Текст книги "Его звали просто «Учитель»"

Автор книги: Олег Северюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 29. Дневники

Мой отец, отставной поручик Севернин, привез меня в Сибирский кадетский корпус. Вся семья хотела, чтобы я учился в Пажеском корпусе: И происхождение позволяло, и заслуги деда моего, и материальное состояние семьи, но отец сказал:

– Службу нужно начинать не с гвардейских вечеринок и не с пажеской службы в императорском дворце, а со службы в строю рядом с людьми достойными, хоть и званием тебя ниже.

Бабушка моя причитала, что ее любимого внучка по своей воле ссылают в Сибирь. Дед ничего не сказал, но поступок своего сына одобрил.

Корпус был казачьим, и мне предстояло стать казаком на какое-то время. С другой стороны это хорошо. Кавалерийская выучка казаков всегда была на высоте. Казачьи части соревновались с чисто кавалерийскими частями в конной подготовке и частенько казаки срывали пальму первенства. Казаков считали как бы помужиковатее породистых кавалеристов, но когда начинались настоящие дела, то забота была не о породистости, а о славе воинской и тут казаки себя проявляли с весьма похвальной стороны. Хотя, но это больше разговоры, если сравнить содержимое седельных сумм вернувшихся из похода кавалеристов и казаков, то вы не найдете никаких отличий. Так что все разговоры о блестящих глазах казаков при виде чего-то ценного – выдумка. У нормального казака глаза блестят тогда, когда навстречу ему идет дивчина статная да лицом прекрасная. Тут не только у казаков глаза заблестят.

Дневник я почти и не вел. Работа была такая, что в дневники не заносится, а хранится в писаных от руки документах в секретной канцелярии для доступа по особому распоряжению главноначальствующего командира по квартирмейстерской линии. Донесения боевые в канцелярии рангом пониже. Рапорты о происшествиях и о делах материального свойства в той же канцелярии, только в другом ящике.

Каждый шаг военного человека должен быть задокументирован, чтобы знать, сколько казенного сукна пошло на пошив мундиров, шинелей, шапок, фуражек, сколько кроя кожаного выдано для пошива сапог парадных и сапог повседневных, сколько выдано пуговиц орленых больших и малых, сколько пошивочных денег выдано на руки и сколько предъявлено квитанций от портных о стоимости пошитого обмундирования. В отпуск ли уходит офицер или по болезни отсутствует, все это заносится в историю части, даже то, сколько порошков ему было выписано в лазарете. Скучная получится книга, если собрать все бумажки, которые следуют за каждым военным по мере его продвижения по службе.

Хотя, некоторые люди считают, что чтение этих бумажек доставляет большее удовольствие, чем описание каких-нибудь природных красот. Такие люди говорят: а вот если бы еще к этой книге прилагались меню праздничных обедов и ужинов по случаю тех или иных государственных или полковых праздников, то этим бумажкам можно было бы внимать как торжественной музыке господина Глинки или венским вальсам господина Штрауса. Может быть. На любителя.

В младших классах корпуса было не до дневников. «Патронаж» старших классов кроме как дедовщиной в прямом смысле слова и не назовешь. Воспитанники старших классов были разными. Одно скажу, что из утеснителей порядочных людей не выходило. Пусть он обсыпан золотым шитьем и бриллиантовыми орденами, но человек, бывший с детства порядочной сволочью, останется такой же порядочной сволочью и до конца дней своих.

Трус может стать храбрецом. Рассеянный может натренировать свою память. Горбатый – выправиться на строевом плацу и поражать своей строевой выправкой. Мазила станет снайпером. Но сволочизм никаким благородным происхождением или манерами не скрыть. Это клеймо человеческое, а многие люди думают, что если ребенок в детстве выкалывал глаза животным, то он может вырасти в прекрасного человека, главное обучить его политесу и танцам. Никогда.

Так и я после выхода из корпуса поддерживал внешне приязненные отношения с теми, кого не уважал и даже ненавидел, подмечая в них все те же черты, которые они демонстрировали в корпусе, унижая и издеваясь над младшими воспитанниками. Почему он не предпринимал попыток так же поиздеваться над старшими воспитанниками? Он же человек умный. Младшие воспитанники беззащитные и отпора дать не могут, а старшие могут и покалечить. Все бессмысленные жестокости, совершаемые в войнах и в стычках, совершаются именно этими людьми.

Делать какие-то записки в корпусе означает дать козыри утеснителям. Военная организация жестокая. Чисто душевные люди в ней редкость и они либо уходят, либо погибают как люди или как личности, становясь теми же, кто был для них внутренним врагом. В волчьей стае не гавкают. Собственно это же пытался сказать и бывший офицер господин А. Куприн, которого нам приходилось читать украдкой. У него не хватило сил подстраиваться под общий хор, зато у него хватило смелости открыто сказать об этом, выслушивая постоянные оскорбления от утонченных натур в блестящих мундирах, не желающих признавать ясно видимых пороков.

У каждого кадета была надежда, что после выпуска все переменится, все станут офицерами и приобретут то благородство, которое дает чин. Боже, какие детские заблуждения. В старших классах я занимался защитой младших воспитанников, и они липли ко мне как к старшему брату, что вызывало раздражение у моих одноклассников и ухмылки у воспитателей и некоторых преподавателей.

После выпуска из корпуса я только начал делать первые пометки и то после того, как я начал осознавать, что я очень много знаю и что мое прошлое не так мало, каким оно было при поступлении в корпус. Я вдруг открыл в себе, что я знаю несколько восточных языков, понимая, о чем говорят торговцы в лавке колониальных товаров. Все это я и записывал в небольшой тетради, которую хранил в укромном месте в своей скромной офицерской квартире. Однажды, совершенно бессознательно я начал писать справа налево, проговаривая про себя те буквы, которые у меня получались в виде волнистой линии с точками сверху и снизу: ман дар сибири зэндеги миконам. Я не верил своим глазам. Я писал по-арабски, что «я живу в Сибири».

По этому поводу я как-то затеял разговор с нашим полковым врачом господином Введенским. Вот уж действительно человек прекрасный во всех отношениях. Одно слово – врач. Кроме воинской присяги на верность Царю и Отечеству еще давал клятву Гиппократа и неукоснительно следовал обеим клятвам.

Как-то случилось так, что после занятий на стрельбище я предпочел идти домой пешим порядком и догнал нашего эскулапа. Разговор шел об общих вопросах и вдруг я спросил, а бывает ли так, что человек может чувствовать в себе, что он уже прожил какую-то жизнь и сейчас живет совершенно другую.

Господин Введенский, пользуясь тем, что я оказался благодарным слушателем, прочитал мне целую лекцию об этом, рассказав и об инкарнации, и о нервных потрясениях, называемых стрессами, которые могут вызвать воспоминания прошлого, передавшиеся с генами моих дальних предков, и сказал, что в принципе явление это далеко не исследовано. Он посоветовал мне понаблюдать за собой, чтобы выяснить, не снятся ли мне правдивые сны из прошлого и будущего.

На мой вопрос, почему это могло произойти со мной, доктор напомнил мне случай, когда два года назад на этом же стрельбище погиб полковник Найденов, обучая меня снайперской стрельбе стоя из винтовки Хайрема Бердана нуммер два калибра 10,7 мм.

Полковник стоял сзади меня, одной рукой держа мою руку на цевье, а другой рукой нажимая одновременно со мной спусковой крючок. Вдруг после щелчка ударника выстрела не последовало. Полковник быстро поднял рукоять затвора и в это время прозвучал выстрел. Что-то в капсюле сработало с замедлением. Вероятно, я еще держал нажатым спусковой крючок, потому что под давлением пороховых газов затвор вылетел из винтовки и поразил полковника. Он так и умер, обнимая меня.

Мое потрясение было настолько сильным, что я неделю провел в лазарете под наблюдением доктора Введенского. На похоронах я не был, но говорят, что все очень скорбели о несчастном случае, унесшем жизнь перспективного и заслуженного офицера, для которого служба в кадетском корпусе была одним из этапов его успешной карьеры.

Глава 30. Погранстража

Через год службы в казачьем полку я подал прошение о переводе меня в Отдельный корпус пограничной стражи с откомандированием в Туркестан по причине владения мною восточными языками и желания получить ценз для поступления в Николаевскую академию Генерального штаба.

Мое прошение было удовлетворено быстро. Отец, правда, удивился моему решению, сказал, что он горд моими успехами и способностями в течение короткого времени изучить восточный язык.

Перевод в погранстражу всегда считался чем-то вроде понижения по армейской линии, потому что количество генералов и полковников в корпусе было ограниченным, и карьерный рост никак не мог сравниться с армией. Но погранстража находилась на передовом рубеже и всегда была возможность отличиться даже в мирное время. Да и форма казака очень просто переделывается в пограничную: убираются лампасы и вшиваются зеленые канты. Таким же зеленым кантом обшивается воротник и обшлага рукавов. Фуражка с зеленым верхом и каждый скажет – пограничник.

Когда я пришел на службу, в погранстраже проходили службу 38 тысяч человек, из них 1077 офицеров и генералов (православных 954, лютеран 60, католиков 49, мусульман 10).

Молодые бойцы погранстражи давали клятву перед святым Крестом и Евангелием. Потом в текст присяги были внесены такие изменения, чтобы ее смогли принимать и представители других конфессий.

Если вы думаете, что у вас на плечах золотые погоны и вы сможете служить в пограничной страже, то вы глубоко заблуждаетесь в том, что у вас сразу что-то получится.

Меня снова стали учить, начиная с самых азов. Сначала тактика действий контрабандистов и прочих нарушителей границы. Организация наблюдения за переправщиками живого товара и галантереи. Ухищрения контрабандистов при перемещении товаров. То алмазы в сахаре везут, то алмазы в воду бросают, где их вообще не видно. Хотя опытный глаз, знающий коэффициент преломления света, сможет уловить тонкую грань между водой и бриллиантом.

Или по следам можно определить, что какая-то собачка постоянно шастает туда-сюда. Два хозяина у нее. На шею мешочек и вперед. Прибежала, в мешочек деньги, лакомство с руки и обратно.

Или везет мужичок сено, а в повозку такие лошади запряжены, королю не стыдно на такой лошади перед военным парадом появиться.

Или цыганка или модница столько навесит всяких украшений на себя, что идет вся и шатается. Если к нам идет, то добро пожаловать. Если от нас, то будьте добры на досмотр к надзирательнице на посту, которая специально по этому делу содержится и входит в штат таможенных контролеров.

Был один запрет на медоносы по карантинным соображениями, так ловкачи стали друг против друга улья ставить и пчелы быстренько переносили мед через границу, минуя таможенников и патрули погранстражи.

Пограничники и таможенники были люди зажиточные, относясь к министерству финансов. Финансисты понимают, что если деньги не пущены в дело, то государство несет убытки. Если пограничников держать на мизерном жаловании, чтобы только ноги тянули, то такие голодные пограничники начнут брать взятки и правительство потеряет намного больше, чем оно сэкономит на семьях и детях пограничников.

Вот и стали выплачивать таможне и погранстраже четверть стоимости задержанной контрабанды. Ох, и взвыли контрабандисты, а пограничные служащие решили, что они на поимке контрабандистов будут иметь больше, чем сидеть у них на копеечном крючке. А если какой-то контрабандист доберется до власти, то пограничники снова будут нищенствовать и скрепя сердцем брать на лапу – жить-то все равно надо.

Люди, занимающиеся контрабандой, частенько не останавливаются даже перед смертоубийством, чтобы никто не узнал о каких-нибудь серьезных делах, особенно тех, в которых замешаны иностранные разведки. Вот тут-то и начинают работать специальные отделы Отдельного корпуса погранстражи.

Все местное население работает на пограничников, сообщая о появлении неизвестных людей в пограничной полосе. Хотя перейти границу можно, если хорошо знаешь обстановку, местность и систему охраны границы. А кроме отдельных переправляемых лиц иногда целые банды переходят границу для грабежей, торговли опиумом и людьми, которых захватывают в качестве заложников. Особенно этим промышляли приграничные афганские племена, не особо церемонящиеся с законами соседнего государства. Вот тут-то пограничникам и приходится показывать, кто в приграничной зоне хозяин.

Возможность отличиться представилась очень быстро. К вечеру не вернулся разъезд урядника Каргаполова. Казак он бывалый, в страже служит давно и если он не прибыл вовремя, то что-то случилось. Тут же эскадрону был дан сбор, а вперед был выслан конный взвод под моим командованием. Разъезд был побит. По количеству следов лошадей определили, что топталось человек двадцать. Один пограничник оказался живой, только тяжело раненный. Он и показал нам, в какую сторону пошел неприятельский отряд. Отправив связного к командиру батальона, я пошел на преследование банды. Время терять было нельзя.

Конная погоня всегда долгая. На сколько верст проходишь ты, на столько же верст противник уходит от тебя. Догоняет тот, кто умно расходует силы лошадей и всадников, кто более заинтересован в том, чтобы поймать ворогов. И у них задача – скорее уйти от погони.

Привалы у нас были сокращенные, недолгая кормежка лошадей, губы водой смочили и вперед. К утру мы их настигли. Они только успели сесть верхом, как мы навалились на них из-за небольшой высотки, предварительно дав отдых нашим лошадям. Они тоже не железные.

Схватка была короткой. Я сейчас и не вспомню, как все происходило. Сшиблись конями, махали шашками. Пока мы сражались, человек пять стали уходить, ослабив банду и деморализовав ее.

Рассеяв бандитов, мы бросились в погоню за пятеркой. Видим, что наши разъезды стали им дорогу перекрывать. Они развернулись и бросились на нас, чтобы пробиться в сторону границы. Курбаши в лохматой папахе и на черном текинце скакал на меня, держа в вытянутой руке шашку. После первой схватки я уже воспринимал ход боя, чувствуя, что противник мне достался опытный и просто так его не одолеть. На ходу он пытается скрестить шашки так, чтобы его шашка, не встречая сопротивления, опустилась до гарды, а затем резким режущим движением поразить соперника.

В первом заходе я не дал применить этот прием, зато и получил удар острием клинка по щеке. Во втором заходе я применил откуда-то ставший мне известным прием уклонения от удара. Чей-то голос мне сказал:

– Азарт губит все дело, заставляет человека спешить в любом деле. С девушкой нужна страсть, в бою – расчет, в игре – ум.

Я пропустил удар его шашки, ударил ее сверху и сделал выпад острием вперед. Курбаши опустил руку и начал валиться с коня. Острая шашка хозяина спасает, тупая – губит.

Ко мне подъехали казаки моего взвода и окружили нас. Курбаши был еще жив. Мы оказали ему помощь, перевязали и повезли в расположение для допроса. Его шашку я взял себе в качестве трофея. Оказалось, что и я получил рану в щеку, а еще ранил и пленил курбаши.

Раненный предводитель афганской шайки ехал и возносил молитвы Аллаху, чтобы он помог разделаться с мальчишкой, который победил непобедимого Аюб-бека. Я на дари сказал ему, что воинское счастье изменчиво и на смену старости всегда приходит молодость. Это заповедано Аллахом.

Аюб-бек посмотрел на меня и сказал:

– Ты прав, но особенно не хвались, скоро ты узнаешь то, что лучше бы тебе этого не знать. Хотя человек, отмеченный печатью счастья, справится и с этим.

Что пленник хотел этим сказать, я так и не понял.

В реляции о стычке командир полка ходатайствовал о награждении меня орденом Святого Владимира четвертой степени с мечами за ранение и пленение вожака банды разбойников.

Глава 31. Наш человек в Ардебиле

Жизнь в погранстраже текла размеренно. Служба. Боевая учеба. Вечера в офицерском собрании. Проведение читательских кружков, заслушивание докладов по истории военного искусства и разбор операций пограничных полков по уничтожению крупных банд. Полковые праздники. Танцевальные вечера. От последних я старался уходить, потому что после нескольких танцев подряд с одной и той же девушкой требовалось делать предложение, иначе девушка считалась скомпрометированной, а я готовился к поступлению в академию. Не все одобряли мои занятия, но офицеры поопытнее с пониманием относились ко мне.

На исходе первого года моей службы в погранстраже командир полка отправил меня в штаб Туркестанского округа с особым пакетом. В штабе округа меня сразу направили к начальнику спецотдела. Молодцеватый полковник с аксельбантами Генерального штаба проверил меня на знание восточных языков и обычаев. Мой фарси был оценен на отлично, да и как могло быть иначе, если я временами даже думал на нем и шептал молитвы во славу Аллаха.

Обстановка на Восточном направлении в то время была сложной. Спецотделу приходилось работать против массированного проникновения сикрет интеллиджент сервис Англии в Туркестан. Для выполнения своих заданий они использовали представителей местных племен или их единоверцев.

В Афганистан засылали только афганцев, в Персию – шиитов, так как сунниты для них враги. Зато в русский Туркестан отправляли всех без разбора. Агент из племени устуриани в течение года разъезжал по Туркестану и выехал через Кушку. Бывший самаркандец по заданию английского полковника Дина более двух лет жил у своих туркестанских родственников. Бывший бомбейский полицейский преподавал индустани на курсах восточных языков в Ташкенте. Заброска разведчиков производилась через Афганистан.

Спецотдел тоже не сидел без дела, противодействовал английской разведке и имел своих людей в основных афганских племенах и в державшемся особняком Иране. Иран интересовал особо, потому что там начались противоречия между Россией и Германией в вопросе строительства там железных дорог.

Англия стремилась усилить эти противоречия, чтобы перетянуть Россию на свою сторону, а Германия наоборот подчеркивала важность дружеских отношений с Россией, которая могла принять германскую сторону в англо-германском противостоянии (Gott! Grabe England!). Мировые войны готовятся задолго до того, как они начнутся.

Я был нужен для связи с человеком, который занимал важное положение в транспортном департаменте провинции (остане) Ардебиль. Провинция в основном азербайджанская и талышская, но основную роль в ней играют персы. Нужно было передать агенту деньги и просьбу отдать предпочтение в строительстве дороги в провинции немцам. Таким образом, усилятся англо-германские противоречия и останутся нормальные отношения России с Германией и с Англией. В конце концов, эти противоречия не позволят строительству начаться, и подряд на строительство по объективным причинам будет отдан России, как стороне нейтральной в этом вопросе. Многоходовая комбинация защищает нашего агента и усиливает влияние России в приграничной Персии.

Полковник дал мне досье на провинцию и приказал изучить подробно, чтобы я с закрытыми глазами мог найти нашего человека в Ардебиле.

Ардебиль – столица ханства, созданного после смерти в 1747 году Надир-шаха из персидской династии Афшаров. Ханство было захвачено в 1784 году Кубой (это не американское государство Куба, а азиатское ханство). Фатали-хан объединил вокруг Кубинского ханства Дербентское, Бакинское, Ширванское ханства. В 1806 году Куба была присоединена к России по Гюлистанскому мирному договору 1813 года. Затем принадлежность его к Персии восстановлена 2-м ханом Назарали с помощью Карабаха и стало вассалом Каджаров. Ардебиль был возвращен Персии в результате российско-персидских войн. Ардебиль граничит с ханствами Талыш, Карабах, Тебриз, Мегаре, Килан. Ханство разделено на махалии (районы): Ашаги Мекшин, Юхари Мешгин, Вилким, Арша, Угаррут (Угарли) и Астара.

Затем я перечитывал перечень улиц, рисунки лавок, зданий, адреса учреждений, описание тех или иных улиц, жителей города. Чем больше я читал материалы досье, тем сильнее я понимал, что я хорошо знаю этот город и людей, которые живут там. Какие-то детские воспоминания об Ардебиле, об улице, на которой я жил. Я никому не говорил об этих видениях, чтобы меня не признали человеком с сильными отклонениями в психике. Пусть будет все так, как оно есть.

Проверку по знанию города я сдал на отлично. Начальник отдела даже удивился таким познаниям молодого офицера.

Последним мне дали маленькое досье того человека, с которым мне предстоит встретиться. Я смотрел на рисованный портрет человека, и этот человек был родным мне. По возрасту он был старше меня, но я помню его, когда он был моим младшим братом и мы вместе бегали по двору нашего дома, громко крича и смеясь, вызывая притворное ворчание нашей матери Сокия-ханум. Я даже знаю, в каком месте спрятана золотая монетка, которую наш отец подарил нам в качестве основного капитала, из которого должно вырасти богатство семьи Мохаммади.

Место, в которое мы спрятали монетку, мы не поливали водой, чтобы не привлечь к нему внимание. Золото должно расти и без воды. Оно не будет давать корни, а будет увеличиваться в размере и через какое-то время эта монетка вырастет до размеров мельничного жернова. Тогда мы продадим эту монету, и семья Мохаммади будет самой богатой семьей в Иране.

Его брат, Реза Мохаммади, после службы в канцелярии губернатора Ардебиля был взят в шахский дворец и с особым поручением уехал в далекую Россию, там он умер и был похоронен на мусульманском кладбище в Петербурге.

Чувство двойственности меня не покидало. Я знал, что полковник Найденов был большим специалистом по восточным языкам и на Востоке никто не мог отличить его от настоящего восточного человека, проживающего то ли в Иране, то ли в Афганистане, то ли в Багдаде. Неужели его знания передались мне?

Вообще-то получается, что не только знания, но и его личность перешли ко мне в тот момент, когда его душа покинула тело. Если я буду часто и подолгу думать об этом, то я перестану быть тем, кто я есть на самом деле и стану тем, в кого я начинаю превращаться.

Нет. Я должен быть самим собой. Если даже что-то и произошло, то все равно я это я и никак я не могу быть полковником Найденовым в моем теле. Я еще в нормальном психическом состоянии и могу только сострадать душе погибшего, вечная ему память. Так и есть, он вечно будет жить во мне. Пусть живет, потому что это был необыкновенный человек, на которого я всегда хотел быть похожим.

Главное – не потерять рассудок в такой ситуации. А для этого нужно воспринимать все происходящее как само собой разумеющееся и не удивляться ничему. Пусть удивляются другие.

Я буду выступать в качестве сына одного из афганских чиновников, приехавших в Иран для изучения богословия в медресе Ардебиля. Легенда ни к чему не обязывает, но зато позволит мне обратиться в дом Мохаммади с просьбой о найме у них комнаты для жилья, так как семья живет достаточно скромно и источником дохода является жалование сына хозяйки – Абдуллы Мохаммади.