Текст книги "Рваный бег"

Автор книги: Олег Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава 4

Мы шли уже третьи сутки, подходя к очередному переходу. Пустынные и пыльные миры сменяли друг друга, подобно мутным пластинкам старого фотоаппарата. Песок, облезлые кусты, заунывные песни ветра и отсутствие зверья в округе. Под конец путешествия к Дымокурам Щепка стал похож на дикобраза, дергавшегося от любого шороха.

– Чего это он? – полюбопытствовала Настя, бодро шагавшая вслед за близнецами. Каждый новый «коридор» она переносила все легче, удивляя меня своей приспособляемостью к вывертам подпространства.

– Здесь обычно разной дряни полно. Ну, не смертельно, но пытаются нападать. И пауки большие, и ядовитых идиотов многоногих хватает. Даже птичек видели, похожих на страусов. Правда, зубы как у крокодила и даже на мотоцикле не удерешь, но все не бронированные и отстреливаются легко. А вот то, что сейчас ни одной заразы не видно – говорит о дурном. Если их здесь нет, то где-то они толпой собрались. Или, что еще хуже, сюда выхлопом кого пострашнее забросило, вот живность и повымерла. А как бяки разок пришли, так могут и другой заглянуть. Сама понимаешь, злобный неизвестный враг нам куда как хуже привычных тараканов-переростков. Похоже, с Полустанка опять какую-то дрянь на ближайшие пустоши вышибли, вот у хищников Гон и начался. Рвут все, что шевелится, по любым неохраняемым переходам лезут. Лучший индикатор беды у соседей – мертвая тишина на ближайшей поляне.

– И вы их тоже – дустом? Всех местных пауков, птеродактилей и прочих? Чтобы ходить не мешали?

– Патронов не напасешься, – ответил я, потом спохватился и посмотрел на хитрую рожицу собеседницы. Поймала, вредина. Все никак не может простить, как мы ее драгоценную тушку сквозь каннибалов волокли. Тонкая душевная организация, совсем-совсем не терпит диверсионно-минной войны. Хотя, вчера вечером Михалыча донимала, просила показать, как он бомбы мастерит. Серегу спрашивать было бесполезно, наш подрывник уже тогда начал на любой звук кидаться. – Нет, милая, никого мы не травим. Мы же бродяги, работаем за процент. Полномасштабную войну только государства ведут. Да и те из местных обычно хороший прямой канал под себя подминают, ставят пулеметы на проходной и живут припеваючи. А по разным загогулинам лишь нищие попрошайки болтаются. Тут урвешь, там утянешь – вот и повод потом в кабаке стаканчик пропустить.

– И ты считаешь, что это правильно? Грабить слабых, водить контрабандистов и торговать дурью?

– Так тебя никто и не заставляет. Если талант прорежется – иди на госслужбу. За пару лет заматереешь, коли в подковерных играх не сожрут, будешь для богатых начальничков забавные безделицы у соседей закупать. Или в охрану переходов подашься, кто стабильные каналы обороняет. Через десять лет будешь от скуки выть и на стенку лезть, зато устав и правила стрельбы на поражение по любой не идентифицированной цели выучишь лучше любой молитвы… Или проснется в тебе авантюрная жилка и подашься в бродяги. Исходишь всю округу по тысяче раз, устанешь на курок нажимать, жизнь спасая. А потом поймешь, что золотого замка не нажила, а душу на местных тропах навсегда потеряла. Так и будешь болтаться, пока где не ошибешься. Другого пути нет. По-крайней мере, я его не знаю…

Оглянувшись на замыкавшего крохотный отряд Михалыча, я повернулся и полюбовался на поднявшиеся впереди груды камней. Заканчивая болтологические развлечения скомандовал:

– Братья в охранение, мы здесь. Яппи и Щепка – проверить зону перехода. И Сережа, прошу тебя аккуратнее. Не хватает еще, чтобы ты кого из своих с расстройства подстрелил.

Баюкая снятый с предохранителя автомат, я устроился на прожаренном солнцем валуне. На удивление мирное путешествие от одного обжитого мира до другого настраивало на умиротворенный лад. Вбитые в подкорку рефлексы дремали, сотни и тысячи мелочей в картинке окружающего пейзажа говорили об отсутствии опасности. Очередной коридор – и дальше группу поведет Японец. Он настроен на гремящий железом вонючий мир Дымокуров намного лучше меня. Там, где я загривком сумею прочувствовать атаку песчаных волков, просочившихся сквозь туман невидимыми тенями, наш милый узкоглазый мастер будет хлопать ушами. Но как только речь заходит о бандах бородатых отморозков, прокопченных до черноты, немногословному Яппи нет замены – успеет увести отряд запутанными тропами еще до того, как прогремит первый выстрел. Там, где для меня одинаковые дряхлые железные столбы вдоль изломанных пыльных коридоров, для него – мир родной, способный предоставить и кров и стол. Вот и верь потом в стереотипы: я мастер дикого оленя в пустыне найти, а сын ненецкого народа – по ржавой шестеренке судьбу предскажет на ближайшие сутки…

– Чисто! – дал отмашку Щепка, мелькнув среди камней.

– Ладно, ребятишки, прогулка закончилась. На раз-два собираемся бодрой кучей и навстречу паровозным гудкам… Двинули…

* * *

Пускавший золотые зайчики огромный корабль пыхтел свежепокрашенными трубами и медленно полз над облаками. Если бы не километровая высота и проплывавшие внизу развалины городов – вполне можно представить, что сидишь на раритетном пароходе где-то посреди Миссури и попиваешь чай, слушая вопли чаек за кормой. Или не чаек, никак не выучу название местных птиц, столь же нахальных и горластых, как и наши наглые морские попрошайки. Пусть будут чайки, лишь бы на голову не гадили, а то повадились, заразы, пролетающие мимо корабли метить.

Рыжие косички успели за сегодня мелькнуть сотню раз во всех углах безразмерного великана. Насте было интересно все – и как работают толкательные винты, двигая громаду вперед, и как плюется паром судовая машина, и как сияют хрустальные сферы древних машин, наследия давно сгнивших цивилизаций. Сколько тысячелетий прошло, а когда-то всеобщая антигравитационная сеть местами все еще работает, позволяя новым бородатым хозяевам ползать над облаками, отмывая периодически палубу от навалившихся птичьих удобрений… Чтоб их, зараз, хоть и не выходи на улицу из застекленного ресторана.

Прикрыв рукой бокал с недопитым пивом, я ретировался обратно в душное помещение, спасаясь от нахальных крылатых бестий. Не позволю им испортить столь хорошо начавшийся день. И пусть за билеты и крохотную каюту пришлось выложить приличную сумму, но мы зато впервые нормально отмылись после стольких дней бродяжничества, неплохо поели и теперь наслаждались дорогой. Тишина, спокойствие, дрыхнувшие без задних ног компаньоны и настырная девчонка, донимавшая вопросами невозмутимого до безобразия Японца. Ну, пусть ходят, пусть во все дырки нос суют. Было бы опасно, я бы давно по условленному сигналу забаррикадировался в каюте и отбивался от эфемерных агрессоров. А так – пиво поверх сытного обеда, не жаркое солнышко и приближающийся порт, откуда мы ближайшим паровозом поедем дальше. Все ближе и ближе к грандиозной свалке жестянщиков, на которой валяются обломки всего индустриального мусора сотен миров: начиная от древних колесных пароходов и заканчивая малопонятными огрызками спаленных дотла звездолетов. Там, в собранной из бронеплит хибаре живет пара вечно пьяных оболтусов. И там мы купин столь нужное Насте лекарство. Потому как ну очень не хочется остаться с пустыми руками и сбивать ноги дальше. Хибара, два алкоголика с противоядием, схрон давно сгинувшего Типтопыча и тихая спокойная дорога домой…

Закончив заклинать злодейку-удачу, я допил пиво и медленно пошел в каюту. Далеко впереди мигнул яркими огнями бакен, значит нам осталось меньше часа до пропахших дымом причалов Гамма – крупного местного города, вобравшего в себя людей со всей округе, опутанного паутиной железнодорожных путей и окутанного клубами дыма от многочисленных заводов. Место нашей пересадки.

* * *

Худой коротконогий мужчина в пропыленном брезентовом плаще поправил взваленный на плечо ковер, свернутый неряшливым рулоном, и медленно побрел мимо пришвартовавшегося парохода. Тысячи таких же работяг запрудили заваленный ящиками причал, таская с места на место грузы, представляя собой многорукий муравейник. Кашель, крики, ругань и грохот сваленных ящиков – все порождало давящую на уши какофонию, вечную спутницу любой деятельности Дымокуров. Хочешь узнать, куда ты попал – закрой глаза и втяни носом гарь. Достаточно секунды, чтобы понять, что ты пришел сюда – в вереницу чадящих городов, ползущих черными оспинами вдоль побережья давно высохшего моря.

– Филин, за нами хвост, – удовлетворенно хмыкнул Яппи, все так же мерно вышагивая сбоку от нашей сбитой гуртом ватаги. – Коротышка в мятом плаще и с каким-то тюком на правом плече, только что был у идиотов, уронивших ящик при разгрузке.

– Идиотов видел, твоего умника сейчас «срисую». Точно по наши души?

– Да. Предлагал же Насте волосы прибрать, не отсвечивать.

– Я настоял. Лучше мы сейчас хвост заметим, чем нас в городе прижмут. Больше никого? Ладно тогда… Давай не спеша вон туда, рядом с пирамидой из зеленых коробок. Там толпа, чуток притормозите, пока будете пропихиваться. Встретимся у следующего причала, где сейчас буксир швартуют.

– Понял. Аккуратнее сам…

Но я уже не слышал. Значит, чутье проводника не подвело. Ждут нас здесь. И, судя по одиночке, просто сеть редкую забросили на приходящие корабли, чисто на удачу. Знаю я таких молодцев, кто подрабатывает от случая к случаю. Ходит часами, таскает разный хлам, чтобы сильно глаза не мозолить. А как что интересное увидит, проводит до ближайшей станции, а оттуда по допотопному телефону звякнет на заветный номерок. Оп – и тебя уже не один человечек ведет, а полсотни охотников в вагоне за жабры берут. Или вообще, завернут трамвайчик в тупик – и все, господа пассажиры, просим не беспокоиться, станция конечная…

Хозяин ковра сбросил поклажу у груды мусора, стянул видавший виды грязный берет и превратился в совсем другого человека, суетливо спешащего за новой порцией груза. Один из многих муравьев, бегущих протоптанными дорожками навстречу вечернему грошику. Безликая тень, мелькнувшая мимо вас и пропавшая в веренице смазанных лиц. Профессиональный нюхач, успевший за один миг выделить из толпы приехавших добычу, за информацию о которой обещали заплатить очень дорого. И которую теперь надо было ювелирно довести до места, где уже другие цепкие руки смогут молниеносно спеленать хрупкий товар.

Шагнув в тень от очередной груды коробок, мужчина успел лишь заметить черное пятно сбоку, небрежно ткнувшее тонким острым шилом в грязную шею. Удар, подобный взмаху крыльев бабочки, и чужак шагнул в сторону, затерявшись в суете порта, оставив за спиной медленно оседающее тело.

– Проклятый наемник! – только и успело мелькнуть в гаснувшем сознании. Просчитать – какими именно загогулинами пойдет топтун, где его можно будет перехватить и уничтожить, не привлекая внимание в битком забитом людьми порту… Проклятый на… Убитый сложился грудой грязного брезента, превратившись в еще одну мусорную кучу, не успев подать весточку другим охотникам про обнаруженную добычу.

Я успел нагнать сбившихся в кучу товарищей уже на краю пирса, где заканчивалась мешанина коробок и начинали карабкаться в мутное серое небо первые дома: склады, таверны и многочисленные офисы перерабатывающих компаний. Еще раз аккуратно осмотревшись, довольно улыбнулся:

– Нормально, парни, хвост сбросили. До сумерек успеем на станцию… Что такие хмурые?

– Настя пропала…

– Что?! – я на остатках веселого настроения легонько похлопал по плечу сгорбившегося Михалыча, потом вцепился в видавший виды ватник и замер: – Как это – пропала?

– Так, Филин. Сюда вышли – а ее нет…

* * *

В голове звенело, смешивая окружающий мир в рассыпавшуюся мозаику. Сквозь назойливый шум в ушах пробивались обрывки чужого разговора, не желая превращаться во внятную речь. Как говорил Михась, набор базовых языков для обжитых миров «прошивался» специальным коктейлем еще перед выходом и работал стабильно несколько лет. Но сейчас Насте казалось, что вместо привычных уже чужих слов, с легкостью слетавших с языка, в мозгу прыгали лишь отзвуки былого величия, пугая хвостами фраз и неизвестными сленговыми оборотами:

– Да «стекляшка» она, не видишь… Хмарь сплошная, ты что подсунул!.. Нет их, нет… А курилки смотрели, а я… Стек-ля-я-я-я…

Девушка резко села, подавив слабость и рвотный позыв. В неожиданно сфокусировавшейся картинке перед ней возник мальчишка в засаленной рубахе из грубой ткани. Почесывая облупившийся на солнце нос, чужак равнодушно наблюдал за Настей, думая о чем-то своем. Потом с тем же отсутствующим выражением лица легонько хлопнул ладонью по щеке девушку и спросил:

– Отец-то кто, дура? Из верходуев или с ферм?

– Ты мне руки пораспускай еще, вместе с потрохами повыдергаю! – прошипела «Пеппи», наливаясь испуганной яростью. Еще миг тому назад она стояла рядом с отрядом, с любопытством разглядывая окружающий шумный мир. Потом нагнулась к высунувшемуся из щели беспризорнику, с улыбкой махнувшему рукой, и как наваждение – резь в глазах, провал в неизвестность и нахальный незнакомец с конопатой рожей.

– Отвечаешь? – усмехнулся собеседник, и сбоку на слабо освещенный пятачок вышли еще несколько мальчишек, все как подбор – патлатые, жилистые, с заточенными железками в руках. И пусть Настя была старше любого из них, но без оружия, в загаженном сажей узком проходе – можно было лишь героически умереть, изображая новоявленню Жанну д'Арк. Но девушку уже несло:

– Слышь, ты, крыса угольная… Мой отец до тебя не доберется, а вот напарники с удовольствием шкуру спустят. Ладно я, лоханулась, так ведь ребята жизни положат, но найдут и тебя, и всю кодлу… Филина знаешь? Вот он с тебя лично и спросит.

– Не-а, не знаю!.. – довольно осклабился предводитель ватаги, с пренебрежением разглядывая дурочку, вздумавшую пугать какими-то мужиками, прошляпившими рыжеволосую куклу. – Я так думаю, ты в гости захотела сходить, на вонючий город посмотреть. Вот папа с мамой и устроили прогулку… Они устроили, они же за твою голову и заплатят. Если хотят голову получить вместе с остальным телом, а не по отдельности. У вас там, в домах со стеклами во всю стену, денег и жратвы – без меры. «Стекляшки», что с вас взять.

– Да? Это у вас что тут, для богатых экскурсии устраивают? Знакомят с обитателями гетто?

– В рыло дам, – неожиданно рассердился пацан, смущенный ворохом незнакомых слов. – Мы тебя еще с парома срисовали, как ты зеньки по сторонам пучила. Думаешь, за местную сойдешь? Да и жирная ты слишком для наших мест. Здесь таких даже богатым клиентам в ночлежках не предлагают… Еще раз по хорошему спрашиваю – откуда приехала? С Грымзы, с Береговушки или с дальних кордонов?

– Издалека я, – осторожно осматриваясь по сторонам начала Настя. – Сначала на Склизи была, потом Крест, Паучатник, улица Монахов и Барханный угол. А твои летающие пароходы сегодня впервые в жизни увидела. И понятия не имею ни про какие кордоны…

С каждым новым названием улыбки на лицах тускнели, превращая возбужденных удачной охотой мальчишек в их собственные серые тени.

– Черт, да она – ходок!.. Говорил же Шлим, что девка меченная! А ты не послушал… Кто за нее заплатит? Они же придурошные там все через одного, голытьба спятившая. Еще на старших наедут, будут за нами по всем углам мотаться, крови требовать!

– Ша! – рявкнул вожак, несколько обескураженный резким изменением ситуации. Похоже, неизвестный Шлим не пользовался авторитетом в стае, и неожиданный прокол с захваченной добычей совсем не понравился обладателю облезлого носа. – Мы на соседской территории охотились, нас еще найти надо! Да и не тронули дуру, хотя следовало бы… Но проверить надо. Где Клоп? Пусть посмотрит, не врет ли девка…

В шею сзади кольнул холодный кусок железа, сопровождая тихий шепот:

– Сиди ровно, бродяга. Дернешься – и труп…

Из толпы осторожно выбрался щуплый мальчишка, больше похожий на ходячий скелет: обтянутые морщинистой кожей кривые кости, собранные в нелепую фигуру. Присев на корточки, Клоп осторожно потянул к себе рыжие пряди и стал их перебирать пальцами, изуродованными артритом. Тишина тянулась минута за минутой, в шею продолжала давить железка, а порождение ночных кошмаров теребило волосинки, нюхало и даже пробовало на зуб. Потом мальчишка сплюнул и просипел:

– Болотом пахнет. Точно, ходок это. Недолго еще бродит, вонью чужой не пропиталась, вот и не признали сразу. Но – ходок, без дураков…

Ватага сразу зашевелилась, загомонила, потеряв интерес к чужаку. И прежде чем Настя успела сказать хоть слово, как вожак презрительно прошипел в ее сторону, чтобы затем раствориться вслед за бандой в ближайшем темном закоулке:

– Считай, повезло тебе… Что с тебя сняли – наша добыча, радуйся, что живой осталась. А могли бы на мясо дикарям с нижних ярусов продать… Бывай, не кашляй… Привет своему Филину передавай…

Миг – и на узкой улице, заваленной хламом, осталась лишь испуганная одинокая девушка, да холодный ветер, сквозивший вдоль грязных стен…

* * *

Усталая от жизни женщина с мятым лицом, больше похожим на засохшую картофелину, сипло дышала в корявую телефонную трубку, забивая хрипом сморщенных легких шумы на линии:

– Нет, не видели ее. Говорю же – не видели! Твоего соглядатая грохнули, и ушли… Откуда я знаю, куда? Девку где-то в доках потеряли, найти не могут. Может, ее уже давно с пирсов сбросили, или куда уволокли… Бегают по всей округе, шпану давят без сожаления. Нашли каких-то знакомцев, те голытьбу по всем щелям разогнали. Только и слышно, что за рыжую обещают ящиком чужой тушенки расплатиться. А за тушенку у нас семью продадут, да еще соседей в придачу…

Откашлявшись, женщина выслушала визгливый голос, пробившийся из неизведанных далей и захихикала:

– Тебе надо было меньше пистолетом махать и стрелять по блатным, идиот. Подошел бы с уважением, тебе бы чужаков сдали еще до того, как паром причалил. Так нет, надо было себя показать, изобазить невесть что… Не они, не глухая!.. Доигрался, а угомониться не хочешь… Только парней зазря теряешь. Это же надо – днем, в порту – и топтуна грохнули, будто так и надо… Нет, не пойду за ними, я не совсем сдурела. Да и чего там ходить – рыжей все равно нет… Откуда я знаю!..

Подождав, когда из отодвинутой трубки перестанут доноситься рассерженные вопли, обитательница припортовых трущоб повторила, с трудом переводя дух:

– Я для тебя узнала, куда они собрались. Слышали люди, как про Корабельную станцию болтали. Оттуда экспрессы на север уходят. Если чудо случится и дурочку найдут – там перехватишь. А не найдут, то и тебе не повезет. Ты здесь человек чужой, связями обрасти не успел. Вот и кусай теперь локти… Все, я тебе долги отработала, еще раз с просьбой сунешься – и тебя похороним, понял? Ну, если только деньгами разживешься, тогда заходи. Хотя, откуда у тебя деньги, рвань бродяжья. Понты одни, да наглость глупая…

Иссушенная тяжелой работой рука устало повесила трубку, оборвав поток ругани. Можно было идти домой, этот долг женщина вернула с лихвой. Если у чужака найдется хоть крупица мозгов – сможет воспользоваться информацией. Нет – его проблемы…

* * *

Испуганная девочка брела бесконечными коридорами, темными переулками, ковыляла через скрипучие металлические мостики, ржавыми горбами переброшенные через бездонные бетонные пропасти, расчертившие бесконечный город на одномордые куски. Грязь, куски тряпья, пронизывающий ветер и редкие прохожие на встречу. Гамм показывал свою истинную натуру – огромного мегаполиса, равнодушно пожиравшего живое содержимое рабочих кварталов. И с тем же холодным равнодушием ждал, когда окончательно потеряет силы и сгинет крохотная букашка, заблудившаяся в бесконечных лабиринтах нищих кварталов.

Уткнувшись в очередной тупик, Настя развернулась и побрела обратно. Но выход перегородили иссушенные голодом дети – бесполые создания в грязных набедренных повязках. Мимо сотен им подобным девушка прошла за эти часы. Сотни и сотни, кто лежал по углам, тащил нехитрый скарб по избитым мостовым, ковырялся в мусоре. Те, кто уже не мог больше работать на бесчисленных фабриках и мастерских, разгружать вагонетки с углем и ворочать неподъемные грузы. «Балласт», выброшенный на улицы без сожаления. Потерявшие с рождения надежду дети, изгнанные из семей за ненадобностью.

Стая атаковала молча, без попытки завязать разговор. Зачем? Вот чужак, у него есть одежда, обувь. Может, что-то найдется в карманах. Законная добыча на их территории. Добыча, загнанная в угол, с ужасом в глазах и криком ужаса, потерявшемся в вечном шуме города.

Но пройденные коридоры все же изменили бывшую рыжеволосую хохотушку. И пусть Насте было еще далеко до перерождения в подобие Филина, но умирать просто так она не желала. Пусть не было сил драться за свою жизнь, но страх дал силы бежать, прятаться в любую щель, куда можно было протиснуться. Ниже и ниже, в катакомбы опорных столбов и чужих клетушек, набитых пыльными горшками и гниющими тряпками. Туда, где не бывал солнечный свет с момента начала строительства квартала. Туда, где даже крысы появлялись раз в сто лет, удирая от потоков воды после ливня.

Ругаясь, свистя сбитым дыханием, Настя дралась, отрывая от себя крохотные руки, пиналась, кусалась и ползла, протискивалась все дальше и дальше. Канализация, или водосток – какая разница? Лишь подальше от этих беспощадных белых лиц, перекошенных ненавистью. Дальше от занесенных для удара заточек. Дальше от смерти, равнодушно ткнувшей пальцем в ее сторону. С каждым новым поворотом трубы, с каждым новым коллектором и подвалом число преследователей все уменьшалось. И в итоге за ноги цеплялся лишь один, самый упрямый и настырный. Самый сильный, жестокий и беспощадный. Кто вцепился в лодыжки подобно клещу, мечтая дотянуться до чужого горла и порвать его. Настоящий горожанин, с боем добывающий право прожить еще один день.

Понимая, что страх заканчивается, а вместе с ним уходят и последние силы, девушка сдернула с руки наборный браслет из биссера, и половинки Т-образного замка удобно легли в ладони. Один из подарков Типтопыча, любителя подобных «фенечек»: украшение-удавка, средство для ведения бесшумной войны. Резко поджав ноги, Настя подтянула к себе преследователя и набросила леску на чужую шею. Два зверя в облике человека покатились по грязи, сцепившись в один клубок. Хрипы, судорожные удары и молотящие воздух ноги. И тяжелое молодое тело, навалившееся сверху. Боль в горле, затмевающая сияющие прыгающие искры в глазах. И жаркий шепот в перемешку со слезами, льющимися из глаз:

– Хватит, ну хватит уже!.. Слышишь?.. Хватит… Все…

Больше похожая на бомжа девушки плакала, прижав к себе почти невесомое тело, изломанной куклой затихшее в чужих объятиях. Маленький мальчик, не успевший вырасти во взрослого волка. Еще одна тень, которая станет приходить бессонными ночами, чтобы встать за спиной с немым укором в бездонных глазах…

Заскрипел нанесенный ветром мелкий песок, и рядом материализовался пацаненок лет пяти, крохотная копия похожих друг на друга детей чужого города. А может и старше – не определить возраст у местных белесых доходяг.

– Это тебя в порту ищут? Ты с Филином пришла?.. Крутой дядька твой Филин, серьезных людей подключил. Жратву обещает, много… Можно целый месяц пировать… Или два…

Покосившись на убитого, незнакомец шмыгнул носом и с сомнением в голосе закончил:

– Если хочешь, я тебя проведу… Только ты слово дай, что мне хоть что-нибудь Филин отдаст. А то на верху просто все вопросы решают – из дымокура бахнут, и все, с пулей в башке за стену, крыс кормить… Даешь слово?

– Ты веришь в данное слово? – просипела в ответ девушка, медленно встав с покрытой толстым слоем гари мостовой. Когда-то рыжие волосы превратились от грязи в бурые пакли, сбитые в один ком. Гостью Гамма шатало, приходилось держаться за стену. Но одно сходство можно было найти с мертвым мальчиком у ног Насти – глаза. Пустые и равнодушные к окружающему миру. Отражение убитой души.

– Твоему слову поверю, – озаботился предстоящим походом крохотный проводник. – Пойдем тогда. А то скоро стемнеет, нас в чужих кварталах прибьют… Ну, шевели ногами, жрать хочется. А до Филина еще топать и топать…

* * *