Текст книги "Зеркало"

Автор книги: Олег Малахов

Соавторы: Андрей Василенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Малахов Олег , Василенко Андрей
Зеркало

Олег МАЛАХОВ и Андрей ВАСИЛЕНКО

ЗЕРКАЛО

Этот рассказ я посвящаю Наташеньке Свирюковой, которая, сама того не подозревая, подала мне ту замечательную идею, что легла с основу сюжета.

Олег Малахов, 09.01.99.

Телефонный звонок прорезал тишину, царившую в квартире. Этот высокий и резкий звук быстро вывел Ярова из состояния оцепенения.

– Да, – немного сонным голосом сказал Яров, подняв телефонную трубку.

– Федор Тимофеевич, здравствуйте, – последовал ответ, – Что, не узнаете?

– Да не особенно, – ответил Яров, который действительно никак не мог понять, кто же это звонит и отвлекает его столь наглым образом.

– Презентацию последнего компакт-диска помните? Которая два месяца назад...

– Ну, – оборвал Яров.

– Я к вам подходил там. По поводу новой группы...

– Помню, – произнес Яров, – Я обещал вам прослушивание?

– Не мне, а группе, которой я занимаюсь...

– Ну это понятно, – еще более грубо оборвал звонившего Яров, – Короче, приезжайте ко мне на студию. Там и поговорим.

– Ребят мне с собой брать?

– Каких ребят?

– Группу мою...

– Не нужно. Берите фонограмму, и мы спокойно ее прослушаем.

– Так нет фонограммы.

– Что значит нет? – уже раздраженно произнес Яров, – Вам что, негде записаться?

– Да..., – ответил собеседник, – Слушайте, может, я не вовремя звоню? Может, я вас отвлекаю?

– Кстати, откуда у вас мой телефон? – вопросом на вопрос ответил Яров.

– Так вы ж мне сами его дали, – удивленно сказал звонивший, – На презентации.

– Чего-то не помню... Хотя, на презентации, особенно в конце, я мог и не такое сделать... – Ну, это да... – засмеявшись, произнес собеседник, – Это бывает.

– Ладно, – сказал Яров, – У вас есть адрес моей студии?

– Есть. Вы и его мне тоже дали.

– Хорошо... Сможете завтра ко мне подъехать? Часиков в одиннадцать?

– Можно. Время-то есть. Было бы у вас желание...

– Ну, я же обещал.

– Значит, так и сделаем. Завтра, в одиннадцать часов, у вас на студии. Приеду с ребятами.

– Отлично, – сказал Яров, – До завтра...

– Спасибо. До свидания.

– Угу, – промычал Яров и тут же повесил трубку.

"Да... Пить надо меньше, – подумалось ему, – Сам дал этому шизику свой домашний телефон, да еще и адрес студии. Он теперь, наверное, на каждом углу будет рассказывать, что не такой уж я плохой, каким кажусь на первый взгляд."

Яров поднялся с дивана и направился на кухню.

"Надо бы отрубить телефон... Им же что говори, что не говори – все равно звонить будут. Конечно, без меня и дня не проживут... Ни минуты покоя!.. Может коньячку хлебнуть? Для храбрости. Все же, как не крути, нервничаю я. А с коньячком-то и полегче будет... Хотя, какой на хрен коньяк. Ведь ясно ж сказано – ни капли спиртного".

Дойти до кухни Ярову, однако, не удалось. Телефонный звонок вновь, как нежданный гость, взорвал тишину квартиры.

– Вот черт!!! – воскликнул Федор Тимофеевич и вернулся в комнату. Затем рывком снял телефонную трубку с рычага.

– Да, – произнес он.

– Алло! Федор Тимофеевич, это вы?

– Да, – ответил Яров и закрыл глаза от нахлынувшего бешенства. Звонил тот же кретин.

– Это снова я. Насчет группы...

– Понял!

– Тут, понимаете, какая проблема... Не смогут мои ребятки завтра к вам подъехать. Они сегодня новую композицию вместе пытались написать. Ну и дописались до чертиков. Я им звоню, а они и лыка не вяжут.

– Очень хорошо, а я-то здесь причем? – Яров начал наматывать провод трубки на палец.

– Так я говорю – не смогут они завтра к вам подъехать. Им же еще отойти надо. Тут не до деловых встреч...

Может, я один подъеду?

– Послушайте, что вам от меня, в конце концов, надо? – не выдержав, заорал Яров. Копившееся весь день напряжение просто умоляло дать волю эмоциям. И Яров решил сделать такой подарок своей нервной системе.

– Я ж вам ясно, на чистом русском языке сказал – приезжайте!!! Раз уж собрались – приезжайте! Меня мало волнуют алкогольные проблемы ваших ребят...

– Простите, я, видимо, вам помешал, – произнес звонивший заметно упавшим голосом, – Я позже перезвоню.

Тут Яров просто озверел.

– Слушайте, катитесь вы... Со своим ансамблем... Еще раз позвоните, и уже точно не один нормальный продюсер за вас не возьмется! Гарантирую! – с этими словами Яров повесил трубку. Затем нагнулся и вырвал телефонный шнур из розетки.

– Теперь ты заткнешь свою пасть, скотина! – прокричал он в пустоту, Достал!..

Федор Тимофеевич перевел дыхание. "Так... Спокойствие и еще раз спокойствие. Совсем нервы сдали... Так нельзя. Мне сегодня так совсем нельзя. Иначе все псу под хвост".

***

– Ну что, братец, догадался наконец-то отключить телефон? – с усмешкой произнес Ким и, недобро улыбаясь, прибавил, – Чего-то у тебя лицо какое-то бледное.

– Когда ты вошел? – вздрогнув, спросил Яров, – Я даже и не заметил.

– Да ты, по-моему, уже вообще ничего не видишь и не замечаешь. Последние мозги от страха спекаются, ответил Ким.

– Тебе-то легко говорить, – с горечью сказал Яров, – Тебе не нужно во все это лично влезать. На моем горбе хочешь въехать.

– Да что ты говоришь? – деланно всплеснул руками Ким, – Бедный ты мой и несчастный... Старший брат из кожи вон лезет, чтобы жизнь твою устроить, а ты даже помочь ему не можешь по-человечески. Вот она благодарность!

– Ладно, извини, – примирительно сказал Яров, – Сам понимаешь, что у меня сейчас с нервами.

– Пора бы давно привыкнуть, – жестко произнес Ким, и губы его сложились в тонкую линию, а глаза приобрели холодный блеск, – Ты сам всего этого хотел. Я лишь исполняю твое пожелание.

– Я же уже извинился, – зло проговорил Яров, – Давай мы оба успокоимся и приступим к делу.

– Ты хочешь сказать, что это тебе надо успокоиться. Я-то давно спокоен, Ким склонил голову набок, и лицо его исказила гримаса брезгливости, По-моему, ты сегодня малость выпил...

– Нет. Ты же просил меня в такие дни не пить, – спокойно произнес Яров, хотя сердце у него затрепетало.

– Выходит, что мои просьбы на тебя теперь не действуют, – Ким продвинулся немного вперед. – Ну почему же... Действуют. Еще как... – в голосе Ярова чувствовалась неуверенность.

– Нет, мой дорогой. Не действуют. Я же явно чувствую, что ты пил.

– Не пил, – упрямо произнес Яров, – И не собирался.

– И в мыслях не было? – на лице Кима вновь появилась злая усмешка.

– Не было, – сказал Яров.

– Не забывай – я все вижу, все чувствую, все ощущаю...

– Ты за мной следишь?

– А ты как думал... Слежу, конечно. Ты же совсем неуправляемый стал.

– Так ты все это время был здесь? – видно было, что Яров пришел в сильное смятение.

– Был, – сказал Ким.

– Но... Как ты мог?.. Это же невозможно.

– Теперь возможно. Еще как возможно.

Яров растерянно посмотрел прямо в глаза Киму и попытался встать со стула.

– Ты куда это? – угрожающе спросил Ким, – Я только начал... Ты совершил ошибку. Нарушил мой запрет.

Нажрался, как свинья...

– Я только немного выпил! – выпалил Яров.

– Вот... Теперь уже орешь на меня. Выпил он немного... Отец тоже тогда немного выпил. А потом...

– Послушай, я понимаю, что не прав и обещаю, что больше это не повторится, – поспешно прервал брата Яров.

– Еще как повторится! – Ким перешел на крик, – Сиди на месте и слушай! Причем, внимательно и не перебивая. С тобой, между прочим, старший брат разговаривает.

– Успокойся... Я не ребенок, чтоб на меня так орать, – сказал Яров, еще раз посмотрев на Кима.

– Если ты и ушел от уровня ребенка, то не намного. Короче, придется тебя наказать, чтобы впредь не повадно было.

– Не надо... – у Ярова непроизвольно приподнялись руки, как будто он пытался защититься.

– Надо, братец. Сам же потом мне благодарен будешь. Ты же всегда оставался мне благодарен, так ведь?

– Да... Всегда. Но сейчас, я тебя умоляю, просто успокойся, и давай нормально поговорим.

– О чем мне с тобой, уродом, разговаривать? Ты только один язык понимаешь – язык кнута. Пряником не тебя действовать бесполезно. Отец был идиотом. И ты такой же. И оба принесли только неприятности. Мне и маме...

– Ким, остановись, я прошу... – Яров начал впадать в панику.

– Сядь ровно и приготовься, – холодно и безо всяких эмоций сказал Ким. Весь его пыл как будто сошел на нет.

– Ким, прекрати... – Яров вдруг почувствовал, что по щекам невольно покатились слезы, – Я не хочу!

Пожалуйста... Прости меня! Я не заслужил...

– Мне лучше знать, – с этими словами, Ким начал приближаться.

– Уйди, гад! – заорал вдруг Яров, даже удивившись своей смелости, и вскочил со стула, – Пошел вон! Ты не человек – ты ничто, пыль, прах!!! Ошибаешься, родной, – тон Кима был крайне спокойным, – Вот как раз я человек. В отличие от тебя.

Яров стоял посреди комнаты. Слезы уже потоком лились по его небритым щекам. Он был в диком ужасе, и это чувствовалось в каждом его движении и слове:

– Ким... Кимушка... Родной... Ты же мой брат, – Федор Тимофеевич начал медленно становиться на колени, Перестань. Ну, пожалуйста... Пожалуйста, руки Ярова молитвенно поднялись к брату, – Я все понял... Это я и только я во всем виноват. Я всегда во всем виноват. Всегда... И только я.

– Верно, – с улыбкой, которую можно было даже назвать доброй, произнес Ким, – Кое-что ты уже понял. Но не все. Судьбу изменить нельзя. Однако изменить человека можно. Даже такое мерзкое животное, как ты.

Яров ощущал себя беззащитным ребенком перед своим братом. Он рыдал и его, бывшая до этого связной, речь превратилась в невнятное лепетание. Это был панический страх.

– Встань с колен, – повелительно сказал Ким, – Встань и прими наказание. Будь мужчиной хотя бы раз в жизни.

Яров распластался на полу и боялся даже пошевелиться. Его тело сотрясали рыдания.

– Что ж, лежи, если хочешь. Ты же совсем как ребенок. Думаешь, что раз ты меня не видишь, значит спрятался в свою скорлупу и может даже уйдешь от наказания... А ведь не уйдешь, – голос Кима прозвучал совсем рядом с Яровым. Почти около самого уха. Несчастный мелко задрожал и еще более сжался. Теперь поза, в которой он лежал на полу, очень походила на позу зародыша в утробе матери.

– Бедный мой мальчик, – нежно произнес Ким, – Чего же ты так боишься? Будет немного больно, а потом все обязательно пройдет. И ты уснешь... Увидишь маму, она тебя приголубит и пожалеет. Она-то тебя любит. Она только папу не любит. Да и меня...

Последнее, что услышал Яров, был звон разбившегося зеркала...

***

– По-моему, его вообще дома нет, – сказал Толик, убирая от уха сотовый телефон, – Как вы думаете, Альберт Семенович?

– Да кто его, идиота, знает, – проворчал Рывкин, – Небось, опять один в своей вонючей квартире сидит и нажирается. А мы беспокоиться должны...

– Он вроде говорил, что у него творческий процесс начался, – явно иронизируя, произнес Толик.

– Запой у него, а не творческий процесс! – в сердцах сказал Рывкин, Звякни еще раз – может, очухается и трубку возьмет. А то ж ведь мы в квартиру войти не сможем. Дверь-то у него железная.

Толика дважды упрашивать не пришлось, однако попытка успехом не увенчалась. Трубку никто не брал.

– Бесполезно, – махнув рукой, сказал Толик и швырнул сотовый на сиденье автомобиля.

– Ладно, давай сами чего-нибудь сообразим, – Рывкин посмотрел на Толика, Может, откроем...

– Ага, откроешь ее... Железную-то, – возразил Толик.

– Ну что, милицию теперь вызывать?.. Шеф нас, когда проспится, точно убьет.

– А если через окно? – спросил Толик.

– Лезь, – безразлично произнес Рывкин, в котором эта идея особого энтузиазма не вызвала, – Я точно не полезу.

– Всего-то второй этаж... Вы же сможете.

– Погибели ты моей хочешь, – Рывкин грустно улыбнулся, – Хотя выхода другого, конечно, нет.

– Вот и я о том же.

Альберт Семенович открыл дверцу машины.

– Эх, на тот свет-то как не хочется, – сказал он, и с тоской посмотрел на окна квартиры Ярова.

***

– Я рассказала все следователю... И уж, конечно, расскажу все это вам, Ярова попыталась закурить, но зажигалка никак не хотела повиноваться ее дрожащим рукам.

– Давайте помогу, – сказал Альберт Семенович и взял зажигалку.

– Спасибо, – Ярова прикурила, – Вы первым очутились тогда в квартире сына... Вы сами все видели. Каково ваше мнение?

– Ну... – протянул Рывкин.

– Вот только не надо щадить мои чувства, – сказала Ярова, – В милиции мне все более-менее рассказали, я тело опознавала... Так что говорите.

– Крови было много, – произнес Рывкин, – Это первое, что я увидел. Федор Тимофеевич лежал на полу. Горло его...

– Это я знаю, – перебила Ярова, – Но что насчет зеркала?

– Его горло было перерезано осколком зеркала. А само зеркало разбито.

– И больше ничего?.. Необычного?..

– Да вроде ничего особенного... Вот только лицо его...

– Как будто он увидел дьявола во плоти, да? – Ярова внимательно посмотрела на Рывкина.

– Да.

– Он не дьявола увидел, – сказала пожилая женщина и нервно затянулась, Он брата своего увидел... Который умер много лет назад..., – Ярова опустила голову, – Кима.

– В смысле? – В прямом. Ким погиб в дорожной катастрофе, когда ему было четырнадцать лет. Феденьке тогда только-только исполнилось одиннадцать. Прошло всего два дня после дня рождения Феди... У Кима ночью случился острый приступ аппендицита. Мы тогда находились на даче. А дача, сами понимаете, есть дача.

Пришлось сына везти в больницу своими средствами. Мой муж был пьяный, отоспаться особенно не успел.

Но хорохорился, скотина... Орал, что сам отвезет, что за помощью бежать не надо. Я, дура, и не побежала. Вот он и отвез... Себя и Кима на тот свет. Феденька неделю в горячке лежал. Мне хоронить, сплошные заботы, а тут такое дело... Еле отошел он тогда. С тех пор у него все это и началось...

– Что началось? – осторожно спросил Альберт Семенович.

– Видения разные. Говорил, что Ким не умер, что он рядом с ним. Врачи сказали – мальчик испытал сильнейший шок, предлагали поместить его в клинику. А я отказалась... Думала, что сама его вытяну... Но не смогла. Это с ним так и осталось. Однако он учился... Учился хорошо... Потом обнаружился его талант к музыке. Что меня совсем и убило.

– Почему?

– Дело все в том, что Федя с детства не имел слуха. Музыку не очень любил. А талант был у его брата... Кима...

– женщина умолкла. Ее взгляд уперся фотографию, висевшую на стене.

– Я закурю? – тихо спросил Рывкин.

Ярова повернула голову к Альберту Семеновичу и кивнула.

– Пожалуйста... – и прибавила, – Вы несколько лет работали с Федей, охраняли его. Теперь вот пришли поинтересоваться обстоятельствами его смерти... Я считаю, что просто обязана вам все предельно откровенно рассказать. Вы удивлены моим рассказом?

– Более чем, – ответил Рывкин, – Мне и в голову не приходило, что у Федора Тимофеевича не все в порядке с психикой... Было...

– Но это так, – Ярова вздохнула, – Так на чем я остановилась?.. Федя начал писать музыку. И неплохую... Я понимала, что во всем этом есть какая-то аномалия и однажды прямо сказала ему об этом. Надо сказать, что отношения у нас были крайне доверительными. Федя делился со мной всегда и всем. Он не очень удивился моим словам. Хотя смутился. И также прямо сказал, что это Ким помогает писать ему музыку. Рассказал про зеркало в спальне, через которое Ким общается с ним. В детстве они вдвоем часто сидели у этого зеркала.

Вечером, когда было темно, и они думали, что их никто не видит. Сидели и воображали, какими они будут, став взрослыми, кеми станут. А потом Федя как-то по секрету мне сообщил, что изображения в зеркале иногда оживали. И они вели беседу с ними. Своими зеркальными двойниками. Ким, я помню, узнав, что Феденька раскрыл мне их тайну, жутко обиделся на брата. Даже ударил его за это. Федя всегда был ближе мне, чем Ким.

А Ким был более близок к своему отцу. Хотя, временами, мне казалось, что он никого не любит. Ни свою маму, ни своего папу. И даже брата не очень любит. Ким рос замкнутым ребенком. Каким-то нелюдимым...

Злым на все и на всех. Наверное, у него изначально были отклонения в развитии. Ким был очень талантлив в области музыки... Во всем же остальном отставал от сверстников... Когда я услышала, что Федя общается с братом через зеркало, то поняла, что болезнь прогрессирует. Но ничего предпринимать не стала. – А почему?

– Ведь, в принципе, он был вполне нормальным. Федя абсолютно нормально чувствовал себя среди людей. У него было много друзей. Не близких, конечно... В двадцать лет началась его музыкальная карьера. И я решила плюнуть на все странности. А зря... Видимо, что-то произошло в тот день, неделю назад. Но вот что именно, я не понимаю.

Ярова снова отвернулась к фотографии на стене. Затем спросила:

– Вы никогда не видели Кима?.. В смысле, его фотографию?

– Нет. Я вообще о нем первый сегодня услышал, – ответил Рывкин.

– Фото висит перед вами. На нем Федя, мой муж и Ким. Снимала я. У нас на даче. На том самом дне рождения, о котором я вам уже говорила. Это последний снимок Кима.

Ярова тяжело встала и сняла фотографию со стены.

– Вот, взгляните, – она протянула ее Альберту Семеновичу.

Рывкин взял фото в руки. На него смотрело счастливое семейство. Улыбающийся папа, улыбающийся маленький Федя. И только Ким портил эту картину. Он не улыбался, взгляд его застывших навеки глаз был устремлен куда-то поверх фотографа. У Альберта Семеновича возникло ощущение, что мальчик видит нечто такое, чего не дано увидеть остальным. Нечто странное, нечто неведомое простым смертным. По телу Рывкина пробежал легкий озноб...

***

" – Вот такая история, сынок, – сказала мама, – Тебе понравилось?

– Ага, – ответил мальчик, – Но ты же обещала рассказать историю с плохим концом...

– Ну, куда уж хуже... Завтра мама еще что-нибудь интересное придумает, улыбнувшись, произнесла мама, А теперь ложись спать... Утро вечера мудренее.

– Расскажи еще что-нибудь! – капризно потребовал мальчик.

– Завтра, – почти прошептала мама, – Сейчас тебе пора спать... Спокойной ночи, сыночек. Спокойной ночи, любимый...

– Спокойной ночи, мамочка, – сказал мальчик, – А ты поцелуешь меня перед сном?

– Ну, конечно, – с этими словами мама подвинулась вперед, и ее губы коснулись холодной и гладкой поверхности ЗЕРКАЛА..."