Текст книги "Замок Буврёй"
Автор книги: Ольга Чигиринская
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Я прав! – мне не хватает воздуха, я чувствую, как пол шатается. – Я похоронил в этой земле свою молодость, а теперь и свою жизнь, а если мне придется убить тебя – похороню и честь; но я пролил здесь слишком много английской и французской крови, чтобы сказать "Я неправ" – и просто так уйти! Джоанна, я люблю мужество и верность, потому что их мало осталось в наши дни – но вся моя любовь не помешает мне казнить тебя, потому что Англию я люблю больше!
– Я понимаю, ваше величество. Ваша любовь к Англии не помешает вам казнить меня, а моя любовь к Франции не помешает мне молиться за вас – давайте же разойдемся на этом, и посмотрим, чья любовь сильнее.
Я хочу сказать ей еще что-то – но голос отказывает. Горло мне набили соломой, я весь до треска в боках набит соломой, я – кожаное чучело на носилках, и сейчас меня подожгут на потеху толпе… Я делаю рывок – и падаю, падаю лицом вниз на грязную солому пола. Она тянет ко мне руки, чтобы помочь – но она прикована к постели. Потом откуда-то издалека доносятся удары и крики: "Ведьма! Сука! Что ты с ним сделала, с нашим государем!" Кричат – они. Она не издает ни звука, и я тоже не могу издать ни звука, чтобы остановить это.
Я должен пойти на казнь. Я подписал приговор, и я не могу не пойти на казнь теперь, это будет малодушно – отлеживаться в замке, пока она горит… Но ведь и я горю – как быть, что делать? Я горю, четверо дьяволов волокут в горнило мой портшез, а пятый смеется и пляшет впереди.
– Нет, – шепчу я. – Не может быть, Господи, не может этого быть, я же прав, я же пытался дать Англии покой, если бы мы не воевали во Франции – нас бы разорвало изнутри, а мир в стране – это долг короля, и не может того быть, чтоб Господь карал меня за это.
– А как же! – хохочет мой палач. – А то! Конечно же, ты прав, Гарри. У нас там все правы, ни одного виноватого нет. То есть, попадаются такие, кто откровенно признает, что любил мучить и убивать – но их меньшинство, Гарри. В основном – честные трудяги, вроде тебя или того парня, который рассуждал, что лучше одному человеку умереть за народ. Просто дивная компания подобралась, одни достойные люди, и все исполняли свой долг. Ты им понравишься обязательно, Гарри.
Меня тащат, а они стоят и смотрят – убитые в плену французские рыцари глядят сквозь забрала, руанские женщины молча прижимают детей к высохшим грудям, а лолларды тычут в меня головешками пальцев и хохочут, сплевывая через сожженные губы черную слизь. А вот окровавленные, заколотые, забитые – горожане из Мо; солдаты гарнизона с опухшими лицами и веревками на шеях, синие от холода парижские дети… Под их взглядами губы мои шевелятся беззвучно, я уже не решаюсь в голос требовать справедливости у Бога – я только шепчу, как Иов: почему? Если Бог хотел моего поражения и смерти – почему не сокрушил меня раньше? Почему я не нашел своего конца при Азенкуре, прежде чем успел сотворить все эти мерзости? Или еще раньше – в бою против Хотспера, когда стрела пробила мне щеку и нёбо, чуть-чуть не достав до мозга? Почему меня не казнил Ричард? Почему Ты позволил мне жить и делать все это – я же не мог поступать иначе! Я был жесток с руанцами, чтобы не пришлось быть жестоким дальше – мне ведь дороги жизни подданных, и лучше запугать одних примерном других, чем брать большой кровью и измором каждый город. Если бы я знал заранее, что сопротивление в следующих городах будет более ожесточенным – я бы нашел другой способ, но войны – они выигрываются жестокостью, предотвращающей большую жестокость…
И тут мы останавливаемся, потому что кто-то заступает дорогу. Белые латы сверкают так, что дьяволы роняют портшез, чтобы закрыть глаза руками. Я кричу от боли. Виновен, виновен! Мыслью, словом, делом и неисполнением долга. Я знал. Я всегда и все знал, и в последний миг сказал правду: я не мог отступить, потому что не мог отречься от своей маленькой правоты. Англия была важна мне больше, чем правда – но я истощил Англию в этой войне, и оставил шаткий трон, гробницу своей династии. За что же я убил всех этих людей? Мы видели как побеждает Жанна – не изничтожая гарнизонов, не убивая горожан голодом и огнем. Мы видели и предпочитали говорить "Ведьмовство!" За это я отправлюсь в ад – и я могу лишь признать, что там мне самое место.
Она поднимает забрало и делает шаг вперед, обнажая меч. Знаменитый меч из Фьербуа. Я смотрю на него и знаю, что этот меч сейчас пресечет мою несчастную жизнь – и я отправлюсь в геенну. Ничего не исправить. Ничего.
Меч поднимается – и не опускается.
– Убирайся, – доносится из-под сияющего забрала. – Он не твой.
Я с трудом верю ушам. Меня милуют без условий, без выкупа и контрибуции – просто за то, что я слаб. Просто потому что я виновен.
– Какого… – мой мучитель никнет, корчится от света. – Ну что вы за народ такой – постоянно отбираете у меня тех, кто вас мучил, предавал, сжигал…
– Распинал, – подсказывает она, шагая вперед. Он отступает, чтобы меч не коснулся его, и уже не стоит между нею и мной.
– Мы ведь солдаты, бес. А солдаты своих не бросают. Какие те ни есть.
– Джоанна, – шепчу я. – Джоанна, опомнитесь. Какой я вам "свой"?
– Вы хороший человек и добрый христианин, Генрих. Обопритесь на меня, предстоит долгий путь. Я ведь говорила – посмотрим, чья любовь сильнее.
– Я… пытался любить, Джоанна. И Англию, и вас… Почему же все вышло так плохо?
– Потому что вы мало любили Англию, ваше величество. Вы не знали, сможете ли любить ее в поражении, не знали, как будете жить, если она ополчится на вас – вот и подпирали свою любовь победами, покупали ими Англию как девку. Когда любовь слаба – она должна кормиться победой и правотой. А когда любовь покрепче будет, ей хватит и поражений со страданиями. А когда она сильна – тогда ей и вражда нипочем. Тот, кто видит и любит нас слабыми – тот и побеждает нас. Сложите меч, ваше величество, и пойдемте на свободу.
Весеннее небо дрожит, поглощая наш пепел. Замок Буврёй исчезает, сливаясь с пятном города, город растворяется среди распластанных полей, поля сливаются в сплошное зеленое полотно, а потом зелень и синь смыкаются то ли в борьбе, то ли в объятии. Земля бусинкой выпадает из черного рукава, теряясь среди рассыпанных звезд.
Однажды мы вернемся к этим равнинам – когда наши сердца смогут вместить и Англию, и Францию, и весь Божий мир. Когда правота не будет нуждаться в победе, а силу мы сможем черпать в поражении. Когда у жалости и справедливости будет одно лицо. Когда "Я прав" не будет означать "Ты мертв" – тогда мы вернемся.
А пока что – я погружаюсь в благодарное молчание. Я рад, что меня спасли от худшего из поражений. Я рад, что не победил Жанну.