Текст книги "Марго – светлый вампир"

Автор книги: Олег Палек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Вот фигня, ничего стоящего. Ты откуда вообще, деффка, не с воли разве?

– Я с пересыльного детдома. Месяц там держали за побег.

– А, ты еще и бегаешь…

Еще одна девушка, до сих пор не участвующая в беседе, подозвала Таню. Та подошла к ней, и они перекинулись парой фраз. Потом Кобла вернулась к Маргарите и сказала:

– Ладно, Светка думает, что ты стоящая чувиха… но это мы посмотрим. А пока твое место – вон та кровать. – Она показала палкой на одну из кроватей, ничем не примечательную, как и все остальные, аккуратно заправленную темно-синим одеялом. И она отвернулась к четвертому члену этой разношерстной компании – красивой маленькой девочке одетой, словно куколка.

Маргарита собрала содержимое сумки и пошла к своей кровати. Пока она занимала место, в палату хлынули остальные девушки. Маргарита среди них была самой младшей, остальным – от тринадцати до пятнадцати лет. Рядом с ней, в соседний проход между кроватями, забежала юркая девчушка. Она что-то кинула в тумбочку, сунула руку за батарею, вытащила кусок засохшего хлеба, отломила кусок и протянула Маргарите:

– Я – Блашка, – представилась она. – Ужин через полчаса, но есть хочется всегда. – Она засмеялась.

– Маргарита. Спасибо.

Она откусила хлеб. Последний раз ела утром, а в сумке – только полбуханки «чернухи», плохого черного хлеба, недаром от него брезгливо отвернулась Таня-Кобла.

– Смотрю, тебя неплохо «прописали», – продолжила ее новая подруга.

– А как «плохо»?

Блашка махнула рукой в пару двухъярусных кроватей около входа.

– «Обиженные». Полы моют, туалеты, носят только рванье и вообще… – Блашка поближе пододвинулась к ней и тихим, заговорщеским шепотом продолжила: – Ты держись ближе к Тане, она всем командует. У нее все есть – жрачка, прикиды, даже водка.

– Откуда? – удивилась Маргарита.

– Хавчик – с кухни, понятно. Все, что воспитатели не утащили, ей отдают. А она за это держит весь блок так, чтобы никто не возгудал. Комиссия проверять приедет, начнет воспитанников расспрашивать, а они – мол, все, хорошо, кормят отлично и жизнь удалась… А какая еда, ты сама сейчас узнаешь. Остальное – за деньги, у нее их много…

Зазвенел звонок, прерывая болтовню Блашки.

– Ужин.

Еда в самом деле оказалась посредственной – слипшиеся макароны, вместо мяса – жир, на третье – коричневая жидкость, изображающая компот. Только хлеб съедобен, но вся разрезанная буханка исчезла сразу же, как только они сели за стол – тут ели по пять человек.

– Не зевай! – усмехнулась Блашка, видя растерянность Маргариты. – Ничего, все в наш блок вернется. Ночью погрызем.

Перед сном, заворачиваясь в одеяло и матрас (топили плохо), Маргарита подумала, что это детдом еще неплох. Прошло почти полгода, как убили ее родителей, а кажется, что это было так давно… Все лето – детские комнаты милиции, детприемники, детдомы. Все с приставкой «дет». И все – на одно лицо, маленькие филиалы больших советских тюрем, с теми же порядками и законами. На улице ей жилось лучше. Сбегала, рано или поздно попадала в милицию, потом – в детдом. Поскольку фамилию она так и не назвала, записали ее как «Маргарита Безфамильная». Казенный юмор какого-то инспектора по делам несовершеннолетних.

Тот, неведомый Мир, приходил в ее снах все реже, и Маргарита радовалась этому. Та женщина больше не наслаждалась жизнью и любовью, она все время воевала. Мелькали эпохи, люди, монстры, существа, а она все убивала и убивала. Пот и кровь, кровь и пот… Маргарите приснилось, что она бегает по горячему асфальту босиком, и он нестерпимо жжет ей ноги…

Она проснулась от боли в ногах, увидела, что ноги ее торчат наружу и горят настоящим пламенем. Маргарита подпрыгнула, затушила огонь – кто-то сунул ей между пальцев бумажки и поджег их. Девушка осмотрелась – видимо, звучал звонок подъема – все соседи уже проснулись и с любопытством смотрят на нее, ожидая реакции. Она знала «правильную» реакцию: оставлять без последствий такое нельзя. Нужно найти виновника и наказать. А если такового не найдется – избить любого, кто подвернется по руку. Только потом статус «блатной» придется постоянно подтверждать: заставлять других выполнять за тебя работу, отбирать вещи, часто бить других – неважно, за что, главное – демонстрировать силу. А иначе – путь вниз. Или ты наверху, или ты внизу, других положений жизнь в детдоме не предполагает. Маргарита вздохнула, подумав, что как-нибудь продержится. Хотя на этот раз держаться придется дольше, бегать зимой – удовольствие ниже среднего.

После завтрака воспитанницы разошлись по делам. Формально все учились, но преподавателей не хватало. Поэтому вместо учебы девушки работали – в пошивочных мастерских, теплице, свинарнике и прочих местах, необходимых для функционирования детдома и материального благополучия руководства. Распределяла работу Таня. Иногда – Наташка или Света что-то говорили очередной девушке и та быстро уходила. Наконец очередь дошла до Маргариты.

Когда Таня подошла к ней, она впервые смогла рассмотреть ее спутницу – Маринку, маленькую девочку-куколку, «дочку». Это такая игра в материнство: Таня подчеркивала свою взрослость, обзаведясь «семьей». Маринка всегда одета как кукла-барби, получала самые лучшие куски. И везде рядом с Таней, чуть позади, всегда с застывшей пластмассовой улыбкой.

– Так, Мар-га-ри-та, – по слогам произнесла Таня, – какое длинное имя, надо бы тебе придумать кличку… Чуча, например.

– Я не чучело, – спокойно возразила Маргарита.

– Да?! – Брови Тани наигранно взлетели вверх. – Это еще нужно доказать. – Она крутанула палку, и теперь Маргарита заметила, что та привязана кожаным шнурком к руке Коблы. – Сегодня принесешь мне полтинник. Поняла?

– Откуда я его возьму?

– От верблюда! Даю подсказку: поселок отсюда полчаса пешком. А если попутку поймаешь, то пять минут. Заодно и заработаешь, если водиле услуги окажешь. – Она противно загоготала. – Короче, мне плевать, как ты эти деньги добудешь. Чтобы вечером пятьдесят рублей было. Иначе… – Она выразительно стукнула палкой по своей ладони.

Когда Таня ушла, Маргарита вышла на улицу и отправилась в кочегарку, где работала Блашка. Официально имелся кочегар, но его ставку, как ставки дворника, уборщиц, посудомоек и других рабочих присваивало руководство детдома. Блашка не стояла у топки, кидая уголь – это делали парни, она занималась уборкой. Сейчас она лежала на тюфяке, брошенном прямо на кучу шлака и листала сильно потрепанный журнал «Cosmopolitan» – главное ее сокровище.

– Привет, Марга! – Блашка уже присвоила ей кличку. – Куда тебя определили?

– Кобла хочет, чтоб я ей принесла пятьдесят.

– М-да.

Блашка подхватила Маргариту под руку и вывела наружу. Сразу же к подружкам подбежал Капрал – дворовый пес и встал на передние лапы, передними оперившись на грудь Блашки. Лохматый сенбернар весил не меньше девушки, и та еле удержалась на ногах. Потрепав пса по загривку, она сказала:

– Нет мяса, Капрал. После ужина косточки принесу.

Собака опустилась на землю, но далеко не отходила, как будто хотела послушать, о чем будут говорить девушки.

Блашка отряхнулась и продолжила прерванный разговор:

– Пятьдесят рублей – не деньги, два батона хлеба. Можешь добыть попрошайничеством.

– А это не западло? – с сомнением спросила Маргарита.

– Фигня! – Блашка махнула рукой. – Если будешь стабильно приносить деньги, от тебя точно отстанут. А если нет…

– Что тогда?

– Ну… Видела палку Коблы? Она ей неплохо владеет. Может так ударить, что потом несколько дней валяться будешь. А снаружи – ни синяка. Как-то она избила Шашку, сейчас ее нет, перевели, так та в больничку попала со сломанным ребром. Сказала, что упала с качелей. Тут часто падают…

– Поняла. Я у вас не задержусь. – Маргарита поплотнее прижала к себе ватник, спасаясь от пронизывающего ветра. – Зиму только переждать, потом убегу.

– Смотри-смотри. – Блашка пожала плечами. – Менты с тобой цацкаются, только пока ты малолетка. А будет лет пятнадцать, поймают, повесят на тебя пару краж и в колонию отправят. А оттуда не убежишь.

Но Маргарита уже пошла к забору. По правилам, покидать территорию детдома воспитанницам без разрешения руководства не разрешалось, но за этим не следили. Главное, чтобы присутствовала на вечерней сверке.

Поселок был небольшим – тысяч тридцать населения, которое в основном работало на местном заводе тяжелого машиностроения. Самая широкая улица быстро привела девочку к центральной площади, на которой красовался памятник Ленину и большое мрачноватое трехэтажное здание – видимо горсовета. Ориентируясь по запаху, она быстро отыскала главный городской ресторан на боковой улочке. Зашла с заднего двора, в кухню.

Дородная женщина в несвежем халате чистила картошку прямо на пороге, ногой придерживая дверь. Увидев Маргариту, быстро оценила ее «наряд», короткие волосы и сказала:

– Инкубаторская, что ли? Сейчас принесу хлеба…

– Спасибо, я не голодна, – ответила девушка. – Я насчет работы.

Минут через десять удалось договориться, что за мытье посуды и чистку плиты хозяин готов заплатить пятьдесят рублей. Его самого Маргарита так ни разу и не увидела, но женщина, которая чистила картошку (ее звали Анна), передала такие слова: «Пусть работает. Но если тарелки будут жирными или что сворует, получит по голове».

Посуду Маргарита вымыла за пару часов – посетителей в ресторане мало. Только в банкет или выходным бывает полный зал – так ей объяснила Анна. А еще дала тарелку супа. Так что свои деньги девушка заработала честно. Жаль, что все пришлось отдать Кобле. Татьяну не интересовало, откуда они добыты, просто дала норму: полтораста в неделю.

Так и пошло: два-три раза в неделю Маргарита уходила на заработки, отдыхала от детдомовской жизни, нормально ела. За это ее не трогали. Отношения с девушками сложились хорошо, Блашка теперь не отставала ни на шаг. Можно сказать, что жизнь устаканилась, но она уже знала, что в этой жизни ничего постоянного не бывает. В самом деле, идиллии скоро пришел конец.

Маргарита, детдом, кульминация

Зима в этом году наступила рано. Уже в конце ноября ударили морозы, выпал снег. Единственную дорогу до городка замело так, что осталась одна колея. Ходить в поселок стало очень трудно. А тут еще Маргарита простудилась, неделю провалялась в санчасти. Кобла никаких болезней не признавала, требовала деньги. Еще не оклемавшись после болезни, Маргарита сходила в поселок и узнала, что в ресторан взяли посудомойку на постоянную работу. Воровать и попрошайничать она не будет, так и сказала Кобле. Та криво усмехнулась и поставила ее «на полы». Мыть приходилось везде, в том числе в туалете. Девушка говорила себе, что выздоровеет, найдет нормальную работу или сбежит. Но болезнь не отпускала – наверное, сказались постоянные сквозняки и плохое питание. Татьяна пользовалась этим и «опускала» Маргариту все ниже.

Правда, недавно случилось радостное событие – в детдом приезжали приемные родители. «Воспы» построили ребят, семейная пара – немцы – осмотрели их. Хотя чего смотреть – все в одинаковой мешковатой поношенной одежде, стриженные наголо, не отличишь девочку от мальчика. Но чем-то им приглянулась Маргарита. Сказали, что оформят бумаги и вернутся. Действительно, бумаг приходилось делать кипу – государство неохотно расставалась со своими заключенными. Для нее – шанс получить нормальную семью или хотя бы повидать хорошую жизнь.

Сегодня она быстро выполнила норму, спряталась углу и задремала. Как обычно бывает при чуткой дремоте, сны мешались с реальностью. Та, красивая, сильная женщина, которая приходила к ней во снах, как будто жалела ее, куда-то звала, потом сильно встряхнула.

– Эй, Чуча, ты чо, сегодня не убиралась? – Это была Кобла.

– Да нет, я все убрала, Таня, – стряхивая сон, ответила Маргарита.

– Для тебя я Кобла! Поняла? – Кобла ударила нарушительницу по голове. Не сильно, чтобы синяков не оставить, но больно. От удара Маргарита слегка «поплыла». – Еще туалет уберешь!

– Я его уже убирала.

– Уберешь еще раз! Собралась от нас уйти? Посмотрим, как у тебя это получится. Мы этим немцам покажем сорок пятый год. Пошли.

Эти слова, относились, конечно, не к ней, а Маринке. Кобла взяла под руку свою «дочку» и пошла в «сушилку». В этой комнате собирались старшие девочки, чтобы обсудить дела, съесть продукты, которые удалось достать, выпить, покурить. Иногда туда ходили мальчики.

Маргарита выжала тряпку, сделанную из старого одеяла, и отложила в сторону. Вымыла руки прямо в ведре с грязной водой. Подошла к батарее отопления, вытащила спрятанный хлеб и сунула в рот. Есть хотелось всегда. От плохой детдомовской еды мутило. Только когда случались проверки из РОНО, на столе ненадолго появлялось масло, мясо, овощи – то, чем снабжался детдом, но всегда уходило в карманы ненасытного руководства.

У входа в блок послышался детский гомон – девушки возвращались с уборки территории.

– Слышь, Марга, хлеб есть?

Блашка тут как тут, всегда ищет выгоду. Наверняка видела разборки Коблы, но сделала вид, что ничего не произошло. Интересно, будет ли она с ней дружить, когда Татьяна полностью опустит ее подругу?

– Съела, – ответила Маргарита. – Но ты пошукай по батареям, может, осталось.

– Да ладно, – махнула она рукой, – скоро ужин. Пойдем, поиграем!

– Не могу, Кобла меня тут припахала на полы.

– Чего она к тебе привязалась? Ничего, скоро немцы заберут, будет у тебя мама и папа.

– Они у меня и так есть.

– Да? На кладбище? Это не считается. У меня тоже есть и даже живые – и что?

Мать Блашки лишена родительских прав из-за алкоголизма, отца не помнила – мать залетела по пьяне.

– Ты их сразу называй «папа» и «мама», они растают, платьев-сапожек надарят. А ты стащи у них побольше и обратно к нам. Погуляем!

В этом вся Блашка, с раннего детства более приспособленная к казарменной жизни.

– Ладно, – сказала Маргарита, – пойдем, покормим Капрала.

Пес увидел их издалека, бросился навстречу. Пока он ел кости, что ему принесли подруги, Маргарита попыталась хоть немного его причесать. Шерсть у собаки росла длинная, постоянно цепляла мусор и грязь вокруг.

«Надо линять, – вдруг появилась отчетливая мысль в голове Маргариты, – еще немного, и я сойду здесь с ума».

– Я не поняла, в натуре, – раздался вдруг голос. Маргарита подняла голову – к ней подошла Кобла. Рядом с ней стояла ее компания – Светка, Наташка, еще пара девушек из «авторитета». Блашка мгновенно исчезла, чтобы не иметь неприятностей. – Ты туалет вычистила или нет?

– Я его уже чистила, – твердо ответила Маргарита. Она поняла, что дальше отступать ей некуда.

– Ах, так! – крикнула Кобла. – Пошли на разборки.

– Сейчас же ужин.

– Там и поужинаем.

Танька схватила за руку Маргариту и под улюлюканье банды потащила в сушилку блока.

В помещении было как всегда жарко. Обычно тут сушилась одежда детдомовцев, но сейчас в этом нет необходимости – редко кто выходил на улицу. Однако батареи, как всегда, работали на полную мощность. За грудами валенок, пальто, варежек и другой зимней одежды находился стол. На нем стояла початая бутылка водки, хлеб, копченая колбаса, соленые огурцы, конфеты, соки. Сами девчонки водку пили неохотно, но держали ее для забегавших пацанов. За столом из груды старых матрасов и одеял сделано ложе для любовных утех.

– Значит, собралась на волю? – спросила Кобла, постукивая палкой по ладони. – Ну что ж, устроим проводы. Ешь, пей вволю. – Она подтолкнула Маргариту к столу.

– Я не хочу, – ответила та.

– Да ну?! Только что собиралась в столовку?

– Я ворованное есть не буду.

– Да?! Брезгуешь?! Лучше сухари по батареям жрать, да? Хочешь на больничку откосить?

Маргарита молчала. Ее тошнило от запаха хорошей еды, перегара и пота, а еще больше – от Коблы, ее подруг, детдома, ужасной жизни. Всего полгода назад она жила в раю, не зная, что ад – рядом.

Татьяна не спешила. Развлечений в детдоме немного, опустить еще одну воспитанницу – удовольствие, развлечение и урок остальным: в детдоме ты или вверху, или внизу. А еще она люто ненавидела тех, кто пытался выйти на свободу, в нормальную семью. Наверное, потому что у нее никогда нормальной семьи не было и не будет. Даже если она когда-нибудь выйдет замуж и родит детей, не сможет их любить. Потому что не умеет. И ее дети, если они будут, снова окажутся в детдоме.

– Ну, так мы тебя накормим все равно, – продолжила она. – Девки, тащите наш фирменный паштет. Значит, туалет убрала? А мы там нашли вот это. – Она взяла из рук одной из девчонок литровую банку и открыла ее.

Маргарита почувствовала запах дерьма и отвернулась.

– А что отворачиваешься? – крикнула Кобла. – Нашим угощением брезгуешь, значит будешь есть гавно! Потому что та сама – гавно! Чмо, чума и Чуча! – Она взяла нож, намазала «паштет» на хлеб и подала Маргарите. – Ешь, сука!

Маргарита оттолкнула ее руку так, что «бутерброд» упал на пол.

– Ах так! – закричала Кобла. – Тогда мы тебя опустим! Сначала я порву тебе целку, – она демонстративно ткнула ее палкой, – потом парни по кругу пустят! И такой отдадим немцам – пусть любуются. Девки, дверь закройте и включите музыку. Сейчас повеселимся!

Кобла схватила за блузку Маргариты и рванула ее. Пуговицы полетели в разные стороны, обнажив грудь. Она почувствовала, что кто-то сзади снимает с нее юбку… Время как будто остановилось. Вихрь мыслей, а точнее – видений пронеслись в ее голове. «Надо что-то делать», – кричал кто-то, наверное, она сама. «Дерись, победи или умри!» – это та женщина из снов. А еще к ним добавился какой-то неизвестный голос, который она слышала только один раз – тогда, когда убили ее родителей. Голос заставил вернуться ее домой, увидеть ту злую хищницу, что убила ее мама и папу. И сейчас этот голос говорил ей, что у нее есть выбор. Она может подчиниться. Все пройдет, даже эта обида. Потом она повзрослеет, выйдет из детдома и будет жить, как все. А может, ее удочерят те немцы. А если она не подчиниться, что тогда? Голос не давал ответа. Наверное, будет что-то очень, очень плохое… С каждым мгновением, с каждым прикосновением грязных чужих пальцев к ее телу в ней нарастал протест, злая, жестокая обида. А еще – чувство, что скоро она перестанет быть чистой, как бы не закончился этот вечер. Ее ставят в ситуацию, из которой нельзя выйти, не запачкавшись. «Что же, – холодно подумала девушка, – я запачкаюсь. Но не тем, чем хотят мои мучители».

Вдруг тело Маргариты наполнилось звенящей пустотой. Время потянулось медленно, как мед с ложки. Движения ее мучителей стали замедленными и неуклюжими. Холодная и беспощадная ненависть пронизала ее существо. Она развернулась и заехала локтем в ту, что сняла с нее юбку. Без одежды даже удобнее – следующий удар ногой пришелся Кобле в голову. И тут же, рукой она достала Наташу. Хлесткий апперкот в подбородок, которому позавидовал бы любой боксер. Противница стукнулась о трубу сушилки, ударилась головой и обмякла. Дальше Маргарита действовала, как в тумане, на автомате. Как машина, она била, била и била – сильно, жестоко и беспощадно. Удар, удар, еще удар, стон, кровь, хруст костей, крики ужаса…

Когда девушка очнулась, вся банда лежала на полу, среди разбросанной зимней одежды. Только Маринка вцепилась в ручку сушилки. Поняв, что открыть не получается, развернулась к ней. В глазах застыл ужас. Сучка. Жила за ее счет, даже хуже, чем Кобла. Ну, ничего, пришел час расплаты, больше тебе не жить. Маргарита занесла руку для удара, вкладывая в него всю ненависть к своему унижению. Нет! В ее голове раздался крик, первая мысль с того самого момента, как она начала бить. Она дернулась, останавливая удар. Маринка открыла дверь и выскользнула наружу. На весь блок раздался ужасающий крик.

Маргарита осмотрелась. Все ее белье залито кровью. Не ее – чужой. На ней ни единой царапины. Она не пользовалась никакой магией, да и забыла уже, что это такое. Как же она, больная и слабая, справилась с шестью взрослыми и опытными девушками? В груде тряпья кто-то зашевелился. Наташа. Кобла глухо застонала. Все ее лицо залито кровью. Сзади зашевелилась Света, пытаясь встать, но не могла из-за сломанной ноги – обломок бедренной кости торчал наружу.

Маргарита вдруг поняла весь ужас свершившегося. Как она была – в оборванном белье, залитая кровью, вышла наружу, села на пол и закрыла голову руками.

Подмосковье. Операция «конторы».

На окраине одного из небольших подмосковных городков, за высоким бетонным забором с кольцами колючей проволоки, находился небольшой склад строительных материалов. Он ничем не отличался от сотен других складов, во множестве разбросанных по Подмосковью, разве что внимательный взгляд мог заметить усиленную охрану.

К центральным воротам склада подъехала грузовая машина, закрытая брезентом. Из кабины вылез молодой водитель в потертом тренировочном костюме и, позевывая, постучался в окошко будки охраны.

– Э, открывайте, сахар привез! – громко сказал он.

Из будки вышел бородатый охранник в военной камуфляжной форме, взял документы, внимательно осмотрел их и сказал с характерным кавказским акцентом:

– На к’акой склад везешь свой сахар?

– Да откуда я знаю? – Водитель пожал плечами. – Сахар не мой. У меня в путевом листе – ваш склад и все. Разгружайте скорей, может сегодня успею еще мотнуться.

– Жди здесь, – ответил охранник, – сейчас спрошу… – Он собрался вернуться в будку, но молодой парень поймал его за рукав и возразил:

– Слышь, давай грузовик на склад завезем, а там уж звони, куда хочешь. Я пойду, перекушу.

Тот несколько секунд подумал, зашел в будку и включил мотор открытия ворот. Машина заехала на склад, водитель подал ему ключи:

– Возьми, пусть начинают разгружать.

И он ушел.

Минут через десять к грузовику подошли двое. В отличии того, что сидел в будке, одеты в черную военную форму и вооружены армейскими автоматами.

– Вроде сахар больше не нужен, – сказал один из них на чеченском языке.

– Не знаю, Бекхана нет, и связи нет, – ответил другой. – Пусть разгружают, лишним не будет.

– Ладно.

Первый охранник отцепил брезент, залез внутрь, осмотрел груз. Весь кузов занят белыми мешками из синтетической ткани с надписью «Сахар. Песок». Он вылез, открыл кабину и отогнал грузовик к одному из полукруглых ангаров. Второй охранник открыл дверь, и машина въехала внутрь.

– Ваха, зови грузчиков, – сказал первый, вылезая из кабины.

Однако он не успел коснуться земли, как некто вынырнул из-под грузовика, ударил его по голове, поймал обмякшее тело, аккуратно положил его и замер, прислушиваясь. Внешность напавшего совершенно не вязалась с тем, что он только что проделал: пляжные шорты, майка с плохо различимым рисунком и «вьетнамки».

– Магомед, что ты там застрял… – крикнул второй охранник, заходя в ангар.

Этот боевик обладал острым взглядом и отличной реакцией: он увидел мелькнувшую тень, вскинул автомат, но… Некто оказался за его спиной и тем же ударом срубил противника.

«Пляжник» залез в кузов, вытащил из-под мешков рацию и передал:

– ЩЦЬ Сокол. ЩСА? (Это Сокол. Как меня слышите?)

– ЩСА 4. РК. (Слышу хорошо)

– ЩРЖ. (Я готов)

– 73. (Удачи)

– СК. (Прекращаю передачу)

Сокол выключил рацию и достал из одного из мешков сумку. Открыл ее, вытащил бронежилет странного вида: снаружи на кевларовую ткань нашиты карманы, занятые металлическими предметами. Одел бронежилет, армейские ботинки и вышел из ангара.

Первого бойца, заглянувшего внутрь, Сокол ударил ножом в живот и сразу же упал на землю, прикрываясь телом: две пули прошили труп. Стреляли из бесшумного оружия откуда-то сбоку. Сокол прополз вдоль ангара, вытащил длинный нож из кармана универсального бронежилета, приподнялся на локте и кинул в строну стрелявшего Метров десять, отделявшего его от домика, откуда велась стрельба, он преодолел за секунду. Убитый еще не успел упасть, как Сокол буквально влетел в домик. Два удара ножа и удар ноги – еще трое бойцов в черной форме упали на грязный пол.

«Ду-ду-ду-дуууу», – гулко заухал пулемет откуда-то сверху. Владельцы склада поняли, что на них напали и отбросили конспирацию. Тяжелые пули прошивали дощатый домик насквозь, вышибая из стен большие щепки. Сокол прополз до стены и несколькими ударами кулака выломал дыру в стене, достаточную для того, чтобы он мог туда протиснуться.

Хаким, чеченский боевик, многое повидал на войне, но такое, он уверен, не видывал никто: стальной стержень с огромной силой воткнулся в его брата, который стрелял с пулемета на вышке и отбросил тело на деревянный барьер так, что он треснул. Он перехватил пулемет, стараясь увидеть того, что это сделал, но территория склада, расчерченная на прямоугольники аккуратными дорогами, была пуста. В следующий момент еще один дротик пробил пол вышки и воткнулся ему между ног.

Стоя под вышкой, Сокол замер, прислушиваясь. Пулемет некстати переполошил склад. Теперь руководство эвакуируется, бросив боевиков на произвол судьбы. А те будут стоять насмерть – терять им нечего. Он поправил бронежилет, переложив дротики так, чтобы восстановить баланс. За пару секунд добежал до центра склада. В него стреляли – но попасть в человека, бегущего со скоростью электрички, да еще быстро меняющего направление в трех плоскостях, почти невозможно.

В центре склада приютился небольшой цементный заводик, точнее часть его, приспособленная для изготовления кустарной взрывчатки: печка для сушки селитры, мельница, мешалка и упаковочный агрегат. Когда боец ворвался на территорию, огонь прекратился – боялись взрыва. Это хорошо – теперь можно взять пленных. Сокол вытащил из бронежилета пару резиновых дубинок с двойными ручками и приступил к делу. Бросок к очередному боевику, один-два удара, и далее, очищая периметр. Когда он закончил, стащил все тела к мельнице, загрузил их и закрыл агрегат крышкой весом в пару центнеров. Задание выполнено.

Боец вернулся к складу, где он оставил грузовик, включил рацию и сообщил:

– ЩЦЬ Сокол. Задание выполнено.

– Отлично. Открывай ворота.

Полковник Костиков прибыл на доклад к начальнику штаба армии, генералу Кристенко. Он вынул из принесенной папки несколько листков короткоживущей бумаги и, поглядывая туда, сказал:

– Испытание метасолдата прошло успешно. По наводке ФСБ он ликвидировал террористическую базу. Убито пятнадцать человек, взято в плен пятеро…

– Только пятеро? – прервал его генерал.

– Да. Все боевики были вооружены, так что Сокол – это его позывной – предпочитал убивать. Они там делали взрывчатку для террористических актов в Москве.

– Совсем оборзели, – заметил генерал, – устраивают военную базу в сотне километров от Кремля. Но это дело федералов. Хотели меньше шума?

– Да. – Полковник помялся. – Они первые открыли огонь, так что насчет шума…

– Ладно. – Кристенко побарабанил пальцами по столу. – Вернемся к нашим баранам… барану… Значит, один против двадцати боевиков с автоматическим оружием? Неплохо. Он что, с пушкой там бегал?

– Никак нет. Главное преимущество метасолдата – скорость и сила. Поэтому он воюет холодным оружием. Хотя вряд ли можно назвать «холодным» дротик весом в килограмм на скорости выше ста метров секунду.

– Так… – Генерал поднялся из-за стола, прошелся по кабинету. – Теперь плохие новости.

Полковник вздохнул и взял другие листочки из папки.

– Метаплазма, принятая в таких количествах, имеет много побочных эффектов. Прежде всего – привыкание. Снижается эффективность метасолдата, прежде всего – его сообразительность. Долгая реабилитация. А главное – мы не контролируем источник вещества.

– У нас нет ничего, чем мы могли бы прищучить вампиров? – удивленно спросил Кристенко.

– Есть. Но долгохранящаяся метаплазма нужна именно нам, для чего мы и дали им негэтропийные генераторы. Много накопить ее мы не можем, собственного производства – нет.

– Хорошо. – Генерал сел за стол, что-то записал. – Пока сосредоточьтесь на испытаниях, контроль над производством отложим на потом.

– Есть! – Полковник щелкнул каблуками и вышел.

Маргарита, детдом, развязка

Говорова Лидия Ивановна, директор поселкового детского дома, была на хорошем счету у начальства. Получаемые средства расходовала «экономно» – так, что хватало всем: и сама не бедствовала, и наверх передавала немалые суммы. А главное, с ее «вотчины» не поступало никаких жалоб; проверки, если случались, не находили никаких нарушений. Система «старшие управляют младшими и получают за это пайку» работала, как часы. И надо же случиться такому ЧП!

Она лично посадила Маргариту в кладовую, за надежные решетки, отправила пострадавших в медсанчасть и вызвала милицию. Последнее было трудным решением – огласки не хотелось. Но пострадавшие могли умереть, а это не скроешь. Кроме того, начальником отделения милиции работал знакомый, майор Стасенко, с ним можно договориться.

Снаружи послышался шум мотора. Лидия Ивановна выглянула в окно: милицейский микроавтобус, такого она не видела в поселке. Неужели районное начальство? Сердце ее болезненно екнуло. Из машины вылезли двое мужчин, похожих, как близнецы – в длинных светлых плащах, с большими ящиками в руках и пошли в сторону медсанчасти. Из кабины вылез мужчина в милицейской форме и Лидия Павловна успокоилась: это Стасенко. Майора она хорошо знала и поддерживала договоренность: детдомовские не лезут в поселковые дела, взамен милиция не вмешивается в дела детдомовские. Конечно, кроме таких вот ЧП…

У Николая Ивановича Стасенко все было с приставкой «небольшой». Лет сорока с небольшим, небольшая должность, небольшой «пивной животик», небольшой рост, из-за которого он казался этаким колобком. Он как бы не шел, а катился. Войдя в кабинет директора детдома, он, скинув легкое пальто, поставил портфель на пол, сразу же по-хозяйски плюхнулся в кресло и выразительно посмотрел на Лидию Ивановну. Та правильно поняла его взгляд, открыла сейф, достала бутылку коньяка, два фужера и разлила спиртное. Майор выпил, крякнул и сказал:

– Рассказывай, что у тебя тут стряслось. В подробностях.

Такая манера общения немного удивила женщину – обычно начальник поселкового отделения милиции старался не вникать в то, что у нее происходит. И говорил он как-то странно, как будто с трудом, нехотя. Может, раздражен происшествием? Она вынула из сейфа папку, открыла ее и начала читать:

– Маргарита Безфамильная, двенадцать лет, прибыла два месяца назад из распределительного детдома. Много бегала. Родителей не помнит. – Она отложила лист. – Вела себя тихо и вдруг – драка со старшими девушками. Пятеро избитых. – Она взяла другую бумагу и продолжила: – Татьяна Скворцова. 15 лет. Черепно-мозговая травма, сломанная рука. Светлана Чичко, 15 лет. Сломана нога и два ребра. Наталья Семенюк, 16 лет. Закрытые повреждения живота – упала на трубу. Еще сломана челюсть. Остальные травмы потерпевших – следствия ударов Маргариты. Еще двое, с ними легче…