Текст книги "Заговорщики"

Автор книги: Олег Гладов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Заговорщик

Ночью тяжёлая ртуть предчувствия неожиданно покинула меня и бесшумно спряталась в зеркале – только вязкий, быстро затягивающийся след остался на его поверхности. Я подошел к окну и увидел их: чернокрылые ангелы, словно приклеенные, висели в небе. Они лохматили тучи своими острыми как бритва крыльями и ухмылялись мне. Они прикатили луну, стряхнули с неё пыль и принялись натирать чёрным воском небесные петли – чтобы не скрипели. Они целовали ветер своими ледяными губами и катались на небесных качелях. Они говорили мне непонятные слова и, бросив бесполезную луну в озеро, растворились в космосе. И луна светила ещё какое-то время под водой, а потом погасла. Погасла… Погасла… И тогда я лёг в постель и заснул.

И проснулся. «МА-ЛА-КО!!!» – кричал кто-то под окнами.

«Ширк – ширк», – это метла дворника Гурама. Странный у нас дворник – грузин, что ли, или ещё кто-то там из абреков… «МА-ЛА-КО!!!» Все абреки апельсинами торгуют или обувь ремонтируют, а этот – дворник. «МА-ЛА-КО!!!»

Зачем я так рано проснулся? Привычка, наверное, осталась… с тех пор ещё, как на работу ходил. Теперь работы у меня нет. И денег нет. И моя девушка меня бросила – ушла и живёт теперь с милиционером. Потому что у него есть деньги. И работа… А он, сука такая, давно уже к ней подкатывался: она ещё смеялась, лёжа в этой самой постели, и рассказывала, как он дарил ей цветы и говорил: «Ну что ты с этим уродом? Что ты в нём нашла? Такой женщине, как ты, нужен настоящий мужчина». Она теребила мои нечёсаные и немытые волосы и целовала: «Мне нужен только ты, солнышко…»

«МА-ЛА-КО!» А теперь она ушла к этому занудливому красномордому уроду в погонах… Солнышко… Теперь она его называет «солнышко»?

Я встаю и бреду на кухню – курить. Последняя сигарета. Больше нету. Как последний патрон. И спичек нет. Поэтому у меня на газовой плите горит одна из конфорок. «МА-ЛА-КО!» Я наклоняюсь и прикуриваю – треск и запах горелого волоса… Мля! Эти волосы грёбаные – вечно лезут под зажигалки и спички. И конфорки… Курю… Смотрю в окно… Вот если бы у меня был последний патрон – куда бы я его шмальнул? В кого? В «солнышко» с погонами? Или в неё? Или себе в башку? Или в это грёбаное, сука-падла, – «МАЛАКО»?

«МА-ЛА-КО!»

Ну когда же он уже заткнётся, а? Я напихиваю уши ватой и снова иду спать – рано ещё…

Хожу по парку – курить и жрать всё равно хочется… Никуда не денешься…

– Закурить не найдется? – спрашиваю проходящего мимо деда в ушанке.

– Без фильтра, – настороженно сообщает дед.

– Нормалевич! – я показываю ему большой палец.

Дед дает сигарету, и я присаживаюсь на ближайшую скамейку. Курю. Рядом шелестит страницами забытая кем-то газета. Посмотрим… «Объявления»… «Продам детскую коляску…». Тэк-с… «Даю уроки английского…». Угу… «Принимаем волосы, не короче 40 см. По хорошей цене…». Вот. Пойду, продам свои! Они у меня «не короче»… «Квалифицированные советы на все случаи. Адрес: ул. Ватутина, 17/67». Советы… Вот пойду посоветоваться – пусть попробуют не посоветовать, уроды! Советы! А вот пойду и посоветуюсь! Но сначала сдам свои волосы «по хорошей цене»… Пусть попробуют не принять – убью!

Волосы в тот день я не сдал. А на следующий сдал. Купил сразу же макароны и сигареты. И решил пойти «квалифицированно» посоветоваться. Теперь я лысый, и советы мне нужны…

Ватутина 17, квартира 67. Жму на звонок. «Тилинь!» Тишина. «Тилинь-Тилинь!» Никого. Тьфу! Разворачиваюсь, и в этот момент – «щёлк!» – замок открылся. Никто не выходит. Пожимаю плечами и толкаю дверь. Она медленно и бесшумно распахивается.

– Эй! – говорю я. – Есть кто дома? Энибады хоум?

Тишина. Вхожу, прикрываю за собой дверь и вытираю ноги о коврик.

– Эй! – голос гулко стукается о стены и теряется где-то в необъятных просторах квартиры. Квартира действительно большая. И абсолютно пустая. Если не считать огромного белого холодильника посреди одной из комнат. Я медленно обхожу его сзади: трубочки-пластмассочки и кусок провода – шнур вырван почти с корнем. Открываю большую дверцу – пусто и сухо. Захлопываю и открываю другую – морозильная камера. Здесь тоже сухо. Но не пусто. Кому-то понадобилось положить в морозильную камеру старый телефон с треснувшим корпусом. Цифры на диске уже стерлись. Я ставлю сумку с макаронами на пол и беру телефон в руки. Старый. Чёрного цвета. Треснувший. Никуда не подключенный. И неожиданно звонящий – негромко и деликатно. И падающий на пол – потому что я его от неожиданности выронил. Трубка слетела – корпус прочертила ещё одна трещина, глубокая и кривая. Снова негромкое и деликатное «Трррынь!» Ничего не понимаю… Присаживаюсь на корточки и беру трубку.

– Совет первый, – каркает трубка, – никогда не бросай телефоны. Они для этого не предназначены.

Я молчу. Трубка тоже. Но недолго:

– Совет второй: если есть что сказать – не молчи. И наоборот. Объяснить подробнее?

– Нет, – говорю я.

– В чём суть вашей проблемы? – абсолютно бесстрастное карканье.

– Ну… – я задумался. Странная, однако, система у этой…

– Говорите внятней, пожалуйста.

– Э-э-э…

– Вы хотите, чтобы у вас ЧТО-ТО было? Или ЧЕГО-ТО не было? У вас ЧТО-ТО есть? Или ЧЕГО-ТО нет?

– Да… (ладно, какого хрена!) У меня нет денег, работы и моя девушка ушла от меня к милиционеру…

– Какой пункт для вас важнее других? Деньги? Работа? Девушка?

Я вспомнил свернувшуюся калачиком на моих белых простынях и шепчущую горячим шепотом, и улыбающуюся во сне.

– Девушка, – говорю я. Психологический тест, что ли, такой?

– Вы хотите её вернуть, наказать или?..

– Вернуть.

– Вы готовы заплатить?

– А совет?

– Совет третий: Вам нужен Помогала. Он найдёт вас сам. Расскажете ему всё на месте.

– М-м-м… Чего?

– Это будет стоить вам (секундная заминка) : три совета… – три года вашей жизни. Мы отнимем с конца: с начала, как вы понимаете, отнимать – смысла нет.

– Чего?

– Ждите Помогалу. Положите телефон на место. До свиданья…

Тишина. Я покрутил трубку, пожал плечами и засунул телефон в «морозилку». Всё понятно – три года с конца, а не с начала… Помогала… Всё ясно, что ж тут непонятного-то?

– Урод! – сказал я громко и, пнув холодильник, вышел из квартиры.

Дома я внимательно посмотрел в зеркало: длинные волосы, доставлявшие столько хлопот, покинули мою голову и теперь наверняка станут шиньоном для какой-нибудь дамочки. Осталось побриться. Я намыливаю свою физиономию и скребу подбородок затупленной бритвой. Потом выбрасываю лезвие в мусорное ведро, вытираюсь полотенцем и смотрю на результат: без усов, бороды и длинных волос я – слегка помятый субъект, отдаленно напоминающий мою же фотографию в паспорте…

«Тук-тук-тук!»… Хм… Когда к вам кто-то стучится во входную дверь, что вы делаете? Спрашиваете: «Кто там?» – и открываете, верно? Или не открываете, потому что пришли проверить ваш счетчик электроэнергии. А что делать, если кто-то стучится в дверь холодильника? Изнутри? «Тук-тук-тук!», «Тук-тук-тук!» Ко мне ещё никто никогда не стучался изнутри холодильника. Поэтому я открыл дверцу своего старенького «Орск-3» и увидел ЕГО.

– Привет, заговорщик, – сказал сидящий внутри моего холодильника и вылез наружу.

– Я не заговорщик, – сказал я.

– Как раз таки да, – ответил он, с интересом оглядывая мою кухню. – Ты первый заговорил с нами, значит, ты – Заговорщик.

Он сунул нос в пустую кастрюлю, открыл кран, посмотрел на льющуюся воду и повернулся ко мне:

– Я – Помогала. Ты спросил совета у Советчика, и он решил, что тебе нужен я. Тебе нужна помощь, я – Помогала… Говори.

– Что говорить?

– Говори, в чём тебе помогать.

Он достал блокнот с карандашом и выжидающе уставился на меня.

– От меня ушла девушка, – наконец сказал я.

– Так… – что-то быстро записывает в блокноте.

– К милиционеру…

– Так…

– И живет теперь с ним…

– Угу…

– Я хочу, чтобы она была со мной.

– Всё?

– Все.

– Мне нужно пятьдесят четыре минуты на размышление, – произнес он, пряча блокнот в карман и залезая обратно в холодильник.

– Ладно, – сказал я, закрывая за ним дверцу, и отправился валяться на диване. Через какое-то время сам собою включился телевизор, и на экране появился Помогала.

– Я готов, – сказал он в чёрно-белом варианте с субтитрами. Только в субтитрах были ошибки: сказал «я готов», а написалось «я г Атов».

– Ну? – я приподнялся на локте.

– Тот, к кому ушла твоя девушка, он – Уклюж?

– Не знаю… – я задумался. – Он вообще-то милиционер…

– Ладно… – Помогала покопался в блокноте. – Чтобы твоя девушка вернулась к тебе, её нужно лишить того, с кем она сейчас. Самый простой способ – ударить его по голове тяжелым предметом и засунуть в ванну, наполненную водой, – тогда он умрёт, и твоя девушка вернётся обратно.

– Это что… – растерялся я, – шутка такая?

– Ты прав, – застенчиво улыбнулся Помогала. – Утопить его в ванной действительно как-то… Тогда ты его зарежешь.

– Нет, – сказал я.

– Что – «нет»? – непонимающе глянул из экрана Помогала.

– Я не убивал никогда… и вообще я крови боюсь. Вот ты если хочешь, ты и убивай….

– Я не могу, – сказал Помогала, и экран потух.

– И вообще, что это ещё означает? – продолжал он, выходя из моего шкафа. – Что означает: «Ты если хочешь, ты и убивай»?

– Ну ты хочешь мне помочь? – оправдываясь, пробормотал я.

– Правильно, – он закрыл шкаф на ключ и положил его себе в карман.

Ключ? Шкаф?

– Правильно, – повторил он. – Я буду тебе помогать. Потому что я – Помогала. Но делать-то всё ты должен сам, понимаешь? А я тебе буду помогать…

– Я не могу зарезать или стукнуть по голове, – сказал я. – Думаешь, это так легко – подойти к человеку и стукнуть его по башке? Это, знаешь, мне дед ещё рассказывал: во время войны они стреляли из окопов по врагу совершенно спокойно. Потому что враг был чем-то абстрактным: серые далекие фигурки… А когда пришлось столкнуться с немцами в рукопашном бою, он, пырнув одного из них штыком и увидев кровь, сразу же блеванул и потом плакал, и пытался его перевязать. Пока не прибежал командир и не всадил пулю немцу в голову.

– Угу… – Помогала опять что-то писал в блокноте. – Значит, нужно чтобы ОН был абстрактной фигурой? Ясно-ясно… Значит, тебе нужно ружье! – Он посмотрел на меня и поднял указательный палец к потолку:

– У тебя будет ружье, ты выстрелишь в абстрактного милиционера, он перестанет быть живым, и твоя девушка вернется к тебе.

– Он не абстрактный милиционер, – сказал я. – Он настоящий милиционер.

– Не запутывай меня, – Помогала опять чёркал что-то в своём блокноте. На минуту воцарилась тишина, только карандаш скрипел по бумаге.

– Так вот, – сказал он через минуту. – Ты застрелишь его из ружья!

– У меня нет ружья.

– Об этом я не подумал… – он задумчиво почесал затылок. – А где оно есть? Где взять ружье?

– Ну не знаю… Купить, наверное, можно… Но ружье – это очень дорогая штука. А у меня нет денег…

– Ружье – это Штука? – изумленно уставился на меня Помогала.

– Ну да… наверное….

– Странно… – он склонил голову набок и посмотрел на мои уши. – Мне нужно тысячу четыреста сорок минут на размышление…

– Ладно… – закрывая за ним дверцу холодильника, сказал я. Потом я лёг на диван и принялся считать в уме, сколько это – тысяча четыреста сорок минут? Получалось вот что: в часе – шестьдесят минут. Шестьдесят на десять – шестьсот минут. Это десять часов. А если умножить…

И тут я незаметно заснул.

И проснулся.

«МА-ЛА-КО!!!» Опять! Это ж надо, так вот орать в полседьмого утра. Где они учатся так громко орать? На специальных курсах? Или их выращивают вместе с коровами на фермах? Коровы в одном сарае – кричальники в другом. Коровы дают молоко – кричальники кричат «МАЛАКО»… А во время воздушных налётов врага они залезают на крыши и своими криками распугивают бомбардировщики… Ага… Пойду побреюсь…

– Я тут поспрашивал, – сказала электробритва голосом Помогалы. – Так вот, ружье – это не штука. Это просто такая убивательная трубка.

– Я ещё сразу подумал, – продолжил он, появляясь в зеркале позади меня, – странно будет, если ружье окажется Штукой.

– А что такое Штука? – спросил я, продолжая водить зудящей бритвой по подбородку.

– Штука не «ЧТО»! – строго поправил он меня. – И не «КТО»! Штука – это Штука!

– И что Штука делает? – я сложил электробритву в чехол и выдавил немного зубной пасты на щётку.

– Ничего не делает! – Помогала залез в ванну и уселся там в странной позе. – Когда однажды Штука появится в небе, случится НЕЧТО и кто-нибудь исчезнет – либо Уклюжи, либо Неуклюжи.

Я выплюнул зубную пасту и вытер рот полотенцем.

– А кто такие Уклюжи и Неуклюжи?

– Я, например, Уклюж, – сообщил он из ванны.

– Ты – Помогала, – сказал я.

– Неуклюжи тоже бывают Помогалами, – он чихнул.

– А Неуклюжи кто такие?

– Это то же самое, что Уклюжи… (пчхи!) Только наоборот.

– Будь здоров.

– Спасибо, – он достал огромный синий платок и вытер нос. – Я Уклюж. И Советчик тоже Уклюж. А есть ещё Говорильщики, Ломатели и Убиватели. Но Убиватели бывают только у Неуклюжей. И у них есть такие специальные убивальные трубки – «убивалки»… Поэтому их и называют Убиватели. Но мы их не любим, и Пешеходов, и Летателей…

– Ага… – сказал я, выходя из ванной. – Значит, получается, вы Уклюжи – хорошие парни, а Неуклюжи – плохие, да?

– Нет, – он вышел из шкафа и запер его на ключ. – Когда Заговорщик просит помощи или совета у нас, Уклюжей, мы помогаем и советуем. А когда ты просишь о чём-то Неуклюжей – они делают тебе ВРЕД, и ты перестаешь «быть». Они не любят вас, людей… И стараются сделать ПЛОХО. У вас ещё есть такие «сумасшедшие дома», где держат тех, кто поверил Неуклюжам и принял от них помощь или совет. Поэтому они стараются всегда быть рядом с теми, кто нуждается в помощи. Они всегда с вами рядом… А один Неуклюж, которого зовут Засентябрилло, так ужасен в своем настоящем обличье, что просто подходит и смотрит в окна – и тот, кто его видит, сразу перестаёт «быть».

– Умирает, что ли? – спросил я равнодушно.

– Хуже… – ответил Помогала. – Они засоряют собой вашу жизнь, ваши мозги и вашу речь. И даже ваши песни… Ну хотя бы: «Пусть бегут Неуклюжи-Пешеходы по лужам…» или «Засентябрилло, за окном – Засентябрилло…». Кстати, Пешеходы чаще всего и бывают Убивателями: они хромают и маскируют свои убивательные трубки под костыли…

– Не смешно, – сказал я.

– А я что, анекдоты рассказываю? – удивился Помогала.

– Ха-ха-ха! – сказал я. – А знаешь анекдот про мальчика-дауна?

– Дурак… – Уклюж почесал в затылке. – Дауны, это не смешно…

– И про «бабу Галю» не смешно?

– Послушай, Заговорщик… Ты хочешь помощи или нет?

– Так! – я уселся на диван и подпёр голову правой рукой. – Как там тебя: Коля, Вася, Саша… Хватит, а?! Всё это смешно, конечно… Передай большое спасибо тому, кто всё это придумал, и иди домой, ладно?

Тишина… Я оглянулся – и не увидел Помогалу. Зато зажегся экран телевизора.

– Так вот! – сказал Помогала в чёрно-белом варианте без субтитров. – Тебе нужно ружье…

– Пошёл на фуй! – я показал телевизору средний палец.

– Но чтобы у тебя было ружье, – невозмутимо продолжал Помогала, – его нужно купить. Значит, нужны деньги…

Он помолчал, глядя на меня, и продолжил:

– Я помогу тебе достать деньги… Никого не надо убивать…

Я встал, выключил телевизор и ушел на кухню – курить.

– Ружье – это оружие, – сказал он, вылезая из холодильника. – А «оружие» очень важно для самоутверждения самца… А ты – особь мужского пола. Самец.

– Хм… – мне надоела эта весёлая игра.

– Тебе нужна эта женщина?

– Спасибо, смелая птицааа!!! – пропел я. – Ты спасла меняааа!!!

Я снова ушел из кухни в комнату, разлегся на диване и демонстративно уставился в книгу «Биология. 6 класс».

– Ты глупый, – сказал Помогала из телевизора. – Ты же сам просил помощи…

– Антеридий! – громко прочёл я из книги. – Мужской половой орган! Наземных! Растений!

– Куда ты так рано, Солнышко? – раздался из телевизора женский голос и я вздрогнул. – Сегодня же суббота…

Я оторвал глаза от книги и посмотрел в сторону экрана.

Это был ЕЁ голос.

И на экране была ОНА.

Где-то на далёкой, огромной и белой кухне, закутанная в пушистый халат, она кормила своего милиционера завтраком, улыбалась ему, целовала в красную морду и называла «солнышком». Я молча смотрел.

– Это она? – спросил Помогала.

– Да… – я сглотнул комок в горле.

Занимательная телепередача продолжалась: «солнышко» допил кофе, задрал пушистый халат и трахнул ЕЁ прямо на кухонном столе.

Я со всей силы укусил себя за руку. Экран погас.

– Нам нужны деньги на ружье? – спросил Помогала.

– Да, – сказал я.

– Значит, так. Я всё продумал. Они делают последний круг, а потом едут в депо – ставят троллейбус в ангар и сдают выручку. Денег под конец смены у них много – выручка за шесть часов работы. Если перехватить их на предпоследней остановке… Улица пустая, народу – никого. Водителю по голове, кондуктору тоже… Все деньги – твои…

– Я никого бить не буду…

– Я неправильно выразился. Бить не будешь. У тебя есть баллончик с паралитическим газом. Ты их нейтрализуешь.

– И сам отрублюсь… от того же газа. Троллейбус – закрытая коробка… Брызну в них и сам же наглотаюсь….

– Не наглотаешься. Ты будешь в противогазе. Он у тебя в шкафу лежит…

Помогала залез в шкаф и достал противогазную сумку:

– Вот! Заодно и лицо твое не увидят.

– Дерьмо… – обреченно сказал я.

– Кто? – спросил Помогала. – Я – дерьмо?

– Нет, – я швырнул учебник биологии в телевизор. – Дерьмо – это я.

– Ты не похож на дерьмо, – уверенно сказал Помогала. – Я видел дерьмо и могу сказать прямо – ты на дерьмо не похож. Однажды я помогал одному Заговорщику… Так вот у него был странный унитаз с очень маленьким отверстием для слива, и дерьмо у него не сливалось, а плавало. И он брал специальную палочку, измельчал дерьмо и только потом сливал… Так что, я видел дерьмо и могу с уверенностью сказать – ты на дерьмо не похож… Разве что появились новые разновидности, о которых я не знаю.

– Заткнись, – сказал я.

– Ладно… Я пошёл… Ты поспи пока, что ли… Сегодня ночью будем добывать деньги из троллейбуса.

– Никто не грабит троллейбусы… – сказал я.

–…Поэтому никто и не готов к тому, что кто-то будет их грабить. Ты мне почти надоел. Примеряй противогаз, спи, кури – сегодня мы идём брать деньги. Всё, пока…

Помогала влез в шкаф и закрылся на ключ изнутри.

– Антеридий! – громко сказал я. – Мужской половой орган наземных растений…

…Нужный нам троллейбус появится через две минуты. Я стою в противогазе за остановкой. Помогала рядом. Мне жарко и нечем дышать. Помогала достаёт из-за пазухи баллончик с газом и суёт мне:

– Бери. Готовность две минуты.

– Без тебя знаю, – говорю я, но Помогала слышит только глухое «бу-бу-бу» – противогаз мешает.

Он выходит из-за остановки под фонарь и смотрит в огромный бинокль на луну. Я снимаю противогаз и шиплю испуганно:

– Ты чего, балда, ходишь как по проспекту?! А ну спрячься сейчас же! Где конспирация?!

– А меня всё равно никто кроме тебя не видит, – произносит он спокойно, не отрываясь от бинокля.

– А что ты смотришь-то?

– Луну смотрю.

– В бинокль?

– Да.

– Угу… – я закурил и прислонился спиной к остановке. Помогала, услышав звук зажигаемой спички, резко обернулся:

– Ты зачем снял противогаз? – спросил он.

– Да душно же! – ответил я. – Хочу, чтобы голова дышала…

– Голова? – уставился он. – Дышала???

– Ну да… Знаешь, чтобы волосы там… или вообще здоровье было хорошим, нужно чтобы поры кожи тоже дышали.

– По моим сведениям, – странным голосом начал Помогала, – в последнее время, ну во всяком случае последние две тысячи лет, человечество дышит носом…

– Да я просто…

–…Все дышат носом, – продолжал угрожающе Помогала. – Русские, украинцы, греки, чернокожие и даже, представь себе, ящерицы, собаки и пингвины – ВСЕ! И вот находится один урод, который не желает быть как все, он хочет дышать задницей. Все дышат носом – а он задницей! Ему так удобней…

– Я просто хотел…

– Надень противогаз и заткнись.

– Стекла потеют!!! – заорал я.

– Конечно. – Помогала абсолютно спокоен. – Если дышать жопой – глаза, безусловно, будут потеть. А раз потеют глаза – значит, потеют стёкла.

Помогала смотрит на меня в бинокль и говорит:

– Надевай противогаз. Они уже едут.

Я вижу приближающуюся издалека, светящуюся коробку. Глубокий вдох. Глубокий выдох. Надеваю противогаз и выхожу на остановку. В троллейбусе никого, кроме водителя и кондуктора. Притормаживают. Шипят открывающиеся двери. Я сжимаю баллончик и вваливаюсь из темноты в ярко освещённый салон.

– Банзай! – вопит Помогала, размахивает транспарантом с надписью «Динамо-Киев – Чемпион» и трубит в пионерский горн. – Банзай!!!

– Ну что хватает? – спрашивает Помогала из экрана телевизора.

– Не знаю… – я с карандашом и клочком бумаги сижу за столом, на котором кучками разложена мелочь и скомканые, засаленые денежные знаки.

– Хватает? – раздаётся через полчаса из шкафа.

– На новогоднюю хлопушку… – отвечаю я, комкая бумажку и потягиваясь.

– На очень большую новогоднюю хлопушку, – сообщает Помогала, развернув исписанный клочок и ознакомившись с цифрой, указанной в графе «итого».

– Да. Я куплю хлопушку, выстрелю в этого мента. Он от неожиданности сделает шаг назад, споткнётся, ударится головой и потеряет сознание, да? А потом я соберу все вылетевшие конфетти, чтобы не оставлять следов… Или нет! Я напихаю конфетти ему в нос и в рот. И тогда он задохнётся и умрёт, да?

– Нет. – Помогала сгрёб все деньги в полиэтиленовый пакет. – Ты купишь ружьё.

– Где? – я зеваю, улегшись на диване.

– Ложись спать. – Помогала кидает пакет с деньгами возле дивана. – Утром подойдешь к дворнику…

– К Гураму? – удивляюсь я.

– К нему.

– И что я ему скажу?

– Ты сам поймешь, что сказать. Но это будет утром. Спи.

– Угу… – я засыпаю.

– Спокойной ночи.

Скрипнула дверца шкафа, и я тут же провалился в сон. И во сне я увидел Неуклюжа.

Вернее я стоял перед закрытой дверью и знал, что она сейчас откроется – и тогда я увижу Неуклюжа. А с той стороны медленно бухали приближающиеся шаги.

Ближе. Ближе. Совсем близко… Щелк! – отодвинулась щеколда. Дверь открылась, и я увидел учителя немецкого языка, который преподавал мне в шестом классе враждебную речь и которого все называли Гитлером.

– Ах ты гадкий, злобный Неуклюж! – сказал я.

А он широко улыбнулся и неожиданно заорал:

– «МА-ЛА-КО!!!» – опять!

Уродский кричальник, забирающий необходимые коровам корма и пищевые добавки и живущий в соседнем с ними хлеву.

Мразь. Паразит.

– «МАЛАКО-О-О!!!» – я потягиваюсь и слышу шарканье метлы по асфальту. Гурам! Я быстро собираюсь и выхожу на улицу.

– Здравствуй, Гурам…

– Здравствуй… – дворник перестал подметать и оперся на метлу. Он медленно лезет в карман, достает папиросу и закуривает.

– Послушай, Гурам… – я тоже закуриваю. – Что бы ты сделал, если бы твою женщину увёл другой мужчина и трахал бы её прямо на своей кухне?

Гурам молча смотрит в сторону. Потом говорит:

– Если бы у этого козла была кошка – я бы разрезал ей живот и насыпал бы туда соли. Если бы у него была собака – я бы отрезал у него член и отдал собаке. А собаку сварил бы в бензине и потом полил бы этим бульоном его любимые цветы. Потом взял бы красный перец и насыпал ему в глаза. Тогда бы он не смог больше смотреть на чужих женщин и совать в них свой член. А потом бы я взял ружье и засунул ему в рот. И нажал бы на оба курка сразу. Чтобы из обоих стволов…

Гурам посмотрел мне в глаза.

– Остановимся на ружье, – сказал я. – Знаю одного человека, который хотел бы поступить так, как ты.

Гурам опять отвел взгляд в сторону, затянулся и, помолчав, проговорил:

– Этот человек – смелый джигит…

Я молчал. Он тоже.

– Ты его хорошо знаешь? – спросил он наконец.

– Да, – ответил я.

– У него есть деньги?

– Да, – я показал бумажку с цифрой. Он посмотрел на карандашную сумму.

– Сегодня в восемь вечера этот джигит пусть будет возле АБЗ. Один с деньгами.

– Хорошо, – сказал я, и Гурам, повернувшись ко мне спиной, принялся подметать – ширк… ширк… ширк…

«АБЗ» – заброшенный асфальтно-бетонный завод на окраине города. Он возвышается серой громадой во мраке. Ветер гудит в выбитых окнах, где-то что-то поскрипывает, и – ни огонька. Темно. Холодно. Пусто.

– Без пяти, – сообщает Помогала. Он стоит рядом, заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок.

– Тебя точно никто кроме меня не видит? – спрашиваю я.

– Точно, – он выпячивает губы и пытается, скосив глаза, посмотреть на них. Получается довольно идиотская гримаса. – Разве только другой Уклюж… Или Неуклюж. Те меня видеть могут.

Мы молчим.

Помогала измеряет шагами длину упавшего когда-то столба.

– Ты, джигит? – раздаётся сзади незнакомый голос. Я пытаюсь повернуться.

– Стой, как стоишь, – предупреждают меня. – Подними руки. Повыше!

Я поднимаю руки, и кто-то ловко и быстро пробегается по телу с инспекцией. Помогала спокойно смотрит, сложив руки на груди, и сообщает:

– Это какой-то крепыш тебя обыскивает. А второй – в 20 метрах отсюда. Смотрит за всем этим из темноты.

– Опускай руки, – голос сзади.

Я опускаю руки. Мне завязывают глаза и куда-то ведут. Я ни хрена не вижу. Зато слышу комментарии Помогалы – его-то никто кроме меня не видит и не слышит.

– Пролом в заборе… – говорит он, – а сейчас через цех… теперь по ступенькам вниз… в подвал… когда скажу «ОП!», пригнись, а то без носа останешься – ОП! Теперь налево…

Наконец мы останавливаемся, и повязку снимают.

Маленькая комната с огромными железными шкафами, в которых когда-то были установлены всякие трансформаторы-коммутаторы. Теперь шкафы распахнуты, и я вижу раскуроченные внутренности: обрывки медных и алюминиевых проводов, почерневшие предохранители.

– Здравствуй, джигит… – на большом армейском ящике защитного цвета сидит абсолютно лысый, раздетый по пояс человек. Татуировки, борода, золотой зуб. Стоявший позади меня выходит вперёд и становится чуть левее. Он в натянутой на глаза вязаной шапке и мешковатом спортивном костюме с полосами на рукавах держит руки в карманах и смотрит на мои ноги. Говорит лысый. Лампочка под потолком всё время неуверенно помаргивает.

– Что тебе нужно?…

– Ружьё….

– Сколько у тебя денег?

– Двести….

Лысый медленно разминает свою шею левой рукой и зевает. Помогала, стоящий рядом с ним, рассматривает татуировки и говорит:

– Странно… Зачем наносить на тело эти картинки?

Лысый встаёт и открывает ящик, на котором сидел. Позвенев чем-то, он извлекает оттуда одно за другим три ружья, закрывает ящик и раскладывает их на крышке:

– За твои деньги можно купить одно из этих. Выбирай….

Я беру по очереди каждое, смотрю затворы, заглядываю в стволы и с тоской понимаю, что ничего не смыслю в стрелковом оружии. Хрена мать! – я его вообще в первый раз держу в руках!

– Какое из них дальше стреляет? – спрашивает Помогала.

– Не знаю! – раздраженно отвечаю я.

– Что? – непонимающе уставился лысый.

– Сейчас… – сконфуженно бормочу я и злобно зыркаю на Помогалу.

Наконец я оставляю ружья в покое и отхожу в сторону.

– Ко всем патроны есть? – выдавливаю я наконец первую пришедшую в голову мысль.

– А что такое патроны? – спрашивает заинтересованно Помогала.

– Только к этому, – лысый берёт двустволку и переламывает пополам. Крепыш в вязаной шапке достаёт из сумки, стоящей на полу, коробку красных патронов и протягивает два из них лысому. Щёлк! – патроны в стволах.

– Берёшь? – спрашивает лысый.

– А патроны сколько? – я лезу в карман и достаю пачку ассигнаций. Сегодня днём в четырёх разных магазинах я поменял мелочь на крупные купюры.

– Десятка один… – лысый переложил ружьё на плечо и сказал, обращаюсь к крепышу. – Пересчитай.

Крепыш быстро и ловко пересчитывает деньги:

– Здесь всё, плюс четыре патрона и трояк сдачи…

Лысый отдаёт мне ружьё и трояк, крепыш достаёт из коробки ещё два патрона. Я кладу патроны в карманы: один в левый, другой в правый.

– Хорошее ружьё, – говорит лысый. – Курки взвёл и… «БАХ!» Удобно…

Крепыш заматывает ружьё в большой кусок чёрного полиэтилена, опять закрывает мне глаза материей и ведёт наружу.

Спустя пять минут я стою в обнимку с ружьём и смотрю на удаляющуюся спину крепыша.

– Придётся идти вокруг города, – говорит Помогала. – В троллейбусе ты же с ним не поедешь?

И мы пошли.

Ружьё подпрыгивало у меня на плече, холодило руку даже через полиэтилен. Помогала задавал много глупых вопросов, на которые я часто сам не знал ответов. Мы шли по тёмной улочке недалеко от старого городского кладбища, когда он вдруг резко остановился и хлопнул себя по лбу:

– Слушай! А мы же не проверили ружьё! Может, оно испорченное и не работает!

Я тоже остановился. Точно! Ну тормоз, а?! Впарили какую-нибудь поломанную железяку, которой только гвозди забивать! Я быстро стал разворачивать полиэтилен:

– Тэк-с, как же тут… Ага!

Я переломил ружьё – заряды в стволах.

– Пошли, на кладбище стрельнешь, – посоветовал Помогала.

Я щёлкнул, возвращая стволы на место, взвёл один из курков:

– Пошли…

– Молодые люди! – послышался дребезжащий голос, и я увидел прихрамывающего старичка с палкой. – Как тут выйти на остановку «Московская»?

– Убей его! Это Неуклюж!!! – завизжал Помогала так, что у меня волосы встали дыбом. – Убей его!!!

Я быстро поднял ружье и нажал на курок.

– БАХ!!! – заложило уши и запахло порохом.

Старик упал и, стукнувшись об асфальт, издал пустой пластмассовый звук: «туппп!»

Громко. Очень громко. Лицо Помогалы перекошено, но говорит он спокойно:

– Работает.

– Что? – я трясу головой.

– Ружьё твоё. Работает…

– Сам вижу… – вдалеке злобно гавкают собаки. Я трясу головой. Помогала отбрасывает ногой инвалидную палочку и наклоняется над стариком:

– Это Пешеход… Убиватель… – Помогала стукает ногой по его голове: тот же звук пустой пластмассовой коробки.

– Что он тут делает? – я достаю пустую гильзу и вставляю новый патрон.

– Не знаю… – Помогала быстро смотрит по сторонам. – Нужно уходить с этого места, а то вдруг рядом другие Неуклюжи.

– Рядом милиционеры, – говорю я, качнув стволом влево: только что метрах в трехстах от нас появились быстро приближающиеся «мигалки».

– Пошли? – спрашивает Помогала.

– Лучше побежали, – я перемахиваю ограду кладбища и бегу, натыкаясь на старые, давно не крашеные железные памятники с жестяными звёздами…

– Ничего не испытал… – говорю я, протирая приклад тряпочкой.

Ружьё мне нравится – дома я рассмотрел его получше: воронёные стволы и тёмно-вишневые деревянные части.

– Совсем ничего? – спрашивает Помогала, нюхая пустую гильзу. Он подобрал её там, возле убитого Неуклюжа.

– Громко очень… И отдача большая… – я навожу ружьё на Помогалу. – БАХ!…

– Ой! – равнодушно говорит он.

– А это точно был Неуклюж? – я приложил приклад к плечу и медленно повёл стволами из стороны в сторону.

– Точно… Я же тебе говорил – меня никто не может видеть, кроме тебя и Неуклюжей…

– И Уклюжей.

– Этот был Неуклюжем, – Помогала опять суёт нос в гильзу.