Текст книги "Аншлаг в Кремле. Свободных президентских мест нет"

Автор книги: Олег Попцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Только вливание в регионы, создание многовариантного производства, освоение и внедрение новых технологий могут обеспечить стране экономический рывок, который России потребен, как воздух.

Увы, когда президент в качестве норматива роста предлагает показатели Португалии, его нельзя в этом упрекнуть, такова реальность экономического состояния России. В этом случае и масштаб рывка соответствующий. Не учитывать, что речь идет о стране, которая некогда ставила задачу догнать и перегнать по производству стали, угля и по ряду других экономических показателей Соединенные Штаты Америки, ныне нереально.

Разумеется, что память об этих претензиях, политических амбициях убывает. Сходит на «нет» поколение, жившее по нормам ударных пятилеток. Еще существуют их дети, но они тоже на пороге преклонного возраста. Путин это понимает, поэтому он говорит об амбициях, без которых нет великой нации. Ссылка на Португалию, возможно, и не самая удачная, но она попала в цель и уязвила государственников. Но, что поразительно – ответная реакция правительства. Она пересмотрела заниженные цифры роста и повысила их на 0,6 %, таким образом, утвердив рост почти в два раза меньший, чем в Португалии.

И опять устами Михаила Касьянова озвучивают курс, исключающий какие-либо рывки, только постепенность в духе сдержанной эволюции.

Еще раз повторимся: мало знать законы развития экономики. Надо знать страну, в пределах которой вы утверждаете эти законы. С начала 90-х годов, иначе говоря, весь десятилетний период реформ исполнительная власть демонстрировала удручающее незнание собственной страны. И еще одно интересное наблюдение. Когда речь шла о демонтаже, а, проще говоря, разрушении прежних принципов управления промышленностью, сельским хозяйством, наукой, образованием, культурой, собственностью, наконец, младореформаторы не хотели даже слышать об эволюционном подходе и постепенности перехода.

Чем и как объяснялся стремительный темп приватизации ее идеологом Анатолием Чубайсом? Мы должны спешить. Почему? Чтобы не было возврата назад, к социалистическим нормам. Страх перед коммунистами был действительно всеобъемлющим. Уже в какой раз экономику подменила политика. Отрицая социализм, реформаторы действовали в пределах его догм.

Где ты был 19–21 августа 1991 года? Эти даты – времен попытки государственного переворота в СССР. Такой вопрос чуть было не оказался в кадровых анкетах. Разрушение социализма шло революционными методами. Государство лишили собственности, однако, поспешность процесса приватизации не позволила выявить активного, состоятельного и профессионального собственника. Продуктивность нового собственника в подавляющем большинстве оказалась малоэффективной. Новые технологии не внедрялись, рабочие места сокращались, производство встало.

Любопытная ремарка. Реформаторы заговорили о постепенности, эволюции реформ, когда стало понятно, что концепция реформ оказалась несостоятельной. Обнищание большинства населения произошло мгновенно, в результате тех же реформ, а вот благополучие, как утверждали авторы, случится много позже. Повезет тому, кто доживет. Такова была философия управления страной. И, если обнищание было массовым, то состоятельность и даже достаток средней руки будут явлением сугубо индивидуальным.

В 1992 году на мой вопрос, что же делать с теми, кто не впишется в эту формулу реформ, усталый и раздраженный Егор Гайдар ответил: «Социализм породил массовое иждивенчество. За все и вся отвечает государство. Вы согласны со мной?» С этим было трудно не согласиться, и я кивнул головой: «Да, это так. Такова была концепция развития. Коллективизм был нормой».

«Вот и хорошо! Теперь – эпоха частной собственности. Эпоха индивидуализма. И вписаться или не вписаться в реформы – это их проблемы. Их, а не государства».

В ходе подготовки президентских выборов 2000 года окружение Е. М. Примакова, его ближайшие соратники, попросили меня встретиться с ним и попытаться переубедить не выходить из игры.

Я согласился, хотя предупредил: успех маловероятен. Я тоже был против идеи Примакова сойти с дистанции, хотя чисто психологически понимал его состояние. Итак, мы сидим друг против друга в его офисе. Неожиданно он спросил меня: «Хотите что-то выпить?» От спиртного я отказался. И сказал: «Если можно, кофе».

Лицо Евгения Максимовича привычно непроницаемо. На мой «дежурный» вопрос о самочувствии отвечает, почти не задумываясь: «Все нормально. После операции ежедневно проплы-ваю свой километр. Так что, тьфу-тьфу, – он стучит костяшками пальцев по столу, – все в порядке».

Из разговора О. М. Попцова с Е. М. Примаковым:

– Надо ли спешить? – задаю вопрос я. – У вас громадная аудитория сторонников.

– Я знаю, – отвечает он. – Мне все время звонят, почтовый ящик ломится от писем, но, согласитесь, административный ресурс мы потеряли.

Затем он доверительно наклонился ко мне и сказал, приглушая голос:

– Я никогда не переживал такого количества предательств. И каждый из предающих просил меня его понять. Я не хочу оказаться посмешищем и получить свои 5,5 %.

Я слишком хорошо понимал его. И оспаривать его слова не хотелось, однако, потребность возразить, не согласиться с его отчаянием, присутствовала. Он хорошо держался, но все равно это было отчаяние порядочного человека. Так вот, это внутреннее сопротивление толкнуло меня вперед.

– Даже, если вы не выиграете, вы все равно победите в общественном сознании. Люди поймут масштабы жертвы, которую вы принесете.

Он даже не усмехнулся. Брови слегка поднялись, и вялый жест руки, как бы, отмахивающейся от разговора.

«Господи, – подумал я. – О чем я говорю этому мудрому, изнуренному политическим скотством, человеку».

– Знаете, я не хочу стать посмешищем наподобие Горбачева или известных политических деятелей, для которых участие в президентских выборах становится их профессией. Поймите меня правильно, я уважаю этих людей. Я – человек иного склада.

Я понимал, что переубедить его невозможно. И, если быть честным, вряд ли нужны действия с моей стороны.

– Мир меняется под воздействием наших поступков, год вашего премьерства вселил в людей надежду.

– Не знаю, как насчет надежды, но я чувствовал, что нам удалось изменить настроение народа. Не всех, разумеется. – Примаков хитровато рассмеялся. – Те, кто боролся против меня, воспринимали мой приход как катастрофу. Ну, да бог с ними. Это все в прошлом. Если не в состоянии победить, займись другим делом и не трать время на борьбу ради поражения. Участие ради участия – не для меня. Я не в том возрасте, чтобы утешиться 3–5 % голосов и впоследствии предаваться воспоминаниям, как я участвовал в президентских выборах. Вы говорите, в общем-то, правильные слова: страна должна иметь выбор. Вы отберете голоса у коммунистов. За вас проголосует интеллигенция. Я получаю тысячи писем, настаивающих, требующих моего участия в президентских выборах. Я благодарен этим людям, но я реально мыслящий человек. Обстановка изменилась. Для того, чтобы стать массовым движением и не зависеть от управленцев и чиновников, у нас было слишком мало времени. Я не считаю, что мы проиграли думские выборы. 14 %, которые мы взяли в окружении немыслимой травли, плюс подтасовка голосов – это очень значительный результат. Но реальность есть реальность.

Переубедить Примакова, когда он уже принял решение, – задача невыполнимая. Тем более что переубеждающие, и я, в том числе, не могли дать Примакову никаких гарантий, кроме рассуждений о неких высших идеалах, моральных, нравственных и даже политических, достижение которых требует жертв «во имя будущего торжества демократии», материализации идей сильного государства, что не противоречит, а наоборот соответствует нормам рынка. И нет сомнения, что, решись Примаков на участие в президентских выборах, эти идеи были бы высвечены, и сама кампания стала бы весомым материалом для аналитиков.

Но, согласимся, такие жертвы оправданы и правомерны, когда политик экспериментирует, пробует свои силы, потому как у него внушительный запас времени. Ему сорок или даже пятьдесят, но никак не семьдесят или около того. В этом случае риск возможен, если итогом его является бесспорный выигрыш.

– Я реалист, – повторил Примаков, – и авантюра – это не мой жанр. Нет и еще раз нет.

ЗАПАХ ВЛАСТИ

Видимо, летние каникулы располагают политтехнологов к разминке: вбрасываются идеи новых партий «Трудовая Россия», во главе с Михаилом Шмаковым, председателем Федерации Независимых профсоюзов. Гражданский союз во главе с Евгением Примаковым, партия предпринимателей и промышленников (хорошо бы ее назвать ОС – олигархический союз). Гуляют и социал-демократические поветрия еще одна СДПР, но теперь уже с правым уклоном. Алексей Гордеев, вице-премьер по сельскому хозяйству, рвется возглавить объединение аграриев, наце-ленных на либеральные, рыночные ценности, ориентированное в противовес аграрию, полковнику КГБ Николаю Харитонову и председателю Аграрной партии России Михаилу Лапшину.

Что случилось? Почему выстроенная по ранжиру и крайне послушная партийная горизонталь вдруг потребовала некоего удлинения строя?

Ну, во-первых, потому что приближаются выборы. И Кремлю нужен маневр или видимость маневра. На то она и видимость, чтобы напугать.

Во-вторых, господин Сурков, главный кремлевский партстроитель, судя по всему, нервничает. Одно из его детищ – партия «Единая Россия» ведет себя неадекватно. Партия, в той части, где она просто «Единство», как, кстати, и думская фракция, послушна до абсурда. На это обращают внимание. В момент голосования фракция практически ведет себя, как карманная фракция Кремля. Об этом пишет пресса, что, конечно же, наносит громадный вред как авторитету фракции, так и авторитету партии.

С другой стороны, амбициозное движение «Отечество – вся Россия», кратно более профессиональная фракция, но в той же степени и несговорчивая, настроена, по большей части, скрыто оппозиционно к правительству, в силу чего легко нащупывает союзников как в депутатской группе «Регионы России», так и в группе «Народный депутат» Геннадия Райкова. Характерно, что «Отечество» подчеркнуто разделяет политику правительства и политику президента.

Не может не беспокоить и навязчивая идея, которую всюду повторяют лидеры «Единой России»: она не только партия власти, но и президентская партия. Более того, называется примерная дата, когда В. В. Путину будет вручен партийный билет. Сурков боится этого. И, хотя по европейским или американским стандартам, президент или премьер олицетворяют партию, победившую на выборах, в России партбилет в кармане главы государства пока не приживается. Судя по всему, и Владиславу Суркову не радует сама возможность превосходства одной партии в ее правах на «бренд» президента.

Вот ради чего запускаются эти радикальные идеи. Проверить реакцию общества; напугать политические партии, претендующие на бесспорное лидерство; выявить новый плацдарм президентской опоры.

История с Примаковым во главе с «Гражданским союзом» – абсолютный вымысел. А вот идея образования партии «Трудо-вая Россия» на базе ВЦСПС, трансформированного в ФНПР, бесспорно продуманный замысел. Поговорим на эту тему чуть подробнее. Случись такая партия, она нанесла бы в предвыборной гонке бесспорный урон коммунистам, отобрав у них социально-обездоленный электорат. Идея под этим соусом и вбрасывается, хотя замысел идет дальше, он масштабнее.

Как известно, Михаил Шмаков – опорный союзник прежнего, «раннего» «Отечества», а сейчас теоретический союзник «Единой России». Превращение профсоюзов в партию нанесет бесспорный урон самой «Единой России», ослабит и обескровит ее левое крыло, уведет часть левого электората, который готов перейти под ее знамена, не желая голосовать за ортодоксальных коммунистов. Зачем и почему возникают подобные идеи? И кому это выгодно? Это насущные и, более того, интересные вопросы.

Первый ответ: у кремлевских чиновников нет уверенности, что «Единая Россия» одержит на выборах бесспорную победу, и подарит президенту Думу очевидного путинского большинства. Следовательно, нужна страховка. Нужна партия, имеющая шансы влиять на массовый электорат. Профсоюзы этим качеством обладают.

В «Единой России» грядет «пересменка», меняется лидер. По договоренности первый год наблюдательный совет возглавлял С. Шойгу, а с ноября 2002 года его сменяет на этом посту Ю. Лужков, человек в политике более энергичный, имеющий свой взгляд как на сами реформы, так и на их результаты. Человек, имеющий как явных союзников, так и открытых противников. Кремль, да и сам Сурков боятся возможной строптивости Лужкова. Под этим же соусом Кремль в свое время затеял интригу против Примакова, побудив его отказаться от руководства фракцией в Думе. Хотя утверждение побудил достаточно спорное.

Ситуация с профсоюзами имеет и вторую сторону медали, не менее уязвимую. С точки зрения политических амбиций, Шмаков – лидер массовой, как бы, внеполитической организации, и вдруг идея создания политической партии. В политической жизни любой страны профсоюзы, кроме всего, сильны своей непартийностью. У них абсолютный предвыборный шанс, испортит обедню любой партии. Как только профсоюзы становятся партией, они лишаются объемного политического маневра. Они ангажируются. Человек может быть в любой партии, и при этом оставаться членом профсоюза.

ЦЕНА СТРАХА

Как мне стало известно, в своих постоянных контактах с руководством ТВС, нового, созданного на шестой метровой частоте журналистами, ранее работавшими на телеканалах НТВ и ТВ-6, а также группой предпринимателей, среди которых Роман Абрамович. Александр Мамут, Олег Дерипаска, Борис Немцов постоянно муссируют тему президентских выборов, называя три фамилии: Чубайса, Касьянова и Путина. Иначе говоря, правые готовы к сдаче Путина. Если не сейчас, то в 2008 году обязательно. Впрочем, Конституция оговаривает два президентских срока, и готовить замену Путину правые намерены уже сейчас. Так что настойчивость Немцова, если она действительно была, не выглядит слишком антипутинской.

Интересно другое. Внутренне Борис Немцов в качестве президентского кандидата готов предложить себя. Его сподвижники, все без исключения, отторгают идею. И Кириенко, и Чубайс, и Хакамада, другие знаковые фигуры правых этого не хотят. Но этого желает он сам, что не есть малозначимая составляющая. Ибо тщеславие это не только черта характера, но и вид энергии.

Поэтому идея раскола правых в будущем вполне реальна. Это будет не раскол на почве убеждений. Это будет раскол на почве несовместимости тщеславия.

Бориса Немцова можно считать самым перспективным претендентом на пост президента в обывательском, бытовом сознании.

Но после бесславного ухода с поста первого вице-премьера правительства во время дефолта 1998 года, Немцову необходим новый выход в коридор исполнительной власти, дающий масштаб самостоятельности. Это может быть пост ключевого министра, руководителя силового ведомства, главы Государственной думы, губернатора крупного субъекта РФ. Однако губернаторство заманчиво, но опасно. Во-первых, ты отдаляешься от центра; во-вторых, ты от него зависим. Но для нового прорыва во власть собственного желания не достаточно. Этого должен захотеть президент. А Борис Немцов нервно и громко полемизирует с президентом. Ни Чубайс, ни Кириенко, ни Хакамада этого не делают. Вдобавок именно Немцов призывает правых к очевидной оппозиционности президенту и его окружению, представленному выходцами из Санкт-Петербурга.

Очевидная оппозиционность исполнительной власти одного из лидеров правых, его личный политический капитал, никак не стыкуются с общей концепцией Союза правых сил. За это лидеры правых мстят Немцову и на каждом углу кричат, что, как кандидат в президенты, он бесперспективен, и они его в его политических потугах поддерживать не станут. Не будем сбрасывать со счетов внешность Немцова. Он обаятелен, скажем точнее, даже красив. У него сильный и острый ум, он находчив, ему не хватает такта на людях, но женщинам эта соленость его юмора очень даже нравится. Он лучше, чем кто-либо из своего правого окружения чувствует избирателя, как в целом, так и в частности. Немцов был достаточно успешным по тем временам губернатором огромной области, в качестве первого заместителя председателя правительства по общим вопросам и его успех был скорее мнимым, нежели значимым. Немцов, как и Касьянов, всегда был заметен внешне. Если учесть, что в общей избирательской квоте 54 % составляют женщины, а Немцова эта часть избирательной аудитории принимает положительно, то правые должны задуматься, на кого ставить. По сути, именно Немцову выгодно, чтобы вперед вытолкнули Анатолия Чубайса. Чубайс проиграет, и его проигрыш, бесспорного лидера правых, для Немцова – обретение козырного туза в своей игровой колоде.

Разумеется, правые, в силу своей патологической ревности, не дадут вырваться Немцову вперед и перекроют все каналы его значительного продвижения вверх по властной лестнице. Но ситуация в Союзе правых сил от этого не перестает быть интригующей и нервной. Правомерно задать вопрос: кто будет играть от правых на президентских выборах, и захотят ли правые составить своим кандидатом альтернативу Путину?

Михаил Касьянов, как конкурент Путину, может появиться не в силу желания правых, а в силу бунта олигархов, материализовав, таким образом, свое недовольство преемником Ельцина. Вряд ли Касьянов, не имея прогноза на хотя бы на пятидесятипроцентную поддержку избирателей, решится оттолкнуть берег, по фамилии Путин, если только он не будет лишен премьерского поста все тем же Путиным. Но для этого должны произойти слишком значительные экономические катаклизмы в России. Если правые утвердятся во власти, дни питерской группировки будут сочтены. От коммунистов в своем большинстве она отрешилась самостоятельно. Потому-то у «питерских чекистов» нет другого выбора, кроме как поддержать «Единую Россию» и считать ее своим общественным оплотом.

Июнь 2002 года.

Последняя неделя июня. В Москве тепло, но изнурительной жары пока нет.

В перечне главных событий природные катаклизмы на юге. После обильных ливней – реки вышли из берегов. Наводнение невиданных размеров и сход селей захватили Ставропольский край, Чечню, Адыгею, Дагестан, Северную Осетию. Ущерб громадный. 70 человек погибли.

Вторым событием можно счесть канадскую встречу восьмерки. Лидеры самых развитых стран договорились, что в 2006 году свой саммит проведут в России. Это бесспорный успех Владимира Путина.

«Мир меняется, – говорится в итоговом заявлении «восьми», – и Россия продемонстрировала, что она может играть значительную роль в решении глобальных проблем, с которыми мы сталкиваемся. Это решение отражает значительные экономические и демократические преобразования, которые произошли в России в последние годы и, особенно, в период президентства Путина».

Ничего не скажешь, слова впечатляющие. И Запад не скупится на подобные слова. Особенно активен в подобной комплиментарности президент США Д. Буш. Ну, что ж, здесь есть резон. Неопытный американский президент чувствует близость к почти равному ему по неопытности президенту России. Но у неопытного президента Буша сверхопытная администрация и аппарат первых советников, чего не скажешь об окружении президента Путина.

Уточним сравнение: опыт опыту рознь. Сразу по возвращению из Канады Путин летит в Ставрополье в зону стихийного бедствия. Уроки гибели АПЛ-141 «Курск» не прошли даром. Как и положено президенту, он вместе с народом в минуту беды. Следует необходимый в таких случаях разнос местных властей. «Не предвидели, не сориентировались, проявили безразличие к людям». «Вечный» министр ЧС Сергей Шойгу в зоне бедствия не первый день, подбрасывает сучья в президентский огонь гнева. 104 человека погибли. Не может не быть виноватых. И ссылки на стихийное бедствие не убеждают в невиновности начальства. Ищут крайнего. Губернаторы Ставропольского и Краснодарского краев Александр Черногоров и Александр Ткачев, вроде, как день и ночь на ногах. Их обвинить в бездействии никак нельзя. Полпред президента в Южном ФО Виктор Казанцев тоже тут. Главная тема: как только центр деньги на восстановление пере-ведет, Казанцев обязуется проконтролировать, чтобы их не разворовали. (Посыл удручающий, но правомерный). В зоне бедствия еще и Адыгея, Северная Осетия, Дагестан. И Чечню задело. Следовало бы объявить общегосударственный траур. Не объявили. Ограничились трауром краевого масштаба.

Бедствие сверхзначительное и урон громадный. Погибших не вернешь, ну а бюджет придется пересматривать.

Меняется страна. Казалось бы, катастрофа обрушилась на юг. Есть, о чем подумать, сравнить. Прибавило ли эффективности управлению в критических условиях наличие округов или не прибавило?

Гигантские затраты на восстановление жилья, которое полностью уничтожено. Есть тема для раздумий, а весь политологический сонм страны рассуждает о саммите восьмерки, о возросших дивидендах Путина, о евро, которое почти сравнялось с долларом, и так, через запятую, о наводнении на юге России и числе погибших – в последнюю очередь. Пора привыкать.

Два года в административном устройстве России – «семи-свайный» каркас: семь федеральных округов, семь полпредов президента. Предположительно, укрепивший вертикаль власти, и приблизивший регионы к центру, точнее, к президенту. Образно говоря, между президентом и губернаторами появилось семь посредников, в лице глав семи округов, благословенных на это посредничество самим президентом. Два года – достаточный срок, чтобы задаться вопросом: «Так что там с вертикалью власти, то бишь, округами?»

Как любят говорить современные телеведущие: «На нашем телеэкране три варианта ответа: Получилось – не получилось – затрудняюсь с ответом».

Состояние вертикали власти отнюдь не так радужно, как кажется. Наводнение, случившееся в Южном округе, показало, что усиленная вертикаль оказалась малоэффективной в решении конкретных задач, и в этом конкретном случае – мало чем отличалась от власти региональной и муниципальной, на которую традиционно обрушилась вся критика.

Критика, бесспорно, справедливая. Пострадали люди. Но вот что интересно. Руководство федерального округа даже не пожурили для порядка. Где было оно? В центре событий опять Сергей Шойгу, как глава МЧС. В регионе – президент. Естественно, на ногах губернаторы. А в чем роль округа и его главы Виктора Казанцева? Усиленная вертикаль власти, в форме создания дополнительной надстройки – округа не изменила ни стиль, ни эффективность управляемости территориями. Не случилось и приближения власти к проблемам народа.

И снова, с раздражающей своей назойливостью вопрос – зачем в стране создано семь округов? И насколько себя оправдал этот новый управленческий ресурс, спустя два года? Лидер партии. «Яблоко» Григорий Явлинский, рассказывая о Госдуме 15 июля 2002 года в программе Андрея Караулова «Момент истины» на канале ТВЦ, не отпуская с лица ироничную улыбку, произнес: «А ее нет – Думы. Есть отдел администрации президента численностью 2000 человек. Из них 400 депутатов. Чем мы занимаемся? Чем угодно, только не законотворчеством. Мы все вместе лоббируем инициативы президента и правительства. Вас устраивает такой ответ?» Явлинский иронично констатировал: российского парламента нет. Есть еще один отдел или департамент президентской администрации в составе 400 депутатов и 1600 человек, обслуживающих эту машину для голосования. Вот и все!

Разумеется, можно и отшутиться. На самом деле все не совсем так. Сейчас я практически воспроизвожу слова Владислава Суркова, первого заместителя главы президентской администрации, отвечающего за «построение» партии, депутатов и общественных организаций.

Если говорить серьезно, то кавычки вокруг слова «построение» ненужная осторожность. Сурков именно построил партии, депутатские фракции и общественные организации, сделав это как в войсковых частях для участия в очередном параде. Не более, не менее, а именно – построил, согласно чинам, росту, порядку движения и форме одежды. На встрече с руководителями СМИ Суркову задали вопрос относительно Совета Федерации, его искусственности, курьезности и абсурдности, заметив при этом, что места в Совете Федерации цинично покупаются, а сам он превратился в клуб лоббистов. Кремлевский «великий комбинатор» не стал на это возражать, а лишь заметил: «Не более чем в Государственной думе». В этом откровенном признании есть все: и реальное отражение положения дел, и некая здравость: «Мы действуем не в придуманном мире, а в мире реальном. Такова действительность, мы лишь подстраиваемся под нее». И невероятный сарказм: «Возможно, наши методы несовершенны, но они дали очевидный результат. Президент, правительство и парламент – почти едины. И мы не собираемся менять тактику».