предстояло исполнять роль восточной танцовщицы. Лилия ободряюще кивнула ей и прижала палец к губам.
Как только Снегурочка на экране кончила обниматься с зайцем, а молодой человек отошел от фотоаппарата и мановением руки сменил зимний лес на южную ночь с фонтаном, розами и золотым полумесяцем на прозрачно-зеленом небе, Лилия нашарила дверную ручку и осторожно вышла.
В коридоре было тихо и пусто, лишь под самым потолком крутилась, сыпля золотыми и серебряными искрами, заблудившаяся шутиха.
* * *
Покачав головой, Лилия отправилась в приемную. Перед тем как зайти, осторожно приоткрыла дверь и заглянула одним глазком.
Приемная была как приемная. По крайней мере, на первый взгляд. И располагалась она там, где должна была быть. Лилия вздохнула с облегчением и вошла.
Часть приемной до стола секретарши точно была прежней. А вот дальше…
…В ослепительно-белый под рыжими пальмами берег плескалась волна. В воздухе пахло солью и водорослями. Кричали невидимые чайки. Темно-голубая гладь тропического моря на горизонте совершенно сливалась с небом.
Это остров, подумала Лилия. Тихий. Пустынный. Необитаемый. Только море, пальмы и небо.
Днем +30, ночью + 25. Кокосы в качестве еды и питья. Чайки в качестве собеседников.
Лилия расстегнула шубку и вытерла со лба выступивший бисеринами пот.
Она должна быть где-то здесь. Ну да, конечно, вон она – лежит прямо на песке в пальмовой тени. Отсюда не рассмотреть, но, кажется, на ней даже нет купальника. А впрочем, зачем ей купальник – на необитаемом-то острове?
Лилия в нерешительности переступила с ноги на ногу, раздумывая сойти ли ей с темного паркета приемной на белый песок неведомого берега или нет.
Лежащая в отдалении фигура лениво приподняла руку, разжала ладонь – песок, сверкая солнечными искрами, так же лениво заструился вниз.
Лилия смущенно, словно ее застали за подглядыванием какого-то интимного момента, отвела глаза. Потом решительно повернулась к двери.
Отдыхай, Лиза, подумала она, очень осторожно закрывая за собой дверь. За десять лет работы в обычной районной больнице ты заслужила несколько минут абсолютного покоя и тишины. Отдыхай и не думай о том, что, как и почему.
Я тоже не буду об этом думать.
«Поскольку происходящее мне не мерещится (да-да, я в этом уверена, потому что уже дважды больно ущипнула себя за руку и несколько раз крепко зажмурилась, давая галлюцинациям возможность мирно и самостоятельно покинуть помещение), я ничего крепкого пока не пила и, вообще, нахожусь в здравом уме и твердой памяти, остается лишь признать, что все это происходит на самом деле».
Не надо пытаться понять и объяснить. Надо просто признать и поверить. В конце концов, вот-вот наступит новогодняя полночь, а в это время и не такое бывает… наверное.
Лилия посмотрела на свои золотые наручные часики и без особого удивления убедилась, что стрелки по-прежнему показывают одиннадцать часов. Праздничную полночь приятно немного и задержать, вспомнила она слова классика.
Куда, в самом деле, спешить-то?
* * *
Тем не менее в своем кабинете Лилия надеялась застать именно кабинет, а не фотостудию, берег моря или борт космического корабля. Ну да, кто-то же из них говорил, что самым тайным и сокровенным желанием было и осталось – слетать в космос…
В кабинете, к счастью, все было как должно. Свет выключен, шторы на окнах опущены. На письменном столе горит успокоительным светом экран компьютера с привычной картинкой – веткой розовой сакуры на фоне голубой горы Фудзи.
«Большое спасибо, – с чувством поблагодарила Лилия. – Тут я могу немного отдохнуть, расслабиться, перевести дух. А главное – я могу наконец снять эту шубу; хоть она и легкая, и красивая и очень мне идет, а все же шуба».
В Клубе сейчас было, как никогда, тепло и даже пахло тропическими растениями.
Да и к чему ей Снегуркина шуба, если все гости уже съехались?
Все, кроме Александра Васильевича и Кати. Но Александр Васильевич прибудет, когда сам сочтет нужным; да и не гость он сегодня в Клубе, а, скорее, хозяин. Что же до Кати, то она, скорее всего, не придет. Должно быть, у нее получилось с этим ее математиком, и они решили встречать Новый год вдвоем.
Лилия улыбнулась и мысленно пожелала Кате удачи.
Потом машинально, по привычке, тронула компьютерную «мышку».
Ветка сакуры на экране исчезла. Вместо нее возникла внутренность небольшого, но явно очень богатого театра, с золоченой лепниной, с расписным, в музах и амурах, потолком, с которого свешивалась люстра, похожая на перевернутый вниз хрустальный фонтан, с обитыми зеленым плюшем креслами.
Лилия мгновенно ощутила себя сидящей в партере, среди разодетой публики, безмолвно, с выражением полнейшего внимания и восторга следившей за происходящим на сцене.
А на сцене давали «Трех мушкетеров». Присмотревшись, Лилия узнала в королеве Анне Австрийской свою последнюю подопечную, Олесю. Узнала не сразу, потому что грим, пышный белокурый парик и расшитое золотом, алое бархатное платье сделали из тусклой, тощей и бледной Олеси практически красавицу.
Но еще более чем внешний вид Олеси, сидящей на троне и томно обмахивающейся огромным страусовым веером, Лилию поразил сам спектакль.
Эта была какая-то новая, неизвестная ранее трактовка известного сюжета. По этой трактовке не только герцог Бэкингем, но и д’Артаньян, и даже сам муж – король были без памяти влюблены в королеву и наперебой добивались ее взаимности. А между пышащими страстью соискателями прохаживался в своей алой мантии злодей – кардинал, который тоже был влюблен в королеву, но почему-то до поры до времени изображал из себя ее врага и недоброжелателя.
Ни Констанции Бонасье, ни прекрасной, но коварной миледи не наблюдалось вовсе. Придворные дамы и служанки были все, как одна, почтенные пожилые особы, которые ни в каком случае не могли составить конкуренцию блистательной королеве. Королева Олеся одна царила на сцене, притягивая, как магнитом, все мужские взгляды зрителей и актеров.
Полюбовавшись на белокурого красавца Бекингэма, протягивающего королеве алмазные подвески, на жгучего брюнета д’Артаньяна, то и дело подкручивающего усы и размахивающего шпагой, на тихого, бледного, в каштановых кудрях короля, который сидел себе в сторонке и писал ветреной супруге любовные стихи, Лилия покачала головой и выключила компьютер.
Зажгла настольную лампу.
И только тогда заметила в стоящей на столе длинной и узкой стеклянной вазе веточку черной орхидеи.
Орхидея была настоящая, редчайшего вида Cymbidium Kiwi Midnight. Та самая, за кражу которой больше ста лет назад туземцы одного дикого племени в бассейне реки Амазонки подвергли мучительной казни предприимчивого английского ботаника Джорджа Кранлея.
Ее лепестки, разумеется, не были совсем черными – у орхидей не бывает черного пигмента. Но они были настолько темно-темно-пурпурными… как самая мягкая, теплая, темная тропическая ночь.
Вот, значит, откуда аромат, подумала Лилия, благоговейно прикасаясь кончиками пальцев к нежным бархатистым лепесткам.
* * *
Что это была именно Cymbidium Kiwi Midnight, а не Black Butterfly и уж тем более не обычный Phalaenopsis, Лилия поняла сразу. Она неплохо разбиралась в орхидеях, особенно в редких и необычных видах.
Было в ее жизни время, когда она всерьез увлеклась этими прекрасными экзотическими растениями – как раз за несколько месяцев до знаменательной поездки к тетке в Великий Устюг. Она ездила по цветочным выставкам, накупила различной справочной литературы, каких-то специальных горшков с терморегуляцией и даже подумывала о создании на южном подоконнике небольшой оранжереи.
Вернувшись же из Великого Устюга, переключилась с проблем правильного подбора сфагнума для усыхающих корней и борьбы с пожелтением цветоноса на другие проблемы…
Так и остались лежать невостребованными выписанные по почте горшки и разборные конструкции для домашней оранжереи; хорошо хоть мешками с почвой не успела запастись, а главное, не успела приобрести сами саженцы. А то погибли бы они безвременной и жалкой смертью от ее невнимания, за что потом ей было бы стыдно.
Срезанная, а значит, все равно обреченная на увядшие веточка Kiwi Midnight была так красива, так совершенна, что Лилия, усевшись напротив и подперев ладонями пухлый белый подбородок, замерла в восторженном созерцании.
Орхидея в ответ уставилась на нее. Всеми своими лепестками томной южной черноты, по пять на каждом цветке, всеми своими светлыми, с пурпурной каймой, сердцевинками.
Лепестки слабо шевелились, сердцевинки, источающие нежный пурпурный свет, манили, затягивали, звали совершить путешествие в таинственный залепестковый мир. И Лилия не стала противиться – прикрыла глаза и на мягкой волне все усиливающегося аромата немедленно уплыла в тропическую ночь, в полную звуков, мерцающую блуждающими огоньками, амазонскую сельву.
* * *
Когда Лилия снова открыла глаза, то оказалось, что она сидит в сплетенных из тростника носилках и что ее куда-то несут четверо смуглых мускулистых мужчин, одетых лишь в набедренные повязки… ожерелья из цветов и ярких то ли камешков, то ли семян. Еще один смуглый овевал Лилию большим пальмовым опахалом. И еще с десяток мужчин с меньшим количеством ожерелий, зато с копьями в руках шли следом.
Лилия, опустив отягощенную перьями розового фламинго голову, убедилась в том, что и ее собственная одежда состоит из короткой тростниковой юбочки, окрашенной соком ягод в ярко-синий и темно-багровый цвета. Не считая, разумеется, тяжелых серег до плеч, целой связки ожерелий на груди и многочисленных, гораздо более многочисленных, чем у сопровождавших ее мужчин, цветочных колец и браслетов на руках и ногах.
Но более всего поразил и обрадовал Лилию тот факт, что изменения коснулись не только одежды. Ее обнаженные ножки стали смуглыми, стройными и тонкими в щиколотках. Кожа на руках превратилась в нежную, гладкую, благоухающую, как у молодой женщины. Лилия машинально поискала в складках своей юбочки карман, в котором могло бы находиться зеркальце. Но никакого кармана она, разумеется, не нашла.
А, это же то самое дикое племя, вспомнила Лилия историю про черную орхидею и незадачливого англичанина.
А я, надо полагать, их королева.
Ну да, точно, у них же был матриархат…
Зато не было зеркал. Как и множества других необходимых вещей.
– Несите меня к открытой воде! – недолго думая, приказала Лилия. Приказала, разумеется, на родном языке, но дикие амазонские индейцы ее прекрасно поняли.
Впереди сквозь цветущие лианы блеснуло в лунном свете небольшое озерцо. Лилия степенно слезла с носилок и подошла к воде. Мужчина, державший опахало, мигом раздобыл откуда-то горящий факел и услужливо наклонил его к воде.
Лилия прищурилась на свое отражение и лишь потом сообразила, что в прищуривании нет никакой нужды. Ее прекрасные агатовые глаза остались прежними, только они стали лучше видеть. И совершенно исчезли тонкие лучики-морщинки во внешних уголках глаз.
Из темной воды на Лилию смотрела смуглая королева диких амазонских индейцев. Ее лицо было раскрашено белой и синей краской, а лоб украшал главный тотем племени – цветок черной орхидеи. Королева была совсем молода. Но это была она, Лилия. Со своими глазами, носом, губами и слегка оттопыренными, открытыми под высоко подобранными черными волосами, маленькими ушами.
Смуглый оттенок кожи шел Лилии гораздо больше, нежели ее обычная сливочная белизна. Любуясь собой, Лилия даже рассмеялась от удовольствия.
Между тем вдали раздались громкие звуки там тама (или на чем там у них принято барабанить, у этих амазонцев). Среди лиан замелькало множество факелов, и очень скоро к противоположному берегу озерца приблизилась другая процессия.
Некто, по-видимому, столь же важный, как и королева Лилия, был также принесен на носилках и почтительно опущен на берег у самой воды.
Но в отличие от Лилии любоваться собой в водном зеркале он не стал.
И правильно.
Нормальному человеку такой внешний облик мог разве что присниться в кошмарном сне.
И не то чтобы он был как-то особенно уродлив. Не считая низкого лба, выпирающих надбровных дуг и общей коротконогости – мужчина был как мужчина.
Среди племени, вообще отличающегося низким ростом, коренастостью фигур и этими самыми надбровными дугами, он выглядел не хуже других, если бы… Если бы вместо цветов, трав и перьев не носил украшений из человеческих костей.
В руках пришелец держал массивный посох с черепом вместо набалдашника. В глазницах черепа были вставлены рубины, которые, играя в свете факелов багровыми отблесками, усиливали общее неприятное впечатление.
Это же шаман, догадалась Лилия. Судя по черепу на посохе и трехъярусной короне из пальцев на голове, главный шаман племени.
Ну, и зачем он сюда приперся? Что понадобилось религиозной власти от светской?
От шамана, пятясь назад и непрерывно кланяясь, отбежал один из воинов. На середине пути он осторожно повернулся к шаману спиной, а к Лилии лицом и продолжил кланяться уже ей.
– Ваше величество, – заговорил он, приблизившись и отвесив ей самый глубокий поклон, – его святейшество желает знать, когда вам будет благоугодно вступить с ним в брак – на восходе солнца или прямо сейчас?
* * *
И Лилия прекрасно поняла все, что он сказал.
Что было неудивительно, ведь дело происходило во сне.
И в то же время Лилии казалось, что сон этот, подобно недавнему сну про незадачливого самоубийцу Печалина, имеет прямое отношение к реальности. Что от ее поступков здесь прямо зависит ее будущее там. Это ощущение само по себе повергло ее в дрожь. Когда же до нее окончательно дошел и смысл сказанного, Лилия взбеленилась.
– Иди и скажи его святейшеству, что брака не будет, – процедила она и величественным жестом велела воину убираться.
Но тот не убрался. Свита позади Лилии слегка зашумела.
– Чего же ты ждешь? Тебе что-то непонятно?
Воин отвесил очередной поклон.
– Ваше величество, его святейшество желает знать, когда вам будет благоугодно вступить с ним в брак – на восходе солнца или прямо сейчас?
Вот тупица, подумала Лилия и в поисках поддержки оглянулась на свою свиту.
На празднично размалеванных лицах свиты было написано недоумение. Обведенные белыми кругами глаза смотрели с легкой пока еще тревогой – не на тупого воина, на нее!
«Это что же получается, – внутренне холодея, подумала Лилия, – я, как королева, обязана выйти замуж за главного шамана? И все, что мне предоставлено решать, – сделать это сейчас или на несколько часов позже?»
Вот тебе и матриархат!
– Ваше величество, его святейшество желает… – задудел туземец в третий раз.
– Мы должны подумать над этим вопросом, – нашлась Лилия.
Воин, не переставая кланяться, тут же попятился назад.
Нужно немедленно бежать отсюда, подумала Лилия.
Но лучше всего было бы, конечно, проснуться.
Однако проснуться не получилось. Не помогло ни умывание прохладной водой из озерца, ни дерганье себя за волосы, ни отчаянные щипки предплечья. Прохлада была, и боль в руке была, а сон все не уходил.
Тогда Лилия решила бежать не в переносном, а в прямом смысле.
– Мы идем размышлять на Священную поляну, – с надменным видом заявила она свите. – Одни.
