Текст книги "Слово говорящего"

Автор книги: Олег Котенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Кагэро плелся вслед за Говорящим до тех пор, пока не разинула зловонную черную пасть пещера и не дохнуло холодом в лицо. Вот тогда Кагэро очнулся от полудремотного состояния и огляделся по сторонам. Заросшие склоны, полузакрытая поваленными стволами пещера. Никакой тропинки, никаких намеков на присутствие человека. Будто никогда здесь никого и не было. – Заходи, – велел Говорящий и Кагэро пошел первым. Воля Говорящего сломила его волю, как ветер ломает молодое неокрепшее деревцо. Хорошо, если ломает, тогда есть шанс дать новые побеги. А вот если вырывает с корнем... В пещере царил ледяной холод. Где-то капала вода, стекала с остроконечных пирамид сталактитов, что еще не доросли до пола. Тускло светились какие-то лишайники на стенах. Попискивали во тьме летучие мыши. – Здесь будешь жить, – Говорящий бросил тряпку, которую извлек из своей сумы, просто на камни. – Еду... Еду можешь забрать у них, если сможешь. Он кивнул в сторону стайки летучих мышей, повисшей на потолке. – Я не ем бабочек, – попытался возразить Кагэро, но тут же опустил глаза. – Можешь мне поверить, эти летучие мыши едят не только бабочек, Говорящий сделал паузу, чтобы осмотреть свод пещеры. – Иногда им везет и удается поймать пару крупных жуков. А сейчас – пойдем. Кагэро вышел вслед за Говорящим из пещеры. Долина, в которую странный незнакомец привел его, была со всех сторон огорожена скалами и непонятно, как они попали внутрь. Кагэро помнил только постоянно спутывающуюся траву под ногами и пульсирующий гул в ушах. Сама долина была овальной и абсолютно плоской. Рядом с пещерой сбегала со скал быстрая речка и пересекала долину, уходя в конце пути в какую-то ведомую только ей расселину. Говорящий показал Кагэро место и вручил предмет, похожий на огромную ложку, только с деревянной ручкой. – Выкопаешь вот такую яму, – Говорящий очертил на землю квадрат приличной величины. – И в глубину чтоб была такая, какой длины сторона. Понятно? И Кагэро снова почувствовал, как давит на его мозг неведомая тяжесть. И вбивает в сознание кол покорности, который – он знает – очень скоро пустит корни и расцветет пышным цветом. – Понятно... – Работа должна быть выполнена к вечеру. Стенки должны быть ровными. Угол между дном и стенками должен быть прямым. Вот так. Говорящий поставил одну ладонь вертикально ребром на вторую. – Если будет что-то неправильно – не получишь еды. Это понятно? – Понятно... – Все, приступай. Куда делся Говорящий, Кагэро не понял. Несколько первых минут он сосредоточенно вонзал в землю острие _лопаты_, пока туман не схлынул с его сознания. _Что я делаю? Повинуюсь приказам неизвестно кого..._ Кагэро оперся на рукоятку лопаты и положил подбородок на руки. Надо подумать. Наверное, этот человек колдун, раз сумел подчинить себе чужую волю. Может быть, пока его нет, можно убежать? Кагэро отбросил эту мысль. Бегать от колдунов – себе дороже. Из-под земли достанет и уж тогда придется позабыть и о жизни, и о смерти. Солнце медленно ползло по небу, укорачивались и вновь расли тени, а Кагэро стоял, опершись на лопату, и, позабыв о времени, думал. Мысль о _рабстве_ зрела в его мозгу и пока еще не дала никаких всходов. Все происходящее казалось ему нереальным. "Только так и выживают на войне, – вспомнил он давным-давно слышанные от Дзюбэя слова. – Если не верят в смерть". Говорящий появился вместе с дуновением холодного ветерка. Чуть тронула кожу волна воздуха, Кагэро обернулся – и увидел незнакомца с зелеными глазами. Тот с сожалением посмотрел на сделанное Кагэро – чуть тронутая земля, содранный слой дерна. – Работа не выполнена, – сказал Говорящий. – Теперь жди до следующего вечера, сегодня есть ты не будешь. И развернулся, чтобы снова уйти в никуда, но Кагэро неожиданно даже для себя положил ладонь на плечо Говорящему. – Стой, – Кагэро хотел произнести это твердо, но получилось нечто вроде мольбы. – Что такое? Раб научился говорить? Гнусная тварь, ты обрела дар речи? Боги были неправы... – Подожди, – во второй раз попросил Кагэро и заглянул Говорящему в глаза. Так, как заглядывает голодная собачонка в глаза богатому прохожему. Так, как смотрит нищий ребенок, увидев господина в шикарных лиловых шароварах и черном расшитом кимоно. Смотрит, надеясь на подачку. Кагэро закрыл глаза, внутренне собрался и выпрямил спину, но вынужден был снова согнуться и спрятать глаза. Взгляд Говорящего жег. Давил. Припечатывал к земле. В нем было столько презрения... Не высокомерности, которая смешна и нелепа, а именно сознания собственного превосходства, что Кагэро ощущал себя червяком, дерзнувшим коснуться вершины Фудзи. Такое счастье дается только раз в жизни, а после – жизнь отнимают, дабы червь не возомнил себя императором. – Ну что, раб, будешь умолять меня о жалости? – Нет, Говорящий... – Кагэро сжался от мучительной внутренней боли и добавил: – Сама... Говорящий-сама. – Перестань добавлять к моему имени свои дурацкие словечки! воскликнул Говорящий, скривив лицо. – Уж лучше зови меня господином. Кагэро удивился тому, что Говорящий не понял, как уважительно он произнес его имя. Он вообще не понял значения... Кто же он? – Хорошо, господин. Объясните же мне, что происходит? – А разве рабу обязательно знать что-либо? – совершенно искренне удивился Говорящий. – Еще вчера я был свободным и боялся разве что смерти, а когда увидел вас, что-то случилось со мной... Вы колдун? – Колдун ли я, ты спрашиваешь? А кто дал тебе право спрашивать? Может, вчера ты и был свободным, но сейчас-то у тебя этой свободы нет. Кагэро увидел, как нечто странное скользнуло в зеленых глазах Говорящего. Неужели он хотел вызвать его гнев? Неужели Говорящий ждал, когда Кагэро не выдержит и взорвется? Этого не может быть! – Я – человек, – сказал Кагэро и с удовольствием заметил, что в голос возвращается прежняя твердость. – А свобода – это преходящее. Говорящий смерил Кагэро презрительным взглядом. – Какой же ты человек, если говоришь так? Ты самая настоящая тварь. Благодари судьбу за то, что она послала тебе меня. Иначе ты сгнил бы гденибудь в лесу. Не вижу смысла человеку жить, если он предназначен червям. Уж лучше убить его в младенчестве. От взгляда чистых зеленых глаз стало жутко. Кагэро сжался в комок, в груди тугим клубком зашевелился страх. Кагэро изо всех сил пытался вырвать кол покорности из своего сознания, но пока не удавалось. Вместо этого он ощущал странное воздействие на свой рассудок. Говорящий все-таки колдун... – Кто вы? – в отчаянии протянул Кагэро, теряя всякую надежду. – Я – твой господин. Если хочешь получить завтрак – копай, утром я проверю. Покатилась по земле еще одна волна холодного воздуха. Кагэро показалось, что он видит Говорящего у скал, но уже через секунду там не было никого.

Всю ночь Кагэро копал и к утру на его ладонях осталась только тонкая пленочка, бывшая еще вечером кожей. Да и та еле-еле держалась на плоти. Пленочка лопалась, раны сочились сукровицей, которая засыхала и не позволяла Кагэро разжать ладонь. А когда он ее все-таки раскрывал, присохшая к стертой коже, сукровица трескалась, ранила еще больше и тогда уже шла настоящая кровь. Когда взошло солнце, Кагэро бросил лопату. Не осталось сил. Вся деревянная ручка была покрыта грязными желто-красно-розовыми разводами. Ладони так болели, что хотелось орать во все горло и кататься по земле, вгрызаясь в нее зубами. – Это всего лишь боль, физическая боль. Возможно, из-за сильной боли Кагэро не почувствовал волны, а, может, и не было ее. Говорящий сидел рядом, прямо на земле. – Хорошая яма, – сказал он. – Но углы внизу не прямые. Что это? он ткнул пальцем в яму. – Что это, а? Где там ровные правильные углы? Нет, это не то, что я велел сделать. Доделывай. – Сжалься! – вскричал со слезами на глазах Кагэро; ладони он держал перед собой так, чтобы Говорящий мог видеть их, представляющие собой две сплошные раны. Но его, похоже, это зрелище не впечатляло. – Почему я должен жалеть тебя? – поинтересовался Говорящий. – Разве я не смогу найти себе другого раба, если ты умрешь? Смотри. Говорящий взмахнул руками и перед ним вырос прямо в воздухе серый шар. Внутри шара клубился туман. Повинуясь рукам Говорящего, дымка разошлась в разные стороны и осела на землю, собралась вокруг его ног. Кагэро увидел тощего старика... нет, не старика, он просто выглядел, как старик. На самом деле нищему было лет тридцать. Опухшие суставы, желтое лицо и белки глаз, открытый рот, в котором виднеется распухший и покрытый язвами язык. Кагэро даже забыл о собственной боли. Волна страдания хлынула с поверхности шара, захлестнула его с головой... ...он лежит у дороги. Все тело его болит и ноет так, что думаешь, скорей бы уже пришла смерть и отбросила разом всю эту грязь. Совсем рядом поселок, по дороге постоянно ходят люди, но никто не останавливается, чтобы помочь ему. Он болен, неизлечимо болен и для него нет никакой надежды. Он просто ждет, пока придет смерть, и боль стала уже привычной. Но как же она сильна! Мимо идет молодой господин. Он не очень богат, но и не беден. Господин поворачивает голову, губы его искривляются, собираются в гримасу. Господин плюет на больного и этот плевок подобен касанию раскаленного железа. "Подыхай, скотина, раз не смог остаться человеком", – говорит господин и идет дальше... Кагэро посмотрел еще раз на свои ладони. Шар, созданный Говоряшим, исчез, растворился в воздухе вместе с серым туманом. – Ну что? – Говорящий улыбнулся. – Болят? – Болят. – И ты все еще считаешь ЭТО болью? – с вполне искренним удивлением спросил Говорящий. – Если да, то я могу показать тебе, что такое НАСТОЯЩАЯ боль. И Кагэро не успел крикнуть: "Нет!" Рухнула тьма. Но ненадолго. Вскоре мрак рассеялся и Кагэро увидел знакомые холмы, дом, деревню неподалеку. Это его дом. Кагэро подходит ближе и видит, что сквозь щели в стенах сочится серый дым. – Помоги-ите-е! Это Ацуко! Она внутри! Кагэро врубается плечом в дверь, но та будто стала каменной. Не поддается. Он бьет снова и снова, но ничего, никакого результата. Кагэро отступает на шаг назад. Пламя уже гудит внутри, уже пляшут вовсю оранжевые языки над крышей. В окне – лицо Ацуко. Такого ужаса он еще не видел никогда! – По-омо-оги-и!!! Он закрывает уши и глаза, но это не помогает. Не исчезает ни вид горящего дома, ни лицо Ацуко, ни ее крик. И она уже не кричит. Пламя бушует за ее спиной, а она просто стоит и смотрит. – Возненавидь меня, пожалуйста! – умоляет Кагэро, зная, что она слышит его слова. Ацуко шепчет в ответ: – Не могу... Не могу ненавидеть тебя... Люблю... – Нет!! Ее лицо исчезает в пламени, стены дома рушатся. Пожар гаснет, рассеивается дым. Кагэро идет по черным углям. Тело. Это тело Ацуко, изуродованное огнем. Он падает рядом с ним на колени, его душат слезы. И, не выдерживая, прижимается губами к обугленному лицу. Ее губы – живые... О, Боги! Она сама – живая! Черный уголь осыпается и Ацуко предстает перед ним обнаженная и прекрасная, будто только что рожденная самой Землей. Но лицо ее холодно и глаза – как два алмаза. Рубиновые губы кривятся в презрительной гримасе: – Ненавижу, тварь! Плевок в лицо. ...и этот плевок подобен касанию раскаленного железа.

– Отпусти-и! Кагэро схватился руками за голову и принялся рвать на себе волосы, будто хотел выдрать из мозга страшные образы. – Вот видишь, – сказал Говорящий. – Ты уже и забыл о своих ладонях. Хватаешься ими за голову. Наверное, это должно быть больно. Потом тебе придется отрывать присохшие к заживающей ране волосы. Но работу ты выполнил, пусть и не очень хорошо, я дам тебе поесть. Только не думай, что эти углы забудутся. Следующую яму ты сделаешь вдвое глубже. И шире. Даю тебе день на отдых. Говорящий сунул руку в карман и вытащил оттуда засохший кусок хлеба. Бросил на землю и исчез. Прошло немало времени, прежде чем Кагэро успокоился. Лицо Ацуко, то бледное, то голубое – мертвое, то ненавидящее, все так же холодило его кровь, не желая уходить из мыслей, но приступ закончился. Кагэро поднял с земли корку и тут же уронил, взвыв от боли. Острые края не хуже стали резанули по ладоням. – Будь ты проклят, – прошипел Кагэро. – Даже это ты превратил в пытку. – Путь к истине проходит по спинам тех, кому не удалось, – долетел до него шепот Говорящего. Кагэро кое-как взял окаменевшую корку и зашвырнул подальше.

Кагэро лег на спину и закрыл глаза. Солнце медленно ползло по небу, то срываясь за тучами, то проливая на землю ушаты тепла и света. Кагэро лежал недвижимый и любой, идущий мимо, мог бы подумать, что он мертв. Да он и так практически был мертв. Ибо состоянии, в котором он находился, нельзя было назвать жизнью или вообще чем-либо, с этим понятием связанным. Кагэро удалось разделить свое сознание и, лежа под солнцем, он занимался тем, что изучал каждую ячейку своей личности. И ему не нравилось то, что он видел. Говорящий не вбивал в голову Кагэро ровным счетом ничего. Он поступил мудро и просто: оказал минимальное воздействие, целью которого было заставить Кагэро поверить. Поверить в то, что Говорящий молотом бил по его сознанию. А дальше – фантазия, воображение, которое понарисовывало такого... Кагэро принялся выбрасывать из себя всю эту грязь. И одновременно строил щит. Может быть, еще ненадежный, может быть, ему недоставало прочности, но основа у него имелась.

Кагэро показалось, что волна холодного воздуха пронеслась по всей земле от самого горизонта. И на горизонте же иссякла. – Новую яму будешь копать вот на этом месте... Говорящий показал пальцем туда, где сохла куча вырытой ночью земли. Придется засыпать первую яму. – Не буду! Кагэро не удосужился повернуться. И почувствовал, как ползет по спине предательский холодок, как проникается в мозг пальчик страха. "Не верь! Не верь! Не верь!" – Не будешь? – переспросил из-за спины Говорящий. – Не буду. "Не верь! Не верь! Не верь..." Не получается... Кагэро повернул голову и увидел Говорящего. Тот смотрел на него ясными зелеными глазами и, улыбаясь, покачивал головой, будто говорил: "Ну, парень, ничего лучше придумать не мог?" – Я не верю... – прошептал Кагэро так тихо, что и сам едва услышал. – Не веришь? – опять переспросил Говорящий и тон его был... дружелюбным. – Не веришь, да? – Не верю, – Кагэро бросило в жар, потом в холод, ему показалось, что выступивший пот замерз. – А ты поверь. Глаза Говорящего сделались ледяными, обманчивое тепло некошенного луга испарилось. – Лучше поверь. Ну? – Да... господин. Кагэро почти явственно увидел, как скользнуло по лицу Говорящего разочарование. Он вздохнул и небрежно повел рукой. – Копай.

К утру Кагэро успел привыкнуть к пронзительной боли, которая гуляла по рукам. Но это вначале по рукам, потом она распространилась и на плечи, и на грудь. Стала достреливать до самого живота, когда деревянная ручка лопаты касалась истертой чуть ли не до костей плоти. Так вот, к утру разум просто устал страдать и омертвил какую-то часть самого себя. Кагэро, правда, не заметил, как и когда это случилось. Просто в один прекрасный момент мысли отвернулись от боли. И боль тут же забылась, будто и не было ее никогда. А Кагэро совершенно спокойно смотрел на покрытую, будто густой краской, грязно-красными разводами ручку. И копал. Подобно слепому кроту вгрызался в землю. И утром, когда вместе с ветром пришел Говорящий, яма была готова. – Гораздо лучше, – заметил Говорящий. – Ты заслужил кусок мягкого хлеба. Говорящий скривился от отвращения: Кагэро, по-звериному осклабившись, упал на колени и протянул руки, на которые было уже страшно смотреть, ибо они не были руками человека. Говорящий стоял и смотрел в потускневшие глаза Кагэро. Верно, ждал, пока блеснет в них разум. Не дождался, швырнул хлеб себе под ноги и ушел. ...Проснувшись, Кагэро почувствовал себя странно. Сознание пробуждалось постепенно, такого раньше никогда не было. Волна прошла по всему телу, и она несла с собой жизнь. И боль – когда добралась до рук. Тогда полыхнула такая боль, какую Кагэро испытал только один раз в своей жизни. Тогда, когда его чуть было не убили лишь потому, что надо было на кого-то свалить вину. Поиск виновного – извечное занятие всех дикарей. Найти поскорее виновного и расправиться с ним по всей строгости идиотского закона – что может быть лучше и приятнее? Кагэро встал. Жаркое марево колыхалось над землей и потоки зноя вливались в это колышащееся озеро сверху. В долине не было места, где можно укрыться от палящего солнца. Кагэро пытался спрятать руки под себя, но постоянно прикасался ими к одежде, что доставляло невыносимую боль. Сев на землю, он заплакал. Чувство, соединившее в себе и обиду, и отчаяние и бог знает что еще, билось внутри. Кагэро больше не чувствовал себя человеком, скорее, тварью. Хотя, даже животные не выполняют ничьих приказов, мечтая лишь о куске хлеба. Зверю нельзя приказать, его можно только убить. И когда пришел Говорящий, а случилось это под вечер, Кагэро не смог даже поднять головы. – Будешь копать новую яму, – как обычно, без вступлений, сказал Говорящий. – Только на этот раз задача усложняется. Я не дам тебе лопаты. – Как?! – Кагэро протянул ему руки. Говорящий безразлично пожал плечами. – Как хочешь? Руками, зубами, мне все равно. Слезы хлынули, но не наружу, а внутрь. И затопили душу. Те остатки души, которые еще не покрылись грязью и ранами. Не понимая, что делает, Кагэро вскочил и ударил Говорящего в лицо. Головой. Ударил сильно, не контролируя себя. И очнулся, когда увидел, что Говорящий лежит на земле. Такой беззащитный... Его нос и губы были разбиты, кровь текла по подбородку. Кагэро похолодел от ужаса. Теперь ему точно не жить. И обреченно принялся рыть землю изуродованными руками, давясь болью. Говорящий встал, взял Кагэро за плечо и заставил подняться. Его лицо было нормальным. Ни крови, ни ссадин, ничего, что было еще минуту назад. И еще Говорящий улыбался.

Кагэро лежал в пещере. Только теперь не на той тряпке, кишащей червями, которую увидел в первый раз. Он лежал на мягкой шкуре. Руки его были обмотаны лентами ткани, а под тканью – целебная мазь. Говорящий сидел рядом и курил длинную деревянную трубку. Он дал Кагэро право задавать вопросы. – Зачем? Говорящий повернул голову. – Зачем все это было? – повторил Кагэро. – Что тебе от меня нужно? – Мою цель ты все равно не поймешь... сейчас не поймешь. – Почему? – Потому что ты еще слишком глуп. Хотя... Вот, например, если поля сушит засуха, что вы делаете? Кагэро удивился перемене темы. – Ждем, когда пойдет дождь. – А почему идет дождь? Ребенок рождается в результате зачатия, огонь разгорается, когда его зажигают, а почему идет дождь? – Боги... – Боги, – повторил Говорящий. – А кто бог и что это такое? – Ты специально задаешь вопросы, на которые я не могу ответить. – Конечно. Сейчас не можешь. Так вот, я скажу. Люди вообще глупы и поэтому появляются те, кто может выполнять некоторую работу за них. – Например, ты? – Например, я, – согласился Говорящий. – А скоро – и ты. – Но почему?! – Ты, наверное, ждешь, что я буду говорить о предназначении, о том, что избранный рождается раз в сто поколений? Ничего подобного. Ты силен... а я... совершенно случайно наткнулся на тебя. – Случайно?! – Абсолютно, – кивнул Говорящий. Кагэро замолчал, переваривая услышанное. – А если я не захочу? – осторожно спросил он, наконец. Слишком яркими были воспоминания. – Тебе все равно некуда деваться. Можешь противиться, но Истина уже не обойдет тебя стороной. Выбери, что лучше: жить с малой толикой этой Истины или же получить ее полностью. А ты тщеславен! – заявил Говорящий неожиданно. Кагэро отогнал прочь мысли о власти. Для Говорящего он был открытой книгой. – Так вот, запомни, ты ничего не получишь. НИЧЕГО. Можешь стать императором, кем угодно, но у тебя никогда не будет ничего, что есть у нормальных... прости, у людей. – То есть? – Женщины будут с радостью отдаваться тебе, но ни одна из них не полюбит тебя. Друзей у тебя не будет вовсе – люди обычно ненавидят тех, кто стоит хоть на пару ступеней выше остальных. Никогда ты не дождешься ни от кого совета или помощи – все будут считать тебя всемогущим. Ты узнаешь поклонение, но не уважение. Поклонение, вызванное страхом. – Я не хочу... – пробормотал Кагэро. – Поздно.

Кагэро сидел на камне и жмурился от солнца. Говорящий, превратившийся в учителя, расхаживал вокруг. – Любую крепость легко сокрушить, если у нее нет прочного основания. Корень – это все, – говорил он. – Вот, например, цветок. Ты можешь легко погубить его, не прикасаясь ни к стеблю, ни к листьям. Просто повредить корень. – Но зачем мне губить такой красивый цветок? – А какая тебе от него польза? – Он радует мой взор. – Но ведь придет осень и цветок все равно завянет. – Но до этого времени он успеет разбросать семена, и на следующий год цветков будет уже десять. Кагэро успел лишь заметить, как шевельнул бровью Говорящий и как качнулся цветок. – Все, – заявил зеленоглазый колдун. – Этот цветок никогда не даст семян. Теперь у тебя нет причин, чтобы не уничтожать его, так? Кагэро с сожалением посмотрел на желтые лепестки. _Сволочь. Для тебя ничего не стоит погубить жизнь_. – И ты всегда так? – тихо спросил Кагэро. – Если женщина призвана рожать детей, то бесплодная женщина никому не нужна и ее можно убить? – А зачем ты убил тех людей? Кагэро вздрогнул. События последних дней полностью вытеснили мысли о тех троих... даже четверых, которые погибли по его вине. – Враг есть враг. – Между вами шла война? – Почти. Говорящий взмахнул руками и огромное окно распахнулось прямо перед лицом Кагэро. В кругом окне он увидел остатки деревни – разрушенные дома, остывшие пожарища, ветер... – _Враги_ уничтожили твою деревню. Они напали ночью, никого не оставили в живых, чтобы некому было продолжить войну, – Говорящий помолчал. Ты ведь тоже ненавидел их за то, что они сделали с тобой. Теперь тебе некому мстить. Что ты чувствуешь? – Ацуко... – прошептал Кагэро и сжал веки. – Теперь я ненавижу их вдвойне. За то, что отняли у меня месть, и за... за все остальное. Окно исчезло. – План _врагов_ провалился, – сказал Говорящий. – Они не порвали корень и теперь есть, кому продолжить войну. Хуже всего оставить корень, тогда вражда будет длиться вечно. На сегодня достаточно, ты свободен. – На сегодня... А что будет завтра? – Завтра будет новый день. Завтра и посмотрим.

На следующий день Говорящий пришел рано. Вместе с рассветом. Он поднял Кагэро и вытолкал, сонного, к выходу из пещеры. Над скалами разгоралось розовое пламя. – Красиво... – Кагэро как завороженный следил за сменой красок, такого рассвета он не видел еще никогда. Нежно розовая краска разлилась по небу и только после этого стала постепенно густеть на востоке. Из-за горизонта вырвались оранжевые языки. Наверное, над самим горизонтом занимается новый пожар, желто-оранжевый, но его Кагэро видеть не мог из-за скал. Струи пламени пронзили розовый небосвод и мгновенно потускнели. Вернее, расплылись. И уже после всего этого Кагэро увидел настоящий солнечный свет. Он в миг затопил все небо, сквозь розовожелтую пелену прорезалось обычное синее небо. Вскоре оно побелеет и станет голубым лишь к вечеру, а такой синевы в нем не будет до следующего утра. – Ты свободен. Кагэро опустил голову и несколько секунд водил ею туда-сюда, пока не погасли пятна света в глазах. – Что? – Можешь идти на все четыре стороны, – сказал Говорящий. – Как? – не поверил Кагэро. – Все? – Что все? – Ну... А как же то, о чем ты мне говорил? Говорящий улыбнулся. По идее, он должен был рассмеяться над глупостью Кагэро, но ничего смешного в этом не было. Он только снисходительно улыбнулся. – И что же ты надеялся узнать, сидя в безопасной долине? Там, он махнул рукой в сторону скал. – Только там течет жизнь, здесь время остановилось давно и уже навсегда. Здесь никогда не уходит лето и не вянет трава. Смотри, уже и следа нет от ям, которые ты копал. Земля восстановилась. Но здесь человеку жить нельзя. Я и сам боюсь этого места. – Боишься? Что же плохого в вечном лете? – А что в нем хорошего? Здесь ты как бы постоянно проживаешь один и тот же день снова и снова. Ты не состаришься, но жизнь твоя будет похожа на... на болото. Попробуй написать стихи. Солнце взойдет – и бумага, на которой ты писал, растворится в воздухе. Ты опять возьмешь листок и сочинишь те же стихи, и запишешь их, а на следующее утро все произойдет заново. Кагэро почувствовал, как что-то сжалось в груди. – Значит, если я не уйду прямо сейчас, то на следующее утро ты заново расскажешь мне все это... а я снова не уйду, и все будет повторяться? – Да. Вот почему я разбудил тебя так рано. На меня это место пока не действует – я ЗНАЮ, как противостоять ему, но для тебя все повторится. – А я буду знать? – Возможно, – уклончиво ответил Говорящий. – Истина сама выбирает, кому какую часть себя открыть. А теперь уходи. Помнишь, как попал сюда? – Нет. – Это потому что я вел тебя. Провел сквозь завесу застывшего времени. Но ты можешь и сам уйти. – Как? – Просто уходи. – Как? – не понял Кагэро. – Просто идти? – Нет, идиот! Ты должен четко уяснить для себя, что ХОЧЕШЬ УЙТИ. Понял? Именно уйти. Ну конечно же он хочет уйти! Какие могут быть сомнения. Только вот как... Кагэро повторял себе: "Уйти... уйти...", но ничего не менялось. А во взгляде Говорящего все более заметным становилось разочарование. И тут в Кагэро что-то сломалось. Возможно, надоело постоянно чувствовать на себе оценивающий взгляд или что еще, но он вскричал: – Ненавижу, черт тебя подери, ненавижу! И ударил кулаком в скалу. И сердце чуть не остановилось от испуга. Не было перед ним никакой скалы, было озеро, возле которого он встретил наглого каппа, был сырой ветерок и запах травы и воды. Кагэро оглянулся и не увидел ни скал, ни Говорящего. – Свободен... – выдохнул Кагэро. Упал на колени и зажившими уже ладонями смял тугие стебли травы. – Наконец-то свободен. – замолчал на секунду. – И к черту ваши Истины. Проживу и без них. Все его естество ликовало, поэтому Кагэро не заметил, как печально вздохнул ветер в ветвях деревьев.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

У Итиро было круглое, бледное до невозможности лицо. И он почти всегда улыбался. Улыбка будто прилепилась к его полным серовато-розовым губам. Кагэро, когда увидел его впервые, вздрогнул от испуга. Это нормальное чувство, которое испытываешь, видя чье-либо внешнее уродство. Что странно, уродливые люди никогда не внушают отвращения, но почти всегда – страх. Постепенно привыкаешь. И Кагэро уже привык к необычной внешности своего спутника. Итиро был почти слеп, но его слух и обоняние ничем не отличались от звериных. Также у него было развито какое-то непонятное шестое чувство: он прекрасно ориентировался без помощи зрения, Итиро чувствовал каждый камень на дороге, никогда не касался плечами стен даже в самых узких улочках. И сейчас, шагая по самому краю пропасти, Итиро шел уверенно и непринужденно. Кагэро плелся следом, холодея каждый раз, когда нога становилась неровно. – Осторожно! – вскрикнул Кагэро – камень размером с два кулака сорвался из-под ноги Итиро и, кувыркаясь, полетел вниз. Итиро оглянулся. – Что? _Боги, он даже не заметил_, – с ужасом понял Кагэро. – Ничего, ничего, только иди, пожалуйста, осторожнее. Итиро передернул плечами и поправил сумку на левом плече. Кагэро почувствовал, что пальцы, сжимающие ремень его сумки, совершенно онемели и он был близок к тому, чтобы выронить свой полумешок. Плотнее прижавшись левым плечом к гранитной стене, он сделал несколько глубоких вздохов. Дальше тропинка шла под углом, придется идти вдвое медленнее, чтобы не поскользнуться. – Проблема твоя в страхе, – заявил Итиро через плечо. – А что же мне делать, если более, чем наполовину, уверен, что не доживу до вечера? – А ты будь уверен полностью, что не доживешь, – хохотнул Итиро. Тогда нечего и бояться будет. Даже лучше: будешь надеяться, что может быть останешься жив. – Спасибо за совет... – А если серьезно, то как раз страх увеличивает вероятность того, что ты очутишься вон там. Он махнул рукой, указывая в пропасть, при этом так качнулся, что у Кагэро на миг остановилось сердце. – Ведь признайся, – продолжил Итиро. – Воображение рисует тебе всякие неприятные картины, правильно? Остановись. Кагэро встал, повернулся к стене спиной, но сумки из рук не выпустил. И в очередной раз понял, что выбрал правильную одежду, пусть и необычную. Просто представить нельзя, как можно ходить по горным тропам в таких шароварах, как у Итиро. Между прочим, шаровары и кимоно, которое сейчас лежит свернутое в суме, вышивала не мать, а невеста. Кагэро, когда узнал об этом, даже присел: какая же девушка согласится жить с таким? Кагэро еще раз посмотрел на луноподобное лицо Итиро. – Ну? – Кагэро выжидающе посмотрел на своего спутника. – Не нукай. Так, скажи, представляешь ты себе, как вот сейчас выскочит камень у тебя из-под ноги и ты закувыркаешься вниз? Кагэро уставился в небо. Вообще-то да. Но ведь делает он это не специально. Само по себе выходит. – Представляю, – признался он. – И тебя так и подмывает подойти к самому краю, – продолжил Итиро, улыбаясь, – подойти, глянуть вниз. Не для того, чтобы увидеть, что там, внизу. А для того, чтобы почувствовать, как кровь превращается в вишневый сок. Кагэро прошиб пот. Он почувствовал, как одеревенели мышцы, а суставы и вовсе срослись. Он сам превращается в камень... Потому что вот точно такой голос и такое же выражение глаз было у Говорящего. Он с трудом двинул глазами, чтобы перевести взгляд с вершин гор на Итиро. – Нет, – судорожно выдохнул Кагэро. Стало хуже. Сведенная судорогой грудь выпустила воздух из легких, а впускать не пожелала. Кровь рванулась к лицу. Жуткая пустота стала образовываться под ребрами. – Эй-эй! – крикнул Итиро и тут же всякое сходство с Говорящим исчезло. – Успокойся! Ладно, пошли отсюда. Похоже, тебе действительно плохо.

Тропа вилась еще долго. Идти нужно было не останавливаясь, потому что на тропе просто нет места для сидения или чего еще. Да и особой свободы движений она тоже не предоставляла – будто по закону подлости, будто кто-то специально посыпал ее крупным щебнем. Кагэро, правда, шел вслед за Итиро и тот рабрасывал в стороны – вернее, в одну сторону – камни. Когда же тропа свернула в сторону и пропасть ушла вправо, Кагэро испытал такое облегчение, какого не испытывал еще никогда. Даже тогда, в долине... Впрочем, тогда он и не успел ничего почувствовать. Только позже, в мыслях он обыгрывал произошедшее с ним, и только тогда ему становилось по-настоящему страшно. Одновременно с чувством облегчение Кагэро овладела сильнейшая усталость. Он упал на землю, прямо рядом с костром, который развел Итиро, и у него не было сил, чтобы двигаться. Впрочем, спать он не хотел. Лунолицый Итиро что-то там колдовал над костром, подвесил котелок, налил принесенной с собой воды. А вот откуда у него взялось такое множество всяких корешков да порошочков... Кагэро следил за его движениями – движениями профессионального повара. Кажется, процесс приготовления пищи доставлял Итиро немалое удовольствие – круглое лицо его из бледного становилось светлым, а дурацкая улыбка – вполне естественной. Кагэро закрыл глаза. Несколько мгновений картина держалась, а потом смазалась, пошла туманными полосами. Полосы в свою очередь завертелись, закрутились в одну спираль, которая вытянулась в длину. А потом видение взорвалось красками... Очнулся Кагэро от того, что Итиро тряс его за плечи. – Сейчас... – пробормотал и чуть было снова не уснул. Огромных усилий стоило открыть глаза и сесть. А потом – остановить мир, который кружился ничуть не медленнее вихря из туманных полос. – Давай-давай, есть будем. Кагэро подумал о еде и почувствовал легкую тошноту. – Не хочется что-то... – Хочется-не хочется, а надо. Кагэро заметил, что Итиро любит повторять слова при разговоре, и удивился тому, что не замечал этого раньше. В жидком прозрачном бульоне плавало всего несколько небольших кусочков мяса. Кагэро не стал спрашивать, что это за мясо. Ясно, что кроме каких-нибудь крысоподобных созданий Итиро ничего ни убить, ни поймать не в состоянии. То есть, ничего, кроме того, что можно поймать в маленький самодельный капкан. Тошнота вскоре погасла, а Кагэро почувствовал лишь заполненность желудка, но не сытость. – Долго еще? – ощутив новый прилив слабости спросил он. – Идти. – Нет, скоро уже. Спуститься в долину, там, – Итиро махнул рукой куда-то в сторону. Кагэро представил себе лысоватого, с остатками седых волос на голове старичка, который живет в своей хижине... совсем один среди гор. – Почему твой дед ушел от людей? Итиро пожал плечами. Он вроде бы смотрел куда-то, может быть, на вершины гор, но как он мог видеть их? Кагэро стало немного жаль его – такие беспомощные были у Итиро глаза. – Не знаю. Он сказал, что нам этого не понять, потому что все молодые. – А сколько ему лет? – Не знаю. Лет девяносто, наверное, потому что когда я был маленьким, мать упоминала цифру семьдесят в связи с его возрастом... Он тогда еще сказал, что в старости начинаешь понимать, для чего живешь. И становится страшно от того, что прожил жизнь зря, хотя и старался изо всех сил... Итиро повернул луноподобное лицо к Кагэро. – Он сказал, что нет смысла думать о том, как бы прожить жизнь, чтобы потом сказали: "Он жил не зря". Потому что как ни старайся... Он ушел в горы искать истину. "Истина... Снова эта Истина. И почему к ней всех так тянет? Что в ней хорошего? Что хорошего во всезнании? И зачем мне знать цель собственной жизни? Мне ли не все равно? Вполне возможно, что в старости я тоже пойму всю никчемность своего существования, но это будет лишь в старости, а пока я молодой..." – Дед тоже так думал, когда был молодым, – вздохнул Итиро и Кагэро, уже засыпая, понял, что бормотал все это вслух.