Текст книги "В сетях интриг"
Автор книги: Олег Рой
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Олег Рой
В сетях интриг
Памяти моего сына Женечки посвящается
Москва встретила его невероятной, непривычной для мая, изнурительной жарой. Казалось, даже асфальт дымился, плавился и жаждал дождя. На небе – ни облачка, солнце безжалостно палило и обжигало кожу, проникая даже под легкую рубашку. Такое чувство, что ты не в России, а где-нибудь в Мексике! Идя по столичным улочкам, Павел Савельцев, писатель, сценарист и продюсер нескольких голливудских фильмов, с усмешкой наблюдал за изнывавшими от зноя бывшими соотечественниками. Как всегда, их лица были неприветливы, озабоченны, хмуры – да и какая же радость может быть, когда в такое пекло приходится торчать в раскаленном душном муравейнике мегаполиса, вместо того чтобы прохлаждаться на пляже, у ласковой воды, в тени пальм, как это делают все нормальные люди мира в жаркий сезон. Впрочем, куда этим замороченным индивидам до цивилизованного мира? Как многие эмигранты с постсоветского пространства, Павел считал своим долгом презирать тех, кто остался в стране, – за пессимизм, за привычку вечно ныть и жаловаться, за бытовую неустроенность, за неорганизованность, за непорядочность, за неумение вести цивилизованный бизнес и еще за целый список недостатков, которые он готов был перечислять при первом же удобном случае.
Сам Павел не жил в России уже двенадцать лет – с тех пор, как после выхода третьей книги ему неожиданно улыбнулась удача. Не то чтобы роман стал мировым бестселлером и в одно прекрасное утро его автор проснулся знаменитым – нет, конечно. Просто старый приятель Павла, в начале девяностых перебравшийся в Штаты и неплохо устроившийся в Лос-Анджелесе, пересказал сюжет знакомому продюсеру, а тот неожиданно заинтересовался и прислал автору электронное письмо с вопросом, сможет ли тот сам написать сценарий по своей книге. Получив это письмо, Павел возблагодарил Небеса – и за неожиданную удачу, и за то, что они (Небеса) послали ему такую маму, которая с пяти лет заставляла сына заниматься английским с педагогами и добилась, чтобы его приняли в лучшую языковую школу района. Благодаря всему этому он теперь хорошо знал язык и без особых затруднений мог перевести свой текст – а уж писать сценарии он научился еще в студенческие годы, когда, кроме занятий на журфаке МГУ, посещал заодно и спецкурс преподавателя из ВГИКа. Итог работы продюсеру понравился. Спешно собираясь тогда в поездку и занимая деньги у всех знакомых подряд, двадцатидевятилетний Павел был полон самых радужных надежд. Богатая фантазия уже рисовала перед ним сказочные картины: работа над фильмом совместно со знаменитым режиссером, самые яркие звезды в главных ролях, баснословный успех, «Оскар» за лучший сценарий, огромные гонорары и, как результат, – собственная вилла на океанском побережье и «Роллс-Ройс» в гараже. Разумеется, действительность вышла куда более прозаичной. Продюсер оказался не из великих, не то что не первого, но даже не второго ранга. Фильм сняли телевизионный, показали его лишь однажды и по какому-то малопопулярному каналу, никаких звезд в творческой группе не было и в помине. Но это все казалось пустяком по сравнению с главным – У НЕГО! ВЫШЕЛ! ФИЛЬМ! В ГОЛЛИВУДЕ! И пусть вместо виллы в Майами пока пришлось довольствоваться съемной квартирой в скромном районе на окраине города, а роль «Роллс-Ройса» исполнял подержанный «Шевроле Корвет», произошло самое главное – Павел сумел остаться в Штатах и со временем получил грин-карту.
Вопреки ожиданиям на Западе путь к успеху оказался не легче, а даже сложнее, чем в Москве. На родине ему помогали напечататься мамины связи в издательском мире – а в США рукописи никому не известного русского автора, пусть и писавшего на английском языке, особого интереса не вызывали. Сотрудничество с продюсером привело к созданию еще трех фильмов такого же уровня, как и первый (и каждый последующий был хуже предыдущего), после чего само собой сошло на нет. Словом, Павлу пришлось бы туго, если б не удачная идея снова начать печататься на родине. Теперь он приобрел новый, куда более солидный статус – не просто один из многочисленной толпы начинающих прозаиков, а «русскоязычный писатель из США», автор сценариев фильмов, снятых не где-нибудь, а в Голливуде. Подобная «вывеска» привлекала внимание, вызывала уважение и заинтересованность. Тем более что к тридцати пяти годам «русский американец» Павел Савельцев стал весьма привлекательным мужчиной, а в издательской сфере всегда очень много женщин, в том числе среди руководства. И он добился своего – его новые книги стали выходить в России. Пусть имя Савельцева не гремело, его не узнавали на улицах и не рвали на части поклонницы, но крупное московское издательство регулярно публиковало по три его романа каждый год, и тиражи (в сумме) доходили иногда до пятидесяти тысяч экземпляров. Плюс к этому была заключена пара контрактов на фильмы, в которых Павел выступал сценаристом и продюсером, – вот только кризис помешал. Работу над одним из кинопроектов отложили до лучших времен, другой тянулся ни шатко ни валко уже года полтора, как вдруг дело наконец сдвинулось с места. На горизонте появился перспективный спонсор, заинтересовавшийся его сценарием, – и эта новость заставила Павла спешно вылететь в Москву. Он прибыл ночью и остановился в престижном отеле на Петровке. Очень дорого, конечно, но, как говорится, noblesse oblige – положение обязывает, не может же голливудский сценарист жить в дешевой гостинице! Выспался и, стремясь убить несколько часов, оставшихся до назначенной на вечер встречи, отправился пообедать в «более или менее приличный», как он сам про него говорил, ресторан, находившийся неподалеку, в Камергерском переулке.
Он шел пешком, изнывая от жары, и от нечего делать рассматривал прохожих. Мимо то и дело проходила какая-нибудь красотка в обтягивающем топике, с открытым животом, и Павел вынужден был признать про себя, что русские девушки, пожалуй, внешне интереснее американок, да и одеваются с бóльшим вкусом. Одежда всегда была предметом его внимания – и как писателя, и как человека. Ему было интересно наблюдать, как тот или иной наряд меняет внешность человека, иногда принципиально. Взять хотя бы вот того типа в джинсах с рваными коленками. В таком облачении ему не дашь на вид больше двадцати лет. А надень на него строгий костюм – и это будет другой мужчина, смотрящийся гораздо старше и, может быть, умнее…
Подойдя к ресторану, Павел ненадолго задумался, что предпочесть – внутреннее помещение или открытую летнюю веранду. Несмотря на то что внутри исправно работали кондиционеры и было совсем не жарко, даже наоборот – прохладно, залы пустовали. Сделав выбор на каком-то инстинктивном, подсознательном уровне, почти все посетители расселись на небольшой веранде, в тени от тента и вьющихся цветов, взбегавших по деревянным колоннам и надежно закрывавших респектабельный уют ресторана от любопытных взглядов с улицы. Оценив обстановку, Павел решил, что ищет не уединения, а новых впечатлений, и тоже уселся на веранде, заняв единственный свободный столик у стены. Юный длинноволосый официант с плавными, как у танцовщика, движениями тут же подал ему меню, и писатель углубился в изучение ассортимента и цен. Да уж, питаться в хороших московских ресторанах – откровенно недешево, а денег у него не так уж много, престижный отель и прочие «понты» влетают в копеечку. Ну ничего, по такой жаре можно съесть что-нибудь легкое, скажем, салат. И выпить кофе. Кофе здесь, насколько он помнит, делают неплохой. А вечером будет видно…
– А нас что, сегодня никто обслуживать не будет? – услышал он почти над самым ухом возмущенный женский голос и невольно обернулся.
За соседним столиком сидели две девушки, и что-то в облике этой парочки сразу привлекло внимание писателя. Пока официант, тотчас подлетевший к их столику, уверял посетительниц, что заказанные ими блюда будут готовы максимум через двадцать минут, а шампанское, если они так хотят, принесут прямо сейчас, Павел принялся рассматривать соседок – осторожно, чтобы это не выглядело вызывающе, но все же очень внимательно.
Лицом к нему сидела молодая блондинка с пышной прической и еще более пышной грудью, демонстративно открытой и подчеркнутой даже более, чем допускают правила приличия. В ложбинке глубокого декольте залегла золотая цепочка с кулоном, в центре которого сверкал крупный бриллиант. Другой бриллиант, еще крупнее, украшал платиновое кольцо на пальце с дизайнерским маникюром в розовых и голубых тонах. В тех же тонах было и летнее платье от известного кутюрье. Дополняли наряд золотые часы, явно стоящие не один десяток тысяч долларов, серебристые босоножки на огромной платформе и серебристая же сумка – с лейблом известной фирмы, но, на взгляд Павла, слишком объемная, чтобы быть изящной. Большие голубые глаза блондинки то и дело прищуривались, из чего Павел сделал вывод, что она близорука.
«Хороша штучка! – подумал он, разглядывая блондинку. – Мозгов вообще нет, это ясно с первого взгляда, но при таких формах они ей и ни к чему… Сексуальна до невозможности! Думаю, ни один мужчина не отказался бы от такого лакомого кусочка. Интересно, сколько ей лет? Двадцать пять? Черт ее знает, может, и меньше. А может, и больше. Сейчас их не разберешь – вся эта косметика, силикон, подтяжки, ботексы… Бывает, что тетка за пятьдесят выглядит моложе собственной дочки, а случается – семнадцатилетняя соплюшка смотрится на все тридцать…»
Вот вторая женщина, которая сидела к Павлу спиной, явно не выглядела молоденькой. Лицо ее он видел только в четверть оборота, но и манеры, и голос – хрипловатый, как у людей, которые курят не один десяток лет, и руки – сухощавые, ухоженные, но уже лишенные юной округлости, с выраженными суставами на пальцах – выдавали, что их обладательнице никак не меньше сорока. Волосы женщины были коротко острижены и выкрашены в ярко-рыжий цвет, одета она была в элегантный брючный костюм сочного оливкового оттенка. По этому костюму, туфлям, удачно подобранным ему в тон, и другим аксессуарам Павел заключил, что вкуса у старшей из собеседниц, пожалуй, побольше, чем у ее подруги, – а вот средств явно меньше. Хоть она и не одевается на рынках, но не может позволить себе таких дорогих вещей и украшений, в каких щеголяет приятельница.
Где-то в недрах обширной серебристой сумки зазвучала электронная мелодия.
– Ой, у меня телефон звонит… – прощебетала блондинка и полезла в свой баул на поиски мобильника. Задача эта оказалась нелегкой. Сотовый, очевидно, лежал на самом дне, и, стремясь найти его, девушка принялась, подпевая доносящейся мелодии, выгружать на скатерть кучу всякого барахла: пузатую косметичку, большой флакон французской туалетной воды, дезодорант той же фирмы, паспорт в меховой обложке, украшенный стразами розовый футляр для солнечных очков, коробочку с DVD-диском… – Ах, вот он где, этот фильм! – обрадовалась она последней находке. – А я-то все перерыла, думала – потеряла…
Тем временем мелодия смолкла, а мобильника девушка так и не нашла.
– И ладно, – отмахнулась она. – Кому надо, перезвонит!
Наблюдая за ней, Павел откровенно веселился про себя.
«Вот и не верь после этого анекдотам про блондинок! – подумал он. – Жаль, в книге эту сцену описать нельзя – не поверят. Скажут, что в реальной жизни таких дурочек не бывает…»
– Посмотри все-таки, вдруг это он звонит? – прозвучал голос с хрипотцой, и блондинка, вскинув на подругу большие ярко накрашенные глаза и привычно сощурившись, покачала головой.
– Нет, не он. Это Танька, подружка, я специально на нее Билана поставила, она от него тащится.
– Тогда черт с ней, не перезванивай, – разрешила рыжая.
«Такое чувство, что она ею командует, – отметил про себя писатель. – А эта дурочка слушается. Занятная парочка…»
И быстрым движением нащупал блокнот, который постоянно носил в кармане. Это уже стало частью его работы – он всегда слушал, а по возможности и записывал случайные разговоры, что потом очень пригождалось. Как известно, у многих людей бывает своя, индивидуальная манера речи, характерное построение фразы, любимые словечки и выражения, особые интонации – а для писателя это все ценный материал, который потом можно будет использовать в романе или сценарии. Да и содержание бесед иногда бывает любопытным, сам до такого ни за что не додумаешься. Конечно, от этих девиц он вряд ли дождется чего-то из ряда вон выходящего. Скорей всего, будут всю дорогу трещать о шмотках да перемывать кости знакомым. Но как сырьевой материал и их болтовня может пригодиться.
– Ваше шампанское, – официант поставил перед подругами ведерко со льдом, бесшумно открыл бутылку, обернув ее полотенцем, и разлил пенящийся светло-золотистый напиток по бокалам.
– У меня есть тост, – заявила блондинка, берясь за ножку бокала. – Давай выпьем за тебя. Правда, Светка, ты самая лучшая! Спасибо тебе за все! Я тебя так люблю!.. Так люблю, что сил нет! У меня до тебя никогда не было таких подруг.
Похоже, блондинка не лукавила – она действительно обожала собеседницу до безумия. Счастливый блеск влажных глаз говорил о том, что она и впрямь готова плакать от радости. Девушка с такой нежностью смотрела на свою визави, что, казалось, если бы не маленький столик, разделяющий их, она бы бросилась в объятия к этой дамочке с хрипловатым голосом. Павел старался вести наблюдение незаметно и даже положил перед собой раскрытый журнал, делая вид, что читает. Но подруги были так увлечены друг другом, что ничего не замечали и говорили громко, нимало не заботясь о том, что их могут услышать.
– Ну что же, – засмеялась в ответ Светлана. – Тогда и за тебя! Я тоже очень привязалась к тебе, Лера.
«Лесбиянки они, что ли? – подумал Павел под звон встретившихся над столом бокалов. – Странно, вроде не похожи…»
Точно подслушав его мысли и спеша опровергнуть их, блондинка Лера пустилась в откровения:
– Правда-правда, Свет! Ты не представляешь, как я тебе благодарна! Ты всю мою жизнь изменила, с ног на голову перевернула, можно сказать! Вот так подумаю – ну что у меня раньше было? Вообще ничего. Работа да сериалы по телику. Ну разве перепихнешься с кем-нибудь от скуки, кончишь раз-другой – и все. Тоска смертная, как вспомню – так вздрогну! А теперь благодаря тебе у меня любовник-олигарх и я все-все могу себе позволить! О работе и думать забыла, развлекаюсь с утра до ночи и с ночи до утра. Хоть в ночной клуб, хоть куда… И шмотки у меня, и брюлики, и на Канарах была… Квартира шикарная, машину он мне обещал, как только я водить научусь. Правда, честно тебе скажу, Свет, неохота мне учиться водить… – блондинка снова отхлебнула шампанского.
Ответ Светланы прозвучал неожиданно резко:
– Ну, ты сильно-то губы не раскатывай. Всего этого ты можешь лишиться в один момент.
Лера непонимающе заморгала – она все еще упивалась неожиданно свалившимся на нее счастьем и совсем не хотела спускаться с небес на землю.
– То есть как это – лишиться?
– А вот так. – Светлана, видимо, решила не жалеть подругу. – Бросит он тебя в один прекрасный день – и все. Найдет другую, а ты останешься ни с чем. Ну, может, тряпки и цацки при тебе останутся. А квартира-то не твоя, а съемная.
– Све-е-ет, ну что ты такое говоришь… – растерянно тянула блондинка, и Павел отметил, что подобная мысль, очевидно, никогда раньше не приходила в ее хорошенькую головку.
– Вот была бы ты его женой… – продолжала тем временем Светлана, не обращая никакого внимания на огорчение подруги.
Идеальные брови Леры взлетели высоко вверх.
– Но как я могу?.. Он ведь уже женат!..
– А мы придумаем что-нибудь.
Павел не видел лица Светланы, но почему-то был уверен, что она подмигнула Лере.
– Да что ж тут можно придумать?
– А вот что – ты от него родишь. Вся Москва знает, что твой Андрюша обожает детей, он просто чокнутый папашка. Удивляюсь, как это ни одна из его бывших пассий не догадалась родить ребенка.
– Ребенка? – надула подозрительно пухлые губки Лера. – Да ну… Я не хочу ребенка.
– А стать женой своего олигарха хочешь?
– Женой хочу. – На лице Леры отразилась внутренняя борьба и непомерные умственные усилия. – Только, Свет… С ребенком ничего не получится.
– Почему ты так решила? – в хрипловатом голосе звучали жесткие нотки.
– Он знаешь как тщательно предохраняется? Чуть ли не по три презика зараз надевает. И у него ведь уже есть двое детей, эти, как их…
– Иван и Надя, – подсказала Светлана.
– Да, именно! Он все уши мне с ними прожужжал, я уже про них слышать не могу! – блондинка скорчила брезгливую гримасу.
– Надеюсь, ты делаешь все, как я тебя учила? Смотришь с умилением на фотки детей, постоянно расспрашиваешь о них и показываешь всем своим видом, что тоже только и мечтаешь о том, как стать матерью?
– Да, я стараюсь… Мы даже как-то раз говорили с ним об этом. Он сам начал разговор, сказал что-то вроде: «Лапуль, я понимаю, что тебе хочется ребенка, но я пока не готов…»
– Вечная мужская отговорка, – припечатала железным тоном рыжая. – Они никогда не готовы к тому, что нам хочется, будь то хоть шуба, хоть ЗАГС. Надо брать все в свои руки.
– Но как? – хлопала ресницами Лера.
– Да мало ли способов! Например, можно проткнуть презервативы иголочкой еще в упаковке. Он этого не заметит, а когда все произойдет, будет уже поздно. Это проверенное средство.
– Ты делала это когда-нибудь? – хитро улыбаясь, спросила блондинка.
– Нет, я этого не делала, но это неважно. – Светлана, перегнувшись через стол, приблизилась к подруге и заговорила тише, отчего писателю пришлось напрячь слух: – Или, на крайняк, забеременей от кого-нибудь другого. Ты сама несколько раз говорила, что не хранишь верность своему Андрюше.
– Это да, бывает… – Лера хихикнула и потупила глаза.
– Смотри только осторожнее, чтобы он ни о чем не узнал, а то пиши пропало! – После этих слов Света вновь повысила голос: – А что это мы с тобой совсем шампанское не пьем, оно нагрелось уже! Молодой человек, подойдите к нам! Ну что? За нас, красивых, за них, рогатых!
Подруги вновь звонко сдвинули бокалы.
«Да, в Америке, пожалуй, такого не услышишь! – думал Павел, отодвигая от себя тарелку из-под салата – увлеченный разговором соседок, он и не заметил, как она опустела. – Вот она, российская непосредственность во всей красе. При всем честном народе дамочки обсуждают свою интимную жизнь, даже не задумываясь о том, что их могут услышать. Кстати, из их болтовни может выйти любопытный сюжет. А почему нет? Можно назвать, например, «Охота на олигарха»… Хотя нет, что-то подобное уже, кажется, было…»
Он вынул из кармана блокнот и принялся торопливо записывать услышанное. Когда в девятом классе мама настояла на том, чтобы он окончил курсы стенографии, Павел сопротивлялся как мог – было стыдно ходить в группу, где занимаются одни девчонки и взрослые женщины. Но недаром его мамочку в издательстве «Прогресс», где она проработала без малого тридцать лет, прозвали «железной леди» – спорить с ней было бесполезно. Сын покорно освоил систему быстрых записей, выучил все эти на первый взгляд нелепые, похожие на шпионский шифр значки – и уже в студенческие годы понял всю выгоду подобного навыка. Конспекты лекций у него были самыми полными и содержательными на курсе, правда, пользоваться ими никто, кроме Павла, не мог. Помогали знания стенографии и в писательской работе: например, когда нужно было быстро перенести на бумагу пришедшую в голову важную идею или, как сейчас, зафиксировать любопытный материал наблюдений.
Лера тем временем все еще обдумывала совет подруги. Поставив на стол наполовину опустевший бокал, она с сомнением проговорила:
– Свет, так ничего не получится… Ну, допустим, залечу я от кого-нибудь. Правда, у меня сейчас нет никого, но это дело поправимое… Но ведь Дрюня-то не дурак, он поймет, что это не его ребенок!
– А ты напои его, – невозмутимо отвечала Светлана. – Да так, чтоб и не помнил, что делал и делал ли. И презервативы проткни. И если он в чем-то усомнится, так ему и скажешь: «А помнишь, дорогой, как ты напился? А помнишь, как у нас резинка порвалась? Вот тогда-то все и случилось!» Надо только, чтобы все по времени точно совпало, считать такие ребята хорошо умеют.
Однако скептическое выражение еще не покинуло Лерино лицо.
– Ну, допустим, – согласилась она, – что Дрюня мне поверит. Признает ребенка и все такое. Но что-то я сомневаюсь, что после этого он бросит свою мымру со спиногрызами и женится на мне…
«А она все-таки не настолько непроходимо глупа, как мне показалось сначала, – пронеслось в голове у Павла. – Интересно, что скажет на это рыжая?»
– Я ж тебе сказала – мы придумаем что-нибудь, – упирая на слово «мы», парировала Светлана. – Все под Богом ходим – и его благоверная не исключение. Мало ли как жизнь сложится. Я слышала, она в Испанию собирается. А там и море, и горы – и утонуть можно, и в пропасть с горы навернуться…
– Ты на что это намекаешь? – удивилась Лера.
– Да тише ты! Пойми, ты мне как родная сестра. Я хочу сделать тебя счастливой! И помогу тебе! Чтобы он был абсолютно точно, на сто процентов твоим.
– Но как?
– Я тут кое-что придумала…
Светлана оглянулась (Павел тотчас отвел глаза), снова наклонилась поближе к подруге и что-то зашептала. Лера ахнула, Светлана сжала ее руку, призывая замолчать, и продолжала шептать. Писатель весь обратился в слух – но ничего не услышал из-за внезапно подошедшего официанта.
– Будете что-нибудь еще заказывать или подавать кофе? – прозвучало над ухом.
Павел даже вздрогнул от неожиданности.
– Несите кофе, – резко ответил он, досадуя, что не слышит теперь продолжения разговора за соседним столом.
– А какой кофе вы предпочитаете?
– Эспрессо. И побыстрее.
– Двойной или стандартный? – не унимался официант.
– Стандартный! – почти крикнул на него Павел. И дернул же черт этого оболтуса подойти именно сейчас, в самый интересный момент!
Молодого человека тон писателя ничуть не смутил, и, сделав пометку в маленькой записной книжке, он спросил:
– Это все? У нас вкуснейшая выпечка, советую попробовать.
– Хорошо, принесите что-нибудь на ваше усмотрение. – Павел понял, что повышать голос и обращать на себя внимание сейчас не в его интересах, поэтому постарался взять себя в руки: может, не все потеряно и он успеет еще что-то услышать.
Однако надежды его не оправдались. Лера и Света уже закрыли интересующую его тему. Им наконец подали заказанные блюда, и теперь за едой они болтали о каких-то туфельках, бутиках, новых коллекциях и прочей дамской ерунде.
– Ваш кофе и фирменное пирожное! – громко провозгласил вновь подошедший официант, но на этот раз Павел отнесся к нему без раздражения. Что толку мотать себе нервы, если все равно этим делу не поможешь? Он спокойно пил кофе и ждал. Но ничего не дождался.
Его соседки поели, допили шампанское и стали собираться.
– Ты сейчас в салон, да, Светик?
– Ага, как раз успеваю. А ты?
– Не знаю еще. Пока тут, в Камергерском, по магазинчикам прошвырнусь, а там видно будет…
Подзывала официанта Света, но заплатила по счету, как писатель и предполагал, блондинка. Когда подруги встали из-за стола, он с интересом поглядел на Светлану. «У такой железной леди глаза должны быть серыми, с металлическим оттенком», – подумал он про себя. И действительно угадал. Пока женщины проходили мимо, он успел рассмотреть Свету. Лицо некрасивое, но интересное – жесткое, волевое. На щеке две родинки, на шее морщинки, грудь маленькая, фигура хрупкая, точеная. Незаурядная женщина, но в смысле привлекательности очень и очень уступает подруге. Светлана и не взглянула в его сторону, Лера же, проходя мимо, поймала его взгляд и кокетливо улыбнулась – ей было приятно его мужское внимание.
Подруги направились к выходу, и писатель понял, что и ему больше нечего делать в этом ресторане. Положил на стол несколько купюр, оставив официанту на чай только сотню (больше тот не заслужил – не надо было лезть под руку!), и тоже, хоть и не без сожаления, покинул прохладную тенистую веранду.
* * *
Фильм состоялся, и более того – состоялся на удивление быстро. Вся оставшаяся работа над проектом заняла чуть больше года, точнее, пятнадцать месяцев. Осенью следующего года сценарист Павел Савельцев снова прибыл в Москву, на премьеру, которая должна была пройти в кинотеатре «Кодак-Киномир». И когда в его графике среди дня неожиданно образовалось несколько свободных часов, он по старой привычке заглянул пообедать в знакомый ресторан в Камергерский переулок.
Стоял прохладный октябрь, летнюю веранду уже закрыли. Зал почти пустовал – было около четырех часов: для обеда уже поздно, для ужина еще рано. Павел выбрал удобный столик, сделал заказ и, в ожидании, углубился в чтение распечатки тритмента[1]1
Тритмент (от англ. treatment) – вольное изложение истории будущего фильма, спектакля, рекламного ролика на нескольких страницах.
[Закрыть] очередного фильма, по ходу делая правку остро отточенным карандашом – ему нравилось работать по старинке, на бумаге, а не на компьютере: так, казалось, лучше виден текст.
Шум у входа заставил его невольно поднять голову. В дверях появились новые посетители – светловолосая молодая женщина и мужчина, выглядевший еще нестарым, лет максимум на сорок пять, но уже почти седой. Следовавший за ними здоровяк в безликом темном костюме осторожно нес голубую люльку из тех, в которых обычно возят в автомобилях младенцев. Сзади их сопровождало несколько таких же плечистых молодых людей в темных костюмах, которых мужчина, войдя в зал, отпустил одним движением руки.
Лицо мужчины показалось Павлу смутно знакомым, но кто это такой, он никак не мог вспомнить. А вот женщину узнал сразу. Это была она, та самая блондинка! «Неужели Лера? Да, это именно она!» – бормотал про себя писатель. Она чуть изменилась, лицо немного осунулось, да и фигура уже казалась не такой точеной – по всей видимости, сказались недавние роды. Но при всем при этом выглядела девушка по-прежнему сексапильно, одета была так же дорого, многочисленные украшения, как и раньше, сверкали на руках и шее.
Да-да, это была она, и ему ли было не помнить Леру! Услышанный в прошлом году разговор произвел на Павла сильное впечатление, и при первой же возможности он наговорил на свой диктофон все подробности, которые сумел запомнить. В самолете, возвращаясь в Америку, он прослушал диктофонную запись, расшифровал стенограмму и окончательно решил, что сделает из этого сюжета новый проект – одновременно и роман, и сценарий. О хитрой дамочке бальзаковских лет, которая сумела подложить под олигарха смазливую провинциальную дурочку и неплохо на этом нажилась. Он уже начал работу, но последнее время она несколько застопорилась, к тому же пришлось переключиться на другие проекты. Правда, последнее было обычным делом, Павел привык работать сразу над несколькими вещами одновременно. Услугами так называемых «негров» он в целях экономии не пользовался. А теперь судьба точно решила сделать ему подарок и послала новую встречу с Лерой – в том же ресторане, но уже с другим спутником. Неужели это тот самый мужчина? Помнится, подруги называли его Андреем…
Тем временем охранник бережно поставил на стул люльку, где, должно быть, спал малыш, закрытый рюшами от солнца, ветра и чужих глаз, и удалился. Лера уселась за столик, мужчина, прежде чем последовать ее примеру, осторожно заглянул в люльку, видимо, чтобы удостовериться, что ребенок спит. Тут у мужчины зазвонил мобильный, и он занялся разговором, прервавшись лишь на несколько секунд, чтобы отдать распоряжения официанту. Его спутница успела по женской привычке вдоль и поперек изучить меню, сделать наконец заказ и теперь со скучающим видом разглядывала свои гладкие ухоженные руки – а он все говорил и говорил по телефону. Лера несколько раз обращалась к нему, но он жестом останавливал ее – мол, погоди, не сейчас, я занят.
Как назло, на этот раз Павел сидел слишком далеко от них. Он всеми силами старался услышать хоть что-то из разговора, но это было невозможно.
«Тот это мужчина или не тот? Андрей или нет?» – эта мысль занимала писателя больше всего. Ему вновь показалось, что он где-то уже видел его, но память отказывалась давать подсказки. Судя по охране, одежде, обуви, галстуку, мобильному и другим аксессуарам, это был человек состоятельный или, как любил говорить Павел, состоявшийся. Однако победителем, хозяином жизни он явно не выглядел – наоборот, казался каким-то подавленным и слегка заторможенным.
Какая же все-таки досада, что Павел не может услышать ни одного их слова! Но тут ему снова улыбнулась удача. Лере то ли стало холодно у окна, то ли кондиционер дул на нее, то ли еще что-то, но она надула губки и о чем-то сказала своему спутнику в перерыве между его телефонными звонками. Мужчина равнодушно кивнул ей в ответ и вновь обратился к своему мобильнику, одновременно перемещаясь за другой столик, куда официант спешно перенес люльку. Теперь они сидели гораздо ближе, и Павел возликовал – он без труда мог их слышать. Но радость оказалась преждевременной – слушать было совершенно нечего. Лерин спутник вел деловые переговоры по телефону, она же молчала и недовольно хмурилась. Так продолжалось долго, более получаса. Им принесли заказ, но мужчина почти не притронулся к еде, только пил коньяк из пузатого бокала. Поев, его жена снова заскучала.
– Сколько можно разговаривать по телефону? – прошипела она после очередного звонка. – Я тоже здесь, а тебе все равно. Тебе никто не нужен – ни я, ни Боря!
– Тссс, сейчас, сейчас, – успокаивал ее муж.
Да, точно муж, теперь Павел был уверен – об этом свидетельствовали кольца на их руках, необычной формы, в виде трех пересеченных полосок, по всей видимости, из платины. А мужчина при более близком рассмотрении все еще казался знакомым. Но откуда бы он мог его знать?
В люльке захныкал ребенок, Лера, сердито пробормотав что-то себе под нос, приподняла рюшчатую ткань и склонилась над ним.
– Ты знаешь, мне уже скоро пора ехать, – вдруг сказал ее супруг, и Лера перевела на него взгляд.
– Куда это еще? – грубовато спросила та.
– На Ваганьково. Сегодня же десятое…
– Ну и что, что десятое? – взорвалась вдруг Лера. – Каждый месяц туда мотаешься, сколько можно! Больше года уже прошло! Сколько можно оплакивать семью, которой больше нет? У тебя, между прочим, уже давно другая жена и другой ребенок! Люда с детьми уже мертвы – а я-то жива! Почему ты тратишь свое время на них, а не на меня? Я как прокаженная – все время одна!
Ребенок почувствовал напряженную атмосферу и громко заплакал. Нервно теребя висевшую над ним погремушку, Лера с каким-то неистовством стала раскачивать люльку, одновременно выговаривая мужу:
– Вот зачем мы сюда Борьку притащили? Я же предлагала оставить с няней! Мне стыдно тут с ним быть… Какой это отдых?