Текст книги "Сёма и Великий Фирс"

Автор книги: Олег Коряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Девчата называли это разногласиями между двумя «великими державами». «Великими державами» были Валерка Худяков и Виктор Фирсов. «Разногласия» начались со знакомства.

Первого сентября седьмой «б» собрался у входа в школу задолго до звонка. Девчата, сгрудившись, слушали какой-то потешный рассказ Веры Садкиной, легкомысленно хихикали и даже повизгивали. Пареньки стояли чуть в стороне и с солидностью знатоков обсуждали шансы на победу футбольной команды «Спартака». Именно за эту команду болела почти вся школа.

– Выскочат! – уверенно утешил приятелей Валерка Худяков. – Им только обойти динамовцев – и всё.

– Не так-то это легко. – Длинный, сутулый Кеша Строганов грустно покачал головой. – Не так-то…

Сёма Благинин вдруг хлопнул себя по бёдрам и захохотал.

– План! – выкрикнул он. – Гениальный план!

Все заулыбались: сейчас Сёмчик что-нибудь «отмочит».

Это был неисправимый шутник. Его весёлые «теории» ходили по всей школе. Например, по Сёминой теории, головной мозг школьника устроен так. В черепной коробке – бесчисленные коридорчики. А в них от потолка до пола – ящички. По коридорчикам бегает малюсенький человечек со связкой ключей. Если школьник узнал что-нибудь новое, человечек хватает это новое и засовывает в один из ящичков. Когда школьнику надо что-нибудь вспомнить, человечек бежит к ящику и вытаскивает из него требуемое. У одних школьников этот человечек бойкий, проворный, старательный, у других – ленивый и неповоротливый, у третьих – соня, у четвёртых – с ржавыми ключами…

Вообще Сёма был оригинальный, если не сказать, странный человек. Это бросалось в глаза уже при беглом знакомстве с ним. Очень толстый и неуклюжий, он был неудержимо подвижным и совершенно заслуженно имел прозвище «Сёмчик-Живчик». Во всём классе он был самым безобидным – мухи не тронет. Всюду, в каждое дело он совал свой маленький вздёрнутый нос и в то, же время оставался внутренне спокойным, казалось, безучастным. В нем не было равнодушия, но было очень много беззаботности. Когда над ним посмеивались, он смеялся вместе сдругими. Ничто не могло вывести его из себя.

Товарищи любили Сёму за его весёлый нрав. Всегда он что-нибудь да выдумает потешное. Сейчас этот толстяк сказал: «Гениальный план!» – и все заулыбались: опять какая-нибудь «теория»…

Сёма напустил на своё круглое румяное лицо нечто вроде серьёзности, похлопал ресницами и провозгласил:

– Электромагнитная атака! Главный исполнитель – Стружка.

Стружкой звали Кешу Строганова. Звали, во-первых, потому, что подходящей была фамилия, во-вторых, потому, что он всегда что-нибудь мастерил, выпиливал, строгал, а в третьих, – и это было, наверное, главным, – сам он очень уж походил на тощую вытянутую стружку.

– Атака, – продолжал Сёма, – проводится тайно. Наш Стружка готовит мощный электромагнит и закапывает его у ворот динамовцев. Перед самым матчем Валерка похищает у судьи мяч…

– И попадает в милицию, – перебил незнакомый голос.

Все оглянулись. Около них стоял какой-то паренёк. Высокий, видать, сильный. Чуть вьющийся чубчик, дерзкие тёмные глаза, блуждающие усмешливые губы. Брюки снизу пообтрепались, на плечах висела свободная спортивная куртка «фасонного» покроя.

С независимым видом паренёк отодвинул Кешу Строганова и, сразу очутившись в кругу ребят, спросил:

– Вы и есть седьмые балбешники?

Все молчали. Кеша вежливо поинтересовался:

– Балбешники – это что?

– Не знаешь? – Паренёк покровительственно усмехнулся. – Балбешники бывают шестые, седьмые и так далее. Означает: шестой «б», седьмой «б» и так далее. Понятно?

Валерка Худяков – первый ученик и не последний драчун – вызывающе прищурил глаз:

– А ты кто такой?

– Ктокалка! – не оборачиваясь к Валерке, ответил паренёк, но тут же смилостивился, пояснил – Виктор Петрович. Фирсов. Понятно?

Сёма хлопнул себя по бёдрам и фыркнул:

– Это ты – Виктор Петрович? Хо!

– Нет, твой папа, – огрызнулся Виктор.

– А ты не очень… – нахохлился Валерка.

– Что «не очень»? Тоже мне, указка!

– А что, и укажу!

– Конечности коротки.

Девчата притихли, насторожились: опять у мальчишек скандал! Вера Садкина тряхнула косами и решительно направилась к спорящим.

– Левый край, правый край, не зевай!.. – пропел Сёма в предвкушении потехи.

Но тут из школы вышел Николай Никифорович, классный руководитель седьмого «б», старичок, из-за фамилии и длинного носа прозванный «скворцом». Бочком протиснувшись поближе к спорщикам, он шутливо взъерошился и воинственно пригнулся:

– А ну, с кем на кулачки?!

Мир был восстановлен.

Впрочем, то была лишь видимость мира. «Разногласия между великими державами» продолжались.

Виктор держался в классе независимо и вызывающе. На вопросы преподавателей он отвечал с ленцой и плохо скрываемой небрежностью, если же не знал материала, заявлял: «Забыл» и молчал, чуть ли не с гордостью подняв голову и усмехаясь поджатыми губами. Виктор был второгодником, и всё ему было трын-трава. Поняв, что Валерка Худяков сила, – за ним идут почти все ребята, – Виктор попытался помириться с классным вожаком, но ничего из этого не получилось. «Не получилось? Наплевать!» – решил Виктор.

Валерка принадлежал к числу «земных отличников». Вы знаете, что отличники делятся на «земных» и «неземных»? «Неземные» заняты только делом, книгами, науками. Вот, например, Кеша Строганов. Оттого он всегда и бледный и немножко грустный, другим с ним скучновато, а ему скучновато с другими. «Земные» – те на уроках старательно сопят над письменной работой, неотрывно слушают преподавателя, любят взахлёб читать, но выдайся свободная минутка – они будут вместе со всеми дурачиться, прыгать, вертеться, как бесенята. Валерка был «земной». Сёма говорил по него:

– У Валерки в голове такой особый циферблат. С надписями: «Веселье» и «Дело». Как уроки – человечек ставит стрелку на «Дело», свободное время – переводит Стрелку на «Веселье».

Веселиться Валерка мог как угодно и с кем угодно. Но только не с Виктором. При Викторе он делался нахохленным и молчаливым, лишь иногда бросая короткие злые фразы.

И весь класс, привыкший видеть в Худякове вожака и запевалу, относился к Фирсову настороженно, неодобрительно.

Только Сёма не поддался общему течению. Он, конечно, объяснил это, поскольку он всегда всё объяснял.

– У меня такой принцип, – сказал Сёма. – Чего я буду ввязываться в их разногласия? Мне с Фирсом даже интересно.

Видимо, и впрямь было интересно: Сёма перебрался к Виктору на последнюю парту у окна.

Это Виктору понравилось, теперь он был не один. Всякому полководцу нужна армия. Виктор хотел быть полководцем.

На первых порах полководец держался со своей «армией» весьма учтиво: он побаивался, как бы «армия» не перешла на сторону противника. Сильные руки толстяка его не смущали. Этими руками Сёмчик умел только жестикулировать.

Постепенно Виктор убедился, что с Сёмчиком можно делать всё что угодно, – насмехаться, понукать, помыкать. Скулы Валерки Худякова бледнели, когда он наблюдал, как безропотно и беззаботно Благинин выполняет команды своего «Великого Фирса». Так Сёма называл Виктора.

У Валерки чесались руки подраться с Фирсовым. Заметив однажды (и не в первый раз), как сверкнули у Валерки глаза в разговоре с Виктором, Вера Садкина отозвала его в сторону. Она была редактором отрядной стенгазеты и считала, что должна всем делать замечания. Валерке она сказала:

– Худяков, ты это брось.

– Что «брось»?

– Ты же знаешь, о чём я говорю. Ты же хочешь подраться с Фирсовым. А ещё отличник!..

– Что ж, отличник, так и стукнуть подлецу нельзя, не имею права?

– Можно обойтись и без драки.

– Ну, это не ваше, девчоночье, дело!

– Не ваше? Да? А ты забыл, о чём тебя предупреждали на совете отряда?

Хм, Валерка действительно порою забывал об этом. А на совете его предупредили, что если будет ещё хоть одна драка, – берегись, товарищ Худяков: рекомендацию в комсомол ты не получишь.

– Что же я сделаю, если… если его бить надо?

– Бить не обязательно, – наставительно сказала Вера. – Его надо воспитывать. Побеседуй с ним, поспорь…

– Сама и беседуй!

– Ну и что же! Ну и побеседую.

Очень скоро, однако, Вера убедилась, что «беседовать» с Виктором невозможно и, главное, бесполезно. На все её горячие и проникновенные слова он лишь усмехался, а когда её речи надоедали ему, Виктор обзывал её пигалицей и поворачивался к названной пичуге спиной.

«Пигалица» от возмущения краснела и начинала понимать, что означает выражение: «руки чешутся подраться».

Ясно, что Фирсовым были недовольны не только одноклассники, но и учителя. Он уже имел не один неприятный разговор с Николаем Никифоровичем и даже с директором школы. Важнейший вывод, который Виктор сделал для себя из этих разговоров состоял в том, что необходимо каким-то путем исправить отметки. Пришлось взяться за Сёмины тетради. До этого Фирсов вообще не делал домашних заданий. Теперь он переписывал их из тетрадей Сёмчика.

Сёмчик не возражал. Со своей добродушной улыбкой он выкладывал тетради перед Виктором, а однажды предложил:

– Если очень лень, Великий Фирс, могу переписать тебе упражнение.

Было непонятно, шутил он или говорил всерьёз. Виктор всё же сообразил, что почерки у них разные и подделка может моментально раскрыться.

Всё шло бы своим чередом, если бы Сёмчик не хромал в математике. После того, как Виктор получил по алгебре две двойки за примеры, неправильно решённые Сёмой, он возмутился:

– Что ты мне подсовываешь?! Твой человечек, – Виктор ткнул в круглую стриженую голову Сёмы, – ничего в математике не смыслит.

– Почти как твой, – согласился Сёма.

На следующий день Виктор начал «обхаживать» Стружку: тот был лучший среди семиклассников математик.

– Как приёмник-то у тебя, двигается? – осведомился Фирсов, едва Кеша появился в классе. – Мне говорили, мощный делаешь?

Кеше было приятно: даже Виктор Фирсов наконец заинтересовался его приёмником! А тот продолжал своё:

– Я вообще считаю, что это самое толковое дело – радиотехника. Раньше я тоже занимался. Люблю!

Кеша оживился:

– Правда? Если хочешь, присоединяйся к нам. Я ведь не один делаю. Приходи вечером.

– Загляну. Мы ещё и передатчик смастерим. – Виктор лихо подмигнул: дескать, со мной не пропадешь.

– Слушай, у тебя по алгебре все сделано? Я в одном примерчике сомневаюсь. Сверить бы.

Отчего же не дать тетрадку человеку, который так любит радиотехнику? Пожалуйста… Единым махом Виктор «сверил» всё задание по алгебре.

На следующий день повторилось примерно то же. Валерка Худяков бросал на Кешу убийственные взгляды, а после уроков принялся за воспитательную работу:

– Ты, Кешка, что же – в подлипалы к Фирсову записался?

Кеша озабоченно похлопал ресницами:

– Я не понимаю…

– А тут и понимать нечего!

– Но всё же?

– А всё то же! Зачем ему тетрадь свою даёшь?

Кеша удивлённо вытянул шею, пожал плечами:

– Почему же не дать, если человеку сверить надо?

– Сверить! Что, ты не знаешь, как он «сверяет»? Сдует всё, перепишет – и будто сам задание выполнил.

Кеша не сдавался:

– Ну ты, Валерий, как всегда, горячишься. Ты не горячись. Да, раньше Виктор действительно делал так – списывал. У Благинина. А сейчас он берётся за ум.

– Берётся! Было бы за что браться…

– Говорю, не горячись. К чему это? Вот ты его всё время отталкиваешь от себя, от наших общих дел, а ведь его тоже… ему тоже хочется. Он радиотехнику, оказывается, любит. Почему не помочь?

Валерка от злости начал зеленеть:

– Соглашатель ты! Тряпка! Слюнтяй!

Кеша побледнел:

– Ты… Если ты так… Я не хочу с тобой говорить.

– Ну и всё! Ну и иди, лижи ему пятки!

Вот как оно, дело-то, обернулось.

Кеша поссорился с Валеркой. Оба дулись, оба нервничали и злились. А Виктор этому был только рад.

Сёма плутовато поглядывал на вчерашних неразлучных приятелей и всё норовил посмеяться над ними. То, что Виктор, сближаясь с Кешей, несколько отошёл от него, от Сёмы, видимо, не очень-то огорчало невозмутимого толстяка.

– А мне-то что? – говорил он. – Наплевать. У меня такой принцип.

Впрочем, Виктор старался быть дипломатом. Он вовсе не хотел рвать приятельских отношений с Сёмчиком. Этот шутник и острослов был нужен ему для нападок на тех, кто был ему не мил. Сёма с увлечением подхватывал злые шутки «Великого Фирса» и не щадил никого, даже Валерку Худякова. О нём он говорил: «Пых-пых!»

С Кешей Фирсов вёл себя по-иному. Он подлаживался под серьёзный тон Стружки, толковал с ним о радиотехнике и возможностях создания школьного радиоузла. Но и доверчивый Кеша начал раскусывать двуличие Фирсова. Как-то раз он сказал ему:

– Что же ты говоришь о радиотехнике, а ничего не делаешь?

– Всё некогда, Стружка. Заниматься много приходится.

– Занимаешься, а по устному на алгебре двойку получил. Ведь в домашнем задании у тебя всё было верно, а объяснить не смог.

– Ерунда. Исправлю.

На следующий день, однако, Кеша потребовал, чтобы Виктор, прежде чем сверять задание, показал ему свою тетрадь.

– Давай сверять вместе, а списывать я тебе не дам.

– Да что ты, очумел?

– Ни капельки.

– Ну, дашь тетрадь или нет?

– Списывать – не дам

– Что, Худяк настропалил? Под его дудку пляшешь.

– Ни под чью дудку я не пляшу, а сказал – и всё.

– Ну, и пойди… куда-нибудь подальше, к своему Валерке!

В тот же день на уроке Николая Никифоровича произошло следующее. Кеша, слушая объяснение, почти машинально черкал на листе бумаги, вырисовывал какие-то замысловатые узоры. Сидевший сзади Сёма шепнул:

– Покажи.

– Сначала мне, – сказал Фирсов.

Кеша обернулся, не зная, кому подать листок, и в этот момент Сёма, нагнувшись, выхватил у него рисунок. В тот же миг в классе раздался звонкий шлепок. «Скворец» остолбенел.

– Строганов! Что это такое?

Кеша встал:

– Это, Николай Никифорович… Это я получил подзатыльник.

– От кого?

– Не знаю, Николай Никифорович.

– Благинин.

– Я!

– Это ты?

– Это я, – с готовностью подтвердил Сёма.

– Я спрашиваю, это ты ударил Строганова?

– Нет, Николай Никифорович, что вы! Не я.

– Что же ты прыгаешь за партой? И кто тогда, если не ты, безобразничал?

Сёма молчал, невинно помаргивая.

– Фирсов!

Виктор нехотя поднялся.

– Это не я, Николай Никифорович.

– Садитесь. Все садитесь. Стыдно! Нехорошо…

Старик не на шутку обиделся.

На перемене Валерка подошел к Виктору и выпалил в лицо презрительное:

– Трус!

– Кто трус? – взъерошился Фирсов.

– Ты трус. Ударил, а как признаться – так в кусты.

– Ты поосторожней.

– Нечего мне с тобой осторожничать. Врун!

– Тебе что, мазнуть? Полетишь ведь…

– Мазнуть я сам сумею!

– Худяков! – К спорщикам подлетела Вера Садкина. – Худяков, ты слышишь или нет?

Разъярённый Валерка обернулся к ней, хотел что-то сказать, но только махнул рукой:

– А ну вас всех! – и быстро вышел из класса. Вера выбежала следом.

В отрядной стенгазете появилась карикатура: правой рукой – рука была нарисована длинная-предлинная – Фирсов бьёт по голове Кешу Строганова, а коротенькой, с растопыренными пальцами, левой прикрывает себя и говорит: «Я – не я».

Ребята, переговариваясь и пересмеиваясь, стенкой окружили газету. Никто не заметил, как сзади подошёл Фирсов. Высокий и сильный, он одной рукой раздвинул «стенку» и долго и внимательно рассматривал рисунок.

– Та-ак, – угрожающе произнёс он наконец, и все даже чуть отшатнулись. – Ну, так смотрите. Во-первых… – Резким взмахом руки Виктор рванул газету со стены. – Во-вторых… – Он огляделся, выискивая кого-то, увидел Веру Садкину, шагнул к ней. – Ред-дакторша! – Фирсов со злостью щелкнул Веру по носу и сквозь зубы процедил грязное слово. – В-третьих…

И тут произошло то, чего никто никак не ожидал: Сёмчик, незлобивый, беззаботный, всё прощающий Сёмчик стремительно бросился на Фирсова и одним ударом сшиб его с ног.

Сёма не умел драться. Он никогда не дрался. Он умел прощать другим слабости, шалости, лень и грубость. Но простить подлость он не мог.

Всей силой своего грузного тела Сёма навалился на Фирсова и схватил его за горло. Потом, откинувшись, начал тузить – без расчёта, без тонкого умения бойца– как попало.

Никто толком и сообразить ничего не успел.

Сёма поднялся бледный, дрожащий, и всем показалось, что он похудел и стал стройнее и выше.

– Ты! Великий Фирс! – крикнул Сёма. – Никакой ты не великий. Ты… Ты… вошь! Вот ты кто! Понял? Ещё хочешь?

Фирсов встал. Он, было, сжал кулаки, но глянул на вдруг ставшего грозным Сёму, на «стенку» товарищей, плотно окруживших его, и вдруг размяк, заюлил глазами, повернулся и, ссутулившись, почти выбежал из класса…