Текст книги "В преддверии Нулевой Мировой войны (СИ)"

Автор книги: Олег Белоус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

О судьбе сгинувших в море трех кораблей военного флота Англии в адмиралтействе узнали спустя месяц. До островов дошли странные слухи из Голландии о стремительной и бесславной гибели кораблей в бою с флейтом Мастерграда.

* * *

Летом 1694 года высший свет и обычные горожане Лондона содрогнулись от ужаса и негодования. Королевство потрясло чудовищное преступление: жуткое и таинственное убийство всего руководства славной Московской компании. Газеты всего королевства написали о нем, целый месяц оно было главной обсуждаемой темой модных светских приемов. Врагов покойные нажили немало, но кто осмелился отравить руководство компании?

Неудачи, преследовавшие компанию, начались вскоре после вступления на престол молодого русского царя Петра. Тот неизвестно за что запретил основывать на территории страны фактории, уже созданные реквизировал в казну и выгнал служащих компании в Архангельск. Обидно, но не фатально. Закупать необходимые для английских верфей строевой лес, пеньку, деготь и другие товары можно и там. Не так выгодно, цены во внутренних районах России гораздо меньше, но ничего не поделаешь. Московитский царь деспот и самодур! Двадцать восемь правительственных членов компании собрались на очередное заседание в усадьбе уважаемого сэра Джона Мерика Книхта, управляющего, чтобы обсудить создавшееся положение и найти достойный выход. В особняке остался минимум самых доверенных слуг. Коммерция требует тишины и сохранения тайны. К тому же несмотря на довольно осторожный образ жизни, сэр Джон в последнее время не чувствовал себя в безопасности. Он не мог понять – что именно ему угрожает, но чувствовал, что за ним наблюдают чьи-то чужие и недобрые глаза. Первый звоночек прозвенел, когда две недели назад куда-то бесследно исчез Джеймс, потомственный и преданный слуга. Никогда раньше он не позволял себе ничего подобного. Поиски его ни к чему не привели. Ни родные, ни друзья ничего не знали.

Пришедшие на следующий день утром слуги нашли членов правления и оставшуюся в доме прислугу мертвыми. Врагов у каждого из покойных руководителей компании было немало, но кому понадобилось отравить все руководство компании вместе с слугами, оставшимися в усадьбе? Первое что отметили свидетели на месте зловещего преступления – это резкий непонятный запах. Разбросанные по всей усадьбе тела производили жуткое впечатление. Погибшие лежали на полу в лужах собственных фекалий, губы и глаза словно обожжены кислотой, лицо посинело. Позы говорили о мучительной агонии. Жуткая смерть! И ни одно выжившего свидетеля.

Приглашенные в усадьбу покойного сэра Джона Мерика Книхта doctors предположили что имело место применение яда неизвестной природы, но как злоумышленники сумели одновременно отравить двадцать девять членов правления и пятерых слуг, так и осталось загадкой.

Король Англии Вильгельм III, принц Оранский, узнав о страшной гибели руководства Московской компании был готов рвать и метать, вот только кого?

– Кто посмел совершить это подлое убийство?! – бешено орал он на царедворцев, – Кто эти таинственные злодеи?! Кто смеет без моего ведома хозяйничать в моем королевстве?

Придворные лишь молча пожимали плечами. Проведенное по горячим следам дознание ничего не дало. Не считать же результатом невнятное описание таинственных незнакомцев, якобы крутившихся возле усадьбы сэра Джона Мерика Книхта и глупые сказки о странной плотной туче, с едва слышным гудением пролетевшей в вечер убийства против ветра над местом преступления! Король пометал громы и молнии, но потом был вынужден успокоиться. Новая истерика случилась с ним когда в адрес его канцелярии пришло анонимное письмо, оповещавшее, что произошедшее отмщение за убийство мастерградского посла. О таинственном городе, возникшем где-то на востоке варварского царства московитов одно время судачила половина Европы, пока свежие новости не заставили переключиться на новые известия. Больше всего короля возмутила и даже немного испугала приписка в конце письма: любые враждебные действия против Мастерграда будут караться беспощадно…

Глава 10

После отстранения от власти царевны Софьи, русско-турецкая война почти приостановилась. Русская армия не пыталась нанести удар по врагу на его территории и в основном ограничивалась тем, что отражала набеги крымских татар. Турки в свою очередь тоже не предпринимали активных действий. Несмотря на это обе враждующие стороны понимали, что передышка временная. После неудавшейся попытки турок установить собственную власть на Украине, неразрешимые противоречия между Россией и Турцией только нарастали. Две страны претендовали на одну и ту же землю, и османы не желали уступать. Русское государство в свою очередь не могло больше терпеть постоянную угрозу разрушительных набегов татар. Тысячи пленных, уводимых в Крым, сожженные деревни и города, потерянные урожаи далее нельзя было терпеть, к тому же развитие страны настоятельно требовало свободного выхода к южным портам. Через них Россия могла начать столь необходимую ей международную торговлю. К тому же пустынные степи Дикого поля с богатейшими черноземами выглядели для земледельческого населения России слишком привлекательной добычей. С затянувшейся войной пора было заканчивать. В северном Причерноморье должен был остаться только один.

Осенью 1693 года в Кремле состоялся военный совет. Участвовали в нем самые доверенные люди царя, в том числе и представитель мастерградцев Александр Петелин. После долгих споров и взаимных упреков пришли к единодушному решению: организовать поход на Азов. Захватим, создадим условия для смертельного удара по извечному хищнику и людолову, на котором кровь миллионов русских людей: Крымскому ханству. Крепость, являлась ключом к Азовскому в Черному морям и стояла на очень удачном месте, запирая пути в хлебные кубанские и терские степи. Поход решили организовать так же, как в истории попаданцев, по рекам: сначала вниз по Волге, затем по Дону. Благодаря этому войско не так устанет, к тому же организовать бесперебойное снабжение по реке боеприпасами и продовольствием гораздо проще и безопаснее. В зависимости от успехов в тот же лето попытаться очистить Дикое поле от татар. А пока подготовится к походу: обучить и оснастить бойцов, накопить воинских и продовольственных припасов поближе к месту действий и построить корабли. В Воронеже поднялись корабельные верфи, за зиму и весну там построили целый флот из стругов, морских лодок и плотов.

Прошел почти год. Поздней весной 1694 года, когда лед уже сошел с рек, но летняя жара еще не успела до желтизны выжечь в причерноморских степях траву, русское войско во главе с молодым царем направилось в поход на турецкую крепость Азов.

Воскресное майское утро удалось. На синем, бездонном небе не облачка. Едва поднявшееся над горизонтом солнце отражается в Москве-реке, освещает сотни, если не тысячи приткнувшихся к берегу стругов, каторг и лодок. Над речною гладью далеко разносится шум голосов, крики и мат командиров, причитания провожающих мужей и женихов баб и девок. Тысячи одетых в новомодные мундиры служивых торопливо сновали с поклажей от телег на берегу до судов, грузились. Форму для солдат Петр скопировал с обмундирования мастерградцев. Шумиха, неразбериха. Гвардейские Преображенский и Семеновский полки в составе шести батальонов, численностью свыше трех тысяч бойцов каждый и лучший из солдатских: Лефортовский полк выступали в поход. Прошел час. На сверкающей в солнечных лучах глади Москвы-реки вытянулся длинный караван из разномастных судов и направился вниз по течению. На мачте шедшего во главе войска струга развивался личный штандарт царя, рядом с ним неприметная антенна. Кто не знает что это такое, даже внимания не обратит. На носу невеликого кораблика подбоченясь стоит Петр. Усики воинственно вздернуты, руки нервно сжимают бинокль. Рядом самые доверенные: преданные без лукавства генерал Гордон, Лефорт. Меньшиков и мастерградский посол с двумя телохранителями.

Остальное отправленное на войну русское войско: солдатские полки, драгуны, малороссийские и городовые казаки концентрировались на границах Дикого поля, там, где начиналась подвластная крымским татарам земля.

Первые дни шли весело. Над рекой далеко раздавались песни: и старые протяжные как русские пейзажи и новые, пришедшие от мастерградцев. К концу первой недели пути начались досадные происшествия. Построенные за зиму на скорую руку суда начали течь и тонуть, неопытные кормчие то и дело садили кораблики на мели. Пошли первые небоевые потери, утонуло трое солдат. В общем хлебнули горя. Петр ругался и даже дрался, ничего не помогало, пока в Нижнем Новгороде не пересели на построенные волгарями суда. Они же и управляли ими. Стало полегче. Нижегородцы Волгу знали досконально. Если не считать утонувших в первые дни, небоевые потери были на диво маленькие. Главным бичом всех походов на юг были санитарные потери, но не в этот раз. В полках ввели должности медикусов, комплектуемые обученными мастерградцами в Аптекарском приказе врачами. В ежедневном режиме они проверяли санитарное состояние кухонь, строго следили за выполнением предписанных царским указом мер гигиены. Благодаря этому удалось сократить заболеваемость кишечными расстройствами и предотвратить эпидемии.

Чем дальше караван спускался по рекам на юг, тем больше припекало и становилось жарче, ветер доносил запахи разогретой пыли и степных трав. Кораблики неторопливо плыли посредине голубой волжской шири. Непривычные к погоде солдаты с досадой смотрели на пылающее в небе яростное, не привычное для русских солнце. Раздевшись до исподнего, ворчали втихомолку. Разглядывали раскинувшийся вдоль берегов густой степной чернозем. На привалах перебирали в руках, охали, хороша землица. Намажь на хлебушек, кушать можно! Эх! Если бы не татары…

В Царицыне встали на большой привал, на два дня. Солдаты, прошедшие половину пути на веслах отдыхали, отъедались. Оттуда покрытой разнотравьем весенней степью двинулись на Дон. С прошлого года на Волго-Донском волоке работало шесть двухсотсильных паровых тракторов, производства Мастерграда. Кумпания царицынских купцов приобрела их для убыстрения работы волока. Местные жители поначалу боялись самоходных, пускающих из трубы страшный черный дым, железных амбаров. Потом привыкли и даже оценили выгоды использования. Въезды в реку замостили камнем. Перед подошедшим к волоку купеческим корабликом в воду спускали деревянную платформу на колесах. Судно заплывало на него, его крепили. Негромко шумящий и попыхивающий парком трактор вытаскивал его на берег и тянул до Дона. Мастерградская покупка пригодилась и теперь. К тракторам прицепили цугом по несколько орудий, они шустро тащили их по степи. После отдыха шли весело. Не поход а прогулка. Еды, воды хватает и надрываться не нужно. Никакого сравнения с походами под командованием князя Голицына. Тогда и татарина толком не увидели но от тягот многие слегли в землю матушку. На третий день похода, к полдню, впереди заблестела на южном солнце голубая лента реки. Царские полки вышли к Дону.

На острове посреди могучей реки лениво дремала станица Паньшино. Порыв ветра донес заполошный крик петуха и сладкий запах цветущих деревьев. Среди плодовых садов едва виднеются раскаты, дубовые плетни. Ни души, от жары люди попрятались по куреням и в тени раскидистых деревьев. У берега покачивался целый флот из стругов, морских лодок и плотов. В отдалении, среди степного разнотравья стояли палатки и юрты воинского стана кочевников, вдоль берега гарцевали тучи конных калмыков с длинными копьями. Легкие кавалерийские полки привел верный вассальному долгу тайша Аюка. Ближе, на заливаемом в половодье лугу – четырехугольник обоза донских казаков. Калмыки с казаками то и дело враждовали на почве дележа конных табунов и осетровых ловлей, поэтому их развели подальше. Всего 15 тысяч конницы. Рядом с станом казаков возвышались в окружении повозок палатки сводного мастерградского отряда. Город попаданцев не поскупился, выделил в помощь союзнику: два мотострелковых взвода, артиллерийскую и минометную батареи, подразделения обеспечения: отделение связи, ремонтное, медицинское, хозяйственное и три мотодельтаплана с летчиками и технарями. Всего более сотни человек. Сила!

Пехота погрузилась на корабли а кавалерия: казаки и калмыки пошли вдоль берега, каждый по своей стороне Дона. Еще неделю сплавлялись мимо больших и малых казачьих городков: Голубой, Зимовейский, Цимлянский, Раздоры, Маныч, Черкасска. Шли с бережением. Здесь уже можно было встретить татарские разъезды и получить нечаянною стрелу.

Вечером Александром с Петром пили в царской каюте свежезаваренный чай. Снаружи громыхнуло, но дождя еще не было. Петр поставил пустую кружку на стол и выглянул в окошко. Темно, на берегу неясные очертания. То ли деревья то ли злой татарин пробирается. Вот-вот метнет из тугого лука стрелу. Петр слегка поежился, откинулся на стуле. Задумчивый взгляд круглых, чуть навыкат глаз остановился на собеседнике:

– Александр, ты же воевал? – дождавшись утвердительного кивка и немного помолчав, спросил, – Как оно в бою, страшно?

Александр отложил недопитую кружку на стол рядом с большой тарелкой с свежими кренделями. Внимательно посмотрел на глядящего с плохо скрытым нетерпением царственного юношу.

– Нет в бою не страшно, ты стреляешь, в тебя… чуть начнешь трусить пуля или стрела тебя найдет. Страшно перед боем. А сумел тот страх преодолеть, все ты боец!

– Ну и как его преодолеть? – слегка волнуясь спросил юный царь. Усики уныло обвисли.

«Какой же он еще мальчишка. Волнуется…» Мастерградец ободряюще улыбнулся.

– Герр Питер! Каждый сам находит свой путь к смелости. В нашей истории ты его нашел!

– Правда? – по-детски беспомощно и моляще посмотрел Петр.

– На войне только дурак ничего не боится. Пулям и ядрам ты не кланялся, воевал доблестно и храбро. Значит и сейчас будешь также.

– Дай бог! – повернувшись на красный угол где перед иконой горела лампадка юный царь истово перекрестился.

– Ты иди Александр, мне надо побыть самому.

Полыхнуло, вновь донесся уже поближе раскат грома, по доскам забарабанило, сначала редко, с каждой секундой все чаще.

Мастерградец понятливо кивнул. Не глядя на демонстративно не отводящего взгляд от темноты в окне царя вышел из каюты.

Утром небо вновь стало бездонно чистым и голубым, словно и не шел полночи схожий с африканским ливень. Жаркое причерноморское солнце высоко поднялось над бесконечными степями. Ни ветерка, голубая водная гладь блестит словно стеклянная. Весла дружно взбивают пену, о деревянные борта плещется волна, поблескивая крыльями громадные стрекозы носятся над рекой. Задолго до обеда деревянные палубы высохли, стало душно и жарко. Небольшой казачий струг, шедший первым, свернул налево в речку Койсуг. Впереди показался заросший свежей осокой небольшой залив, Караван остановился среди заливных лугов в двенадцати верстах от Азова, судна причалили к пустынному берегу. Заиграли рожки, ударили пушки. Степной ветер без устали мчался по плоской равнине, колыхал траву и ветки деревьев. Лишь ниже по течению, там, где вздымались покрытые слегка выгоревшей зеленью холмы, за которыми скрывался Азов, ему приходится умереть бег. На вершине одного из них одетые по-татарски всадники. Молча наблюдают за незваными пришельцами. Гвардейцы, довольные, что надоевшее плаванье завершилось, запрыгали в воду. Сверкая металлом лат торопливо брели к берегу. Послышались команды офицеров, унтер-офицеров и фельдфебелей. Часть бойцов в полной экипировке встала на охрану десанта. С кораблей потянулся поток толстых и высоких, выше человеческого роста и длиной в четыре и более аршин дубовых досок и острых кольев. На границах лагеря послышались глухие удары топоров и звонкие молотков. Вокруг лагеря потихоньку рос традиционный русский гуляй-город. Прорези-бойницы в стенах позволяли стрелкам вести огонь не боясь конницы, основной ударной силы татар. Перед стенами на землю легли ежики рогаток. Конный не пройдет, а пешим придется протискиваться между острыми кольями, расстраивая строй. На защищенной территории забелели палатки, потянулись к небу дымки из труб приобретенных у Мастерграда и доморощенного производства полевых кухонь. У шатра, собранного в первую очередь, царь Петр. На нем простые, но надежные стальные латы мастерградской работы. Юное лицо – строгое и важное, бинокль в руке. Еще через час подошли легкоконные полки калмыков и казаков. Оставшийся вечер посвятили обустройству лагеря и подготовки к предстоящему бою. До ночи мастерградцы выгрузили на сушу припасы и собрали все оружие кроме мотодельтопланов. Ночь прошла без происшествий.

Дожидаться пока техники закончат возиться с мотодельтапланами и ждать результатов воздушной разведки не стали. Едва расцвело и бойцы позавтракали, горнисты подняли инструменты к небу. Пронзительные, строгие звуки понеслись над лагерем, над речной долиной, чтобы утихнуть вдалеке. Сигнал! Торопливо закричали унтер-офицеры и фельдфебели. Солдаты спешно строились в плотные, сверкающие сталью батальонные коробки. Казаки и калмыки тронулись первыми. Петр, оставив в лагере у реки два батальона Лефортовского полка, всей силой двинулся по буйному разнотравью степи к Азову. Мерно били, отбивая ритм барабаны. Квадраты пехоты шли вперед, над головами блестела щетина штыков. Где-то там впереди, за холмами скрывалась вражеская крепость. Лишь когда войска Петра приблизились на расстояние версты, татары-разведчики забеспокоились.

«Бах!» – хлестанул по ушам одиночный выстрел снайперки. Богато одетый татарин нелепо взмахнул руками и упал под конские копыта. Солдаты отозвались одобрительным гулом. Нахлестывая нагайками лошадей степняки торопливо понеслись с холма вниз и через миг скрылись из глаз.

– Молодец Семенов! – хлопнул по плечу снайпера-мастерградца Алексей. Тот повернул к командиру довольное лицо и озорно улыбнулся. Перед походом с бойцами провели несколько бесед о татарских набегах на Русь. После идеологической накачки сочувствия у солдат и офицеров к людоловам не осталось. Напротив, к разжиревшие на человеческих страданиях и смертях двуногим они испытывали лишь одно желание, принести им справедливое возмездие.

Передовые казачьи сотни на рысях поднялись на выгоревшие холмы перед крепостью. Тут-же смешались, начали торопливо осаживать коней. Несколько казаков поскакала назад с тревожными криками:

– Татары! Татары идут!

Казачьи полковники замахали бунчуками, как и договаривались сотни понеслись назад под защиту фузилеров. Из-за холма донеслись крики на татарском языке. Звонко, перекрывая шум боя проиграл горн. Не успели хрустально чистые звуки раствориться в небе как стальные прямоугольники пехоты замерли на месте. Барабанный бой прекратился. Двигавшиеся между коробками фузилеров артиллеристы торопливо натягивали поводья, останавливая упряжки. Соскакивая на землю, изготавливали стальные пушки к бою. Мастерградцы готовили собственные орудия и минометы.

– Щиты поднять! – послышались разноголосые команды. Бойцы сбрасывали со спин щиты и поднимали над собой. Десяток секунд и коробки пехоты закрылись сверху стальной броней щитов. Первые ряды встали на колено, вторые остались стоять. Фузеи изготовились к стрельбе. Каре ощетинились сталью штыков. Справа от холма показалась развернувшаяся традиционным татарским полумесяцем кавалерия. Всего до десяти тысяч. Сходу бросились на неверных. Все гуще подымается пыль под копытами косматых коней. Александр поднял бинокль. Одетые в стеганные халаты и прадедовские кольчуги всаднику ощерили рты. Орут что-то неразличимое за расстоянием, крутят кривыми саблями. Большая часть с луками в руках, вот-вот метнут стрелы. Мелькают тюрбанные шлемы с бармицами, копья турецких сипахов. Он повернулся к артиллеристам и минометчикам. Застыли, ждут сигнала. На лицах волнение и нетерпение. Для многих – это первый бой. Рядом изготовились огнеметчики: последняя защита на случай если всадники все-же прорвутся к строю пехоты. Сейчас, волнуясь и азартно блестя глазами, они похожи на мальчишек. «Ничего, не подведут!» Резким движением Александр поднял руку и стремительно бросив ее вниз, крикнул:

– Огонь!

«Бах! Бах! Бах!» – почти одновременно глух бумкнуло позади. Через считанные мгновенья посредине орды распустились огненные цветы, оставляя после себя черные проплешины ям. Во все стороны полетели лошадиные туши и людские тела.

«Бабах!» – вдогонку рявкнули орудия мастерградцев. Облака шрапнели расцвели в небе над густой человеческой массой. Раскаленные куски металла рвали, пронзали насквозь покрытые древними кольчужками а то и просто стеганными халатами тела.

Артиллерия и минометы стреляли с максимальной скоростью, но орда неся большие потери продолжала рваться вперед. Сердце застучало молотом в груди. Когда на тебя несутся тысячи лошадей, это страшно! Кажется, ничем не остановишь визжащую, пыльную, сверкающую искорками сабель лавину. Орда приблизилась на дистанцию огня из фузей. Один за другим ровные прямоугольники пехоты окутались пороховым дымом. В глубине строя видно шевеление: бойцы передают заряженные фузеи тем, кто стоит впереди. И еще залп! И еще! Напоровшиеся на маленькую свинцовую пилюлю степные всадники падали целыми рядами. Это не мешает им на всем скаку посылать стрелы в ненавистных гяуров. Сначала редкий, но с каждым мигом все более частый барабанный стук стрел по вскинутым вверх стальным щитам.

Окутавшись пороховым дымом рявкают картечью орудия гвардейских полков. Дым заволок позицию артиллеристов. Через считанные секунды орудия вновь оглушительно выплюнули подарки татарам. Впереди завал из людских и конских трупов: бились упавшие лошади, множество неподвижных и еще дергающихся человеческих тел валяется на разбитой ордой до черноты земле. Бежит взбесившаяся лошадь равно топча и конские и человеческие тела. Мертвый татарин зацепился ногой за стремя, лошадь тащит тело за собой. Ему уже все равно…

Орда не выдержала огня, рванула назад. А вот теперь самое время казачков. Любимая забава конников рубить бегущих! Махнули бунчуками полковники. Казачьи сотни с гиканьем бросились в галоп за удирающим противником. Рядом с дикими криками мчатся калмыки. У холма нагнали, лошади у татар устали, куда им соревноваться со свежими! Приотставший крымец оглядывается, в глазах предсмертная тоска, пытается уклонится. Тщетно. Скакавший впереди казак в богатой шапке блеснув саблей высоко в воздухе, страшным, неуловимым для глаз движением, весь упав наперед, с левого плеча наискось развалил до пояса.

Побили? Побили! Александр торжествующе поднял руки над головой. Плотные коробки оснащенной и обученной мастерградцами пехоты дружно взрываются торжествующим: «Виват!»

Петр на лошади в неотличимом от бойцов стальном доспехе. Если бы не рост, не признать. Глаза горят диким восторгом. Спрыгнув с коня скидывает с головы шлем, порывисто прижимает к металлической груди Александра:

– Други! Спасибо! От всей Руси спасибо!

Перед постепенно выцветавшими на южном жарком солнце холмами войско остановилось на большой привал. Там же пообедали и передохнули, ожидая, когда закончится полуденная жара. До летней еще далеко, но и этой для северного человека хватало. Лишь во второй половине дня пехотные и конные полки обогнули укрывавшие Азов возвышенности. Безветренно. Солнце палит, отражается в спокойной воде залива, который в будущем назовут Таганрогским. Над степью надменно возвышаются серо-желтые каменные стены крепости, круглые зубчатые башни и тонкие, увенчанные полумесяцами шпили минаретов. Из сожженного накануне турками посада все еще подымаются в бездонно синее небо отдельные дымки. Подальше от берега, чтобы не заходить на мелководье и не попытались взять на абордаж – стоят на якоре громады многопушечных турецких кораблей. Недавно подвезли из Крыма подкрепление: тысячу янычар.

Петр остановил коня, словно зачарованный рассматривает диковинный город, темные усики торчком. Все как в детских сказках. Осталось только совершить подвиг и прославить собственное имя в веках…

Войска подошли поближе, туда куда не доставали ядрами турецкие орудия. Начали обустраивать временный бивак. На малой территории сгрудились телеги, лошади.

Конники, прерывая сообщение, закрутились вдоль каменных стен крепости. Осталась только единственная связь с внешним миром: море, но и ее с помощью мастерградских орудий намеревались прервать. По периметру лагеря по пояс раздетые солдаты махали железными лопатами: копали ров и небольшой вал перед ним. Звонко стучали молотки и топоры в руках саперов. На глазах росли стены гуляй-города и ежики рогаток перед рвом. Первым поставили большой, снежно-белый шатер для Петра, потом полотняные палатки для воинских чинов и простых солдат. Тряпкой повис царский штандарт посреди лагеря.

Петр пригнул голову, быстрым шагом ворвался в шатер. Огляделся. Самые приближенные и верные: Лефорт, Гордон, Меньшиков с мастерградским послом, уже ждут. На накрытом столе исходит паром и соблазнительным мясным духом полное, с горкой, большое блюдо с вареной говядиной. Рядом тарелка с новомодным летним салатом: между наструганным дольками луком краснеют дольки помидоров и перца. Дальше прочие заедки. Легкое венгерское вино разлито по изящным, мастерградской работы кубкам.

– За первую победу! – провозгласил, подавая кубок царю Меньшиков.

Петр доволен собой, словно именинник. Засмеялся, кивнул и лихо опрокинул кубок. Подхватил кусок еще горячего мяса. Крепкие зубы впились в источающий ароматный сок говядину. Хорошо!

– Бабах! – оглушительно рявкнули поблизости пушки, порыв ветра колыхнул ткань шатра.

– То все хорошо други, – жестом остановил хотевшую веселится компанию Петр. Он слишком хорошо помнил неудачу первого азовского похода из истории попаданцев и не хотел повторения, – что делать завтра станем? Как брать Азов? Крепость крепкая, как бы не получить конфузию…

Настроение царя стремительно ухудшилось.

– Мин Херц! Не беспокойся и не кручинься! – белозубо и бесшабашно хохотнул Меньшиков. Ему было хорошо. Пока ставили лагерь, он успел втихую изрядно набраться, – Побили турок с татарами так же и крепость на ура возьмем! Куда им против русских! Лучше давай за твою гвардию выпьем и…

У царя конвульсивно дернулась щека, чуткий к настроению царственного товарища фаворит заткнулся на полуслове.

– С такими молодцами штурмом возьмем, – произнес Лефорт и замолчал. Понял, что сказал не вовремя. В палатке наступила тишина, лишь слышно, как сухо трещат степные кузнечики.

– Ну, а ты как думаешь господин посол? – обратил гневный взгляд круглых глаз на Александра Петр, – Чего молчишь? Как брать станем Азов?

Александр усмехнулся жестко, одними губами, в глазах стыл холод.

– По нашим данным гарнизон крепости шесть тысяч человек. Столько же, как и у нас пехоты. Да татарская конница вокруг. Это Ваша забота. Разреши показать тебе? – Александр требовательно посмотрел на царя, вынимая из полевой сумки карту. Дождавшись кивка, отодвинул блюда и расстелил карту на столе. Все нагнулись. Красным цветом выделены две артиллерийские позиции. Одна у реки, вторая напротив городских ворот.

– Что мыслите господа? – оторвавшись от карты спросил Петр, оглядывая приближенных жестким взглядом.

– Если господин посол… – ответил генерал Гордон. В глазах жесткость, резче обозначились морщины у рта. Он бросил настороженный взгляд на Александра, – гарантирует успех бомбардировки…

– Гарантирую! – коротко бросил Петелин. Лефорт понимающе кивнул. Присутствующие были осведомлены о возможностях артиллерии попаданцев.

– Ну что же сотворить невозможное для противника, значит победить. Остается передать коменданту крепости предложение о сдаче ее на честный аккорд. Того требуют правила воинской чести, – произнес Гордон. Морщинистое лицо: важное и строгое.

Глаза Меньшикова загорелись надеждой, с мольбой посмотрел на царя:

– Мин Херц, разреши! Разреши мне! – я послом пойду!

Петр с удивлением посмотрел на верного слугу. Труса тот не праздновал, но зачем ему рисковать собственной жизнью?

– Ты же знаешь, государь, косятся на меня верхние людишки! Говорят, ни чести у меня нет ни доблести, ни благородства!

Царь вспыхнул, упрямо поджал и без того узкие губы. Произнес угрожающе:

– Кто доблестен и, кто благороден в русском царстве я определяю.

Меньшиков с отчаянной мольбой в глазах посмотрел на своего царственного повелителя:

– Дозволь государь и мне доблесть проявить, поехать послом к басурманам!

Несколько мгновений, которые Алексашка стоял затаив дыхание, царь смотрел в глаза любимцу. Потом чуть улыбнулся маленьким ртом.

– Ну, с богом, Данилыч. – Петр притянул Меньшикова за щеки, истово поцеловал.

В сопровождении толмача Меньшиков выехал из лагеря. Там, где турецкие выстрелы еще не могут достать, остановился, подвесил на кончик сабли вынутый из кармана сомнительной свежести белый платок. Украдкой перекрестился. Пан или пропал! Махнул рукой ехавшему вслед трубачу. Тот, завалившись в седле, изо всех сил затрубил, распугав закружившихся над цветущей степью с недовольным криками птиц. Помахал импровизированным белым флагом на кончике сабли. Турки на бастионе Азова начали показывать на него руками, значит заметили. Послы неторопливо поскакали к крепостным стенам. Хмель, бывший основной причиной опрометчивого решения как корова языком слизнуло. Несмотря на то, что на улице жарко, начало слегка потрясывать. Загорцевал у высокой каменной стены. Сверху свешиваются головы в фесках, показывают на него пальцем, говорят по-турецки.

– Я посол! – крикнул вверх Александр, – Есть тут с кем говорить?

Толмач почти синхронно прокричал по-турецки. Вниз наклонился толстый турок, качнув белоснежной чалмой, ответил на вполне понятном русском языке:

– Говори урус, я Гасан-паша, управляющий этим городом!

– Извещаю! – громко и бесшабашно прокричал вверх Меньшиков, – к крепости прибыл с сильным войском русский царь. Коль сдадитесь на честный аккорд, он обещает отпустить гарнизон с честью, с ружьями и пушками. И насельников азовских, кто пожелает, обещает отпустить! А буде не согласитесь возьмет крепость на шпагу. Тогда не взыщите, три дня солдатам на потеху!

Наверху рассмеялся громко, судя по высокому войлочному колпаку с пришитой спереди деревянной ложкой, янычарский чин. Пышные усы почти достигают ушей, подбородок бритый. Пальцем обидно показывает на посла. Выражение худого и хищного лица презрительное и задиристое. Физиономия вполне славянская, встретишь в ростовской глубинке и не обратишь внимание. Таких тысячи. Быть может когда-то его называли Иван или Петр, но сейчас это турецкий воин и фанатичный враг православных. Повернулся к стоящим позади паши туркам в богатых одеждах, что-то громко произнес хриплым голосом. Те обидно засмеялись.