Текст книги "Руины Арха 2. Убийца"

Автор книги: Олег Фомин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава 3

Прямоугольное горло прохода медленно открывается, мрак внутри непроглядный…

Стальная плита двери поравнялась с полом верхней гранью, щелкнуло, и гул стих.

Крадусь вперед. В руке дробовик, в другой – плазма.

Нет, все-таки не так я крут, чтобы воевать парой двуручных пушек сразу. Что выбрать? Плазма мощнее, но в тесном склепе есть риск подорвать и себя.

Тогда плазму за спину, дробовик в ладони.

И тут… все предметы на алтаре плавно взлетели. Будто в космосе. Салат, миска, кубок, палочки с шашлыком, капли разлитого кваса, хлебные крошки, угольки… Все закружилось в невесомости над алтарем, излучает то же сияние, что алтарь и склеп, а затем…

– Эй! – возмутился я.

Кухонная утварь и ее съестное содержимое начали разматываться на голубые ленты энергии. А те расщепляются на такого же цвета искры. Они сливаются в шар, его частицы летают плотным роем вокруг некого центра.

Эта голубая звезда метнулась к входу в склеп, тьма ее поглотила, шар растворился где-то в ней.

Алтарь опустел.

Потрясенный наглостью, открываю рот, как рыба на берегу.

– Ах ты… скотина! Да я… не жрал с утра!

Я усадил дробовик под плащ, сдернул со спины плазму, благо разогревать не надо, сама просит в кого-нибудь плюнуть. Потерпи, милая, есть для тебя один древний мятежный кандидат, позабывший за тысячу лет приличные манеры…

Я разбежался, прыжок через алтарь, ступеньки помоста бросили меня в темноту склепа, ее вспорол отблеск штыка.

Сфера энергии, в которую превратилась моя еда и посуда, как раз заканчивает поглощаться огромным кристаллом цвета ясного неба. Камень всажен в дальнюю стену, светится живой силой, как только что пообедавший мальчишка.

Без церемоний я пальнул в кристалл.

К моему злому изумлению, красная комета, пущенная из плазмы, не только не причинила камню вреда, но и впиталась в него, подобно прочей энергетической закуске.

Кристалл перекрашивается в кровавый.

Светлеет до розового.

Возвращает голубой цвет.

Руки от досады повисли, кончик штыка лязгнул о сталь пола, я сплюнул.

«Злость… плохо».

Это Борис. Его ментальная волна остудила раскаленный утес моего мозга. Я только сейчас обнаружил, что смыша на плече нет. Я забеспокоился, будто не хватает части тела, но в следующий миг вспышка, и Борис опять на плече.

Мне полегчало.

– Спасибо, малыш… Извини, дурака.

Не имея пока идей о способе справедливого возмездия, я решил изучить детали склепа.

Второе, что бросается в глаза после кристалла, – черные самурайские доспехи прямо под оным. На красивом узорчатом троне, инкрустированном драгоценными камнями.

– Ого. Наш принц бунтовал в Стране восходящего солнца.

Доспехи разложены по трону так, словно на нем в этих доспехах сидит человек. Панцирь на главной части трона, под ним висят пластины юбки. У подножия высокая боевая обувь. Перчатки и наручи на подлокотниках. На крючья с боков спинки насажены наплечники, а ее вершину украшает классический японский шлем: сзади стальной веер, согнутый для защиты затылка и висков, спереди рога в виде полумесяца, устрашающая маска.

На подставке рядом с троном – пара мечей в ножнах, длинный и короткий.

А затем я увидел…

– Что-то скверное.

Энергия в прожорливом кристалле начала покидать его в виде голубых лент. Их так много! Вылетают, закручиваются в спирали, эти танцы приводят их к доспехам и мечам.

Кристалл погас.

Ленты оплели доспехи и мечи, будто змеи. Слились в сияющие коконы, просачиваются в сталь…

В глазницах маски вспыхнули голубые звезды.

Доспехи оживают.

Черный каркас самурая в облаке небесной энергии поднимается с трона, каждая деталь живет своей жизнью, не касаясь других, но вместе они – единый силуэт под контролем чьей-то воли.

– Я вот думаю, обязательно говорить, что у нас проблемы? – бормочу, глядя, как стальной сапог делает первый тяжелый шаг. – Или можно промолчать?

Длинный меч оторвался от гнезд в подставке, плавно подлетает к хозяину. Оказавшись перед ним на уровне груди, поворачивается поперек, позволяя увидеть себя во всю длину.

К мечу подплыла перчатка, пальцы сжали ножны под основанием клинка. Стальной призрак поднес меч к маске, звезды в глазницах внимательно рассматривают вдоль всей длины.

– Хотя уже сказал, – закончил я.

Маска поднялась, взгляд вонзился в меня. Самурай быстро перехватил меч другой перчаткой, направил в меня, и ножны с клинка сорвались, как стрела из баллисты.

Удар стального чехла под дых согнул меня в воздухе, вышвырнул из склепа, я упал на алтарь, свалился за него.

Кашляю, держась за живот.

Японская сакура! Надеюсь, внутри ничего не порвалось… Крови изо рта вроде нет, еще поживу. Но синяк будет на все брюхо.

К реальности вернул легкий хлоп, пружинки лапок по телу, смышиный писк.

«Вставай, вставай!»

Опираюсь на плазму как на посох.

– Сейчас, малыш, – кряхчу, – только голову надену…

Я поднатужился, и фасад склепа выплыл-таки из-за алтаря. Меня подкосило, но я успел ухватиться за его край, как за край пропасти. Вернул себе устойчивое положение.

По другую сторону алтаря валяются ножны. С опаской нацеливаю на них штык плазмы.

Лазурная энергия начала вытекать из ножен в воздух, полетела волнующейся лентой к дверному проему склепа.

Нырнула в него.

Ножны погасли. Я направил плазму в проем.

В прямоугольнике тьмы вспыхнули голубые звезды глаз. Медленно выплывает, паря над плитами, он.

– Мятежный, чтоб его, принц…

Пустые самурайские доспехи в облаке силы, похожей на море, пронизанное светом. В каждой перчатке по мечу. Чуть изогнутая сталь длинной катаны и короткого вакидзаси лучится бликами, клинки словно лазерные, из «Звездных войн».

Призрак опустился, подошвы стальных сапог бахнули о пол, по залу эхо.

– Поговорим? – предложил я. – Подраться-то успеем…

Принц крутанул мечами, вернее, мечи крутанулись сами, и принц стал медленно спускаться по ступенькам. Координация нарушена. Видимо, тысяча лет сна сказалась, доспехи ходят ходуном, нарушая цельность силуэта. Но с каждым шагом призрак обретает уверенность, движения становятся слаженными.

Спустившись уже красивой гордой походкой с нижней ступени, принц поднял на меня маску, звезды в глазницах вспыхнули ярче, похожи на сюрикены.

Я вздохнул.

– Ну как хочешь.

Черный каркас принимает позу перед броском, но плазма уже выстрелила. Туда же, где у меня теперь синяк, – под дых.

Красный головастик, боднув панцирь, расцвел черно-оранжевым бутоном взрыва, доспехи и мечи раскидало голубым фейерверком, волна отбросила и меня.

Откатила к тайному входу в некрополь, я вскочил. Черный гриб дыма, клубясь, растет к потолку, детали самурайского снаряжения покачиваются на полу по всему залу.

Ладонь сжалась в кулак, победный жест.

– Ес! Не делай другим то, чего не желаешь себе, банка консервная!

На голову телепортировался Борис. Меня встревожил писк, мысли посетило его предупреждение.

Погасшие доспехи опять засияли.

Начали медленно скользить навстречу друг другу!

Я вскинул пушку, но в этот момент пол дрогнул, я пошатнулся, подо мной между сапогами проскочила темная молния трещины. Тучи песка под потолком накрапывают каменным дождиком.

Лицо скривилось от досады как от зубной боли. Плазму пришлось перевесить на спину, ладони вновь занял дробовик.

Я добежал до места, куда стягиваются элементы доспехов, и начал кружиться, палить то в одну железяку, то в другую…

Бах!

Перчатку откинуло далеко к урнам рядом с гробницами. Щелк-щелк! Разворот. Гильза звякнула о пол.

Бах!

Шлем отфутболило к ступеням склепа. Клацнуло дважды. Хлопнул в развороте плащ.

Рукоять отбила летящую в грудь маску, та улетела, кувыркаясь.

Ау! В голень вцепилась вторая перчатка.

Выстрел вбил ее в пол, она отскочила высоко, но краем глаза я уловил, как справа летит…

Только и успел повернуть лицо и чуть отдернуть голову назад, но от целящего в череп короткого меча это не спасет.

Не спасло бы, но сбоку от клинка в воздухе вспыхнула белая звезда, из нее прыгнул смыш. Шерстяная ракета толкнула летящий клинок в плоский зеркальный бок, траектория меча отклонилась чуть-чуть, но хватило, чтобы тот пролетел буквально перед носом, а не сквозь мозг.

В рощице высоких глиняных сосудов одну из железок – палец – не пускает ко мне фиолетовый детеныш бронтеры. Вцепился зубами, тащит назад, в свое тенистое логово меж урн, палец дергается в воздухе, но тщетно.

Парящих деталей слишком много, отстреливать не успеваю.

Скоро понял, что добровольно нырнул в капкан, который вот-вот захлопнется.

Пока не поздно, я выпрыгнул из железного смерча по широкой дуге. Позади громко лязгнул металл.

Я вскочил, развернулся.

Передо мной вновь мятежный принц, во всей красе: полный комплект доспехов в светящемся голубом облаке. На доспехах царапины и ямки от дробинок, панцирь глубоко вмят плазменным снарядом.

На перчатке нет среднего пальца. Его все еще держит в зубах прячущийся под тенями урн детеныш. Порыкивает, мотает туда-сюда, толкается назад всеми лапами, хвост хлещет, шатает урны, но челюсти упрямо не пускают стальной палец.

Принц, глядя на меня, протягивает неполную кисть в сторону бронтеренка.

Палец в зубах того вспыхнул как лампочка, вылетел пулей, детеныша перевернуло в воздухе, он упал куда-то между гробницами, свернувшись в несокрушимый мячик. А палец вернулся в перчатку.

Стою, согнувшись. Рука опирается на дробовик, как на дедовскую палочку, вторая ладонью в бедро. Пытаюсь отдышаться.

– Ну что… сдаешься? Учти, я это…

На плечо телепортировался Борис, я пошатнулся, ноги, нелепо растопырившись, равновесие удержали. Смахиваю со лба капли, тяжкий выдох вздувает щеки.

– …самое… Пощажу, если сдашься. Бить не буду, и все такое… Ой!

Зубы сжались, я согнулся ниже, ладонь потирает спину в районе поясницы, там что-то стрельнуло. Не помешала бы массажистка.

Принц в гордой позе, спокойный, без лишних движений, смотрит на свою кисть, вернувшую все пальцы, поигрывает ими.

А затем, как в американских боевиках, показывает мне только что обретенный средний.

Я застыл, глаза округлились. Ничего себе манеры у венценосной особы!

Гоню из тела ненужную суету, выпрямляюсь.

Голова дернулась набок, хрустнули, вправившись, позвонки. Мы с принцем начали неспешно ходить по кругу.

Я крутанул дробовик, он скользнул под плащ.

– Как хочешь…

Ладони поймали спрыгнувшую со спины плазму.

– Это я так, разминался… Больше поддаваться не буду.

Мы рванули друг к другу, и штык-нож плазмы сшибся, пролив искры, с катаной принца. С другой стороны меня ударил вакидзаси, но его отбил приклад, я отпрыгнул.

Начался боевой танец в ураганном ритме лязгов. Наверное, со стороны зажигаем как Нео и агент Смит, но мой кипящий в адреналине организм фехтует на пределе, кажется, что двигаюсь как черепаха, уступаю, и это чудо, что принц меня еще не заколол. Мечами работает на два фронта, я жив лишь благодаря плазме, длиной почти с копье, отбивает с двух сторон. И еще, конечно, Борису.

Вот и сейчас короткий меч застал меня врасплох, и если бы не смыш, который вспыхнул перед маской принца, ослепив, я бы уже распластался с острой железякой в горле вместо могильного креста.

Иногда удается выбить из железного каркаса деталь, но та, очертив в воздухе голубую кривую, возвращается на место. И ладно бы только это. Бывает, деталь не возвращается, а начинает жалить меня с тыла.

Спустя вечность я понял свою фатальную ошибку. Зря затеял поединок. Не учел, что принцу, который, по сути, нежить, не знакома усталость. А вот я с ней познакомился уже через минуту боя. А еще через три мы с ней бухали на брудершафт, шатаясь как на палубе в шторм.

И вот я, сидя на колене, опираюсь на плазму, пыхчу паровозом, с меня капает как с тучи, а принц с неспешностью победителя ходит вокруг, мог бы уже добить. Издевается, гад. Перчатки, мечи и маска летают отдельно.

Я в кольце.

Некрополь, ослабленный выстрелом плазмы, вновь дрогнул, со стен посыпались ручейки песка, под ногами возникла еще сеточка черных ломаных жилок.

Хм…

Стальное тело принца от меня слева, маска парит справа.

– Думаешь, победил? – говорю сквозь кашель. – Дрыхнуть столько лет вредно для мозгов, дубина. У врага всегда могут быть напарники, бьющие в спину.

Я не рассчитывал, что прокатит. Так, на всякий…

Но принц купился как ребенок. Причем обернулись и тело и маска.

Я рванулся вперед, кубарем прокатился под парящими катаной и перчаткой, позади звякнула о плиты сталь, я прыгнул через алтарь, влетел в проем склепа.

В полете ухитрился развернуться на сто восемьдесят, выстрелить из плазмы в догоняющего принца. Но доспехи вмиг разлетелись кто куда, пропуская красную змею, а когда моя спина упала и поехала к опустевшему трону, доспехи вновь слетелись в клубок, собрались.

Принц спрыгнул с алтаря в мою сторону.

А снаряд долетел до стены некрополя, грохнуло так, что принц замер, обернулся, шлем медленно запрокидывается.

Некрополь затрясся как разбуженный дракон, стало ясно, что процесс разрушения необратим. Амплитуда колебаний растет быстро, спешу отползти к трону.

Я взобрался на него, спина и задница вжимаются в сталь, руки, как магниты, к подлокотникам, еще бы и ремнями пристегнулся, да нету.

Смыш пищит…

Нырнул за пазуху.

Стальную коробку склепа трясет, из меня вот-вот высыплются зубы, мозги взболтаются в кашу. Полки роняют глиняные сосуды с прахом, глухой перезвон, склеп тонет в облаках пепла. Трон бьет по всему телу. Если выживу, превращусь в ходячую котлету. Правда, не факт, что смогу ходить…

Принц рванул в склеп, но поздно. Его накрыла тень, между принцем и входом упал громадный кусок то ли стены, то ли потока.

Что по ту сторону, Арх знает. Проем, как телевизор во время профилактики, показывает одну картину.

Зато слышно так, хоть уши выкалывай. Я будто внутри колокола. Грохот падающих глыб заставляет кости вибрировать до боли, бьет по черепу до тошноты.

Я зажмурился, стиснул зубы.

Даже не понял, когда катастрофа отгремела совсем, грохот впитался в перепонки, в нервы, держится как пятно перед глазами после взгляда на солнце.

Из-под борта плаща высунулся усатый носик.

Тело деревянное, суставы разгибаются кое-как, но с трона все же поднялся. Подобрал с пола плазму.

Борис перебрался на плечо.

– Малыш, ты не мог бы…

Я закончил просьбу мысленно. Смыш понял.

Пых!

Плечо опустело.

А я углубляюсь в сознание, на дно, где как жемчужина сияет сознание Бориса. Вижу из его глаз. Он снаружи склепа, осматривает завал, телепортируясь с одной рухнувшей глыбы на другую.

Убежища мы лишились. Больше половины стен и потолка обрушилось, на их местах – прорехи коридоров, разорванных вдоль и поперек, этаж на этаже. Хотя часть, на которой стоит склеп, уцелела, но не факт, что продержится и впредь. Да и конспирация накрылась.

Мысленно прошу Бориса исследовать то, что под завалами. Там тесно, нестабильно, перемещаться удается не всегда, к тому же, зверька может придавить, но надо убедиться в главном…

И я увидел, что хотел.

– Есть! – воскликнул победно.

В тесной пирамидке пустоты между рухнувшими глыбами, на ковре мелких осколков покрыта пылью маска. Светится слабо – мерцает, как фонарик, у которого садятся батарейки.

В другой изолированной каменной ячейке Борис нашел стальную перчатку. В дальнем конце зала плитой придавило вакидзаси…

– Мы его сделали, малыш! Теперь, даже если в доспехах есть сила, они запечатаны друг от друга, соединиться не смогут.

Но обрадовался я рано.

Борис наблюдает за шлемом, что провалился в сломанную обвалом гробницу, его глазами вижу, как шлем покидает голубая энергия, ее ленточки утекают сквозь щели и трещины.

Смыш поочередно перенесся в те места, где уже был, – то же самое: потоки силы из металла выползают. Мой друг едва успел убраться с пути этих лент.

Оказался на крыше склепа, здесь вид на все поле обломков, и мы видим, что веер сияющих змеек стягивается к усыпальнице.

«Борис, возвращайся!»

Смыш возник у меня на ладонях, которые я предварительно сомкнул в чашу.

Песок в кладке, загораживающей вход, прошуршал, высыпавшись. Сквозь трещины в склеп начали вливаться ленточки света, их столько, что стены засияли голубым.

Смыш спрятался за воротник, я шагнул назад, перехватил плазму, хотя понятия не имею, как та может помочь.

Ленты скрутились в сияющий шар, он клубится в воздухе на месте…

Поплыл, разматываясь в червя, к боковой стене.

Червь заполз в опрокинутую погребальную урну высотой с мою голень. Из горлышка теперь свет, как из пещеры с сокровищами.

А затем…

– Что ж тебе, гаду, не спится…

Глава 4

Из урны выплыло облако пепла. Облако в форме человека, только вместо ног – хвост, как у джинна.

Пепельный дух осматривает себя придирчиво, хвост извивается, пальцы поигрывают, глаза недовольно щурятся…

Призрак махнул рукой, глаза расслабились, мол, сойдет.

Линии фантома зыбкие, пепел клубится, черты лица не разглядеть, но это призрак стройного лысого мужчины. Пепел светится впитавшейся в него голубой энергией. Ярче всего сияют глаза. Зрачков нет, но глаза сами по себе большие и подвижные.

Дух повернулся ко мне, голова склонилась набок, как у пса, в глазах любопытство.

По моим нервам Арх знает какой раз пробежал электрический разряд, дыхание в горле застряло.

Антропоморфная тучка полетела ко мне, но я шагнул назад, сработал рефлекс, и в призрак уже смотрит дуло плазмы. Джинн затормозил, руки машут крест-накрест, голова мотается в жарком отрицании.

Колеблюсь, но ствол все же опускается. С великой неохотой.

Призрак столь же медленно подплывает ко мне. По дернувшимся на моем лице мышцам, видимо, почувствовал дистанцию, вильнул в сторону, начал летать вокруг по часовой. Затем против часовой, не отрывая от меня любопытных глаз, и так кружит, то в одну сторону, то в другую, выписывая в воздухе спирали и петли. За ним тянется дымный шлейф, его хлопья складываются в вопросительные и восклицательные знаки.

Верчусь на месте, дух в поле зрения, но я поздно заметил, что он уже на расстоянии вытянутой руки.

– Эй-эй! – не выдержал я. – Полегче, ладно? Я тебя будить не хотел, если ты такой буйный из-за этого.

Но призрак уже переключил внимание на смыша. Тот выглядывает из-за моего затылка. Глаза духа стали шире, он попытался резко завернуть за спину, но я развернулся столь же быстро. Принц повторил маневр пару раз, но наши взгляды опять встретились.

– Это мой друг, – сказал я торопливо. – Не вздумай его…

Призрак нырнул под ноги, пролетел между ними, и я почувствовал, что он уже за спиной. Смыш пискнул, перед грудью вспыхнуло, и мне на ладонь свалился теплый клубок шерсти, я тут же спрятал за пазуху.

Развернулся к призраку.

– …обижать! – закончил я. И добавил: – А то это… дам в пепел.

И ткнул призрак пальцем в грудь, ноготь утонул в черном облаке.

Но призрак вновь переключил внимание, теперь на плазму. Держу ее за рукоять, штык уперт в пол.

Легким порывом дух опустился к ней, растянулся в змею, человеческой осталась лишь голова, дымная лента оплела пушку, как лиана дерево, глазищи осматривают со всех сторон.

Я плавно выдернул пушку из его объятий, оружие прошло сквозь пепел.

– Не трогай. Игрушка опасная.

На всякий пожарный шаг в сторону.

Призрак вернул форму джинна. Скрестил руки на груди, глазищи смотрят на меня сердито. Ну вот, опять полезет драться. Принц, особа избалованная, во что пальцем ткнул – тут же принесли на блюдечке, не то голову с плеч…

Но призрак вдруг превратился в сгорбленную фигуру остроносого старика с бородищей до пола и клюкой. Пепельная голограмма ковыляет на месте, имитация шагов, ладонь на пояснице, другая машет клюкой, брови полыхают как черные костры, рот беззвучно открывается. Этакий карикатурный старик-отшельник, ворчит на все живое.

Легким пыхом фантом вернул обычную форму, палец тычет в меня, мол, ворчишь как старикан.

Его руки снова на грудь крестом, лицо надменно отвернулось.

Краешек моих губ невольно чуть вверх.

– Говорить, стало быть, не умеешь.

Принц повернул голову ко мне другим профилем, запрокинул, рот раскрылся как на приеме у дантиста, указательный тычет в рот.

Затем эта дыра сшилась бесследно, дух смотрит на меня, уголки глаз опустились, руки печально в стороны, качает головой.

Я вздохнул.

Принц завертел головой, глаза сузились, почесывает лоб. Словно ищет.

Подлетел к одной из полок справа от трона, там теснятся урночки размером с пивные банки.

Взгляд на меня, ладонь позвала жестом, палец указывает на крышку урночки.

– Поднять крышку?

Принц покивал.

Я просьбу выполнил, принц тут же заглянул с надеждой ребенка, ищущего конфеты. Но взгляд скис, пренебрежительная отмашка, дух указывает на крышку другой урны.

– Фигово без тела.

В ответ голова призрака превратилась в голову косматого дядьки с усами, я узнал Эйнштейна. Тот показывает язык.

– Зато не убить.

Эйнштейн превратился в брутального мужика с сигарой в зубах и солнцезащитных очках, типичный Шварц, глыба мышц, торс из «кубиков». Копия терминатора попыхивает иллюзией сигары, вынимает изо рта, сигара указывает на следующую урну.

Дожили.

Только что дрались, а теперь я уже слуга. Скоро, блин, дойдет до клятвы верности.

С моей помощью принц осматривает урну за урной, но содержимое его не радует, один раз даже рукой махнул, столкнуть с полки, но пепел лишь обтек твердую глину.

Дошло до урночек совсем мелких. Заглянув в одну, принц просиял.

Весь его пепел вдруг разом осыпался на пол. Голубое сияние покинуло черные лепесточки праха, энергия висит в воздухе миллионами звездочек, те сливаются в знакомые ленточки, летят к горлышку урночки. Плотный косяк змеек всасывается в крохотный сосуд…

Свет из горлышка пронзительный, внутри словно гудит пчелиный рой, урночка дрожит, как граната, которой не дают взорваться.

Отбегаю на другой край склепа.

Глухой взрыв.

Руки закрыли меня от осколков и вспышки.

– О да! – услышал я.

Слепящий свет угас, но в склепе все равно светлее, чем раньше.

Я руки опустил.

Передо мной хвостатый дух, как прежде, с мужской верхней половиной, лысой головой, невнятными чертами лица, глаза вместо мимики, как у героев манги, только без зрачков.

Но сейчас дух не из пепла, а чего-то блестящего, оно искрится, переливается радугой, как брызги водопада, даже слышен мелодичный перезвон.

Призрак с удовольствием осматривает пальцы, руки, все тело.

– Алмазная пыль. Хвала мне, что запасся, перед тем как лечь спать тысячу лет назад. И хвала, что вспомнил.

Повернулся ко мне, мах рукой.

– С добрым утречком, смертный!

Подмигнул.

– Расслабься. Принц букашку не обидит…

Голос у алмазного духа металлический, как у робота, но интонации живые. На мой вкус, даже слишком.

Я прочистил горло.

– Вообще-то вечер.

– Серьезно?

Принц задрал голову, несуществующее небо обвел взгляд задумчивый и недовольный, мол, вечер наступил без его на то высочайшего указа. От плеч отрываются пучки алмазной пыли, зависают над принцем, как звезды, самый большой пучок вытянулся и согнулся в месяц.

– Вечер для меня, – поправил я. – Собирался поужинать и лечь спать.

Принц пожал плечами.

– Вечер так вечер.

Я прищурился, гляжу на дух искоса.

– Драться не полезешь?

Призрак отмахнулся.

– Не зуди, подмышка волосатая. Прям пошутить нельзя. Не собирался я убивать, просто гимнастика. Тело, знаешь ли, затекло после такой-то спячки.

– Тела у тебя нет.

– Я образно, дубина.

– Слушай, ты вообще кто?! – вспылил я. – Больно наглый для принца.

Дух выпятил грудь в профиль, руки скрестились на ней, смотрит как пикапер на жертву любовной охоты.

– Я же не простой принц, а мятежный. Бунтари наглые, без этого не побунтуешь.

– И против кого бунтовал?

Принц пригладил лысую голову.

– О-о, против кого только не бунтовал. Но так давно, что… Эй, ты что-то говорил про ужин!

Азартно потер ладони, те пролили водопад звонких радужных искорок.

– Сожру хоть стадо морозавров. Давай, приятель, колись, чем собирался набить пузо?

Я хмыкнул.

– Тебе ли не знать… Ты вообще-то весь мой ужин и слопал, кабан безногий. Куда только влезло…

Принц, потупившись, чешет в затылке, один глаз стал больше.

– Думал, подношение. Лежало-то на алтаре. Кстати, а где невинное дитя, что меня разбудило?

В этот момент пискнул смыш. Мой разум получил письмо от маленького друга в виде образа: серая толща камня, внутри, как косточка в персике, твердый лиловый шар, в нем юная жизнь зовет маму. Шар скован камнем, не может развернуться, еще немного, и задохнется.

– Его придавило!

Я рванул к заваленному выходу, начал крошить, разбирать. Плита рассыпается хорошо, сеть трещин густая, как грибница, что росла много лет. Но все равно копать и копать…

– Да не суетись.

Призрак легким жестом заставил посторониться, хотя не понимаю, как, он же бестелесный. Но я отступил, едва увидев, как он меня коснулся.

Дух, тем временем, стал зыбким, трещины впитали струйки алмазного песка, он исчез в огромном пласте плит. Я услышал звук, вызывающий ассоциации с термитами, что грызут дерево, превращают в стружку…

Каменная дверь в считанные секунды рассыпалась, растеклась, сапоги лизнул новорожденный, еще горячий песок, передо мной теперь холмик щебенки.

Меж камушков взвиваются вверх алмазные ручейки, из них собирается облако, возникает знакомая фигура и глаза красноречивее любых слов.

– Глаз-алмаз – это про меня. Только у меня алмаз вообще все. Не разрушишь. А вот алмаз распилит почти все.

Дух развернулся ко мне спиной, лицо к скалам обломков.

– Как он выглядит? – спросил он.

Я все еще под впечатлением.

– Кто?

– Не тупи.

Я встрепенулся.

– Малыш, отправь ему картинку, – попросил Бориса.

Пара секунд – и визг, я вздрогнул, смыш на моем плече подпрыгнул и упал в карман плаща.

Осторожно запускаю туда кисть, но вылезать смыш не хочет, напуган. Я оставил его под тенью кармана, ладонь бережно гладит мохнатый комочек.

– Что такое, малыш?

Пробую подключиться к его мозгу, но Борис наглухо задраил ментальные люки, словно в бункере перед ядерным ударом.

– Он побывал у меня в разуме, – объяснил дух. – Мысли у меня как ледяная вода у берегов Антарктиды. Или как магма в аду, выбирай, что милее. Извини, маленький лорд, забыл поставить глушилку для гостей… О, да у нас тут сливра!

Я не понял.

– Чего?

– Сливра, – повторил принц чуть раздраженно. – Фиолетовая бронтера. Это она меня разбудила?

– Уж точно не мы с Борисом, – проворчал я в тон. – На такую глупость способен либо идиот, либо ребенок.

– Либо идиот, притащивший ребенка.

– Да, только идиот мог разбудить древнего балабола, который не затыкает рот, даже когда спаситель задыхается под завалами.

Принц усмехнулся.

Вновь распался на множество призрачных лоскутов, те разлетелись змейками, исчезли в щелях между камнями.

Придется ждать.

Я вышел из склепа, задницу приютил каменный бархан. Окидываю взором высь – узор из обрывков коридоров напоминает норки в муравейнике, если разрыть. Так в Руинах порой и говорят – «муравьиное небо»…

Борис успокоился, выбрался на ладони. Скармливаю ему солоноватый крекер.

– Прости, малыш. Виноват, вечно тебя эксплуатирую.

Я поднял голову на шум. По вздыбившейся над лесом обломков пылевой тучке я понял, что еще одна глыба стараниями принца рассыпалась. Я направился туда напрямик. Взбираюсь на скалы, спрыгиваю в каньоны…

И вот я у подножия бархана, его создатель парит над вершиной, покачивается вверх-вниз, поза властная.

– Тащишься как черепаха, беременная кирпичами. Раскапывай.

Смыш прислал в мозг картинку: фиолетовый бронтеренок под завалом, тот теперь рассыпчатый, зверек развернулся, пытается прорыть путь наружу.

Я кинулся на склон бархана, начал копать в месте предполагаемого выхода.

Принц кружит рядом беззаботно.

– Прирожденный кот. Отлично бы зарывал какашки.

– Неудивительно, что ты напугал смыша, – сказал я, копая. – Если у тебя мысли только о какашках, представляю, какой бурый ад он узрел.

Принц рассмеялся.

В каменном крошеве проклюнулись когтистые бронированные лапки. Смыш пискнул радостно, я отгреб с пути котенка еще пару горстей щебня. Кисти назад, пока в них не вцепились когти и зубы.

Клубок лиловых пластин выкатился к коленям, четыре лапы смешно расставились в поисках равновесия.

Детеныш прочихался, прокашлялся. Дышит…

Тяну руку погладить, но детеныш – клац! – свернулся в глухой шар.

Я вздохнул.

– Какой я страшный.

За спиной возник принц.

– Как раз, чтобы оттенять мою великолепную персону. У крутого парня должен быть некрасивый и неуклюжий спутник, который вечно путается под ногами и всех смешит…

Торчащая справа от нас глыба хрустнула, накренилась, а затем начала уверенно падать на нас.

Принц уменьшился вдвое, зато глаза стали как радиоактивные яблоки.

– Мама!

Шустрой рыбой юркнул мне за спину.

Не шевелюсь, вижу, что падающая глыба меня не заденет.

Волна осколков омыла плащ, дрожь передалась телу до самого черепа. Но я уделил каменюге только взгляд.

Принц выглянул из-за моей спины.

– Чуть в штаны не наделал…

– Штанов у тебя нет.

– У меня есть все, что пожелаю!

Принц вылетел вперед, вернулись его нормальные размеры, хвост превратился в эпатажные брюки, на голове шляпа. Призрак прошелся передо мной лунной походкой, клон Майкла Джексона, крутанулся в полный оборот, палец ткнул в меня, по залу эхом разлетелось фальцетом «Оу!».

Ладони принца уперлись в бока.

– Так что нефиг тут…

Он не договорил, его вниманием завладел-таки лиловый шар, тот по-прежнему лежит перед моими коленями.

– О, вот мой маленький будильник…

Принц летит к шарику, человеческий силуэт превращается в силуэт… бронтеры.

Призрачный зверь опустил четыре лапы на поле обломков, мягко подпружинил к шару, нежно порыкивает, как настоящая бронтера, морда тычет в шар.

Завороженный, поднимаюсь. Стараясь не шуметь, отступаю.

Шар, уловив знакомое рычание, разворачивается несмело, словно не верит. Слышу подобие мяуканья…

Несколько минут наблюдаю, как радостный малыш визжит, лапки пытаются обнять, мордочка хочет уткнуться то в морду матери, то в бок. Детеныш даже не понимает, что мать была другого цвета, но счастье неподдельное, лишь озадачен, что лапки и мордочка почему-то проходят сквозь тело мамы…

Дух лизнул котенка в щеку, и тот уснул, свернувшись в шар. Борис транслирует мне умиротворение зверька.

– Спасибо, – услышал я голос призрака. – Жаль твою маму.

Призрак нежно дыхнул на детеныша алмазной пылью.

Полетел ко мне, возвращается привычная форма безликого, но глазастого Вина Дизеля с хвостом вместо ног.

– Впечатляет, – признался я.

– Тебе можно позавидовать.

– В смысле?

Принц отмахнулся.

– Объяснять долго.

Я подобрал лиловый шар, тот излучает флюиды крепкого сна.

– Торопишься от меня избавиться?

Принц материализовал из руки веер, машет на лицо.

– Пока ты не надоел, покручусь рядом.

Я усмехнулся, шар с детенышем проглотила торба.

– Лестно. Тогда…

– Разыщу свое барахло.

Следующий час готовлю в склепе новый ужин, более скромный, походный, хотя жрать хочется сильнее. Минувшее приключение заставило за один раз осушить две пузатые фляжки с водой. А третью вылить в стирку, пропотевшие шмотки под плащом были тяжелые, как из свинца.