Текст книги "Тревожные сны царской свиты"

Автор книги: Олег Попцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 59 страниц)

В том же интервью экс-премьера есть одно принципиальное положение. Волевой нажим президента на Государственную Думу. Практически Ельцин предложил Думе ультиматум. Это тот самый президент, который двумя месяцами ранее приветствовал наметившееся взаимодействие с Думой, возродившуюся практику четырехсторонних встреч и согласившийся на регулярные заседания "круглого стола". Характерно, что Черномырдин исключил возможность роспуска Думы, посчитав, что в этом случае Дума не примет базовых законов экономического характера, без которых 98-й год для экономики страны можно считать перечеркнутым. К этому следует добавить, что к внеочередным выборам в Думу прежде всего не готовы правительственная партия "Наш дом Россия" и разрозненные демократические движения. Результаты выборов предугадать нетрудно. Левые усилят свое влияние, и ситуация еще очевиднее приблизится к 93-му году.

30 марта. 10 часов.

Черномырдин принимает игру президента и свой ответный ход с выдвижением кандидата в президенты делает в стиле "блиц". Кстати, эта затея не исключает желания Ельцина выдвигаться на третий срок. У Ельцина нет партии или политического движения, лидером которого является он сам. В этом случае, в зависимости от политической конъюнктуры, эту роль опорной президентской силы может сыграть и "Наш дом Россия" с последующим отказом Виктора Черномырдина выставлять свою кандидатуру в пользу очевидного лидера. Насколько хватит лояльности экс-премьера к нынешнему президенту, вопрос не праздный.

Как стать весомо оппозиционным, если твой сменщик заявил о преемственности твоей собственной политики? На крике "Да здравствует Ельцин!" авторитета не наживешь. У Черномырдина есть свой плюс фактурность устойчивого кряжистого человека. Слова, сказанные Черномырдиным, что идея его выдвижения поддержана Ельциным, имеют свою тонкость. Мне хорошо знаком стиль подобных согласований. У Ельцина есть несколько излюбленных фраз, которые он использует в приватных разговорах. "Я не возражаю" – одна из них. Вряд ли в разговоре с Черномырдиным президент пофамильно обозначил своего преемника и в деталях обсуждал образ следующего президента. При здравствующем главе государства, фамилия которого Ельцин, подобного быть не могло. Контурно, в общих чертах, как некую эфемерную цель – да. Притом и сам Черномырдин достаточно изучил президента, чтобы идти на риск и обнажать нерв темы, для Ельцина малоприятной.

Ельцин отреагировал на сообщение Черномырдина молчаливым покачиванием головы. Это движение можно было истолковать и как жест, приглашающий собеседника к откровению, и как согласие со словами экс-премьера. Черномырдин посчитал президентскую реакцию благоприятной. Категорического "нет" президент не произнес. Он отмолчался, а молчание, как известно, знак согласия. Так в множественных черномырдинских интервью появилась непременная фраза "президент поддержал".

У Черномырдина впереди свое испытание – выборы в Государственную Думу. Внезапная отставка премьера ввергла НДР в пучину неопределенности. Президент прекрасно понимает, что если НДР на думских выборах споткнется, то вопрос о политическом будущем экс-премьера решится сам собой. Терпит поражение ЧВС, аттестуясь кандидатом в президенты или не аттестуясь, принципиальной разницы не имеет. На нет и суда нет. Отсюда это самое ельцинское – "Не возражаю". Президент вне политического риска. Одержит блок Черномырдина победу на думских выборах – однозначно расширяется поле гарантий для будущего и президента Ельцина и экс-президента Ельцина. Нет никакого сомнения, что все президентское окружение побуждает его к следующему президентству. Откровенно, менее откровенно, по-всякому. Основным коридором, по которому проходят подобные идеи, является дочь президента.

Одна из задач, которую предстоит решить движению "Наш дом Россия", не растерять союзников в мгновенно изменившихся обстоятельствах. Если ты не "партия власти", то кто ты? И где теперь та ниша, в которой НДР будет чувствовать себя комфортно. Для движения, в котором нет ни одного рядового члена, а только разноранговые чиновники, задача крайне трудная. Практически за очень короткое время надо родить другую плоть движение.

Подписав указ об отставке Куликова, президент совершенно осознанно пошел на расширение оппозиционного поля, как себе лично, так и власти, грядущей на смену. Является ли это победой "голубей" над "ястребами", как утверждают многие средства массовой информации, ссылаясь на записку Рыбкина, предупреждающего президента о жесткости Куликова, мешающего развязыванию чеченского узла, сказать трудно. Ясно другое – президент не простил Куликову его критики по поводу военной реформы, которую он, президент, и поддержал и утвердил.

Президент не любит вице-премьеров, претендующих на не принадлежащее им политическое и властное пространство. Тем более когда неразрешенных проблем в своем ведомстве у них сверхдостаточно, что им всегда можно поставить в вину. И Чубайс, и Куликов, и Николаев, оказавшиеся ненужными, – конечно же, антиподы, но схожие как личности, тяготеющие к самостоятельности и независимости поведения. Интересное разночтение – вытесняя из властных кабинетов Чубайса, Березовский порицал неореволюционность реформаторов и настаивал на сохранении правил игры, обеспечивающих незыблемость приобретенной собственности, полагая, что в данный момент с этого часа России прописан эволюционный путь. Президент, как человек, исповедующий философию экстремальных ситуаций, в которых он чувствует себя особенно уверенно, требует от нового правительства рывка, который позволит, наконец, зафиксировать успех реформ. Понятия: рывок, прорыв – не из эволюционной практики. Березовский уверен, что он одержал победу. Это, скорее всего, заблуждение азартного игрока.

КАК ПОДЕЛИТЬ НЕОДЕРЖАННУЮ ПОБЕДУ?

Так все-таки почему Кириенко, а не Строев, Лужков, Титов или Аяцков? Политически активный премьер не нужен. Нужен профессиональный, значимый, грамотный исполнитель. Политически активный Немцов породил массу проблем. Кириенко не Немцов, у него тогда не было политических амбиций. Не созрели, не было причин. Но причина не только в этом. В 91-м Ельцин поставил на молодых. В той или иной степени эту линию он выдерживал все эти годы. Он пытается приучить консервативную Россию, что на властном Олимпе самое время сменить караул, на вахту заступает новое поколение. Как политик он почувствовал это много раньше. Середина 80-х обещала смену поколений в партийном правлении. Этим в громадной степени объяснялась глубина шока, которую пережили молодые партийные функционеры в связи с отменой шестой статьи Конституции1 . Власти в государстве лишилась не только партия, но и они – тридцатилетние, только что обретшие эту власть в самой партии. А она стала стремительно рассыпаться. Это третья президентская инъекция молодых в растренированное тело власти. Президент упрям, он не желает уступать сопротивлению традиционного российского консерватизма. Тут следует заметить, нам крайне мешает толкование консерватизма, как явления негативного. Это грубое заблуждение. Консерватизм – по сути своей есть энергия выживания любого общества, любой нации. Именно традиции, привычки общества и есть проявления его консервативного начала. И большее доверие со стороны общества мудрости, нежели искрометному таланту, это тоже здоровое проявление консерватизма. И никаких завоеваний демократии в том, что смена правительства не вызвала политических потрясений, нет. Длинный шлейф экономических неурядиц, мучительное возвращение зарплатных долгов, которые снова растут, – в лучшем случае мог породить понимание, но уважение никогда. Поэтому и простились без сожаления. Но так будут прощаться не только с правительством.

Президент объявил об отставке правительства. Пауза была недолгой. Президент назвал имя нового премьера, кандидатуру которого он намерен предложить Думе. Состояние недоумения и растерянности прошло и всем не терпится понять: кто же одержал победу, а кто проиграл? Получив долгожданную отставку Чубайса, коммунисты вправе сказать – наша взяла. Назначив на 9 апреля отчет правительства, после которого весьма вероятным становилось голосование по вотуму недоверия правительству, и исходя из этой вероятности, руководители Думы вправе записать победу на свой счет: мы предупреждали, президент услышал.

Демократы, утратив правительственного Чубайса, тем не менее склонны считать случившееся если не успехом, то никак не поражением курса реформ. Кириенко из нашей стаи – рассуждали они. Президент подтвердил неизменность курса. Биржа отреагировала спокойно. Значит, идея реформ взяла верх. Есть, конечно, и мрачные краски. Уход из правительства Чубайса не обрушил курс рубля. Выходит – не апостол. Но зато оставался Немцов. Выиграл Кириенко, который буквально светился от радостного помутнения, напоминая, в силу своей моложавости, младенца, которого сняли с горшка и впервые посадили на взрослый стул. Березовский выиграл вчистую. Во-первых, Черномырдин наказан за свою симпатию к Потанину и "Газпрому". Во-вторых, после ослабления "ОНЭКСИМ-банка" и изъятия у него таможенных счетов, равно как и после выбивания из прибылей "Газпрома" 1,3 млрд $, что неминуемо ослабит его перед аукционом. А это больше, чем можно даже было ожидать. ЮКСИС (напомним, что это тандем Березовский-Ходорковский) возвращает себе шансы выиграть аукцион по "Роснефти", а это...

Здесь мы поставим отточие, ибо что происходящее значит для будущего страны и для будущего власти в этой стране, разговор особый. Егор Гайдар на вопрос, велика ли роль Березовского в недавних событиях, дал уклончивый ответ, – она явно преувеличена. А что оставалось ответить Гайдару, когда Березовский переиграл его команду, так увлеченную борьбой с Юрием Лужковым, по всем статьям. Рассуждая в том же духе, можно сказать, что выиграл и Виктор Черномырдин. Он обрел свободу в роли кандидата на пост президента. Ему теперь ничто не связывает руки. Удивительная ситуация – все выиграли, а радости нет.

Но кто-то же проиграл? Кто?! Ушедшие в отставку вице-премьеры и еще несколько министров, которые уйдут чуть позже. Но это даже не проигрыш, а попросту календарно-сезонные перемены. Проиграла концепция конституционно защищенной самостоятельности правительства. Но этот проигрыш случился чуть раньше, когда правительство не сумело, опираясь на свой авторитет, самостоятельно отстоять себя в парламенте. Потребовался президент-поводырь. И это при том, когда авторитет президента для левого думского большинства практически не существует, а значит, чтобы отстоять правительство, президент был вынужден заняться ненавистным для него политическим торгом. Кто-то скажет, это был не кризис самостоятельности, а кризис экономического курса правительства. Это был кризис и того, и другого. Неважно, что не смогло правительство отстоять бюджет, политическую концепцию, концепцию экономического развития. При любой из этих неудач терпит фиаско авторитет кабинета, и тогда факт его беспомощности особенно очевиден. Похоже, что для нового правительства экономический год потерян. Точнее, он потерян для страны.

Президент не станет вникать в экономические тонкости и сложности, это его утомляет. Президент обрушится на очевидное и понятное для него. Он потребует в срочном порядке погасить долги по пенсиям и заработной плате, которые опять выросли. И правительство бросится выполнять волю президента. Вернуть долги – святое дело. Однако есть сомнение, что это правительство будет возвращать долги динамичнее, чем предыдущее.

Странные у нас экономические реформы. Все на своих местах. Вы требовали перемен – вы их получили. Президент не бездействует. Он сменил правительство. Все ответственные за вечные провалы в настоящем и будущем уже в прошлом. Власть не добилась перемен. Но она нашла выход, предоставила вам отсрочку в исполнении ваших надежд. Сейчас много говорят, как изменился президент. Дескать, устал от информационной блокады, в которой его удерживает окружение. Смотрит телепрограммы, самолично просматривает газеты. И именно это измененное состояние подвигло его к столь внезапным и решительным действиям. Такое бывало и раньше, когда президент оказывался в отпуске или бывал болен. Возможно, в субботу, 21 марта, президент действительно оказался у экрана телевизора и посмотрел документальный фильм о генерале де Голле, на интуитивную схожесть с которым (и с его политикой, разумеется) нашему президенту постоянно намекают. Это был хороший поучительный фильм, рассказывающий о том, как де Голль решал болезненную для французов проблему Алжира. Так вот, в этом фильме был один очень важный смысловой момент. Франция призвала генерала во второй раз возглавить страну в критический момент, когда самому де Голлю было 69 лет. Извинимся за повторение, Борису Николаевичу в 2000 году исполнятся те же самые 69.

"Ах, Боже мой! – скажете вы. – Мало ли совпадений?" Совпадений действительно много. Поэтому, граждане России, все на выборы! Голосуйте сердцем!

10 апреля, пятница.

Правительственный кризис, хотя Кремль категорически отметает этот термин, затянулся. Президент уступил и провел, как и обещал, встречу "четверки", затем "круглый стол" с участием парламентских фракций, руководителей Думы, нескольких губернаторов. Кириенко сумел выступить на заседании Совета Федерации. Дневал и ночевал в думских кабинетах. Проговаривал тезисы своего программного выступления, прощупывал кадровый ресурс Думы. Задача – влюбить, убедить, показать себя контактным, умеющим выслушивать чужое мнение человеком. В целом ему это удалось, хотя главной цели он все-таки не добился – противники не перешли в лагерь сомневающихся, сомневающиеся не примкнули к союзникам правительства. Суть противоречива решает не образ Кириенко, удачно или не удачно поданный – а вероятность роспуска Думы. Крайне характерно, что за кандидатуру Кириенко на первом голосовании отдала голоса достаточно внушительная часть депутатов – 140 человек. Это в основном фракции партий, откровенно не готовых к новым выборам: НДР, жириновцы, ну и депутаты, представляющие демократические движения – гайдаровцы, "Российские регионы". При третьем голосовании, а может, даже уже при втором Кириенко наберет необходимые ему 225 голосов.

Никто не обсуждает ситуацию, когда из-за отсутствия денег в бюджете выборы могут быть перенесены. Ибо, выбирая между зарплатой учителей и медиков или болтливой Думой, не изнуренной законодательной работой, общество выберет первое. И никакие заклинания насчет поруганных демократических норм его не остановят. Ситуация парадоксальная, но в силу отсутствия денег очень даже возможная. Нетрудно в этом случае спрогнозировать и поведение коммунистов – лучше Кириенко, чем роспуск Думы.

Вопрос – надолго ли Кириенко? – вопрос свойства особого. Я помню как на своих встречах с Борисом Бревновым, еще одним ставленником Бориса Немцова, молодым человеком 28 лет от роду, я задавал ему один вопрос: "Надолго ли вы?" Бревнов, даже внешне похожий на Немцова, застенчиво опускал свои большие, опушенные густыми ресницами, скорее женские, чем мужские глаза, ответил не наработанным, еще не набравшимся властности, вкрадчивым мягким голосом:

– Лет пять. Так мы договорились с Борисом Ефимовичем. Он сказал, что президент тоже так считает.

Бревнов проработал меньше года. Ничего не поделаешь – 28 лет возраст прекрасный, но он мал для человека, оказавшегося во главе одной из самых крупных монополий в стране, к тому же не энергетику по образованию. Бревнов, наверное, неплохой менеджер. Живые глаза, голос негромкий, сродни голосу нового и.о.премьера. Женат на богатой американке. Наш разговор с ним был по-своему примечателен. Вообще таких разговоров было три. Я затеял проект в сфере СМИ, где РАО "ЕЭС", по нашему замыслу, должно было выступить одним из соучредителей. Первые переговоры мы проводили с прежним руководителем РАО Анатолием Дьяковым. Мы быстро нашли общий язык. Дьяков три раза подчеркнул, что РАО обязательно войдет в учредительскую долю. Ему проект интересен, и "Единые энергосистемы" будут его поддерживать. Достаточно скоро все изменилось. Дьяков отошел на вторые роли, а на ключевую позицию новый первый вице-премьер Немцов поставил своего человека – Бориса Бревнова. И все дальнейшие переговоры я вел уже с ним. Разговоры были милыми, но безрезультатными.

Да, это другая генерация, другая жизненная философия, и слова об общественной значимости каких-либо замыслов для этих ребят – слова ватные и пустые. Пришел человек с мироощущением посредника, предпринимателя, а не энергетика. Электричество – это товар. Кто с этим будет спорить? Но электричество – это еще и энергия, вырабатывающаяся строго по законам физики, это во-вторых. И, наконец, в-третьих, электричество – это определяющий фактор социального комфорта, бытовой независимости. "Нет, нет, – рассуждают люди такого типа. – Это все крики из другой эпохи. Прежде всего – товар, который надо выгодно продать". И ведь не станешь спорить. По-своему, очень по-своему, они правы. Почему? Пожалуй, им так проще жить. Не они для мира, а мир для них. Даже Гайдар для них уже нечто отдаленное.

Так вот, первой фразой, положившей начало нашему разговору, были слова:

– Вы задаете мне вопрос о моих замыслах. Вы находитесь в монополии № 1. Вы обратили внимание, в каком жутком состоянии офис этой монополии? А офис – это лицо.

Он не говорил слов типа "новые технологии", "модернизация", "капитальное строительство", "обновление машинного парка". Ничего подобного.

– Нам надо научиться продавать, – сказал Бревнов и добавил: – А продавать есть что! Самая богатая естественная монополия сидит на картотеке. Дичь!!!

Ему нравилось быть магнатом. И он ни на секунду не задумывался, что костюм под названием РАО "ЕЭС" ему велик, очень велик. У него не было даже капли почтительности к предшественникам. И это бросалось в глаза. Каждые три-пять минут раздавались телефонные звонки, большинство из которых приходилось на миниатюрный мобильный аппарат. Это тоже была дань стилю. Многим собеседникам Бревнов отвечал по-английски. Заглядывали консультанты, секретари. Приносили какие-то бумаги. Он просматривал их наискосок, не вчитываясь. Это были по большей части газетные статьи, копии каких-то документов. И всякий раз следовало одно и то же уточнение: "Сделайте копии для Бориса Ефимовича". На моих глазах политика умножалась на бизнес, чтобы вернуться к авторам утроенно возросшим влиянием в политике. Разумеется, Бревнов не Кириенко. Последний на шесть лет старше, но история с Бревновым показательна. Все решалось не по нормам развития системы, исходя из понимания, что при всех изъянах три сверхмонополии (РАО "ЕЭС", МПС и РАО "Газпром") есть становой хребет, удерживающий гигантское территориальное пространство под названием "Россия" как единое целое. Нет, логика исходила из норм боевых действий, когда задача локальна и конкретна: "Либо они нас, либо мы их". Ну а развитие?.. Развитие подождет, пока мы их не... Объективно говоря, еще в 92-м году молодые реформаторы были поставлены примерно в такие же условия. И все-таки задача ставилась иначе – начать реформы, внедрить их идеи в сознание руководящего ядра управления. Драматизм нашего последующего развития заключается в том, что на само развитие в лучшем случае остается 20-25% интеллектуальных и нервных сил, а вся остальная энергия уходит на политическую борьбу, интриги и разрушения, которые мы, в силу своей жизненной непросвещенности, считаем определяющей фазой развития.

Подобная идеология развития общества и есть управленческое кредо нашего президента. Интересно, что идея разрушения присутствует перманентно. Она не проецируется только на социалистическое прошлое, она захватывает и прошлое близстоящее, период 90-х годов. Несамокритичность реформаторов проложила дорогу философии перманентного тупика, в который мы якобы неминуемо забредаем. А значит, неизменной остается лишь ошибочность наших шагов. И каждый следующий начинает с того, что перечеркивает пути и тропы предшественников. И получается, что мы не движемся куда-либо, а лишь вытаптываем площадку вокруг себя.

Кириенко не предал анафеме деятельность своих предшественников. Он оказался более изобретательным. Он сказал, что власть не лгала, когда говорила о позитивных переменах. Просто международный финансовый кризис съел, сжевал эти микропродукты макроэкономики. А значит, гора родила мышь.

Сможет ли изменить кардинально ситуацию Кириенко, когда после третьей попытки Дума его все-таки утвердит? У Кириенко нет и не может быть своего видения экономического развития страны. Во-первых, он этим не занимался. Во-вторых, Эдуард Россель попросил немцев сделать план приватизации "Уралмаша". Только на составление плана по одному, пусть очень крупному, заводу немцы попросили полтора года. А мы его приватизировали за две недели. Кириенко не в состоянии ничего вразумительного сотворить на ходу. Ельцин хотел бы получить перелом. А Кириенко в лучшем случае способен лишь заверить президента, что такой перелом возможен, втайне надеясь, что сам перелом придется делать не ему.

Но начнет он совсем с другого... Есть такой прием: "Я скажу вам правду!" И Кириенко им воспользуется, как в свое время им пользовался Чубайс, а чуть ранее Гайдар, да и сам Черномырдин. Игра в некую смелость речей, которые создают иллюзию решительных действий. Его идеи и действия непременно начнут давать пробуксовку. Во-первых, у Кириенко нет политического авторитета на территории тысячеверстной России, а авторитет качающегося президента – это иллюзорная опора. Во-вторых, он все будет делать в спешке, пытаясь доказать, что он может. А это, по сути своей, пагубно, когда ни одну новую деталь в механизме управления ты не можешь опробовать на холостом ходу. Он будет немедленно поставлен президентом в экстремальные обстоятельства. Они Ельцину ближе и понятней. Эта предрасположенность президента делает его образ более динамичным.

Очень часто можно слышать рассуждения, что в обстоятельствах крайних проявляются лучшие черты Ельцина – решительность, политическое бесстрашие, способность идти на риск, который, как правило, завершается в его пользу. Ельцин и сам признает эту особенность своей натуры. В принципе, мы привыкли к подобной констатации, но никогда не задавали себе вопроса: "Почему именно экстремальные ситуации – стихия президента?" Согласитесь, для человека, управляющего такой страной, как Россия, на протяжении восьми лет, это скорее недостаток, нежели превосходство. Мне кажется, в ответах на эти вопросы есть ключ к пониманию натуры Ельцина. В экстремальных ситуациях принимаемые решения, как правило, не обсуждаются. Нет времени. Создается видимость напора, стремительности и даже результативности. Второе. Решения, принимаемые в критических обстоятельствах, не бывают идеальными. Любое их несовершенство можно отнести не к ошибочности решений, а к неадекватности обстоятельств. И тогда уже обсуждается не качество решений и поступков, а способность их совершить. Таким образом, сами обстоятельства ставят эти решения вне критики. Это удобно и окупаемо политически. Так и говорят: "В той, мгновенно возникшей ситуации другого решения принять было невозможно". И длинная дистанция для такого политика, а наш президент именно таким является, – невыносима. И тогда он разбивает эту дистанцию на короткие отрезки экстремальных ситуаций, выступая при этом творцом политических кризисов. Так было в 93-м, так едва не случилось в 96-м. Так происходит в марте-апреле 98-го года, когда сам президент спровоцировал мгновенный правительственный кризис. И вообще, какая разница в сути поставленной задачи: "Вернуть деньги бюджетникам до 20 ноября 1997 года!" (Ельцин) и "Взять Киев к 7 ноября 1944 года!" (Сталин). Авторитарность не имеет вариаций.

НЕПРОЩЕННАЯ ЛЮБОВЬ

Яковлев привел на телевидение людей из своего мира, привел газетчиков. Пришли Бандура – его зам по "Московским новостям"; Дмитриев из круга ближайших друзей и Татьяна Меньшикова, тоже из "Московских новостей". Еще трех-четырех человек уже пригласила Таня. Пожалуй, самым неадекватным и успешным приобретением оказался Игорь Малашенко. Малашенко, американист по своей первой профессии, работал в Институте США и Канады, кажется, вместе с Николаем Сванидзе, сменившим буквально через год после моей отставки Эдуарда Сагалаева на посту председателя Российского радио и телевидения. После института Малашенко недолгое время работал в международном отделе ЦК КПСС. Он оказался очень приличным менеджером, что особенно сказалось чуть позже, когда он в группе оппозиционеров, отколовшихся от "Останкино" после отставки Егора Яковлева, организовал коммерческое телевидение НТВ. Впрочем, история создания НТВ заслуживает отдельного разговора.

Как и следовало ожидать, первым шагом, который сделал Егор на телевидении, была попытка разбавить неизвестную ему среду (а телевидение было именно такой средой) людьми более понятными, которых он знал и к общению с которыми он привык. Яковлев эталонный газетчик и журналист. Для телевидения той поры это была необходимая инъекция. Советский период как бы прошел. Демократический еще не наступил. В чужой мир без своих не приходят. Принцип не новый и не всегда продуктивный, но отлаженный. Яковлевский десант в "Останкино" решал как минимум две задачи: окружал пришельца извне знакомыми, узнаваемыми лицами и заражал кастовый телевизионный мир совершенно другой журналистской философией. При всей схожести, это представители совершенно другой группы крови. В своем большинстве это пишущие журналисты, с хорошей редакторской школой, которую неминуемо дает приличная газета или журнал. В силу своего высокого профессионализма Егор не мог пригласить плохих журналистов. И понятно, что первой под колесо яковлевских преобразований попала Служба информации. Вместо программы "Время", символа Гостелерадио, возвращавшего нас к событиям августа 91-го года, появилось ИТА (Информационное телевизионное агентство). Без ложного преувеличения программа достаточно быстро обрела остроту, стала более раскованной по информации, современной и лаконичной по студийному дизайну. Я следил за этими шагами Яковлева как его очевидный конкурент сверхпридирчиво. И, будучи сам достаточно профессиональным в вопросах оформления и организации пространства, с ревностью замечал этот очевидный прогресс. Команда Яковлева сделала дизайн информационной студии подчеркнуто графическим и в силу этого крайне обязывающим для ведущего. В этом случае костюм ведущего программы становился не просто деталью общего дизайна, а, по сути, его кульминацией. Это было и дерзко, и рискованно, и красиво. Но прежде всего рискованно, так как требовало от ведущего безукоризненного вкуса и совершенного профессионализма стилистов и визажистов, работающих с ведущими. Кстати, на отечественном телевидении это началось с большим опозданием.

Случился мгновенный перелом в аналитических программах. Татьяна Меньшикова (а Егор не побоялся доверить ей это направление) делала это чуть-чуть по-бабьи, суматошно, с капризами своего небесспорного вкуса, но по сравнению с эпохой "до того" – это был перелом. "Московские новости" в телевизионном варианте.

Почему традиционно популярные тележурналисты не любят собратьев из другого журналистского мира – газетчиков, журнальных корреспондентов? Потому что научиться писать неизмеримо труднее, чем привыкнуть к эфиру. Эфир – это, скорее, среда выверенных эмоций, действо путь упрощенное, но все-таки артистическое. Я не говорю об игровых программах, выполненных в стиле телешоу, где талантливый ведущий должен показать себя актерски состоявшейся личностью: Ярмольник, Якубович, Познер, Верник или Макаревич в своем кухонном телевизионном амплуа, где он неизмеримо более артистичен, нежели в кругу своих постоянных "машинистов" из группы "Машина времени". Речь идет о повседневно-разговорном жанре в эфире, программах типа "Итоги", "Зеркало", "Обозреватель", "День седьмой". Как, впрочем, и чисто информационных "Время", "Сегодня", "Времечко", "Вести". Здесь умение говорить, читать, изображать, выстраивать игру, улавливать темп гораздо важнее умения сочинять. Заметим, что пишущий тележурналист выделяется кратно среди своих коллег. Поэтому телевизионные и радиожурналисты в сочинительском мастерстве несопоставимы с коллегами из газет. На телевидении не умеющий писать – норма, умеющий – исключение. И всякое нашествие газетчиков в теле– и радиомир есть напоминание об этом превосходстве, а потому встречается в штыки. Любопытная предыстория. Телевизионная журналистика начиналась с выходцев из газет (иначе и быть не могло), а также из более близкого по сути радио. Но все это вершилось в те далекие времена, когда телевидение находилось в самом начальном зародышевом состоянии и завидовало авторитету газет.

Ныне все изменилось. И, в первую очередь, ранг значимости. Империя, а телевидение – великая империя, вправе диктовать: кто ей угоден, а кто нет. Егор Яковлев в определенной степени бросил вызов сложившемуся телевизионному амплуа. Не очень разбираясь в телевидении, и уж тем более плохо зная его нутро, и до поры поглядывая свысока на телевизионную журналистику, он избрал достаточно простой и вполне эффективный путь: он решил не себя приблизить к телевидению, а телевидение к себе, насыщая его знакомыми лицами и тем самым добиваясь большего понимания своих взглядов и идей.

Как человек и умный, и хитрый, Егор Яковлев понимал, что внутренний телевизионный мир встретит его в штыки. В чисто возрастном отношении он мог рассчитывать только на старшее поколение. В момент прихода в качестве руководителя первого телевизионного канала ему исполнилось 60 лет. Ореол шестидесятника несколько смягчал этот конфликт. Но телевидение всегда считалось сферой, обслуживающей власть. Либерализм, как таковой, вызревал все-таки в газетах и журналах. В этом смысле "Московские новости" были эталоном. Перед Яковлевым, как мне казалось, встали две проблемы: не только вместе с собой привести на телевидение конструктивную оппозиционность власти, но и нащупать, почувствовать подобные веяния внутри самого телевидения. Средоточением таких взглядов в Гостелерадио прежде всего могла считаться так называемая "молодежка"1 – третье поколение телевизионных профессионалов, выдвижение которых, а точнее, их прорыв начался еще при Леониде Кравченко. Егор выдвигал относительно молодых не потому, что ставил на молодежь. Причина была иной. Тем самым он расширял собственную телевизионную среду.