Текст книги "Влюбленный Дед Мороз"
Автор книги: Ольга Арсентьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
– Ну-ну, – неопределенно выразился Олег Павлович.
– А еще там продается аудиокнига с дедушкиной картиной на обложке, – продолжал хвастаться Митя.
– Митя!
– Но это же правда! Вы знаете, Олег Палыч, мой дедушка – известный художник!
– Митя!
Тут Олег Павлович повел себя странно: отступил на шаг, покачал головой и хлопнул себя ладонью по лбу.
– Ну конечно! Художник! А я все пытался вспомнить, где мог видеть вас раньше…
– Прошлым летом, на выставке современного искусства в арт-галерее на Фонтанке, – любезно подсказал Александр Васильевич. – Вас тогда заинтересовала серия моих зимних пейзажей.
– Вот-вот! Именно, на Фонтанке! Я хотел задать вам несколько вопросов, но не смог пробиться сквозь толпу женщин с блокнотами и микрофонами…
– Эта толпа собралась вовсе не по моему поводу, – возразил Александр Васильевич, отводя глаза от радостно уставившегося на него внука, – а по поводу посетившего выставку вице-губернатора Санкт-Петербурга. А я просто находился поблизости.
– Я тогда здорово продвинулся в работе, – продолжал Олег Павлович, не обратив внимания на последнюю реплику, – благодаря той вашей картине с гиперболическими функциями…
– Простите – с чем?!
– Ну, где вьюга… Не помню названия! Ветка дерева – рука девушки – мерцающее в отдалении окно… Вместе они образуют идеальную гиперболическую кривую.
– А, понятно. Но вы не математик, друг мой, вы – поэт! «Мерцающее в отдалении окно» – это чудесно! А над чем вы сейчас работаете?
Олег Павлович насупился. Видимо, он уже жалел о своем чисто эмоциональном, а следовательно, неправильном порыве откровенности.
Какое может быть дело у этого, по сути, совершенно неизвестного, хотя и чем-то располагающего к себе человека до его работы?
– У меня есть новые эскизы, – бархатным голосом сообщил откровенно наблюдавший за ним Александр Васильевич, – на одном из них, «Зарождение Весны», вы сможете увидеть почти идеальный эллипсоид вращения…
Олег Павлович продолжал молчать. Александр Васильевич достал из кармана серебряную визитницу и маленький золотой карандашик. Черкнув на обороте визитки несколько слов, он протянул ее Олегу Павловичу.
– Вот мой питерский адрес и телефон. Я пробуду в городе еще три дня. Так что, если надумаете взглянуть на эскизы, милости прошу. Попросту, по-соседски.
– Благодарю вас, я… Возможно…
Соскучившийся Митя потянул деда за рукав.
* * *
Тридцатого января Екатерина Сергеевна никак не могла дождаться назначенных Лилией Бенедиктовной трех часов дня.
Чтобы занять себя, она провела утро в мелких хлопотах по домашнему хозяйству. Но в половине двенадцатого не выдержала, побежала в школу.
Из осторожности зашла в здание через запасной вход, тот, что рядом со спортзалом. По боковой лестнице прокралась на третий этаж, в кабинет русского языка и литературы. Сама себе не могла объяснить, отчего такие предосторожности – ну, встретилась бы она с ним, и что?
Школа же, везде глаза и уши, даже и в отсутствие учеников.
Ни он, ни она ни взглядом, ни намеком не позволили бы себе в школьных стенах не то что упомянуть вчерашнее – назвать друг друга иначе, чем на «вы» и по имени-отчеству.
Оба вели бы себя, как обычно. Как будто ничего между ними не произошло.
…Да и произошло ли?..
В дверь сунулся Чижиков из 7-го «А». Только тогда Екатерина Сергеевна вспомнила, что назначила на сегодня занятие для отстающих.
7-й «А» был класс Олега Павловича, а Чижиков – тот самый, о котором они вспоминали вчера за чашкой кофе перед пламенем свечи, за несколько минут до того, как…
– Ну что, Петя, выучил про сложноподчиненные предложения? – вздохнув, спросила Екатерина Сергеевна.
Чижиков, опустив голову, промямлил нечто невразумительное.
В пустом и тихом коридоре из-за неплотно прикрытой двери послышались приближающиеся мужские шаги.
Екатерина Сергеевна затаила дыхание.
Шаги затихли у двери.
– Ладно, Петя, ты учи, а после каникул сдашь сразу все темы, – торопливо проговорила Екатерина Сергеевна.
Чижиков, не веря своему счастью, вскочил со стула, схватил сумку и побежал к двери.
Дверь медленно отворилась.
Екатерина Сергеевна схватила со стола первую попавшуюся ученическую тетрадку и стала с интересом ее изучать.
– Катерина Сергевна, – услыхала она голос трудовика, – я пришел чинить ваш шкаф. А что это вы на меня так смотрите? Сами же подавали заявку, еще три месяца назад, а теперь вот смотрите… Может, мне уйти?
– Нет-нет, что вы, Сан-Саныч! Извините! Напротив, это я сейчас уйду, чтобы не мешать…
* * *
Оставшееся до половины третьего время Екатерина Сергеевна бродила по школе.
На цыпочках прошла мимо кабинета математики, убедилась в том, что из-под двери на вытертый ламинат полутемного по случаю каникул коридора не падает полоска света.
Спустившись вниз, небрежно осведомилась у вахтера, был ли сегодня Олег Павлович. Получив отрицательный ответ, вздохнула про себя с облегчением, но и с некоторой досадой.
Выпила в учительской чаю с учительницей биологии, закусывая вчерашними булочками. Побеседовала с завхозом о заказе канцелярских принадлежностей на следующий год. Отпустила остальных отстающих: своего Федорова и Жукова из 7-го «А», которые с унылым видом дожидались ее у дверей кабинета. Услыхав, как они радостно сбегают вниз по лестнице, она улыбнулась, чувствуя, что и ее собственное настроение немного улучшается.
Осторожно, чтобы не спугнуть энтузиазм трудовика, забрала из кабинета свой меховой жакет и шапку. Вполголоса поздравила Сан-Саныча с наступающим Новым годом («Да-да, – рассеянно отозвался трудовик, – и вам не болеть!»).
Не болеть – это, конечно, хорошо, думала Екатерина Сергеевна, последний раз в этом году спускаясь со школьного крыльца. Но хочется-то ведь большего. Ах, как хочется большего!
* * *
– Подробности, – хрустнув пальцами, потребовала Лилия Бенедиктовна. – Если ты хочешь, чтобы я и дальше помогала тебе, изволь рассказать все до мельчайших подробностей.
Екатерина Сергеевна, прикрыв глаза, чтобы лучше припомнились подробности, принялась рассказывать заново.
– …И вот, когда я уже думала, что он меня поцелует, дали свет…
– И?
– И ничего не произошло. Сразу же включился и запищал его компьютер, заорал противным голосом его мобильный… Надо будет сказать, чтобы поменял звонок.
– Он ответил?
– Нет. Взял его с подоконника, поморщился, словно у него заболел зуб, и сбросил вызов.
– А, так это неплохо…
– Я тоже так подумала. Но он не положил телефон назад. Он набрал номер и вызвал такси.
– И?
– И такси приехало. Очень быстро, пяти минут не прошло. Вот ведь паразиты, когда надо, их не дождешься, а когда не надо, они тут как тут…
– Н-да. И что же он сказал тебе на прощание?
– Да так, ничего особенного. До свидания, сказал. С наступающим, сказал. Всего самого лучшего в новом году, сказал. А у самого глаза снова сделались стеклянными, и видно было, что для него существует только одна женщина – эта его теорема…
Лилия Бенедиктовна помолчала.
Екатерина Сергеевна робко взглянула на нее.
– Вы думаете, это не так? – спросила она с надеждой.
Лилия Бенедиктовна пожала плечами.
– Думаю, тебе следует переключиться на кого-нибудь другого, – после долгой паузы сказала она. – Мало, что ли, голубоглазых брюнетов? Причем попроще, без закидонов…
– Нет! – воскликнула Екатерина Сергеевна, прижав руки к груди. – Мне не нужны другие! Мне нужен только он! Такой, какой есть! Я все равно буду его добиваться – с вашей помощью или без нее, но буду!
– Молодец, – усмехнулась Лилия Бенедиктовна. – Настоящая женщина никогда своего не упустит. Что ж, добивайся. Удачи тебе.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила Екатерина Сергеевна. Сняла со спинки стула свою сумочку. Встала. Повернулась к двери.
– Подожди-ка…
Екатерина Сергеевна, не оборачиваясь, медленно досчитала до десяти.
– Вернись. Сядь. Ты упомянула отца Нины Соболевой, который дрался за троих и спас вас от хулиганов. А кто он такой, как выглядит и как его зовут?
* * *
– Esse homo! [1]1
Esse homo – букв. вот человек! ( лат.)
[Закрыть]– торжественно произнесла Лилия Бенедиктовна, складывая руки под пышной грудью и откидываясь на спинку кресла. – Все сходится…
– Что сходится? – удивилась Екатерина Сергеевна.
Как ни была она занята собственными переживаниями, все же не могла не заметить, что описание Александра Васильевича Соболева произвело на хозяйку Клуба сильнейшее впечатление. С белого лба Лилии Бенедиктовны пропала вертикальная сосредоточенная морщина, уголки плотно сжатых губ приподнялись, а из агатовых глаз совершенно исчезло выражение мудрой усталости, и они засверкали, как звезды.
Да полно, Лилия ли это? Можно ли дать этой искрящейся энергией, полной и свежей, как утренние сливки, женщине, пятьдесят лет?..
– Лилия Бенедиктовна, а что…
– Неважно. К тебе это не относится. А важно то, что я снова в деле. Я помогу тебе. Я не я буду, если ты в самое ближайшее время не получишь своего Олега!
– Гм, спасибо, конечно, но…
– Никаких «но». Действовать будем так.
И, хотя в кабинете, кроме них, никого не было и никто не посмел бы подслушивать под дверью, Лилия Бенедиктовна низко нагнулась над столом, поманила к себе Екатерину Сергеевну, и дальнейший разговор происходил у них уже шепотом.
* * *
– Знаешь, кого мы встретили в компьютерном магазине? – спросил Александр Васильевич.
Он сидел за кухонным столом и занимался тремя делами сразу: читал газету, колол щипцами орехи и наблюдал, как Нина жарит к обеду окорочка по-мексикански. Из их с Митей комнаты на кухню доносились приглушенные дверью восторженные вопли. Митя вдохновенно терзал новую приставку.
– Митиного учителя математики, Олега Павловича.
– А-а-а, – отозвалась Нина, потянувшись к полке с пряностями и взяв по ошибке белый перец вместо розового. – И как он после вчерашнего?
– Перец не тот, – сказал Александр Васильевич. – И самое время сбрызнуть лимонным соком.
Нина послушно поменяла перец и достала из холодильника лимон.
– О-го-го! Круто! Давай-давай! – слышалось из комнаты.
Александр Васильевич перевернул газетный лист.
– Из Южной Африки пишут, что у них наблюдается небывалое нашествие мигрировавших из Антарктиды пингвинов…
– Папа!
– Что? Ах да… Олег. Ну, нос у него немного припух, но это скоро пройдет. А в остальном, кажется, все в порядке.
– Ну и хорошо, – вздохнула Нина, переворачивая подрумянившиеся окорочка на другую сторону. – У него такой красивый нос…
– Он тебе нравится? Что ты о нем думаешь? Об Олеге, разумеется, не о носе?
Но Нина была достойной дочерью своего отца и потому сказала:
– Папа, нужно еще орехов. Примерно полстакана. А потом порежешь лимонную цедру для пирога.
– Я задал тебе вопрос.
– Два вопроса, папа. А что о нем думаешь ты?
– Мне он понравился. Из него может получиться неплохой зять. Он, конечно, не без странностей – но кто из нас совершенен, в наше-то время? Кроме того, у Митьки не будет проблем с математикой…
– Папа! – Нина уронила деревянную лопаточку, которой помешивала томящийся на соседней сковородке гарнир из золотого маиса с пурпурной фасолью. – Ты серьезно?! А как же Катя? Ведь Олег – ее…
– Ну, пока не ее, – резонно возразил Александр Васильевич.
– Даже не знаю… То есть он, конечно, симпатичный, умный, порядочный… наверное. Но все это так неожиданно…
– А подарок на Новый год и должен быть неожиданным, – улыбнулся Александр Васильевич. – В общем, я пригласил его к нам. И он придет. Возможно даже, сегодня вечером.
* * *
Вечером 30 января Олег Павлович отладил программу и запустил ее на своем домашнем компьютере.
Та мысль, что впервые посетила его два дня назад, на уроке алгебры в 7-м «Б», а вторично – во время мюзикла, получила наконец свое воплощение в виде алгоритма.
Два дня назад на уроке невинное дитя своими младенческими устами изрекло, что проще не доказать теорему, а опровергнуть ее.
День назад, во время мюзикла, Олег Павлович понял, как можно это сделать. Как найти числа, превращающие уравнение an + bn = cn в твердое тождество.
Остальное – дело техники. Ну и компьютерного времени.
Если такие числа вообще есть, программа найдет их к завтрашнему утру. В крайнем случае, к вечеру. И тогда грядущий год станет началом новой научной эры, имя Олега Павловича впишут во все учебники математики, а Федя Кузьмин получит обещанную пятерку за год.
«…Ну-ну, – осадил себя Олег Павлович, – эка меня занесло… Пятерку Кузьмину, как же… Сначала надо будет все тщательно проверить. Есть два-три места в наших с Кузьминым логических построениях, которые… ну, не то чтобы сомнительны, но, в принципе, могут оказаться «слабым звеном».
Олег, выгнув затекшую от долгого сидения спину, потянулся так, что затрещали суставы.
Желания браться прямо сейчас за «слабые звенья» не было никакого. Наоборот, была смутная надежда, что все обойдется и так и что к утру программа выдаст желаемый результат.
А пока…
Неожиданно перед его мысленным взором всплыло лицо Екатерины Сергеевны. Кати. Лицо было грустным. Катя смотрела на Олега укоризненно и выжидающе. Олег почувствовал некоторое смущение. Недавние воспоминания зашевелились в нем.
Но тут же вместо Кати явилась обиженная и разгневанная Полина. Олег невольно покосился на выключенный со вчерашней ночи мобильный телефон.
«После, – проникновенно заявил Олег обеим привидевшимся женщинам. – Все – после. Поймите, мне сейчас просто не до вас. Я думать ни о чем не могу, пока не получу результат.
Хотя нет, кое о чем могу. О картинах Митькиного деда, в которых загадочным образом запечатлены фундаментальные математические образы».
А впрочем, чему удивляться?
Красота равна гармонии, гармония равна совершенству, совершенство равно математике. Математика же есть царство чистой и незамутненной мысли. Мысли, которая объемлет весь мир.
«…Опять меня на философию потянуло, – с досадой подумал Олег. – То женщины, то философия. Чего доброго, и в самом деле стихи писать начну… Чур меня, чур!
Надо просто сходить и посмотреть на эти его картины. Прямо сейчас.
Тем более что он сам меня звал. Тем более что живет по соседству.
Дом я помню, а вот какая квартира?..
Вот олух, он же дал мне свою визитку!
Только куда я ее дел?..»
* * *
Визитки не было. Олег вспомнил, что сунул ее в правый карман пальто – то есть именно в тот, в который совать ни в коем случае не следовало. Потому что еще с прошлой зимы в правом кармане зияла крупная прореха, которую Олег еще с прошлой зимы собирался зашить сам или попросить зашить Полину.
На Полину, впрочем, было мало надежды. Да ей проще купить ему новое пальто!
Поэтому Олег Полину и не просил. Считал ниже своего достоинства принимать от женщин дорогие подарки.
Но и у самого руки не доходили. Вот и дождался.
Поразмыслив над случившимся, Олег решил наудачу выйти во двор и прогуляться вокруг Митькиного дома.
Вдруг на этот раз теория вероятностей сработает в его пользу и во дворе он встретит Соболева-старшего, а если не его самого, то хотя бы его дочь… как ее, Нина, кажется… или внука Митю?
* * *
Во дворе, как и вчера, кружилась и пела метель. Олег обогнул детскую площадку и настороженно посмотрел на теремок, но в нем было тихо и пусто. Снег надежно укрыл все следы вчерашнего побоища.
Дом номер тридцать шесть насмешливо глянул на Олега своими семью этажами и четырьмя подъездами.
112 квартир, машинально подсчитал Олег Павлович. И, как назло, во дворе ни одной живой души. Ни одной бабули на лавочке. Хотя это и неудивительно – ведь холод на улице, метель. Да и темнеет зимой рано. Бабули же любят тепло, свет и сухую ясную погоду.
А как бы пригодилась сейчас бабуля! Бабули всегда все про всех знают. Ничто не может укрыться от цепкого взгляда бабули, отдыхающей с товарками на скамеечке у подъезда…
Олег внезапно остановился.
За неимением бабули сгодится и молодая женщина, подумал он.
Ну, относительно молодая.
Екатерина Сергеевна. Катя.
Она-то точно знает номер квартиры своего ученика.
Кроме того, ему будет приятно услышать ее голос, неожиданно для себя решил Олег.
Да. Действительно, приятно. И потом, надо же поинтересоваться, как она вчера добралась до дома и как себя чувствует нынче.
Он достал мобильник, включил его, глянул на удлинившийся список непринятых звонков, пожал плечами и набрал номер Кати.
Катя отозвалась мгновенно, будто ждала его вызова.
– Ах, Олег Павлович… Олег! Как же хорошо, что вы позвонили! Сама бы я не решилась…
– Что? – встревожился Олег, мгновенно забыв свои первоначальные намерения. – Что с вами, Катя? У вас что-то случилось?
– Да… то есть не совсем, но… Мне очень нужна ваша помощь! Если б вы только могли приехать…
* * *
Лилия Бенедиктовна, уперев в стол пухлые локти, обтянутые тонкой и мягкой, как шелк, черной кашмирской шерстью, сидела за столом в своем кабинете и размышляла. Перед ней лежал гроссбух Клуба, открытый на странице с адресом и телефоном Нины Соболевой. На экране компьютера светилась чистыми холодными красками скаченная из Интернета картина Александра Соболева «Зимний сон».
«Поехать туда сразу или сначала позвонить?» – думала Лилия Бенедиктовна.
Да чего там звонить? Исчезнет весь эффект внезапности… А в таком деле главное – быстрота и натиск. Такого противника надо сначала ошеломить, а потом заняться методичным и планомерным покорением и освоением территории. Это вам не голодный и слегка чокнутый математик. Этого на котлету по-киевски не подманишь.
Кроме того, чтобы звонить, нужен предлог. А вот предлога у Лилии Бенедиктовны и не было. Лилия Бенедиктовна вообще не любила пользоваться предлогами, особенно вымышленными. Гораздо проще, естественней и, разумеется, полезнее для дела будет, если она возникнет на его пороге в ореоле снежной пыли и прямо скажет:
– Я три года ищу встречи с вами!
Ну или еще что-нибудь в этом роде. В общем, скажет первое, что придет в голову. Все равно до них ехать полчаса: сначала на метро, а потом на маршрутке.
Еду, решила Лилия. И зачем метро, зачем маршрутка? К чему эти лишние неудобства и угроза запачкать новую шубу из черно-бурых лис, мех которых так изумительно подходит к ее белой коже и черным волосам?
Лилия протянула руку к телефону, чтобы вызвать такси, но в этот момент в дверь поскреблись.
– Я занята! – рявкнула Лилия, не оборачиваясь.
– Простите, Лилия Бенедиктовна, но там пришла Мышкина, – услыхала она извиняющийся голос секретарши. – Она выглядит очень расстроенной и просится к вам хотя бы на пару минут!
Мышкина… Лиза… Старшая медсестра.
Ну, эта без причины проситься не станет. Придется принять.
Ну и ладно, поеду не сейчас, а через полчаса.
* * *
Через полчаса, однако, не получилось. Едва Лиза успокоилась и, основательно высморкавшись в бумажный платочек, согласилась пойти домой и лечь спать в надежде, что утром все образуется, как из-за двери кабинета послышалась глухая возня.
– Не пущу! – услыхала Лилия несколько сдавленный, как ей показалось, голос секретарши. – Нельзя к ней сейчас! Вы что, русского языка не понимаете?!
– Но мне надо! Вопрос жизни и смерти!
В результате после недолгой борьбы дверь отворилась и на пороге возникла новенькая Олеся.
Секретарша держала ее за руку и честно пыталась оттащить назад, в коридор.
– Лилия Бенедиктовна! Помогите! Вы моя единственная надежда!..
Лилия, сверкнув глазами на Олесю, велела секретарше принести стакан воды. Олеся немедленно расположилась на стуле напротив Лилии и уставилась на нее красными от слез глазами.
– Лилия Бенедиктовна, я…
– У вас есть десять минут, – сразу предупредила Лилия Бенедиктовна.
Выпив принесенную секретаршей воду, она приготовилась слушать Олесин монолог.
* * *
Еще через полчаса в Клуб явились Ирочка и Маришка. Не успела Лилия Бенедиктовна порадоваться тому, что так быстро и ловко сплавила зануду Олесю, как раздался звонок в дверь. Было без четверти восемь; секретарша уже ушла домой.
Выпятив пухлую нижнюю губу и сурово сдвинув брови, Лилия Бенедиктовна пошла открывать.
– А мы к вам, Лилия Бенедиктовна, – хором проблеяли две блондинки, – нам очень нужно поговорить с вами, прямо сейчас… примите нас, пожалуйста!..
…И кто это сказал – мы в ответственности за тех, кого приручили? Сент-Экзюпери? Выдающийся гуманист и по совместительству военный летчик?
«Его бы сейчас на мое место! Больше он так не говорил бы… никогда.
И вообще, бросил бы литературу и занялся, наконец, своими прямыми обязанностями. Кинул бы парочку бомб на немирных зулусов, или против кого он там воевал в Африке… Одним махом решил бы все их психологические проблемы».
– Заходите, – хмуро сказала Лилия Бенедиктовна. – И свет в прихожей не забудьте потушить, а то, не ровен час, заявится еще кто-нибудь на огонек!
* * *
– Завтра, в канун Нового года, все изменится, – в очередной раз за сегодняшний день голосом, слегка охрипшим от убедительности, повторила Лилия Бенедиктовна. – Все наладится и все образуется! Вот увидите!
Ирочка и Маришка смотрели на хозяйку Клуба широко раскрытыми, пустенькими, как у котят, доверчивыми глазами.
– А теперь, девочки, идите домой и ни о чем не тревожьтесь!
«Если ничего не придумаю, пошлю им завтра Деда Мороза с конфетами», – решила Лилия Бенедиктовна, тщательно запирая входную дверь.
Дед Мороз! А что, неплохая идея! Вот только где его взять вечером 30 декабря? Все приличные Деды Морозы заказаны уже месяц назад. Разве поискать еще в Интернете?..
Да, конечно, в Интернете… Но после, после!
Сейчас всего половина девятого. Еще не поздно, совсем не поздно поехать на Митрофаньевское шоссе.
Как хорошо, что она надела сегодня любимое черное платье – то, в котором выглядит на десять лет моложе и на пятнадцать килограммов стройнее!
– Так, где тут у нас в книжке номера такси… Ага, вот они!
И в этот момент снова раздался звонок в дверь.
– Ну уж нет, – покачала головой Лилия. – На сегодня хватит. – Бестрепетной рукой она набрала номер.
– Только через пятнадцать минут? А раньше никак нельзя? Ну что ж, пусть будет через пятнадцать… Жду.
Дверной звонок продолжал звонить.
* * *
Пока Олег Павлович добирался до Садовой, где жила Екатерина Сергеевна, метель уже стихла. Лишь несколько снежинок горели звездами на его пальто и в густых черных волосах, когда он предстал на пороге перед тщательно одетой и причесанной, как давеча в театре, учительницей русского языка и литературы.
– Вы куда-то собираетесь? – От удивления Олег даже забыл поздороваться.
– Нет, я… Прошу вас, входите! Как хорошо, что вы приехали!
Олег не успел насторожиться. Сложная волна запахов, из которых преобладающим был ни с чем не сравнимый по прелести запах жарящегося с пряностями мяса, ударила в его чувствительный нос. Его взгляд, переместившись с высокой прически Екатерины Сергеевны на ее нежное взволнованное личико, машинально спустился вниз и остановился на глубоком, чуть прикрытом прозрачной газовой оборкой декольте. Его руки ощутили пожатие тонких, горячих, благоухающих японскими ирисами пальчиков.
– Входите же, – произнесла Екатерина Сергеевна тихим и мягким голосом.
И Олег вошел.
Как-то незаметно для себя он оказался в комнате, уже без пальто и без клетчатого шотландского шарфа, наверченного, по последней моде, поверх воротника.
Свет в комнате был приглушен.
Катя, по-прежнему держа Олега за руку, остановилась перед ним.
– Как хорошо, что вы приехали, – повторила она.
Если б она не сказала этого, промолчала, поднесла его руку к своей щеке, все могло бы случиться так, как ей хотелось. Прямо здесь и сейчас.
Но слова, произнесенные вслух, повторенная дважды логическая вербальная комбинация, развеяли дурман и запустили привычную программу анализа причинно-следственных связей и рационального осмысления сложившейся ситуации.
– Вы сказали, что вам нужна моя помощь, – напомнил Олег, деликатно высвободившись из ее пальцев.
На самом деле не похоже, чтобы с ней случилось что-то плохое. Но кто их, женщин, разберет?
Она его коллега, она симпатична ему, и он готов сделать для нее все, что в его силах.
Катя провела ладонью перед глазами, словно отводя невидимую преграду, и с усилием улыбнулась. Подошла к письменному столу и включила настольную лампу.
– Вот. – Она взяла со стола и протянула Олегу затрепанную общую тетрадь в клеточку.
– Мой племянник Коля… Он учится на первом курсе политехнического института, и, знаете, им задали такую трудную работу по математическому анализу! А завтра последний срок сдачи. Если он не сдаст работу, ему не поставят зачет. Если не поставят зачет, не допустят к сессии. Если не допустят к сессии…
– …то отчислят, – кивнул Олег. – Знаю я политех, у них с этим строго. Ладно, я посмотрю, что тут можно сделать.
Он взял тетрадь и уселся за стол. Катя, вздохнув, поплелась на кухню, где на плите шипела и плевалась от злости свиная отбивная, а в духовке доходил до кондиции пирог-плетенка с малиновым вареньем.
* * *
– Папа, – сказала Нина, когда на часах уже было без пяти восемь, – сдается мне, что он не придет.
Александр Васильевич бросил последний взгляд на свой рисунок, на котором был изображен вставший на дыбы конь, и обернулся к дочери.
– С чего ты так решила? Еще не вечер.
– Ну, хотя бы с того, что Катя прислала мне эсэмэску. Олег у нее. И она хочет, чтобы лучшая подруга, то есть я, пожелала ей удачи.
– Вот, значит, как, – медленно произнес Александр Васильевич.
– Да. Похоже, Лилина магия посильнее твоей…
Александр Васильевич сдвинул седые брови. Синие глаза его сверкнули. За окном прокатился совершенно неожиданный для зимы раскат грома. В воздухе отчетливо запахло озоном.
А потом, совершенно неожиданно для Нины, Александр Васильевич рассмеялся.
– Значит, самое время познакомиться с этой вашей Лилией, – сказал он.
* * *
Сначала Лилия Бенедиктовна решила вовсе не открывать дверь – позвонят, позвонят да и уйдут. Но потом сообразила, что скоро приедет такси и ей поневоле придется выйти. К тому же звонивший был очень настойчив. Не удовлетворившись звонками, он (или, скорее всего, она) сошел с крыльца и принялся стучать в темное, плотно занавешенное окно прихожей.
Наглость какая, рассердилась Лилия; вот выйду сейчас и, ей-богу, спущу эту гостью с лестницы.
Вдруг ей пришло в голову, что окно расположено достаточно высоко от земли. Она сама, Лилия, несмотря на свои 178 сантиметров, могла дотянуться до него, только встав на цыпочки. Значит, это стучит не ее клиентка.
Значит, это мужчина. Дворник, что ли? Да нет, дворник ниже ее ростом. И потом, что делать дворнику здесь в такой час, если он и днем посещает свое рабочее место крайне нерегулярно?
Мужчина у дверей Клуба Одиноких Сердец, надо же! Да еще и ведет себя так, словно точно знает, что, несмотря на темные окна, в помещении кто-то есть.
Мужчину надо впустить. Мужчина всегда может пригодиться членам Клуба… да хотя бы той же Олесе.
При этой мысли Лилия Бенедиктовна перестала злиться.
Если ей, Лилии, удастся заинтересовать их друг другом, Олеся не будет больше приходить в Клуб! Никогда!
Лилия Бенедиктовна развеселилась окончательно и, широко улыбаясь, пошла открывать.
* * *
– Вы!
– Я. То есть с утра это был совершенно определенно я. Но теперь уж и не знаю…
Несмотря на пережитое потрясение, Лилия догадалась, что гость таким образом шутит, давая ей время прийти в себя. Если бы он сразу спросил «Разве мы знакомы?», Лилия оказалась бы в довольно затруднительном положении.
Тот самый синеглазый Александр Васильевич из Великого Устюга стоял перед ней на крыльце и смотрел на нее с выжидающей улыбкой. За три года он нисколько не изменился и был совершенно такой, каким она запомнила его и представляла в мечтах.
«Нет уж, Олеся, – подумала она не без злорадства, – придется тебе еще какое-то время погулять одной. Этот мужчина не про тебя. Этого мужчину я оставлю себе.
Тем более что он сам ко мне пришел».
Лилия вдруг почувствовала себя удивительно молодой, легкой и свободной.
Она широко распахнула дверь и промолвила:
– Ну, раз это совершенно определенно вы, то заходите!
* * *
– Олег, вы меня просто спасли! – заявила Екатерина Сергеевна, прижав руки к груди.
– Ну что вы, Катя, – Олег отдал ей тетрадку, – там не было ничего сложного.
– Коля – мой единственный племянник, он мне как сын. Даже не знаю, что бы мы без вас делали… А может, вы согласитесь поужинать со мной?
– Поужинать? – переспросил Олег. Запахи из кухни стали совсем нестерпимыми для человека, который ел последний раз утром, в блинной у метро.
– Ну да! – Заметив его колебания, Катя почувствовала, что к ней возвращается былая уверенность. – Должна же я вас как-то отблагодарить. Не сторублевку же вам совать?
– Это стоит дороже, – в тон ей отвечал Олег. – Но я согласен взять натурой.
Ужин начался весело. Катя не успела приготовить на закуску ни селедку под шубой, ни заливную рыбу, ни холодец (свои лучшие, коронные блюда), но в них и не было необходимости. Олег отдал должное и хрустящей домашней капусте провансаль с изюмом и маринованными сливами, и жаренным с чесноком ржаным сухарикам, и домашним же соленым рыжикам. Не отказался он и от робко предложенной Катей водки.
Сама Катя пила маленькими глоточками красное вино и смотрела, как он ест – со сдержанным, но явным наслаждением, полуприкрыв глаза и смакуя каждый кусочек. Бедняжка, с состраданием думала она; сидит, должно быть, все время на одном кофе и сухарях.
И что за глупые сплетни, что у него есть постоянная женщина?
Была бы постоянная женщина, давно бы его откормила…
Олег подцепил с тарелки последний рыжик, но спохватился.
– Кажется, я немного увлекся… А как же племянник?
– Он зайдет за тетрадкой завтра утром, – успокоила его Катя. – Кушайте, прошу вас. Я так рада, что вам нравится моя стряпня…
– Нравится – не то слово, – подтвердил Олег, прожевывая рыжик, – я словно вернулся в детство. На хутор, к бабушке. Бабушка моя жила в Литве, и вот эти ваши ржаные сухарики с чесноком… Они точь-в-точь, как у нее!
Несмотря на свой весьма небогатый опыт общения с мужчинами, Катя почувствовала, что это была наивысшая похвала. «Как удачно, что свинину я тоже поджарила по-литовски, с сыром, – подумала она. – Это знак судьбы!»
– Значит, вы вовсе не индеец, а литовец? – ласково, как ребенку, улыбнулась Олегу Катя.
– Я – всего понемногу, – усмехнулся он, принимая из ее рук блюдо со свининой, – немного литовец, немного черногорец… а в основном русский. Прадед мой по отцу был из Сибири. Что же касается индейцев, то это вряд ли… Впрочем, кто может знать наверняка? Вот вы, Катя, знаете всех своих предков?
– Нет, – вздохнула Катя, – я даже родителей своих не знаю. Я детдомовская.
– О, простите, – Олег виновато коснулся ее руки.
– Ничего. Когда мне было восемь лет, меня удочерили. Очень добрая была семья, детский врач и учительница. У них было двое собственных сыновей, но они хотели еще и дочку и потому взяли меня. Мне жилось у них хорошо. Я называла их мамой и папой. Это мама научила меня готовить. В общем-то, мама научила меня всему. Я и в учительницы пошла потому, что хотела быть похожей на нее…
