Текст книги "Ландыши (СИ)"
Автор книги: Ольга Анафест
Жанр:
Рассказ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Посвящение: Amineya
– Девушка, возьмите! Последний остался, – сухонькая старушонка поймала меня на выходе из
метро, крепко вцепившись костлявыми пальцами в мою футболку и суя под нос тощий букетик
ландышей. – За сорокушечку отдам. Нигде тута дешевле не найдёте! – она буквально впихнула
мне в руку цветы и выжидающе уставилась своими глазками-бусинками.
Я молча достала из кармана помятый полтинник и протянула ей. Старуха исчезла так же внезапно, как и появилась, забыв о том, что вроде как за «сорокушечку» товар обещала. А я медленно
поплелась по тротуару мимо выстроившихся в ряд маршруток в сторону дома, потому что последние
деньги, отложенные на дорогу, только что отдала за несчастный потрёпанный веник.
Ненавижу ландыши! Кладбищенские цветы.
А он любил их. Говорил, что они пахнут его детством, беззаботностью и бабушкой. Он...
Впервые я увидела его, придя за конспектами домой к однокурснице Анфиске, одной из немногих, с
кем я сразу сдружилась, поступив в наш универ.
Валерьян Ефимович, её отец, как раз собирался уезжать куда-то и предложил подбросить меня.
Было неловко, но Анфиска с отцом на пару уговаривали меня и добились своего, потому что под
таким напором я сдалась довольно быстро, решив, что хоть раз можно доехать до дома с комфортом, а не трясясь в метро и отбивая голову о потолок переполненной маршрутки.
В машине он сам начал разговор: интересовался, почему мы, молоденькие девчонки, повально идём
учиться на журналистов, когда есть много профессий, более надёжных и перспективных; спрашивал
о моей семье, рассказывал о своей службе в мореходке и о том, какой забавной была Анфиска в
детстве.
Валерьян потребовал называть его по имени и на «ты», потому что он, видите ли, чувствует себя
немощным дряхлым стариком, когда я «выкаю». До моего дома мы ехали всего сорок минут, но мне
казалось, что знакомы мы уже целую вечность. Я преданной псиной заглядывала ему в глаза и
наверняка виляла бы хвостом, если б он у меня был.
Уже дома, лёжа в кровати, я снова и снова прокручивала в голове наш разговор, убеждаясь, что отец
Анфиски необычайно приятный человек.
В следующий раз мы столкнулись в больнице, куда я пришла навестить дедушку, а он привёз
продукты жене, которая, как выяснилось, работала там и в этот день у неё было суточное дежурство.
Валерьян опять подвёз меня до дома и, прощаясь, посмеялся, что, мол, если останется без работы, пойдёт в таксисты, чтобы возить таких прекрасных юных барышень.
Уже потом я аккуратно выведала у Анфиски, что её отцу сорок пять лет. Сорок пять и восемнадцать.
Кому-то это могло показаться чудовищной разницей, но только не мне, очарованной этим мужчиной.
Да, он очаровал меня. Очаровал за пару встреч настолько, что я сама стала напрашиваться к
однокурснице в гости, чтобы видеть его.
Подвозил он меня лишь в те дни, когда его жена была на сутках, а однажды, когда я уже собиралась
выйти из машины, тихо сказал, что не слепой. Прощание получилось смазанным, потому что я
поняла, о чём он. Наверное, глупо было надеяться, что Валерьян не заметит моих тоскливых
взглядов и того, как я стараюсь быть ближе к нему, порой прикасаясь, будто случайно.
Мне стало страшно, но даже страх не смог остановить меня, и я продолжала приходить к Анфиске, придумывая зачастую нелепые предлоги.
Валерьян вёл себя как прежде и лишь иногда, украдкой, как-то тяжело вздыхал, поглядывая на меня.
Его жена, казалось, воообще не замечала моего присутствия. Эта женщина была поглощена своей
работой и даже дома постоянно висела на телефоне, решая какие-то вопросы с коллегами.
Валерьян всё реже подвозил меня, словно боялся оставаться со мной наедине. Я довольствовалась
тем, что есть, хотя желала большего. И тем не менее я была шокирована и обескуражена, когда мечта
последних месяцев моего существования внезапно исполнилась.
Валерьян был пугающе молчалив и сосредоточен на дороге и будто вовсе забыл о моём присутствии
в салоне его автомобиля. Непривычная тишина давила. Остановившись возле моего подъезда, он
опустил стекло и закурил. Никогда раньше я не видела в его руках сигарет. От удивления я даже не
сообразила, что пора бы попрощаться и топать домой, я смотрела на Валерьяна, вытаращив глаза.
– Что ты со мной делаешь, девочка? – окурок полетел на асфальт, зашуршал ремень безопасности, а герой моих грёз резко повернулся и впился в меня колючим взглядом.
– Что ты имеешь в виду? – дрожащими пальцами я тоже отстегнула ремень и крепко вцепилась в
ручку на дверце, готовая в любую секунду сорваться с места.
– Я не слепой, – на выдохе произнес он и, помолчав, едва слышно добавил: – И не железный.
А потом мы одновременно рванулись к друг другу и начали жадно целоваться. Я цеплялась за его
плечи, все ещё не веря, что это происходит на самом деле. Валерьян был груб и напорист, но я лишь
сильнее разгоралась и понимала, что окончательно сдалась и попала в плен к этому мужчине.
– Иди домой, – прохрипел он, оторвавшись от меня.
– Не хочу...
– Через три дня. Обещаю. Я позвоню.
Мне оставалось только подчиниться. Я ждала. Три дня я ждала, практически не выпуская телефон из
рук. Валерьян сдержал слово, и с того дня завязались наши нелёгкие отношения. Мы встречались в
кафешках на окраинах или уезжали в пригород, чтобы свести к минимуму возможность
столкновения с кем-то из моих или его знакомых. Я обожала моменты, когда могла без страха идти с
ним за руку и целоваться прямо на улице. Я болела нашими минутами близости на заднем сиденье
его машины или в съёмных комнатах. Я едва не сошла с ума от счастья, когда Анфиска и её мать на
неделю уехали на юг, и тогда мы с Валерьяном существовали друг для друга и больше ни для кого.
Я быстро выучила нехитрые правила:
– Никому ничего не говорить.
– Не звонить по вечерам и по ночам.
– Не дразнить его при жене и дочери, облизывая губы, наклоняясь, стоя к нему спиной, надевая
кофты с глубоким вырезом и призывно улыбаясь.
– Не таращиться на него так явно в их присутствии.
– Не царапать его спину и не оставлять засосы.
– Не поливаться духами перед встречей с ним.
Это было легко запомнить, но порой трудно выполнить.
Я понимала, что Валерьян не уйдёт из семьи, и даже не пыталась заводить разговоры на эту тему. Я
вообще боялась хоть в чём-то давить на него или требовать чего-то.
Смеясь, он называл меня своей маленькой Лолитой. А из меня Лолита так себе... на слабенькую
троечку. Я любила его. Любила отчаянно, как любят в юности. Я не видела возрастной пропасти
между нами, седины в его волосах и морщин на лице, нездоровой усталости и тёмных кругов под
глазами – я видела лишь мужчину, без которого не мыслила своей жизни.
Конечно, я хотела, чтобы Валерьян был только моим, но осознавая невозможность этого, жила тем, что он давал мне. Я дарила ему такие подарки, которые могли сойти за презенты коллег и друзей, я
терпеливо ждала каждой нашей встречи и старалась брать от неё по максимуму. Я злилась, когда он
говорил, что мне нужно встречаться со сверстниками, но никогда не признавалась в своих чувствах, потому что мне казалось, что стоит сказать об этом, и он уйдёт от меня навсегда. Я несколько
отдалилась от Анфиски, боясь каким-нибудь взглядом или словом дать ей понять, что происходит
между мной и её отцом. Теперь мне не было необходимости приходить к ним домой, чтобы увидеть
Валерьяна – он всегда сам приезжал, когда появлялась возможность, и мы сбегали вдвоём от суеты
и рутины серых будней.
Была ли я счастлива? Да. Я была счастлива долгих и одновременно коротких два года.
Я не знаю, чувствовал ли Валерьян, что близится конец, но однажды вечером, прощаясь со мной
возле подъезда, он сказал, что лучшее в его жизни – это Анфиска и я, маленькая Лолита. Из его уст
это звучало как признание в любви. А я не ответила. Я всё ещё боялась ляпнуть что-то лишнее.
Я всегда буду жалеть, что не нашла в себе смелости признаться ему. Вряд ли это изменило бы то, что случилось после, но он бы знал... Знал, что на свете есть человек, который счастлив дышать с
ним одним воздухом и ходить под одним небом.
Именно в тот вечер он подарил мне ландыши. Впервые. Я знала, что это его любимые цветы, но он
никогда не дарил мне их. И этот жест был ещё большим откровением.
Не хотелось расставаться. Я тянула время, подпирая спиной подъездную дверь и неся какую-то
чушь, а он стоял напротив, уставший, с легкой улыбкой на губах, родной, неповторимый, единственный в своем роде и знакомый до последней чёрточки.
Мне было плевать, что соседи видят нас из окон, потому что они всё равно не знали ничего такого, что могло бы разрушить наши отношения. Я бы вечность стояла рядом с ним, но звонок его жены
вынудил нас поспешно попрощаться.
Три дня от Валерьяна не было вестей, а потом мне позвонила Анфиска, не появлявшаяся всё это
время в универе, и прорыдала в трубку, что её отец умер.
Я никогда прежде не думала, что мир может рухнуть в один момент. Может. Может, когда у твоего
любимого человека случился инфаркт и рядом не было никого, кто мог бы помочь и вызвать скорую.
Стечение обстоятельств? Судьба? Жизнь? Это всё не имеет значения, когда ты хватаешь ртом
воздух, будто разучившись дышать, и уже не слышишь завываний на том конце провода, а на столе, в низкой вазе, благоухающие ландыши отзванивают маленькими белыми колокольчиками смерть.
Я была на похоронах. Я не могла не попрощаться с ним.
Там я услышала, что Валерьян собирался подать на развод, а в тот вечер, когда я видела его
последний раз, они с супругой, по словам соседей, громко скандалили, после чего мужчина собрал
свои вещи и уехал на дачу. Именно там произошла внезапная остановка сердца.
Я ненавидела себя. Зачем я появилась в его жизни? Зачем я влезла в его семью? Зачем я убила его?
После смерти Валерьяна мы с Анфиской снова сблизились. Она была нужна мне – она была частью
него. Я должна была ощущать его рядом хотя бы таким образом. Но мы никогда не говорили о нём
– Анфиске было тяжело, а я вроде бы посторонняя. Знала бы она...
На могиле Валерьяна растут ландыши. Я ненавижу их. Наверное, глядя на меня откуда-то сверху, он
смеётся, видя мои злобные взгляды, обращённые на его любимые цветы.
Мой мир рухнул, а жизнь почему-то продолжается. Парадокс?
С течением времени острые углы сглаживаются.
Я не забыла Валерьяна, но научилась жить без него. Особенно трудно было выкарабкиваться из ямы
отчаяния без поддержки. Кому я могла рассказать и довериться? Никому. Я, Валерьян и наша тайна
были заколочены в гроб вместе с ним.
Сжимая в руке потрёпанный букет, я наконец добрела до дома. Я не плачу. Я давно не плачу. Я
выплакала все слёзы три года назад, когда едва сдерживалась, чтобы не броситься вслед за любимым
человеком в вырытую могилу, вокруг которой толпились люди, сливающиеся в сплошное чёрное
размазанное пятно.
Пересилив себя, я вдохнула удушливый запах ландышей и, улыбаясь, посмотрела на небо.
Сегодня Валерьяну исполнилось бы пятьдесят.