Текст книги "Выбраковка"

Автор книги: Олег Дивов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Смерть Влада вызвала среди современников оживленную дискуссию: куда направилась его душа – на небеса или прямиком в пекло? Сторонники обеих точек зрения приводили свои аргументы, но со временем возобладал третий вариант, который и лег в основу легенды.

«Группа поддержки» объявилась минут через пятнадцать – без малого десяток выбраковщиков во главе с дознавателем АСБ. Выглядел дознаватель как форменный душегуб – нечто среднее между ожившей смертью и Дракулой из очень дешевой кинострашилки. Приданный группе милицейский представитель что-то ему рассказывал, а монстр заразительно смеялся и хлопал в ладоши.

– Ты не слышал эту хохму, Пэ? – спросил дознаватель у поднявшегося ему навстречу из кресла Гусева. – Парня спрашивают – чего это у тебя ухо в кровище? Да вот, говорит, пытался с собой покончить, ухо размочалил. Промазал, короче. Как же это можно – сам себе в голову стрелял и промазал? А ты попробуй, говорит, попади в таких условиях – я же на бегу стрелял...

Гусев одобрительно фыркнул:

– По-моему, я этот анекдот читал когда-то. Здравствуйте, господа.

– Ну, ты и наколбасил тут! – заметил милицейский капитан, озирая поле боя.

– Завидно? – спросил Гусев, хитро прищурившись.

– Подумаешь! Трое с газушниками, ты стрелял первым, разумеется...

– Вон туда посмотри. – Гусев ткнул пальцем вверх.

Милиционер поднял голову, увидел пулевое отверстие и впал в глубокое раздумье.

Под ногами принялись надрывно стонать – это первому охраннику вкатили антидот. Валюшка передернуло – он уже испытал на себе, как бывает плохо, когда действие препарата обрывается искусственным путем.

– Отойдем, – посоветовал дознаватель, косясь на пострадавшего. – А то мало ли что. Обувь потом не отчистишь, вонять будет неделю. Ну, Пэ, докладывай. Мы слушаем.

Гусев начал рассказ – очень сжато, но ничего не упуская. Валюшок отметил – первым делом его ведущий объяснил, что охрана ни в чем не виновата, поскольку не знала, с кем имеет дело. Все-таки было в этом странном человеке нечто от средневекового рыцаря. Возможно, он понимал справедливость и порядок в несколько утрированном виде, но вот элементарной честности ему было не занимать.

Тем временем группа поддержки разделилась – двое выбраковщиков остались у двери, еще двое блокировали лестницу наверх, пятеро набились в тесный лифт и уехали, как сказал один из них, «закрывать етажи». Дознаватель и милиционер делали пометки в блокнотах. Очухавшийся начальник охраны уполз под стойку, и там его мучительно рвало. Остальные двое лежали пластом и хрипло дышали. На бедняг вообще не обращали внимания – помочь им сейчас было нечем, а опасности они не представляли.

«Хорошо, что меня не тошнило, – подумал Валюшок. – Нет, Гусев, я тебя за ту выходку со стрельбой по мне не простил. Но, кажется, я уже понимаю, зачем это было сделано. В первую очередь ты хотел, чтобы я не издевался попусту над людьми, посылая иголки направо и налево. Интересно, каждого новичка в АСБ встречают такой церемонией?»

На пульте звякнуло.

– Эй, молодой! – крикнули от двери. – Посмотри, кого нелегкая принесла.

Валюшок за пульт охраны зайти не рискнул – там было грязновато и лежало слабо шевелящееся тело. Он просто лег на стойку боком. Система здесь была стандартная, уроки в подготовительной группе не прошли даром – он мгновенно увидел нужные кнопки, а заодно разглядел и посетителя.

– Ничего особенного, – сказал он. – Мужик как мужик.

– А ствол... Ствол он в какой руке держит? – тревожно спросил один из выбраковщиков, суя руку за пазуху. Это было до того натурально сыграно, что Валюшку понадобилась целая секунда, чтобы понять – над ним издеваются.

– У него на плече гранатомет, – парировал он и нажал на кнопку. – Да!

– Что, заснул? Открывай давай! – рявкнул динамик.

Дознаватель с радушной улыбкой на этот голос обернулся и сделал Валюшку знак – открывай. От двери махнули рукой. Валюшок послушно разблокировал замок. Визитер шагнул на порог, окинул помещение хозяйским взглядом и побледнел.

– Здравствуйте! – обрадовали его. – Здесь Агентство социальной безопасности. Предъявите удостоверение личности, будьте любезны.

– Я председатель собрания акционеров, – хмуро представился вошедший.

– Замечательно! – воскликнул дознаватель. – Где же вы были? Идите скорее к нам!

Вошедший перестал бледнеть и начал заливаться краской.

– Ну, мы пошли отчеты писать? – спросил дознавателя Гусев.

– Давай. Эй, юноша! С боевым крещением вас.

– Спасибо, – пробормотал Валюшок.

– Живи! – напутствовали его.

Они быстро дошли до офиса, причем Гусев всю дорогу молчал. Только на вопрос, разве не положено отчеты писать по окончании дежурства, он соблаговолил ответить загадочной фразой, после чего снова умолк.

– Следующее приключение назначено на полночь, – сказал он. – А пока что хватит. Мне нельзя помногу, у меня синдром детренированности, понял?

Валюшок кивнул и остаток пути размышлял, что именно у Гусева могло детренироваться.

В офисе Центрального они поднялись на второй этаж и прошли в «рабочую», которую Валюшок до этого видел лишь мельком, – огромную комнату, заставленную рабочими столами командиров групп и ведущих. На столах громоздились кучи бумаг, стояли канцелярские наборы и всяческие финтифлюшки. Особенно Валюшка поразила чья-то здоровенная кружка с надписью «Это я убил Джона Леннона».

– Данилов выдрючивается, – бросил через плечо Гусев, когда пораженный Валюшок уставился на сие произведение искусства. – Данила всем направо и налево объясняет, что «Битлз» – розовые сопли. А вот хэви-метал – это да! Кстати, а твое мнение?

– Ну, в принципе «Битлз» действительно не «Металлика», – пробормотал Валюшок. – Только не до такой же степени...

– Вот именно, что не до такой.

Гусевский стол оказался совершенно гол и покрыт толстым слоем пыли. Вокруг стола притулились три стула, явно знавших лучшие времена.

– Кресла поперли, разумеется, – вздохнул Гусев. – Даже мое. Совсем обнаглели. Ладно, садись. Или вот что, иди-ка за соседний. Хозяин в отпуске, не обидится.

Валюшок послушно сел, включил компьютер и вывел на монитор стандартную форму отчета.

– Что писать? – спросил он.

– Да все, что в голову взбредет. Как было, так и пиши. Тебе легко.

– А тебе?

– Мне сейчас целый трактат рожать придется. О том, что в следующий раз я спасать подозреваемых от несуществующей опасности не намерен. Либо пусть дают третьего, чтобы наши задницы прикрывал, либо на фиг такие выкрутасы. Я еще разберусь, какого черта на это задание послали двоих. Он же еще, сука, передо мной и извинялся! Мол, простите, я все понимаю, но больше никого рядом...

Гусев открыл ящик, порылся в нем, достал тряпку и принялся обтирать пыльную столешницу.

– Кто извинялся?

– Начальник смены, кто еще... Не диспетчер же, ему до лампочки.

– А кто сегодня начальник смены?

Гусев повернулся к Валюшку и внимательно его оглядел с ног до головы.

– Утихни, – посоветовал он. – Никто нас подставлять не собирался. А начальник смены – Корнеев.

– Я просто тоже хотел бы отметить...

– Сказано же – утихни. Тебе не положено. Знаешь выражение: «по сроку службы не положено»?

– И здесь дедовщина, – вздохнул Валюшок, принимаясь тыкать пальцами в клавиши.

– Везде дедовщина. Каждый раз, меняя работу, ты проходишь заново путь от «черепа» до «деда». Везде, где собирается больше одного человека, «дедовщина» присутствует в том или ином виде. А уж у нас-то, в Воинстве Христовом – сам бог велел. Хотя некоторые считают, что АСБ – армия Тьмы. Но таких мы почти всех поубивали. И чего ты сюда подался, Валюшок?

– В архангелы захотелось, – отрезал Валюшок. – Кстати, а ты-то сам как считаешь, что такое АСБ?

– Необходимое зло, – мгновенно ответил Гусев.

Видно было, что ответ у него заготовлен давно.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Он сражался за независимость своей родины, оставаясь тираном и человекоубийцей.

Когда отчеты были закончены, Гусев согнал их в архив, а свою докладную записку не только куда-то отправил, но еще и распечатал. Буркнул Валюшку: «Сиди, кури, играй», забрал бумажки и ушел. Валюшок перебрался за гусевский стол и с огромным интересом полез в компьютер ведущего. Эта машина сразу показалась ему куда быстрее соседней и вообще гораздо круче, чем необходимо для простенького офисного рабочего места. Припомнив немудреную команду, Валюшок ознакомился с конфигурацией и аж присвистнул. Здесь стоял мощный видеоакселератор, а оперативной памяти было просто немерено. Заинтригованный Валюшок сунулся под стол и обнаружил, что пломба на корпусе сорвана. Похоже, Гусеву никакие правила были не писаны. А еще он, судя по всему, проводил на работе куда больше времени, чем полагалось. «Ну, сейчас порезвимся!» – обрадовался Валюшок, резонно полагая, что игровой раздел на диске битком набит хорошими трехмерными «стрелялками» – беготня, пальба, кровища. Однако Гусев и тут своего ведомого удивил. Игрушек действительно оказалось вагон, но все они были стратегические или ролевые, причем нелокализованные, на английском, и очень сложные. Валюшок было затосковал, но потом нашел один-единственный автомобильный симулятор и принялся гонять.

Гусев отсутствовал почти час. В «рабочей» стояла абсолютная тишина, разве что Валюшок иногда скрипел резиной на поворотах. Центральное отделение трудилось на улицах города, и, судя по отсутствию тревожных сигналов, никого покамест не убило. Развешанные там и сям большие мониторы были мертвы, динамики оповещения хранили молчание. Ничего похожего на деловитую суету прежних лет, о которой с ностальгическими вздохами рассказывали инструкторы подготовительных курсов. Похоже, город исчерпал свои криминальные возможности. Как и вся страна в целом. Драконовские законы и невероятно четкое их исполнение сбили температуру почти до нуля – преступления совершались в основном на бытовой почве, – и уполномоченным АСБ предстояло рано или поздно раствориться в армии милиционеров и налоговиков. Об этом инструкторы тоже предупреждали – мол, кончается халява, повоюете немного, а потом станете как все. То есть без огромной страховки, высоченной зарплаты с роскошными премиальными, а главное – без прав, которые вы, салаги, гордо зовете «лицензией на убийство».

И, гуляя по улицам, в это несложно было поверить. Валюшок еще помнил неприятное ощущение, когда в московском воздухе тяжелым удушливым смогом висела ненависть. Висела долго, лет десять, всю его юность, а потом вдруг исчезла.

Потому, наверное, что когда-то на одного выбраковщика приходилось сто уголовников, а теперь, даже при сокращенном штате АСБ, десяток уполномоченных с трудом откопают себе одного-единственного клиента. Кстати, но ведь штат собираются опять расширить... Странно – зачем?

«А действительно, – подумал Валюшок, – на фига нас так много понадобилось? То-то Гусев удивился, когда я ему рассказал, сколько народу было на подготовительных. У него аж глаза на лоб вылезли...»

Выбраковка давно уже не работала с полной отдачей. Раньше Центральное каждый день проводило специальные операции, но с тех пор уцелевшие бандиты попрятались, уличная преступность сошла на нет, а освободившиеся из мест заключения рецидивисты активно овладевали гражданскими специальностями и боялись лишний раз вздохнуть. Знаменитый «Указ Сто два», согласно которому третье по счету преступление влечет за собой пожизненную каторгу, за неполных шесть лет все поставил в стране на положенные места. Упрощенная система дознания сделала правосудие молниеносным, а наказание поистине неотвратимым. И Агентство социальной безопасности – аналог ленинской ЧК, только ориентированный на борьбу с преступлениями против личности, – потихоньку отмирало, как рудимент крутых времен. Рабским трудом многомиллионной армии вымогателей, мошенников, насильников и убийц потихоньку выковалось местное экономическое чудо, и правительственные менеджеры уже готовили экономику к переходу на более цивилизованные рельсы, потому что ряды каторжников таяли, а новых врагов народа просто неоткуда было взять. «Какой разумный термин – “враг народа”, – думал Валюшок, выводя свой виртуальный автомобиль на прямую и давая полный газ. – Ведь действительно, любой, кто нарушает права личности, – это именно враг народа, всего народа в целом. Неважно, кража или грабеж, в любом случае это насилие, посягательство на территорию человека и его внутренний мир. И тот, кто сознательно решается на преступление... Его обязательно кто-то научил, что такое возможно. Какой-то ублюдок. Какой-то мерзавец. Верное было решение – давить уродов, давить, чтобы не могли они больше размножаться и плодить себе подобных. Интересно, кто это придумал. Считается, что и “Указ Сто два”, и “Указ Сто шесть” – плоды коллективной воли. Но ведь был некто, подавший идею первым. Хотел бы я посмотреть на этого человека. Ежику ясно – у него должна быть очень больная голова. Но идею он подбросил блестящую».

– Очнись, гонщик, – сказал Гусев. – А то за настоящий руль не пущу. Ужинать пошли?

В столовой их прилично накормили, разумеется, бесплатно. Валюшок рассчитывал, что сейчас они вернутся на маршрут, но Гусев снова пошел в «рабочую». Вытащил из ящика стола какие-то тряпки, фляжки, комплект инструмента, милостиво кивнул Валюшку на свой компьютер, а сам уселся рядом и принялся возиться с «береттой». Движения у Гусева были небрежные и быстрые, как у человека, который проделывает сборку-разборку и чистку ежедневно в течение многих лет. Особенно Валюшок поразился, когда на столе появилась специальная оправка и Гусев тщательно прокалибровал все патроны, даже те, что в запасных обоймах.

«Ты бы их еще в пескоструйную машину засунул», – подумал Валюшок.

Гусев взял один патрон и близко поднес его к глазам.

– В пескоструечку бы тебя, грязнуля... – пробормотал он.

Валюшок от неожиданности чуть не поперхнулся и зашелся в кашле. Гусев коротко на него глянул, ничего не сказал и принялся заряжать обоймы.

– А мне такую дадут когда-нибудь? – спросил Валюшок, показывая глазами на «беретту».

– Не дадут, – отрезал Гусев, сделав ударение на слове «дадут», и у Валюшка как-то вдруг пропала охота задавать еще вопросы.

На первом этаже Гусев молча сунул руку в окно дежурки.

– Что вам? – спросил помощник дежурного, молодой парень, ровесник Валюшка, сидевший за пультом.

– Угадай с трех раз, – предложил Гусев.

Молодой надулся было, но его вдруг заслонил выбраковщик постарше и вложил в раскрытую ладонь Гусева ключи.

– Запиши, – сказал он молодому. – «Пятнадцатую» взял Гусев.

Гусев против ожидания руку не убрал.

– Бери что дают, – сказали ему строго.

– А еще страшнее нету? – сморщился Гусев.

– Только страшнее и есть.

– Даже мне?

– Тебе – особенно. Пэ, не заедайся, ты же в резерве.

– Да в каком я, мать-перемать, резерве?!

– А разве нет?

– В чем, собственно, дело? – подал голос молодой.

– «Группу поддержки» ты высылал на Поварскую?

– Ну я...

– Знаешь, кто оттуда поддержку вызывал? Кто там пулю чуть было головой не поймал, на этой сраной улице Воровского?!

– Стоп, стоп, стоп... Тайм-аут. – Дежурный отодвинул помощника, заслоняя его от гусевского праведного гнева, и принялся листать растрепанный журнал, лежащий на пульте. – Спокойно, Пэ. В расписании тебя нет. Во всяком случае – нам не доводили...

– ДО НАС НЕ ДОВОДИЛИ! – рявкнул Гусев.

– Точно, – согласился дежурный. – Правильно говорится – «до нас не доводили»... Так, а это что еще?! Ты почему разнарядку не сверил, бестолочь? Вот же дополнительный список!

– Да я... – начал помощник, но больше сказать ничего в свое оправдание не успел, потому что Гусев очень метко и больно швырнул ему ключами в глаз. Помощник взвыл и схватился за лицо.

– Первое внутреннее предупреждение тебе, – сообщил Гусев. – Дежурному просьба сделать отметку в журнале.

– За что-о?!!! – заорал помощник, вскакивая на ноги.

– Сейчас будет второе, – пообещал Гусев.

Дежурный взял помощника за шиворот и одним движением утрамбовал обратно в кресло.

– Извини, Пэ, – сказал он. – Недосмотрел.

– Из-за такого недосмотра люди пролетают мимо платежной ведомости! – фыркнул Гусев.

– Да что ты! Хочешь, я прослежу лично?! – замахал руками дежурный.

– Допустим, хочу.

– Обязательно. Честное слово. Ключи возьми, Паша. От «двадцать седьмой».

– Ну...

– От сердца отрываю.

Гусев помялся, но ключи взял.

– Салаге твоему предупреждение – не забудь, – бросил он на прощание.

Дежурный в ответ только вздохнул.

Во внутреннем дворе Гусев окинул взглядом ряды машин и уверенно направился к «двадцать седьмой», которую неким внутренним чутьем вычислил.

– Ты бы еще мордой об пульт этого беднягу... – пробормотал Валюшок в спину ведущему.

Гусев на ходу запнулся. Оказалось – для того, чтобы со всей силы лягнуть ведомого в живот. Не оборачиваясь, на слух.

Валюшок от неожиданности упал.

– Ты идиот? – спросил он, лежа на асфальте и глядя в сумеречное небо.

Гусев не ответил, только впереди хлопнула дверца. Валюшок с глубоким вздохом поднялся. Машинально он отряхнул куртку, оставшуюся совершенно чистой даже в том месте, куда впаялся гусевский башмак. Мысленно поблагодарил мусорщиков за чистоту, а создателей легкого бронекомплекта – за то, что жив-здоров, и пошел вслед за ведущим.

– Наша служба и опасна, и трудна, – пробормотал он тихо себе под нос. – То ли еще будет, ой-ей-ей...

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Мы уже никогда не узнаем, каким был наш ужасный герой в личной жизни. Шутил ли он хоть когда-нибудь, озаряла ли улыбка лицо этого изверга-патриота?

«Двадцать седьмая» машина с виду была «Жигули» как «Жигули», примитивная старая хреновина – дешевый автомобиль для битья. В городском потоке от таких старались держаться подальше. Но даже сидя пассажиром, Валюшок сразу почувствовал: что-то с «двадцать седьмой» не так. Аппарат доводили до ума, у него оказалась по-спортивному жесткая подвеска и двигатель куда мощнее обычного. Стрелка тахометра едва-едва шевельнулась, а полбульвара уже было позади.

– Подшипник гудит, – сказал Гусев. – Или это не подшипник? Леха, послушай.

Валюшок демонстративно отвернулся.

– Нет, не подшипник, – резюмировал Гусев. – Вот что, Алексей. Я, конечно, зря на тебя замахнулся. Но и ты меня пойми.

– Если это называется «замахнулся»...

– Ну извини, пожалуйста. Очень уж ты неудачно под горячую руку...

– Руку?!

– Я больше не буду. Честное слово.

– Так я тебе и поверил, – фыркнул Валюшок. Понятно было, что Гусев не собирался причинять ему физический вред – да и не смог бы, даже при большом желании. Ведущий просто хотел заткнуть молодого бойца, не ко времени раскрывшего пасть. А поскольку руки у Гусева были в карманах и вынимать их ему оказалось лень... Получилось весьма унизительно, одна надежда, что из окон никто в этот момент не таращился.

– Вообще-то в любом конфликте тебе положено занимать мою сторону, – заметил Гусев, сворачивая на Остоженку. – По штату положено. Не рассуждая и, тем более, не вякая. Живее будешь.

– Даже в конфликте внутри АСБ?

– Особенно внутри, дорогой ты мой! Особенно... Я понимаю – твое желание оградить ребят помоложе от произвола старших вполне естественно. Но ты уж, будь другом, постарайся это желание как-нибудь подавить. Ты ведь не шныряешь по отделению, не бегаешь с разными дурацкими бумажками, не сидишь на пульте. Тебя сразу поставили работать. А значит, друг мой Лешка, держись оперативников, и в особенности – стариков. На маршруте никто тобой помыкать не будет, наоборот, всему научат и даже поначалу защитят, если что. Здесь тебе не армия, у нас дедовщина только в офисах процветает. На поле боя молодых берегут. Иначе откуда новых выбраковщиков брать?

– Ладно, – кивнул Валюшок. – Извинения принимаются. Хотя...

– Это все нервы, Леха. – Гусев цыкнул зубом и достал сигареты. – Это все гребаный пенсионный фонд.

– Он бы в тебя все равно не попал, – вспомнил охранника с карабином Валюшок.

– Еще бы он попал! – усмехнулся Гусев. – Нет, конечно. Но вот я... Я-то в него попал, Леха. И очень больно ему сделал. Такие вот дела.

– Ты в выбраковке уже лет пять... – медленно произнес Валюшок.

– Шесть.

– ...и тебя до сих пор беспокоит то, что ты людям причиняешь боль?!

– «Не злодей я и не грабил лесом, не расстреливал несчастных по темницам», – процитировал Гусев. – Кстати, упреждаю твой следующий вопрос – действительно не расстреливал. Убивал – было, не скрою. И даже много убивал. Человек, наверное, тридцать. Но они меня тоже бы убили, дай им волю. А вот насчет расстрелов – фигушки. Я знаю, про первые годы выбраковки очень много слухов ходит, якобы у нас в подвалах кровищи было по колено. Вранье это все. Это наш отдел внешних связей население пугал. Мол, у чекиста должны быть длинные руки, кожаная куртка... И что-то еще – забыл что.

– А кто тогда расстреливал?

– У нас смертной казни нет, – напомнил Гусев.

– Ну, это понятно, что ее у нас нет...

– На самом деле нет, – отрезал Гусев. Машина стояла на светофоре, из соседнего «БМВ» на убогую таратайку выбраковщиков презрительно косилась расфуфыренная барышня.

– Некрасивая и стервозная, – пробормотал Гусев. – Несчастный человек. И жалко мне тебя от души, и случай упускать не хочется... Ох как смотрит! Думает, я про нее гадости всякие говорю...

«БМВ» всхрапнул мотором и слегка продвинулся вперед.

– Эй, Валюшок! – позвал Гусев. – Держись за шляпу. Нас только что с ног до головы уделали преступным высокомерием. Предлагаю мелко и подло отомстить. Готов?

Вспыхнул зеленый. Как истинный джентльмен, Гусев позволил даме начать гонку. Он даже чересчур увлекся – иномарка уже пересекла стоп-линию, когда «двадцать седьмая» присела на все четыре колеса и выстрелила.

Неизвестно, что подумала хозяйка «БМВ», когда мимо нее пронеслось этакое пушечное ядро, но Валюшку пришлось туго. Опытный и умелый водитель, он невольно воспринимал все эволюции машины так, будто сам был сейчас за рулем. Короткий отрезок пути до Садового кольца Гусев пронесся настолько безопасно, насколько это было возможно при таком сумасшедшем темпе. Пришлось обогнать несколько машин, казалось, застывших на месте, и ни одной аварийной ситуации Гусев не создал. Но все равно, сколько «Жигули» не дорабатывай, в «Феррари» они от этого не превратятся. Так что когда Гусев осадил «двадцать седьмую» у поворота с явным намерением дальше ехать спокойно, Валюшок облегченно перевел дух.

«БМВ» в зеркале отсутствовал. Выбраковщики, не веря своим глазам, синхронно оглянулись.

– А-а... Ползет. – Гусев вырулил на Садовое, и машина неспешно покатилась в сторону Нового Арбата. – Знай наших. Покойник Федя Яковлев на такой же тачке «Субару-Импреза» загнал. Простую, конечно, не турбированную. Но все-таки! В городе, да на сухом асфальте, от нас спасения нет. Дешево и сердито.

– И как же он ее загнал? – поинтересовался Валюшок.

– Натурально. Измором взял. А буквально на следующий день переходил улицу на красный свет и попал под машину. Вот ты бы поперся на красный? Чтобы тебя насмерть задавили, и ты же еще оказался бы виноват... Так вот, Леха, мы с тобой насчет расстрелов не договорили. Заруби себе на носу, выбраковка не расстреливает никого. Все, что ты слышал на подготовительных курсах, – чистой воды правда. Мы вообще не имеем отношения к исполнению приговоров. Наша задача – изъять из общества его врагов, обеспечить доказательную базу для суда – и все. Дальше работают уже судейские и ГУЛАК. А если мы кого-нибудь в процессе задержания убьем – значит, он воспользовался своим правом оказать сопротивление. Исключений не бывает. Каждый занят своим делом. Милиция – розыском и профилактикой, мы – санацией, прокуроры э-э... прокурорят, а ГУЛАК уже непосредственно истребляет всякую мразь. Путем создания ей невыносимых условий жизни. Между прочим, только строго между нами, пару раз имели место запланированные побеги с каторжных работ.

– Запланированные? А-а... – Валюшок поежился.

– Кто-то ведь должен был рассказать братве, какой это ужас.

– Слушай, это на самом деле так... Так страшно?

– Просто гибель, – кивнул Гусев. – Я ездил в командировки. Дознавателей сопровождал ко всяким узникам на допросы по вновь раскрытым делам. И кое-что смог увидеть. Они вкалывают как безумные. Там ведь можно пробиться в десятники, в бригадиры, устроиться на придурочную должность и этим немного облегчить свою участь. Читал Солженицына? Ничего похожего. А вот на фашистские концлагеря смахивает весьма. Малейшее неповиновение – тебя хватают под белы рученьки и уводят. Только не в газовую камеру, а на парочку уколов. И возвращаешься ты потом в тот же барак – остальным в назидание. Тихий и смирный возвращаешься. Их бы всех психотропными средствами обрабатывали, только уж очень дорого это.

– Каторга должна быть прибыльной, – согласился Валюшок понимающе.

– Забудь! – усмехнулся Гусев. – В наши дни каторга по определению не может быть прибыльной. В сталинские времена – наверное, но сейчас рабы больше съедают, чем производят. Это ты пропаганды нанюхался. Все нынешние успехи Союза, дорогуша, зиждутся на трех китах. Повальная честность налогоплательщика – раз. Отсутствие теневой экономики – два. И принцип «У нерусских не покупаем» – три. Конечно, не в том смысле, что мы кока-колу больше не пьем, а в том, что у нас турки Кремль не ремонтируют и чурки дачи не строят. А каторжники – это просто было подспорье в самом начале...

Мимо проехал, обгоняя выбраковщиков, давешний «БМВ» и круто спикировал к подъезду дорогого ночного клуба. Валюшок невольно засмотрелся на яркую вывеску. Он здесь не бывал, да и вообще давно уже перестал тянуться к навороченным кабакам. У него имелся свой любимый пивнячок в двух шагах от дома. С бильярдом, дартсом и теплой спокойной обстановкой. Как у любого нормального человека в этом городе. В неоправданно дорогих безвкусных заведениях наподобие того, куда направилась дамочка из «БМВ», тусовались, как правило, не совсем нормальные. Скучные пустые люди, измученные вечным ощущением, что им чего-то недодали в жизни. Валюшок понимал, от чего так бывает. Он и сам когда-то не знал, чем заполнить щемящую пустоту внутри, которая никак не хотела проходить, хоть ты ее пейнтболом, хоть горными лыжами, хоть книгами хорошими. Бесился, на стенку лез в поисках новых ощущений... А потом все улеглось. Оказалось, нужно просто найти свою любовь и дело по душе. «Просто?.. Черта с два это так просто. Многим до самого конца так и не удается. Интересно – Гусеву удалось?»

Гусев в это время крутил баранку и разглагольствовал. Валюшок не без труда вернулся к действительности и прислушался.

– ...конечно, наши порядки не очень-то согласуются с Декларацией прав человека, – вещал Гусев. – Но зато в Союзе можно по-человечески жить. Совершенно без страха. Думаешь, почему наш режим так люто ненавидят все правительства мира, кроме совсем уж тоталитарных, а мы с ними по-прежнему выгодно торгуем, науку вместе делаем, экспедицию на Марс готовимся запускать? Да потому что любой, кого хоть раз ограбили на улице, кому хоть раз ни за что ни про что дали по физиономии... В этот момент, сжимая кулаки или утирая слезы, он мечтал переселиться в Союз, где такого не бывает в принципе. Нас давно бы стерли в порошок, даже ценой ядерной войны. Но общественное мнение не позволяет. Сколько ты его телевизором ни потчуй, сколько ни капай на мозги – люди хотят, чтобы Союз был. Хотя бы как недосягаемая мечта, как символ. Мы фактически реализовали утопию, Леха. Мы почти уже построили безопасное общество. Мы! Мы это сделали, понимаешь?

– Ну, я-то пока ничего не сделал, – потупился Валюшок.

– Уже начал. Да и успеешь еще, – пообещал Гусев. – Я же говорил – очередной подвиг назначен на полночь. Так что жди. Будет тебе чем заняться.