Текст книги "Подвиги Геракла (СИ)"
Автор книги: Олег Пелипейченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Олег Пелипейченко
Подвиги Геракла
Два правителя
(Немейский лев)
– Иди в комнату стражи и жди моего слова. Я приму тебя завтра в это же время. Или позже, – добавляю, немного помолчав. – Или не завтра.
С тайным удовольствием слежу, как гордая улыбка сползает с лица здоровяка, как начинают раздуваться от гнева ноздри, как он загоняет в себя злость, склоняет голову в еле заметном поклоне и выходит из зала неожиданно лёгкими шагами.
Я сгребаю в охапку то, что он принёс, и напрягаюсь изо всех сил, пытаясь выпрямиться. Не сразу, но получается. Боковым зрением вижу: стражники, все как один, уставились в потолок. Одни стоят закусив губу, другие перекашивают рот, чтобы не было заметно ухмылки.
Мне на это плевать. Лишь бы боялись и выполняли приказы.
В потайном ходе тихо и темно, лишь кое-где к стенам прилепились блеклые пятна света. Коридор выводит меня во внутренние покои, прямо к спальне. Локтем отвожу в сторону шкуру тигра, закрывающую вход, и переступаю порог.
Она лежит и слушает кифареда. Заслышав звук моих шагов, поднимает голову и садится на край постели. Тень музыканта неслышно выскальзывает из комнаты.
– Вот то, что ты просила, – говорю я и бросаю ношу на узорчатый мрамор.
– Просила? – она даже не глядит на мягкую горку у ног.
– Ладно, пусть будет «хотела». – Мне не повезло: настроение у неё совсем вздорное.
– Я не хотела. – Она смотрит на меня с лёгким наигранным удивлением и качает головой.
– Ладно, тогда извини. Ошибся, – устало говорю я и присаживаюсь на табурет, стоящий напротив кровати.
– Правителю нельзя ошибаться. – Тёмные глаза бесцеремонно изучают меня. Улыбка исчезла, уступив место озабоченности. – Особенно если этот правитель – такой, как ты. Каждый твой промах смакуют с особым злорадством. Знаешь, что слухи уже называют тебя узурпатором? А законный наследник, как я понимаю, только что добыл вот это, – она слегка придавливает босой ногой вершину золотистого холмика. – Вместо тебя.
– Каждый должен заниматься тем, что умеет лучше всего. Он – сражаться, я – править.
– А с чего ты взял, что правишь лучше, чем это делал бы он?
– Но ведь полис процветает! – возражаю я, скрипнув зубами. – И ты знаешь, как мне для этого приходится изворачиваться. А что он знает об управлении государством, этот вчерашний пастух? Боюсь даже подумать, что было бы с полисом, сядь он сейчас на трон. Не спорю, в отношении доблести с ним не только я – никто не может спорить. Однако правитель в первую очередь должен быть умелым, и лишь затем – доблестным. А у меня за спиной – опыт целой династии.
– И тем не менее он – свой, – насмешливо поднимает брови она. – А ты – чужак и потомок чужаков. И за это горожане тебя ненавидят. Представляю, что наплетут о тебе здешние аэды, когда ты умрёшь.
– А ты? Ты тоже ненавидишь меня?
Она опускает глаза и отворачивается, ничего не отвечая.
Я молчу. Долго и настойчиво.
– Я многое могла бы сказать, если бы ненавидела, – наконец говорит она. – Выбирай: чего тебе особенно не хотелось бы услышать? Вчерашние оскорбления в твой адрес на рынке? Свежее сообщение о смерти ещё одного из ваших? Правду о твоей внешности, наконец? – при последних словах она бросает на меня сочувственный взгляд, и эта случайная откровенность ранит больнее любых насмешек.
– Да, я не атлет, – в ожесточении бросаю я – ей всё-таки удалось меня зацепить. – У меня тонкие ноги, узкие плечи и слабые руки. Но это я отдаю приказы этой глыбе мускулов и его собратьям, а не наоборот. Причём даже не используя свой Дар.
– Ах, Эврис, Эврис-фейри… – Она глядит на меня затуманенными глазами и улыбается. – Вы, фейри, никак не можете признать, что ваше время уходит. Твоя сестра-извращенка с острова Эя, царская кровь, сейчас властвует лишь над своими кабанами. А венценосная ткачиха с Огигии? Куда делись подданые Калипсо, не знаешь случайно? Люди уже встали на ноги и не хотят, чтобы их поддерживали. Ей-ей, мне жаль тебя, Эврис: по сравнению с другими твоими сородичами и даже многими людьми ты просто образец. Образец, как это ни странно звучит – человечности. Во время последнего транса я видела, кем в скором времени станет Геракл – беспощадным истребителем чудовищ. Отказавшись от Дара, ты для Геракла перестал быть чудовищем. И поэтому он позволит тебе жить и даже править. В ущерб себе. Геракл ведь – как и ты, такой же прекраснодушный. Но при этом свой для этих людей. И сил у него много. Он молод, Эврис.
Она умолкает и глядит прищурившись, словно лучник. Медленно выдохнув, встаю и направляюсь к выходу.
– И как любовник, кстати, он гораздо лучше тебя, – летит мне в спину.
Судорогой сводит сердце. Останавливаюсь. Наклоняюсь, с усилием поднимаю с пола тяжёлую, словно камень, шкуру льва и выхожу из комнаты. Верный молчун-виночерпий уже стоит в коридоре с кубком цекубского вина. Впереди опять бессонная ночь.
Завтра утром я войду к ней, и она пожелает чего-нибудь ещё.
Вторая напасть
Ты встретишь врагов,
Что сильней и страшней
Многоглавых драконов…
Ó Л. Филатов
(Лернейская гидра)
– Мне суждено так на роду:
Желанной быть и одинокой, —
декламировала голова, уворачиваясь от дубины. После пары неудачных попыток Геракл наконец изловчился и одним махом расколол голову вдребезги. Гидра обиженно забурчала. Из ближайшего куста высунулась другая голова и подхватила оборвавшуюся строку:
– Сквозь всех мужчин я так пройду,
Они же стрельнут только оком.
Геракл застонал, словно от приступа зубной боли. Голова недоумённо склонилась набок – и тут же вместе с шеей полетела в кусты, срезанная метким броском ножа.
– Зря ты так, – донеслось сзади. Геракл молниеносно развернулся и завертел головой, пытаясь отыскать источник звука.
– Впрочем, если не понравилось, могу что-нибудь из раннего, – продолжал голос.
Герой всмотрелся в крону вяза и с трудом разглядел очередную голову, почти неразличимую на серой шершавой коре.
– Клен любил колени у березы,
Их размер и сексуальный вид…—
мечтательно загнусавила гидра. Геракл прикинул расстояние до головы и начал лихорадочно искать в траве что-нибудь метательное. В это время сзади послышался слаженный дуэт:
– Так умрешь, и никто не заметит,
Только вздрогнет печально молва…
Герой резко развернулся и обнаружил, что на месте отрезанной головы медленно колышутся две новых, чуть меньших по размеру. Переведя взгляд левее, он с ужасом увидел, что из размозженного черепа первой головы проклёвывается небольшой бутон с зубами.
– Иолай! – взревел Геракл. – Чего ты там возишься?! Огонь давай, быстрее!
– Ничего у тебя не получится, жалкий критик! – загремело в стороне. Геракл отпрыгнул в сторону и поднял дубину над головой.
Над ближайшими деревьями покачивалась огромная золотистая голова.
– Настоящая поэзия бессмертна – как я! – патетически провозгласила она. – Так что слушай и восхищайся!
– Ничего, и с тобой управимся, – мрачно проворчал Геракл, морщась от дикой головной боли. Он отбросил дубину и потащил из-за спины заколдованный Гермесом меч.
– Кто-то говорит, что я бабуля,
И давно не помню про любовь,
На меня летят, как пчелы в улей,
Словно я в любви открыла новь… —
громыхало над рощей. Геракл тихо крался между стволами, держа направление на голову.
– …А сесть вязать смогу тогда,
Дела все кончены когда.
Герой скривился и стиснул зубы, но не проронил ни звука. Деревья постепенно редели, между ними уже проглядывали очертания огромной туши.
– Между прочим, это стихотворение даже опубликовали, – сообщила окрестностям гидра. – Если ты бывал в Аргосе, то мог видеть его на стене местной бани. Конечно, не за моей подписью, ваши дурацкие межвидовые предрассудки так утомляют. Я обычно творю под псевдонимом Патракая. Неужели не читал?
Даже если бы Геракл и хотел ответить, то не смог бы: он как раз карабкался по ветвям дерева с мечом в зубах, подбираясь к основанию бессмертной шеи.
– А это совсем новое, – смущённо проворковала гидра и захлопала ресницами. – По-моему, шедевр. Вот послушай:
– Я люблю его, люблю, брошу в печь полено,
И к обеду пригублю пыльное колено.
Буду думать я о нём, когда занят он конём…
Добравшись до конца толстого сука, Геракл перехватил рукоять меча обеими руками и ударил изо всех сил – грубо, словно топором. Голова запнулась на полуслове, золотистая шея дрогнула, накренилась и величаво рухнула в заросли орешника, чуть не придавив спешащего на помощь Иолая.
Яму копали долго и основательно, в две лопаты. Чтобы хоть как-то заглушить бубнёж, доносившийся из орешника, Геракл начал напевать любимую боевую песню отца, Иолай тут же подхватил мотив. Наконец работа была окончена, и герои, надрываясь, поволокли голову к яме, не обращая внимания на жалостливые стихотворные воззвания и душераздирающие вздохи.
– Я не хочу с тобой делить судьбу,
Ворчи один: бу, бу, бу, бу, бу, бу…
Под градом комьев земли голос становился всё глуше и глуше и наконец совсем стих. Бледный Геракл, кривясь и постанывая сквозь зубы, проговорил:
– Вот ведь заведётся такое несчастье – никак от него не избавишься. Разве только на время. Ничего, надеюсь, среди наших потомков тоже найдутся свои герои.
Иолай крепко пожал дяде руку и согласно кивнул.
Примечание: все приведенные стихи реальны и принадлежат светочу русской поэзии Наталье Владимировне Патрацкой.
(Стимфалийские птицы)
Странно, почему эта тетива с каждым выстрелом становится всё более и более тугой, хотя должно быть наоборот, подумал Геракл. С трудом натянув лук, герой кое-как прицелился в клекочущее тёмное пятно над головой и разжал пальцы. Тетива устало щёлкнула по кожаной накладке, и последняя Стимфалийская птица с неприятным чваканьем вонзилась в болотную кочку.
Геракл опустил лук, ткнулся лбом в прохладную кору лавра и закрыл глаза. В басовитом гуле, переполнявшем голову, медленно плавали цветные круги.
– За что ты так, герой? – прозвучал сзади угрюмый голос.
Сын Зевса вздрогнул и поднял голову. У поворота тропинки стоял широкоплечий старик с клюкой и неодобрительно смотрел на него исподлобья.
– О чём ты, старик?
– Зачем ты устроил это избиение? Чем мы провинились перед тобой?
– Ничего не понимаю… – растерянно проговорил Геракл.
– Я спрашиваю, чем тебе помешали наши птицы?
Из-за ствола дуба выглянул чумазый подросток. Герой на мгновение встретился с ним взглядом и отшатнулся – с такой ненавистью смотрел на него мальчишка. Выкрикнув что-то непонятное, но явно оскорбительное, подросток погрозил ему кулаком и нырнул в густые заросли орешника.
– Да в чём дело? – хрипло воскликнул Геракл. – Почему эти твари – ваши?
Старик скривился, замычал и с силой вонзил в землю затрещавшую клюку.
– Наше племя всегда промышляло кузнечным ремеслом, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Металл из перьев наших птиц не уступает небесному, из него получаются самые лучшие мечи не только в Аркадии, но и во всей Элладе, а может, даже в Ойкумене. Скажи, о доблестный герой, на сколько хватит нам этого твоего запаса? – кивнул старик на тушку птицы, ощетинившуюся погнутыми лезвиями у его ног. – На месяц? На два? А потом что прикажешь делать? С голоду помирать на этом болоте?
– Но мне сказали, что они ели людей! – срывая голос, закричал Геракл.
– Только после смерти, – с горечью сообщил ему старик. – Любой из нас считает величайшей честью отдать долг священным птицам, которым мы обязаны… которым мы были обязаны всем. Они охраняли нашу местность от набегов чужаков, помогали охотиться на диких быков и свиней, а в голодные годы кормили нас своим мясом.
Краем глаза Геракл уловил какое-то движение. Осторожно глянув поверх скалы, он увидел, как у подножия горы быстро бегут четыре мускулистых парня, держа в руках кузнечные молоты.
– Уходи, герой, – отрывисто бросил старик. – Сейчас же. Я постараюсь задержать людей на некоторое время. Или ты их тоже?..
Геракл поднял глаза на старика, собираясь что-то сказать, но промолчал, поднял с земли котомку, повернулся и тяжело побежал по каменистой тропке.
(Керинейская лань)
– Гей-гоп! – Керинейская лань наподдала Гераклу копытом под зад, с лёгкостью оттолкнулась от земли и перелетела через кучу валежника. – Догоняй! Я опять тебя осалила!
Багровый от злости здоровяк рыкнул и рванулся прямо сквозь валежник, оставляя за собой широкий пролом в стене веток.
– Вот так, вот так, молодец, – подбадривала его на бегу лань. – Можешь ведь, когда захочешь…
Действие зелья, подаренного герою жрецами Гермия Крылоногого, понемногу заканчивалось. Ноги со взбухшими венами наливались усталостью; лёгкие, размеренно качавшие воздух на протяжении всего пути до Гипербореи, начали судорожно дёргаться. Впереди показался узкий проход между скалами. Геракл из последних сил ускорил бег, молясь всем олимпийским родичам, чтобы каменный коридор кончился тупиком. Но через пару поворотов стены коридора раздвинулись, и герой вслед за ланью вылетел на огромное плато перед пологим горным склоном.
Ноги Геракла подкосились, и он с размаху рухнул на землю ничком, едва успев выставить перед собой руки. Его ноги, в жилах которых ещё текли остатки зелья, вздрагивали и ёрзали по щебёнке.
– Эй, ты чего остановился? – послышался рядом голос.
Геракл закрыл глаза и мысленно пожелал лани провалиться в Тартар.
– Я сейчас убегу, если не поднимешься, – с лёгким недоумением сообщила лань.
– Счастливого пути, – сквозь зубы процедил герой. Ему казалось, что какой-то карлик внутри его головы упорно пытается пробить висок увесистым молотком.
– Нет, ну так неинтересно, – разочарованно сказала лань и оперлась боком о скалу. – Впрочем, ты прав, уже можно и остановиться. Бегаешь ты, конечно, так себе, но столько времени меня ещё никто не добивался. Ты безусловно достоин награды.
Лань торжественно вышла на видное место и вскинула хвостик.
– Бери меня, мой герой!
Геракл поперхнулся и выпучил глаза. Почернев от возмущения, он сначала пытался высказать всё, что пришло ему на ум после такого заявления, но пересохшее горло исторгало лишь невнятные хрипы. Удивлённая лань переминалась с ноги на ногу, но покорно ждала. Чуть остыв, Геракл добыл из сумки бурдючок с водой, сделал несколько глотков, а затем вкратце описал животному свои истинные намерения.
– А чего тогда гнался? – завопила лань, оскорблённая в лучших чувствах. – Я таких красавцев по пути замечала – ты им и под копыта не годишься! Сказал бы сразу, что, мол, просто побегать захотелось… Лошак холощённый!
Животное гордо развернулось и направилось прочь.
– Эй… – осипшим голосом позвал Геракл, пытаясь воздеть себя на дрожащие ноги. – А у нас в Микенах на поле за городом каждую декаду бега устраивают…
Лань дёрнула ухом и чуть замедлила шаг.
– Если б ты знала, какие у Эврисфея жеребцы, – продолжал Геракл, с усилием перекатываясь в сидячее положение. – Представляешь, ты бежишь впереди, а за тобой мчится целый табун… целое стадо отборных… отборных мужиков…
Лань опустила голову и остановилась.
– …мускулистых… разгорячённых погоней и твоим… – Геракл незаметно сморщил нос, – божественным запахом…
Лань обернулась, и её влажные глаза с интересом уставились на Геракла, опускаясь всё ниже.
– Нет-нет-нет, – замахал руками герой, избегая недвусмысленного взгляда животного, – намного красивее и… и… и приспособленнее, чем я.
Лань хмыкнула.
– А этот Эврисфей – он что, вожак стада?
Геракл задумался. Вдруг по его лицу скользнула мстительная улыбка.
– Ещё какой. Эврисфей – это ещё тот жеребец. С виду неказистый, правда, но если б ты знала, как его хвалят жёны… то есть самки! Только они ревнивые очень, никому не отдадут. Так что лучше сразу забудь про него. Он не про тебя.
Лань глумливо осклабилась.
– Ну, это мы ещё посмотрим. Показывай дорогу.
Геракл со стоном поднялся и поковылял в обратном направлении. Лань медленно двинулась рядом.
– Вообще даже странно, как вы друг другу подходите, – через некоторое время заметил Геракл, – он тоже любит побегать. Зато уж если ты его догонишь – можешь с ним делать всё что угодно. А какие крики страсти он будет издавать при этом, о-о…
Лань мечтательно улыбнулась и с благодарностью потёрлась мордой о плечо героя.
(Эриманфский вепрь)
– Стой!
Геракл молниеносно обернулся, одновременно взмахнув дубиной.
– Это я, я! – поспешно отлетел в сторону Гермес. – Успокойся, а то любимого старшего брата убьёшь.
– Да у меня этих братьев… – проворчал Геракл, опуская дубину. – Не делай так больше. Я нервный. У меня сегодня подвиг.
– Я как раз по этому делу, – сообщил Гермес, приземляясь рядом. – На кого идёшь?
– На Эриманфского вепря.
– Ну да, я так и предполагал.
Гермес снял со лба узорчатую ленту, растянул её между пальцами, что-то прикинул, отрицательно мотнул головой, повязал ленту обратно, затем покопался в складках хитона и вытащил маленький каменный флакончик.
– Ты чего? – озадаченно спросил Геракл, с подозрением наблюдавший за братовыми манипуляциями.
– Не мешай.
Сорвав с куста малины спелую ягоду, бог осторожно капнул на неё из флакончика и протянул Гераклу.
– Держи. Неуязвимость и бессмертие. Будет действовать около часа. Постарайся управиться за это время.
– Зачем? – поднял брови Геракл. – Я что, таким хилым сегодня выгляжу?
Гермес фыркнул и пренебрежительно выпятил нижнюю губу.
– Дурак ты, братишка. Это тебе не Гидру погладить против… против чешуи. Это настоящая смерть.
Геракл с сомнением повертел ягоду в пальцах, потом всё-таки закинул её в рот и глотнул не разжёвывая.
Приблизившись к пещере вепря, герой с опаской постучал дубиной по каменному козырьку.
– Эй, чудовище! Иди сюда.
– Тебе надо – ты и иди, – послышалось из пещеры.
Геракл пожал плечами, сделал несколько шагов вовнутрь и осторожно заглянул за угол. В пещере на кучке соломы лежал небольшой тощий подсвинок и глядел на героя грустными глазами.
Удивлённый Геракл прислонил дубину к стене.
– Это ты, что ли, Эриманфский вепрь?
– Ага, – не стал отпираться поросёнок.
– Тот самый, который уже столько народу угробил?!
Подсвинок грустно вздохнул и кивнул.
– Ерунда какая-то, – почесал в затылке Геракл. – Тебя и муха затопчет.
– Лучше б затоптала, – тоскливо протянул поросёнок. – Да нет, всё правда.
– И как это у тебя получилось? – спросил герой, присаживаясь на корточки.
– Слушай, давай не надо, – подсвинок поднял на Геракла молящие глаза. – Иди куда шёл. Ты вроде парень хороший…
– Не хочешь рассказывать? – Герой многозначительно постучал кулаком по ладони. – А придётся!
– Ладно, ладно. Только никому не говори! Впрочем, о чём это я… Наклонись.
Геракл с недоверием посмотрел на подсвинка и чуть отстранился.
– Наклонись, говорю, сам всё поймёшь.
Чуть поколебавшись, Геракл опёрся руками о каменный пол и приблизил голову к поросёнку.
Тот набрал в грудь воздуха и оглушительно чихнул.
Очистка
(Авгиевы конюшни)
Конь. Мой чёрный конь, яростно дыша, мчится за ланью. Животное делает отчаянные прыжки в стороны, стараясь сбить гибельный темп и оторваться на развороте, но я отпускаю узду и тянусь за луком – мой любимец никогда не допустит, чтобы… Разрез. Темнота.
Кони. В упряжке морёного дуба – моя лучшая гнедая пара: сочетанием оттенков восхитилась бы сама Гармония. Жеребцы бегут, красиво выбрасывая передние ноги. Я держу вожжи одной рукой, а другой… Разрез. Темнота.
Кони. Моя четвёрка обошла ближайшего соперника уже на полтора корпуса. Ещё минута – и я опять лучший наездник Истмийских игр. Скрипит и стонет, словно от боли, сбруя. Из пыльного облака выныривает поворотный столб и… Разрез. Темнота.
Кони. Бирюзовые и лазурные кони с белыми курчавыми гривами. Огромный табун мчится по воде, прямо по пенистым гребням, перепрыгивая впадины между волнами. Пираты, преследующие мой корабль уже несколько часов, зашевелились, их рулевой изо всех сил налегает на штурвал, но… Разрез. Темнота.
Конь. Гигантский белый конь с красными от гнева глазами пританцовывает на месте, но отчего-то не вязнет в прибрежном песке. У переднего копыта застыла крохотная человеческая фигурка. В руке у смельчака – диковинный, очень широкий в верхней части клинок, похожий на заступ.
– Оставь его! – раздаётся ржание, похожее на раскат грома.
– Отпусти его, владыка. – Голос человека едва слышен за сопением огромных ноздрей, но звучит уверенно и спокойно. – Ты не имеешь права на такое.
– Как ты смеешь, наглец, решать за меня! Он мой сын! – неистовый рык, рвущийся из конской глотки, больше напоминает рёв водопада, чем голос живого существа.
– Дядя, он давно уже взрослый человек. – Мужчина перед конём по-прежнему собран и невозмутим. – Он глава семьи. Он царь большой страны. Он должен сам жить своей жизнью, сам совершать поступки, делать ошибки и исправлять их, должен сам выбирать, чем заполнять свою голову.
– Ты ничего не понимаешь, глупец! Ему нельзя без меня, нельзя оставаться одному! Его же… Он…
Конь взвивается на дыбы, громадные копыта молотят воздух, но человек наносит мечом молниеносный удар прямо по влажному песку.
Разрез. Темнота.
На лежанке, устланной мягкими коврами, выгнулось покрытое испариной тело. По обеим сторонам, вцепившись в скользкие плечи, стоят боги; от них веет речной прохладой и запахом тины. В изголовье, крепко стиснув ладонями виски лежащего, замер грузный великан. Глаза его закрыты, со лба стекают струйки пота.
– Я никогда не думала, что ты лекарь, сын Зевса. Тем более – что такой хороший лекарь. Я благодарна за то, что ты вычистил из него всё это конское дерьмо. Может, хоть теперь он вспомнит о том, что является повелителем не только животных, но и людей. И моим повелителем…
Женщина в расшитом золотом пеплосе часто моргает и отворачивает голову.
– Впрочем, у него никогда не получалось быть настоящим повелителем. Старая нянька рассказывала, что он был очень послушным и восприимчивым мальчиком – таким же, как наши сыновья; один только Филей удался в меня. Маленьким Авгием помыкали даже младшие сёстры. После того, как его учителем стал главный жрец храма Посейдона, он стал чуть более самостоятельным, но настоящего мужского характера в нём так и не воспитали. А мне всегда хотелось сильного, надёжного мужа!
Некоторое время она сидит молча, затем поднимает глаза на собеседника.
– В любом случае знай: я тебе очень благодарна.
Геракл, сидящий напротив женщины, чуть кивает:
– Благодари Эврисфея, царица: я здесь по его приказу…
Женщина поджимает губы:
– Я сама знаю, чего стоит Эврисфей и кого надо благодарить.
– …а также своих братьев, – продолжает, словно не слыша, Геракл. – Если бы они не удерживали Авгия, я бы наверняка не справился – Посейдон слишком силён. Кстати говоря, тело твоего мужа ещё одной такой встряски не выдержит. Слишком слабое.
Он наливает в золотую чашу кносского и осушает её несколькими мощными глотками. За его спиной переминается с ноги на ногу обеспокоенный виночерпий.
– За свою жизнь я часто встречал людей, одержимых собственными страстями, – тихо говорит Геракл, вертя чашу в пальцах. – Мне приходилось сталкиваться с людьми, одержимыми злыми даймонами и чудовищами с той стороны бытия. Но я в первый раз вижу человека, одержимого богом.
Царица морщится.
– Не говори так. Боги не любят, когда о них высказываются в подобном тоне.
Геракл задумчиво пожимает плечами.
– Я не сказал ничего обидного, это была правда. Всего лишь правда и ничего больше. Всё предельно ясно. Всё, кроме одного: зачем это понадобилось дяде? При всей своей любви играть судьбами народов Олимпийцы никогда не пытались дёргать за верёвочки отдельных людей, я очень ценю в них это качество. Жизнь человека всегда принадлежала ему самому. Авгий – первое известное мне исключение. Никакой выгоды Посейдон от этого не получал, могу поручиться…
– Почему бы тебе не спросить его самого?
– Он не откликается на мой зов. Впрочем, ничего удивительного…
Продолжая размышлять, Геракл сжимает кулак. Драгоценный металл плющится, словно скорлупа змеиного яйца.
– По-моему, я где-то допустил ошибку. И я буду счастлив, если эта ошибка не роковая.
– Я не собираюсь отвечать за ошибки своей жены!
Разгневанный Авгий пнул табурет с такой силой, что одна из ножек сломалась пополам.
– Мой повелитель, но ведь ты был болен, почти лишился разума! – воскликнула царица, со страхом глядя на мужа. Тот наотмашь хлестнул её по лицу.
– Молчать! Я никого не вызывал и платить не буду! Пошёл вон, ублюдок! – отчеканил Авгий и впервые, с вызовом, поглядел в упор на Геракла. Знакомое чёрное пламя Тартара плясало в глубине его глаз: бог смерти был зол и собирался жестоко отплатить своему обидчику за унижение с Алкестой.
Примечание: Авгий, узнав, что Геракл действовал по приказу Эврисфея, не отдал ему условленной платы, что вызвало войну, сначала неудачную для Геракла, так как на помощь к Авгию пришли его племянники Молиониды.
Затем Геракл убил Авгия и его сыновей, захватил дочь Авгия Эпикасту (которая родила Гераклу сына Тестала). Существует также миф о том, что Авгий не был убит Гераклом, вернул своё царство, где после смерти почитался как герой (Paus. V 3, 4; V 4, 1). Несомненна связь мифа об Авгии с культом солнца, о чём свидетельствует как происхождение Авгия (сын Гелиоса), так и значение имени («сияющий»).
Энциклопедия «Мифы народов мира» в 2 томах
