Текст книги "Саботажник"

Автор книги: Олег Дивов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Кэс, я правильно тебя понял? Здесь Черные Болота номер два?

– Здесь хуже. – Кэссиди усмехнулся одной стороной рта. – Только учти, строго между нами. Как на исповеди. В общем, полкан вовремя подсуетился и теперь держит несколько процентов акций. Если вся эта затея с креатином себя оправдает…

– …Господин полковник улетит отсюда на собственной яхте, – заключил Причер. – Ой-ой-ой, какой тяжелый случай. Не завидую я нам.

– Честно говоря, у меня тоже предчувствия не ахти. Но согласись, на Кляксе идет такая серьезная игра, что на свечи просто нельзя скупиться. А вдруг креатин и вправду окажется эликсиром жизни? Бессмертие! Заманчиво – а, Джон?

– Да на фига оно, бессмертие? – буркнул Причер. Машинально, даже не задумываясь.

– То есть как – на фига?!

– Ну, что ты с ним будешь делать?

– Хм… – Кэссиди на миг задумался. – Для меня это реальный шанс дослужиться до генерала. Так-то я просто не успею. А очень хочется. Чтобы звездочек – четыре штуки! Отличный начальник Генштаба из меня получится.

Причер озадаченно почесал в затылке.

– Ладно, можешь не принимать в расчет мои честолюбивые мечты, – разрешил Кэссиди. – Да и кто я для гарнизонного капеллана Причера – так, еще одна заблудшая овца, хе-хе…

– Ерничать только не надо, угу? – попросил гарнизонный капеллан.

– А вот полковник тебе не по зубам. По некоторым данным, полкан вбухал в акции все, что у него есть. Дом свой и тот заложил. Он тебя за эту скважину крокодилу в жопу вобьет и с попутным ветром на другой конец материка отправит.

– М-да… – Причер раздраженно скрипнул зубами. – Прямо хоть папе звони…

– Римскому? – с уважением спросил Кэссиди.

– Ага… Понтифик спит и видит, как я ему звоню в кабинет. По сто раз на дню кардиналов дергает – а не объявлялся ли такой военный священник с истинно церковной фамилией?..77
  Preacher (англ) – проповедник.


[Закрыть] Конечно, не римскому папе. Моему. Вдруг придумает что-нибудь?

Кэссиди разочарованно цыкнул зубом.

– Извини, Джон, но твой папа здесь не справится. Не такие деньги сюда вложены, чтобы их перевесил один-единственный генерал. Пусть и очень свирепый.

– Сам знаю, – от души признался Причер. – Ладно, Кэс. Надоели мне умные разговоры. Хочу вина. Хочу бокал чего-нибудь легкого и розового. И хорошую книгу. И сигару. Спасибо, Кэс, не буду я тебя больше мучить. Спасибо…

– Сигару – на, – Кэссиди выдвинул ящик стола, достал запечатанную коробку и толкнул ее в сторону Причера, – забирай. А насчет вина даже не знаю. У нас и виски-то не осталось – негодяй Мерфи с собутыльниками выхлестал. А еще летчик называется… Слушай! Есть вино! У тебя. Не меньше тонны должно быть на складе.

– Гораздо меньше. По описи сто тридцать пять литров, – возразил Причер.

– Как? – изумился Кэссиди.

– Сколько есть, столько есть. Но шутка твоя неудачна. – Причер ощутимо посуровел. – Если священник начинает стаканами хлестать причастное вино, значит, он уже меньше чем наполовину священник.

– Джон! – благоговейно выдохнул Кэссиди. – Что же такое получается… Значит, этот козел, твой предшественник… Прости, Господи! Этот… твой предшественник… сожрал как минимум пятьсот литров причастного вина за неполный год! Матерь Божья! То-то мы его в баре никогда не видели!

– Может, он его вместе с твоими разведчиками пил? – невозмутимо предположил Причер. – Откуда и черти пошли – зеленые такие, в пупырышках?

– В чешуе. Да нет, Джон, я же их сам видел. А я причастное вино употребляю только в установленных Церковью дозах. В остальное время исключительно пиво и виски.

– Мы выпьем сегодня немножко? Пусть не виски, так пива. Лейтенант Тэйлор обещал угостить. Ведь тебе нужно расслабиться, Кэс.

– Если Тэйлор угощает, мы точно расслабимся. Забавный парень. Вроде бы очень набожный. А ведь капеллана с его крестом вниз головой со стены на транспортере спустил. И вслед ему орал, что будет нещадно бороться с суевериями и алкоголизмом. В том числе и среди духовенства… Хорошо, капеллана внизу грузчики скрутили – а то был бы у нас в строю лейтенант, преданный анафеме!

– Я себе представляю… Какой бардак! – Причеру очень хотелось рассмеяться, но он вдруг почувствовал себя неимоверно усталым. Сил хватило только на мягкую улыбку. Именно такую, какая приличествует священнику.

– Это ты еще в наш бардак не заходил! – оживился Кэссиди.

– И не зайду.

– Джон, признайся, ведь не может быть такого, чтобы ты ни разу в жизни не был с проституткой.

– Майор Кэссиди, вам давно уже пора на командный.

– Скажи, Джон, ну какой смысл принимать духовный сан, если ты и так святее всех святых? Ни разу!.. А?! Ни разу!..

– Кэс, придержи язык. Я же потом лоб разобью – болтологию твою замаливать.

– Слушай, Джон… – Кэссиди подался через стол к Причеру и заглянул ему в глаза. – Ну мы играли в добрых католиков, да. Еще на Черных Болотах это началось. С твоей фамилией ты просто не мог в это не играть. А мне было интересно – и мы с тобой играли. Не валяли дурака, ни в коем случае, но и в попы не собирались. Просто старшему офицеру положено читать отходную по своим погибшим. Мы это делали хорошо, с душой. Люди обращали внимание, как мы это умеем делать. Слушать нас полюбили. Задавали вопросы, как будто мы настоящие священники, – и мы что-то объясняли им. Ладно, почему бы и нет? Мы разговаривали с тобой о духовном, читали книги, пытались что-то понять… Но у тебя оставалась все та же тяжелая рука, и ты был, извини, что напоминаю, Джонни Отходняк. А теперь… Двое суток не прошло – вся база знает, что ты Иоанн Креститель. Не хлопай глазами, я же разведчик. Джон, в тебе всегда была скрыта колоссальная сила. И ты всегда любил Господа так, как мало кому дано. Ты его правильно любил. Ты его… м-м-м… понимал. Нечего отмахиваться. Понимал. Чувствовал. Но… Джонни, между нами… Только не обижайся! Ну какой, ну какой из тебя священник?!

– Какой есть, – скромно ответил Причер. – Честное слово, я стараюсь изо всех сил.

– Зачем тебе это понадобилось, Джон?!

– Я просто очень хотел вернуться в строй, – сказал Причер. – И вот – я здесь. Ты против? Ты ждал чего-то другого?

– Не знаю, – потупился Кэссиди. – Не понимаю…

– Когда поймешь – заходи, обсудим. – Причер встал, сунул за пазуху коробку с сигарами, шагнул к выходу из кабинета, но все-таки остановился у двери.

– Не бойся, не на исповедь зову, – бросил он через плечо. – Честно говоря, я бы и не стал тебя исповедовать. Слишком много ты знаешь. И слишком многое из того, что знаешь, хочешь рассказать мне. Именно на исповеди. Чтобы не было утечки. Старик Причер, конечно, священник никакой, но парень честный и Бога не обманывает. И утечки не допустит. Сам подумай, Кэс, – ведь только мне такого искушения не хватало для полного счастья… А вдруг ты носишь в себе тайну, от которой зависит жизнь всей базы, и не подозреваешь об этом? И как я тогда должен поступить? То-то же. Ладно, вечером увидимся. Не забудь принести копию журнала оперативного дежурного за…

– За последние шесть месяцев. Попробую. Извини, Джон. Что-то я… Ты прав – устал, наверное. Прости, я лишнего наговорил.

– Все одно душе легче. – Причер на секунду замялся на пороге. Он знал – Кэссиди ждет красивого завершающего жеста. Сидит и ждет, хватит ли у Причера наглости одарить его прощальным благословением. После всего сказанного. И какое решение сейчас ни примет капеллан, все равно выйдет пятьдесят на пятьдесят, что поймут его неправильно. Кэссиди признал свое поражение. Как в старые добрые времена – признал, что Причер сильнее духом, умнее, быстрее соображает, глубже заглядывает в суть вещей. Признал себя ведомым, только уже не при лихом командире по прозвищу Джонни Отходняк, а при каком-то, прости Господи, гарнизонном попе. Для очистки совести как следует попа заплевал – не хуже чешуйчатого псевдозавра – и все-таки сдался. Но Кэссиди был бы плохим разведчиком, если бы сдался без подвоха. И сейчас Причер может изобразить из себя духовное лицо – и окажется, что он просто индюк надутый. С таким же успехом Причер тихо уйдет – выяснится, что он, высокомерная зараза, отказал в участии смиренному прихожанину. Или все наоборот. И нужно держать в уме, что проникновенный вопрос «Ну какой из тебя священник?» вообще может оказаться наглой и циничной провокацией. Этакой проверкой на наличие паразитов в сознании…

Причер поступил как истинный пастырь. Он просто кивнул и вышел за дверь.

ГЛАВА 6

Первым, кого Причер увидел в офицерском баре, оказался Эйб Кронштейн. На этот раз психиатр красовался в парадном черном кителе с погонами капитан-лейтенанта. Выглядел он в этом наряде, грузный и поддатый, чрезвычайно внушительно.

Рядом с психиатром сидело нечто, словно призванное оттенить его великолепие. Далеко не могучей комплекции, светловолосое и какое-то забавно взъерошенное, облачено оно было в совершенно неуместную здесь, на Кляксе, невзрачную русскую пехотную форму.

– Сюда, отче! – заорал Кронштейн, вскакивая из-за столика и размахивая для вящей заметности фуражкой. – Милости просим!

Нечто в пехотном на эти телодвижения не отреагировало никак. Крепко зажав в кулаке стакан, оно глядело куда-то мимо жизни. При ближайшем рассмотрении глаза его оказались чуточку навыкате, что придавало всему лицу выражение легкой обиды и удивления.

– Ну садитесь же! – Кронштейн подскочил к Причеру и с завидной силой ухватил его за локоть. – И никаких возражений, никуда я вас сегодня не отпущу, тут же поговорить не с кем вообще!

– Да я вот… э-э… – начал было Причер, мучительно соображая, что могут означать две звезды на погонах индифферентного Кронштейнова собутыльника.

– Тэйлор не пришел еще, – сообщил Кронштейн. – Не удивляйтесь, мы в курсе. Наслышаны. Прямо сейчас и поздравим вас с боевым крещением. Эй, военный! Танкер, мать твою! Еще горючего сюда! И много!

– А вас что, в поход не взяли? – только и смог пробормотать увлекаемый к столу Причер, который наконец-то догадался: с Кронштейном сидит целый двухзвездный генерал – или, как это у русских называется, генерал-лейтенант.

– Да мы вернулись уже!

– А-а… А я проспал, наверное. Как-то вы быстро.

– Да тут с космодрома серия пусков была. Так разворошили атмосферу, что весь планктон сдуло к едрене матери! Ураганище! Врезало, блин, как из пушки! К югу отсюда джунгли прибрежные легли на фиг! До сих пор не разогнутся. Адмирал лютует, грозится на транспортников в суд подать – у него фуражку за борт сдуло… Ну, садитесь же. Будем отмечать. Сначала ваши подвиги отдельно, потом нашу удачу вообще.

– Так штормило, что могло не поздоровиться? – с деланным пониманием спросил Причер, останавливаясь у столика и думая, что неплохо бы представиться генералу как подобает. Генерал, он даже в стельку пьяный все равно генерал – это Причер, генеральский сын и внук, знал не понаслышке. А тут еще генерал союзнической армии – проявишь сдуру неуважение, отвечай потом за международный конфликт…

– Штормило знатно, – гордо заявил Кронштейн. – Видали и хуже, но реже. Жаль, тут ваших супертоннажников нет. Линкоров там, авианосцев.

– Зачем? – удивился Причер, изучая русского генерала. Какой-то он был… Подозрительный. Хотя кто его знает, что у них за генералы.

– Посмотреть, как тонут! – сообщил Кронштейн и радостно заржал. – Да садитесь же, Причер! Эй, военный! Где наше топливо? Майкл, очнись! Погляди, кого я привел! Настоящий святой отец, едрит твою! И мужик боевой, между прочим!

«Нет, это не генерал», – подумал капеллан. У него отлегло от сердца, он присел к столу и буркнул «Здравствуйте».

– А кто тут не мужик? – уныло поинтересовался «генерал». – Одни мужики повсюду. Твари непобедимые. И невыразимые.

С этими словами он припал к стакану. Капеллан отметил, что пиво у «генерала» какое-то странно бледное. И отдувался «генерал» после глотка, будто что-то другое пил. После чего снова уставился в пространство.

– Не обращайте внимания, Причер, – посоветовал Кронштейн. – У Майкла припадок фантомной боли. Саднит ампутированный романтизм. Да, прошу любить и жаловать – прапорщик Воровский. Человек на самом деле выдающийся, творческая личность, при этом не зазнайка, свой в доску, лучший друг мичмана Харитонова и все такое прочее. Ага, вот и пиво… Ну-ка, отче, глоток отпейте и давайте сюда ваш бокал.

Причер, не очень понимая, чего от него хотят, все-таки послушно отхлебнул и подвинул бокал Кронштейну. Тот воровато оглянулся, с изумительной ловкостью извлек из-за пазухи тускло блеснувшую флягу и щедро плеснул капеллану в пиво какой-то прозрачной жидкости.

– Это что? – спросил капеллан, машинально переходя на шепот.

– Это то, чего тут не подают. – Кронштейн повторил ту же операцию над своим бокалом, спрятал флягу и хитро подмигнул. – И не смогут вплоть до ближайшего грузовика.

Причер тупо уставился в бокал. Потом нагнулся и понюхал.

– М-да, – сказал он. – «Горе тем, которые храбры пить вино и сильны приготовлять крепкий напиток…» Может, сразу вызвать «эм-пи»? Или лучше прямо санитаров…

– Почему? – На этот раз пришло время удивляться Кронштейну.

– Я думаю, нам сейчас будет плохо.

– Коллега Причер! Нам сейчас будет исключительно хорошо!

Причер, не отрывая глаз от бокала, медленно перекрестился.

– И это человек, с которым мы на киче выдули почти литр! – укоризненно покачал головой Кронштейн.

– Откуда? Моя фляжка рассчитана всего лишь на полтораста, больше в протез не влезет.

– А у меня что, с собой не было?..

– Не надо «эм-пи», – подал голос Воровский. – Здесь от нормальных-то мужиков не продохнуть. А если что, так я вас к себе отвезу.

И опять загадочно умолк.

– Все слышит! – восхитился Кронштейн. – О своем думает, а что ему надо – слышит. Одно слово, творческая натура. Ну, святой отец, давайте. Вздрогнем! За боевое крещение. Во всех, мягко говоря, смыслах. Подключайся, Майкл. Приобщись к благодати. Когда ты в последний раз поддавал со священником? С ними пьется, я тебе доложу, потрясающе. С гражданскими так не засосешь.

– Ладно, уговорили, – вздохнул Причер. Поднял бокал, чокнулся с русскими, быстро сотворил про себя молитву, сделал осторожный глоток и замер, прислушиваясь к ощущениям.

– Сейчас вставит, – пообещал Кронштейн. – Вы еще отхлебните. Бояться нечего, честное слово. Это ж не отрава, а эликсир жизни все-таки.

– Эликсир жизни у нас под ногами течет, – пробормотал капеллан. – Если верить ученым, конечно.

– А вы как, верите?

– Не знаю… – Капеллан глотнул вторично и мысленно согласился – действительно, не полная отрава. Просто нечто противное на вкус, с крепкой сивушной отдушкой. Причер слыхал, что русские это пьют, но не очень представлял – как. И, главное, зачем.

– Я в Господа верую, – сказал капеллан грустно. – Угодно ему будет шарахнуть по людишкам таким чудовищным соблазном – значит, шарахнет. Значит, время пришло испытать нас по-крупному. Вы только не подумайте, Эйб, что я какой-то там безвольный фаталист… Слушайте, а ведь правда, вставляет!

– Еще бы! Ну-ка, по глоточку! Na zdorovie!

Третий глоток проскочил легче, и капеллан наконец-то понял – не как русские пьют такую гадость, но зачем.

– А какова официальная точка зрения Ватикана на креатин? – спросил психиатр.

– Понятия не имею. По-моему, она еще не сформулирована. А что это вы вдруг?..

– Да как вам сказать… Просто одно дело всякие присадки к лекарствам, регенерирующие кремы…

– Я сам таким кремом пользуюсь ежедневно, – перебил капеллан. – Вы хотите знать, что скажет Церковь, если прогнозы насчет эликсира жизни сбудутся? Так? Какова будет реакция Святого Престола на то, что любой, доселе проходивший по категории «простых смертных»…

– Станет простым бессмертным, – заключил Кронштейн коротко и ясно.

– Я, честное слово, не знаю, – сказал Причер кротко. – Понимаете, Эйб, у нас субординация такая же, как в армии. Будет распоряжение насчет креатина – доведут до каждого священнослужителя в части, его касающейся.

– И вы обязаны будете распоряжение выполнять? – спросил психиатр, щурясь на капеллана сквозь полупустой бокал. – Претворять, так сказать, в жизнь строго и последовательно?

– Хм-м… – Причер задумался, выискивая для ответа правильные выражения. «Священник, он в чем-то как генерал, – мелькнуло в голове. – Даже нетрезвый все равно священник. А Кронштейн, язва такая, естественно, хочет получить от меня сугубо личное, человеческое мнение. То-то он сам из себя постоянно обычного человека разыгрывает… Психиатр».

– А вот я… – неожиданно вступил в разговор Воровский, о существовании которого собеседники просто забыли. – А я на днях видел бабу с во-от такими сиськами!

Капеллан ошарашенно уставился на прапорщика.

– Все нормально, Майкл, – сказал Кронштейн. – Все в порядке. Ситуация под контролем. Не обращайте внимания, Причер. Вы продолжайте. Мне очень интересно.

– Обойдетесь. – Капеллан выпил еще немного и почувствовал явственный прилив душевных сил. – Ничего я вам не скажу, Эйб. Наверное, я сам для себя еще ничего определенного не решил. Да и потом… Какое именно бессмертие даст человеку креатин – если даст его вообще, конечно? И что считать истинным бессмертием – вы над этим задумывались когда-нибудь? Вы хоть представляете разницу между понятиями «сознание» и «душа»? А? Вижу, не представляете. А это серьезный вопрос. Нужно будет вам как-нибудь лекцию прочесть на эту тему. Да и не только вам.

– А вы проповедь закатите!

– Да легко. И «закачу», как вы выразились.

– Ну, за это и накатим… За первое выступление капитана Причера в роли капеллана Причера! Я в смысле – официально, с высокой трибуны. Так-то вы настоящий капеллан. Ну, поднимем и сдвинем!

– А кто-то сейчас раздвигает… – заметил Воровский глубокомысленно, но с соседями чокнулся.

Капеллан выпил, обнаружил, что бокал пуст, и небрежно отодвинул его на край стола.

– Эй, военный! Дозаправщик! – тут же отреагировал Кронштейн. – Правым галсом – на сближение, бегом!

К столику метнулся официант с подносом.

– Вы бы потише, а? – попросил он, сноровисто меняя емкости. – И так все заведение на вас таращится. Задолбали уже с собой приносить и распивать.

Воровский свою посуду отдавать и не подумал – официант просто вынул у него из пальцев освободившийся бокал и воткнул на его место полный.

– Замечания офицерам? – осведомился Кронштейн вкрадчиво.

– Просто другим обидно, – хмуро сказал официант. – Если водки хоть залейся, так лезьте на свой пароход и жрите. Тут-то зачем?

– И залезем, – пообещал Кронштейн с угрозой в голосе. – И зальемся. А потом зальется слезами безутешная мама одного умника, который любит давать полезные советы. Думаешь, мы просто так в вашем поганом кабаке сидим? Мы тут чтобы культурно и без эксцессов. Обстановка, понял? Мягкая и располагающая.

– Ну-ну, – хмыкнул официант. – Мне-то что, мое дело маленькое, подай-принеси. Только старший говорит, если увижу среди русских мичмана Харитонова, вызову «эм-пи» мгновенно. Старший нервничает очень с тех пор, как тут лейтенант Мерфи погулял. Так что учтите, господа офицеры, я вас чисто из уважения предупредил.

– Уважение – это правильно, – сообщил Воровский.

– К вам не относится, – тихонько буркнул официант и испарился.

– Что он там булькнул? – Кронштейн проводил официанта тяжелым взглядом. – Наверняка гадость какую-нибудь. А действительно, Причер! Давайте-ка еще по одной дернем – и на нашу коробку? Экскурсию вам устроим.

– А мне потом обоих на себе тащить? – оживился Воровский. – По сто двадцать кэгэ на каждое плечо? Или ты грыжу вправлять умеешь?

– Ерунда, вахтенных матросиков позовешь. – Кронштейн достал флягу. – Ну-с, готовьте посуду, святой отец.

Причер отпил немного пива, двинул бокал к Кронштейну и с интересом спросил:

– Вы каждый раз, вернувшись из похода, так лихо керосините?

– И в промежутках тоже. А как без этого? Страшно же. Вы бы видели, Причер, какая гадость оранжевый планктон. Ты его напалмом херачишь, а он тебе в это время борта прогрызает. Допустим, «Тревога» ему не по зубам, не какая-нибудь банка консервная американская, но все равно каждый раз оторопь берет. Я вам так скажу, Причер. – Кронштейн подвинул капеллану бокал с адской смесью и заглянул прямо в глаза. – Если б меня попросили это сволочное явление природы охарактеризовать, я бы назвал его «желчь планеты». Мы на море не с планктоном боремся, Причер. Мы со всей Кляксой воюем. Разгоняем ейную кислую отрыжку. Которая, если до базы доползет, выжжет тут все начисто.

– Тэйлор тоже говорит, что не мы от джунглей защищаемся, а они от нас, – вздохнул капеллан, принимая бокал.

– А вот я… – вступил прапорщик Воровский. Причер и Кронштейн будто по команде оба к нему повернулись – от неожиданности. – А я тут на днях видел бабу с во-от такими сиськами!

И победно оглядел собеседников.

Кронштейн помотал головой, будто отгоняя назойливую галлюцинацию.

– Никак не привыкну, – сказал он. – Каждый раз он меня подлавливает. Расслабься, Майкл, все нормально. Все под контролем. Отдыхай. Так что там насчет джунглей, святой отец? Ах да. Не мы от них, а они от нас? Ничего удивительного – все умные люди так говорят, Причер. Batiushka наш корабельный то же самое утверждал, пока не снюхался. Отличный был мужик, как-то упустил я его…

– Снюхался?

– Угу. Он, бедняга, когда понял, чего мы тут наколбасили, пошел к адмиралу. Сами понимаете, безрезультатно. Начал по своему начальству депеши слать. Те – разберемся, мол, служи пока. И тишина. Он с горя депресснул и, вместо того чтобы со мной пообщаться, начал втихаря гулять по открытой палубе без маски. Нюхнет свежего морского воздуха – и вроде легче ему. А я как-то поздно догадался, что происходит, – у него уже зрачки были во весь глаз. Ну и пошел наш batiushka на списание. Дома лечится сейчас. Давайте-ка, Причер, употребим. Есть тост. За укляксенных Кляксой на фиг. За всех, кому этот мир отомстил. За лучших из нас. Потому что сволочь разная живет тут, богатеет, ни о чем не задумывается и в ус не дует, а нормальных военных совесть зажирает почище всякого планктона.

– Хватит, Эйб, – попросил капеллан. – Не грузите меня хотя бы сегодня. Я и так вкопался в здешние проблемы по самые по уши. Давайте выпьем, как полагается, за память тех, кто не вернется домой. Я, например, пью за первый разведвзвод.

– Ладно, – согласился Кронштейн. – У нас тоже… Хватает. Тогда не чокаясь. Ну!..

Они выпили, за столиком воцарилось молчание – каждый что-то вспоминал, – и Причер вдруг понял: сидят они на островке спокойствия посреди океана буйного веселья. В баре стоял невообразимый гвалт, ревела музыка, кто-то возле стойки отплясывал нечто экзотическое, облаками плавал табачный дым… И женщины тут были, ярко одетые и накрашенные, попавшие в офицерский бар непонятно как, против всех правил – им полагалось находиться на рабочем месте, в борделе, – но господа офицеры, видимо, давно похерили разные заскорузлые правила, которые просто глупо было соблюдать на этой неправильной планете, где по небу летают крокодилы, а море испаряется галлюциногенами… Бар обрушился на Причера и крепко придавил – оказалось, что Кронштейн и его меланхоличный приятель занимали на самом деле очень много места и до этой минуты будто стеной отгораживали капеллана от всего лишнего.

– Давайте и правда к нам, Причер, – сказал Кронштейн, вовсе не задумавшийся, а внимательно за капелланом наблюдавший. – Часика на два-три. Потом вернемся. А то сейчас Тэйлор заявится со своими. Пусть уж он без вашего участия напразднуется вдосталь, подустанет – а тут и вы. Тяпнете с ним по стакану, и все дела. Ага? Я же вижу – хреново вам здесь.

– Наверное, так будет лучше, – кивнул Причер. – Хоть посмотрю на эту вашу… Коробку.

– Правильное решение. Эй, танкер! Флагман отваливает! А-а, ты уже здесь. Молодец. Значит, слушай. Придет ваш Тэйлор, будет искать святого отца. Скажешь, мы капеллана забрали ненадолго, часикам к одиннадцати вернемся. Осознал? Тогда свободен. Да, пиво на счет Тэйлора запиши.

– Почему на счет Тэйлора? – запротестовал капеллан. – Я свое оплачу.

– Да расслабьтесь вы! – улыбнулся Кронштейн, вставая и лихо вешая фуражку на затылок. – Тэйлор сегодня проставляется. Думаете, он чего задерживается? Роту принимает мужик. Шестую гвардейскую, имени Капеллана-Со-Стены-Вниз-Головой, а также Ордена Иоанна Крестителя, хе-хе. Везет Тэйлору на священников. Легко они его находят.

– Ерник вы и богохульник, Эйб, – сказал Причер от души.

– Есть маленько, – легко согласился Кронштейн. – Отпечаток профессии, наверное. Майкл, подъем! И кильватерным строем на выход. Я лидирую, а то не протолкаемся ведь.

– У меня найдется чем протолкаться, – грозно сообщил Воровский.

– Только не сегодня, – попросил Кронштейн и двинулся вперед, раздвигая животом толпу.

На улице оказалась тропическая, хоть глаз отстрели, ночь. Дежурное освещение выхватывало из черноты куски пространства, жизненно необходимого для несения службы, но за границу желтоватых пятен соваться отчего-то не хотелось. Вдалеке переливалась огнями, как рождественское дерево, шахтная вышка. Немного правее набухло в портовой зоне четко очерченное, будто сплюснутое, зарево, и где-то высоко над ним мерцали красные огоньки на мачтах «Тревоги».

– Нам туда, – сказал Кронштейн, тыча пальцем в красные звездочки. – Мы без машины, оно и к лучшему. Прогуляемся ножками. Вы как, Причер?

– Элементарно. – Капеллан всей грудью вдохнул пропитанный запахом джунглей воздух, после спертой атмосферы бара показавшийся очень даже свежим. Да, здесь отдавало сельвой – просто в первые дни Причер с отвычки этого не почувствовал. Сейчас он вспомнил, что очень скоро ему в сельву идти, и подумал, что неплохо бы восстановить старые рейнджерские навыки – в частности, умение различать оттенки запаха джунглей. Только сначала не мешало бы спросить у Кэссиди, какой оттенок что значит тут, на Кляксе. «Да, ведь Кэс тоже обещал зайти в бар и, может быть, принести информацию, о которой я просил. А послезавтра у меня полевой выход с разведгруппой – к этому времени нужно быть абсолютно свежим. Значит, ни в коем случае не перебрать сегодня. Ни в коем случае».

– Я просто забываю все время, что у вас нога, – извиняющимся тоном сообщил Кронштейн.

– Забываете – и отлично. Лучше запомните, что мне сегодня не стоит надираться.

– Как прикажете, святой отец. Насильно спаивать не будем. Слушайте, а может, правда, найдем тачку какую-нибудь? Их тут полно. Американцы – чистые дети, мать их – технику не ценят, бросают где попало. Грех не стырить, правда, Воровский? Ой… Виноват, господин капитан, сэр. Больше не повторится. Ха-ха! Извините, Причер. Я вас уже за русского держу.

– Это комплимент, наверное? – улыбнулся Причер. – Ладно, пойдемте.

– А можно и стырить, – задумчиво произнес Воровский. – Наказать разгильдяев. Во-он как раз джип стоит. Видите, пьяный валяется? А справа, в тени, машина.

– Только не при мне, – сказал Причер твердо.

– Ему нельзя воровать, балда ты! – объяснил Кронштейн прапорщику. – Десять заповедей, понял? Все десять ему нельзя. Пить, курить, ругаться матом, предлагать взятки материально ответственным лицам… Все, Причер, все! Ну, я же пошутил.

– В следующий раз надеру уши, – пообещал капеллан, ставя Кронштейна на ноги.

– Сто двадцать кило на одной руке, – оценил Воровский. – Неслабый жим. Завидую. И правда, давайте пешком.

Причер достал из кармана сигару.

– А еще я где-то читал, будто священники не пьют и не курят, – заметил небрежно Кронштейн, оправляя китель.

Видимо, психиатра спьяну потянуло на подвиги. Или он неуютно себя почувствовал, болтаясь в воздухе, и теперь показывал, что все равно ни капельки громилы-капеллана не боится. Во всяком случае, так Причеру показалось. Но, во-первых, он совершенно не хотел с Кронштейном ссориться, а во-вторых, на этот раз тот съязвил мимо цели.

– Вы, милейший, отстали от жизни лет на триста, – улыбнулся Причер. – В Ватикане один кардинал недавно вообще женился. Новая мультикатолическая политика – быть к рядовым верующим ближе. Кто насколько в состоянии выдержать. Я, например, делю с паствой тяготы армейской службы. Все, какие подвернутся! Напр-раво и нал-лево! Ибо много трудов предназначено каждому человеку, и тяжело иго на сынах Адама со дня исхода из чрева матери их до дня возвращения к матери всех!

– Та-ак, уже вставляет… – пробормотал Кронштейн, на всякий случай отходя от капеллана подальше.

Причер раскурил сигару, выпустил клуб дыма и сказал:

– Заповеди ничего не запрещают, ясно? Они рекомендательного характера. На личное усмотрение каждого. Не любишь Господа – нарушай. Только потом не жалуйся. Захочу уродом стать, мерзавцем и отбросом человеческим – всю базу разворую на хрен. Но это ж только до смерти будет мне веселье, понимаете? А потом? А душа? Ей-то за что вечно мучиться? За то, что я при жизни был урод, мерзавец и отброс человеческий? Да и жизнь-то будет короткая и глупая. Ибо сказано: «Если кто обращается от праведности ко греху, Господь уготовит того на меч». Так на фига?!

– Вставило! – констатировал психиатр, обнял прапорщика за хрупкое плечо и зашагал к порту.

Причер шел позади, дымил сигарой, хмурился и трезвел. Русские вели между собой непонятные разговоры. «А помнишь, Майкл, как мы с тобой на Сигме-Ф?» – спрашивал Кронштейн. «Смутно», – отвечал Воровский. «А на Мосту?» – «А на Мосту тебя вообще не было!» – «Как будто тебя было!» – «Еще как было! Мы там с капралом фон Йена просто-таки до квадратных глаз…» На краю портового зарева вспыхнула раздражающе яркая белая точка и принялась моргать. «Вот и Харитоша! – обрадовался Кронштейн. – Знатно харитонит. Ты разобрал это слово, Майкл? Только вслух не произноси, капеллана не расстраивай. Слу-у-шай! А Стожары помнишь? Ты же как раз там впервые озвучил свою хохму про бабу с сиськами!» – «Да, Стожары – это было сильно. Лучше уже не будет».

Причер слушал беседу русских и думал о том, какой же должен стоять невероятный бардак в их звездных колониях, если эти раздолбаи здесь себя так ведут. Вспомнилась фраза полковника «Все на борьбу с мичманом Харитоновым!». Портовый сигнальный прожектор все не унимался, но что именно он там выписывает, Причер не считывал принципиально. И так было ясно – что.

– Эйб! – позвал капеллан. – Вы меня как-нибудь с вашей местной знаменитостью познакомите? Хотелось бы взглянуть хоть издали.

– С какой именно? – обернулся Кронштейн. – У нас тут состав звездный. Просто команда мечты. В какое мурло ни харкни – герой.

– Не знаю, как вы своих ранжируете, но для нашего штаба самый кошмарный жупел – мичман Харитонов. Уж как его поносят…

– Так он и есть чистый жупел! – хохотнул Воровский.

– Да уж, – кивнул психиатр. – Представьте, святой отец, стоим мы как-то, общаемся на отвлеченные темы. Спорим, можно сказать. Я неопровержимыми фактами давлю – и что б вы думали? Хлопает, стервец, меня по плечу и говорит так саркастически: «Ну конечно – чему мы, геи, можем вас, евреев, научить?!»88
  Убежденный гетеросексуал и неубедительный интернационалист, мичман Харитонов имел крайне смутное представление не только о геях, но даже и о гоях (примеч. Евгения В.Харитонова)


[Закрыть]