Текст книги "Звёздная дорога"

Автор книги: Олег Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

Я взял сигарету и присел на край постели.

– Дженни, я люблю тебя.

Она положила голову мне на колено.

– Я знаю это, Кевин. Я тоже люблю тебя.

– Так выходи за меня замуж.

– Нет.

– Почему?

– Я не нужна тебе как женщина. Для тебя я прежде всего объект заботы и опеки – братской ли, отцовской, не суть важно. Ты уже усестрил меня, а теперь хочешь удочерить.

– Что за глупости?!

– Это не глупости, это правда. Ты любишь меня, но занимаешься со мной любовью только потому, что так принято, можно сказать, из чувства долга, и ещё – чтобы не уронить своего достоинства. А на самом же деле тебе больше хочется просто взять меня на руки, покачать, спеть мне песенку, рассказать на ночь сказку, потом уложить в постельку, поцеловать в щёчку и сидеть рядышком, пока я не засну.

Я застонал. Слова Дженнифер отзывались во мне болью. Она была права, совершенно права…

– Кевин, тебе нужно обратиться к психиатру.

– Мне не нужен психиатр, мне нужна ты.

– И психиатр, – настаивала Дженнифер. – Он поможет тебе понять, что с тобой происходит.

– Я сам прекрасно понимаю, что со мной происходит. Я одинок в этом мире, Дженни, и ты очень нужна мне. Как жена, как сестра, как дочь – всё вместе. Я больше не в силах терпеть одиночество.

– Но ведь у тебя есть семья – отец, мать, братья, сёстры, другие родственники.

– Да, есть. Но они далеко и ничего не знают о жизни, которую я веду.

– Неужели они так оторваны от внешнего мира?

– Даже больше, чем ты можешь себе представить.

– Ты хоть изредка видишься с ними?

– Время от времени я их посещаю.

– И ничего не рассказываешь им?

– Нет.

– Почему?

– Боюсь, они не поймут и не одобрят моих поступков. У них свои ценности, свои взгляды на жизнь, и я… Мне очень тяжело, Дженни. Я хочу, чтобы ты была со мной. Я нуждаюсь в твоей поддержке, в твоём понимании.

– Я буду с тобой, Кевин. Что бы ты ни задумал, я поддержу тебя, чем только смогу.

– А ты не сочтёшь меня сумасшедшим?

– Нет, ни в коем случае.

– Я собираюсь стать властелином Галактики.

– Ты серьёзно?

– Вполне.

– Это было бы здорово.

– Ты вправду так думаешь?

– Да. Особенно, если ты намерен установить в своих владениях законы, подобные земным. В отличие от самих землян, земные порядки мне нравятся. Но зачем тебе это?

– Стремление к власти не нуждается в обосновании. Власть уже самоцель. Это такой же слепой инстинкт, как самосохранение или продолжение рода. В течение многих столетий неоднократно предпринимались попытки создания мощных звёздных государств – королевств, империй, республик, диктатур, федераций и конфедераций, – но все они неизменно заканчивались провалом. Главная причина прошлых неудач – в отсутствии надёжной связи. Когда несколько звёздных систем объединялись в равноправный союз, то созданный ими центральный орган власти имел лишь чисто символические полномочия, поскольку не мог оперативно управлять государством как единым целым. Реальная власть всегда оставалась в руках планетарных правительств, и такой союз был не более чем коллективным договором об обороне, партнёрстве и взаимовыгодном сотрудничестве; яркий тому пример – Сицилианский Протекторат в период между Второй и Третьей Волной Экспансии. В случае же завоевания менее развитых планет силами более развитой колониальные администрации получали в свои руки всю полноту власти и уже сами становились суверенными правительствами. Подобные империи были колоссами на глиняных ногах и рушились ещё быстрее, чем добровольные союзы. Ты понимаешь, к чему я веду?

– Да, – кивнула Дженнифер. – Теперь, с появлением станций гиперсвязи, ситуация изменилась.

– Вот именно. Сеть межзвёздной связи только зарождается, но уже сейчас она оказывает огромное влияние на всё человеческое сообщество и прямо на глазах меняет лицо мира. А с дальнейшим её развитием активизируются интеграционные процессы, пробьёт час властолюбцев, завоевателей, идеалистов всех мастей и оттенков. В конце концов кому-то удастся объединить под своей сенью Галактику или бóльшую её часть – и я совсем не уверен, что этот «кто-то» будет лучшим правителем, чем я.

– Гм. Ты определённо принадлежишь к категории идеалистов.

– Ошибаешься, дорогая. Я жёсткий прагматик. У меня есть веские причины желать единства Галактики.

– Какие же?

– Параллельные миры. Почти наверняка в них обитают мыслящие существа, и человечество должно встретиться с ними не разрозненным, а сплочённым.

– Мыслящие существа, – скептически повторила Дженнифер. – Раньше их искали в нашей Галактике, но не нашли. Затем фантасты стали писать о Чужих из других галактик и пугать нас их нашествием. А теперь вот появилась свежая идейка насчёт параллельных миров. Лично я не верю ни в братьев, ни во врагов по разуму.

– Блажен, кто не верует, – сказал я и погладил её мягкие шелковистые волосы. – Несмотря на наши разногласия по этому вопросу, я счастлив, что мы вместе.

– Я тоже счастлива, Кевин. Ведь я тоже была одинока до встречи с тобой. Отец никогда не любил меня, Купер относился ко мне как к части домашнего интерьера, у меня не было близких подруг, друзей… совсем никого. Я стала преступницей, беглянкой, меня ожидала тюрьма – и тут появился ты, мой спаситель, мой принц на белом коне.

– Если честно, я предпочитаю вороных.

– Что?

– Моя любимая масть вороная. На белых лошадях я плохо смотрюсь.

– Ты умеешь ездить верхом?

– Естественно. Любой уважающий себя принц должен уметь обращаться с лошадью.

– Ты в самом деле принц?

– Да, ты попала в точку. Так получилось, что мой отец – король, правитель Земли Артура, а я – его старший сын.

Дженнифер поднялась, села рядом со мной и закурила сигарету.

– Я уже ничему не удивляюсь, – наконец произнесла она. – Слишком много сюрпризов. Боюсь, мне будет трудно играть роль твоей кузины.

– А я не говорил, что это легко.

– На Астурии меня сразу раскусят. Ведь я не аристократка.

– От тебя не требуется изображать аристократку. Ты единственная, кому я рассказал о своём происхождении. Остальные считают, что мой отец – ушедший на покой космический пират.

Дженнифер в растерянности покачала головой:

– Нет, надо же! Принц, старший сын короля… Ты наследник престола?

– Да.

– И отец позволил тебе покинуть планету?

– В некотором смысле он даже рад, что я не путаюсь у него под ногами.

– Странно.

– Совсем наоборот. Дети великих королей становятся плохими монархами не только потому, что природа отдыхает на них. Иногда это происходит вследствие невольного подавления личности сына авторитетом отца. Так ведь и случилось с моим дядей Амадисом. Говорят, он был скверным королём.

– Поэтому твой отец сместил его с престола?

– Амадис сам отрёкся, когда понял, что не может управлять государством.

– Постой! А как же ещё один старший брат твоего отца? Александр – тот, который пытался убить его.

Я до боли прикусил губу. Оказывается, говорить полуправду ещё труднее, чем просто лгать.

– Давай условимся так, Дженни. Ты не услышишь от меня ни слова лжи, но кое-что я рассказывать тебе не стану, на некоторые вопросы откажусь отвечать.

Она немного помедлила, затем согласно кивнула:

– Хорошо, договорились.

– Только не обижайся…

– Я не обижаюсь. Напротив, ценю твою откровенность. – Дженнифер встала с кровати, подошла к иллюминатору и посмотрела наружу. – С какой скоростью мы летим?

– Около пятнадцати светолет в час. А через три часа разгонимся до восьмидесяти.

– Невероятно! «Макьявелли» набирал скорость два дня, а твоей малютке понадобится чуть больше трёх часов, чтобы лететь почти втрое быстрее.

– Сравнения здесь неуместны, – заметил я. – «Никколо Макьявелли» грузопассажирский лайнер, а «Красный дракон» спортивный челнок. Пять лет назад я выиграл на нём трансгалактические гонки.

Дженнифер хмыкнула:

– Я была бы удивлена, если бы ты оказался вторым или третьим. Судя по всему, ты привык только выигрывать.

– Так оно и есть.

– А что произойдёт, если мы столкнёмся со встречной звездой?

– Это маловероятно, вернее, почти невероятно. К тому же мы движемся по дуге, огибая Центральное Скопление.

– Ну а вдруг?

– Потрясёт чуток и всего-то делов. По большому счёту, звёзды, которые мы сейчас видим, иллюзия. Реальны только гравитационные и электромагнитные возмущения виртуального поля.

– Я читала, что в гиперпространстве полно жёсткого излучения.

– Не беспокойся, мы от него полностью ограждены.

Дженнифер вернулась на своё прежнее место возле меня и взяла следующую сигарету.

– Ты слишком много куришь, – с упрёком сказал я.

– Знаю, – ответила она. – Но это не имеет значения… Между прочим, на Астурии разговаривают по-испански?

– Да. Предки астурийцев были выходцами с Терры-Кастилии.

– Я не знаю испанского.

– Зато ты хорошо владеешь итальянским, а эти языки очень похожи. За две недели полёта я помогу тебе усвоить азы произношения и грамматики, а уже на месте ты быстро приспособишься. Начнём с того, что нужно говорить не «синьор», а «сеньор», не «синьора», а «сеньора», не «синьорина», а «сеньорита»…

– И перед личными мужскими именами нужно употреблять приставку «дон», а перед женскими – «донья».

– Постой, Дженни, не спеши. Имей в виду, что на Астурии монархия, а значит, почтительные титулы «дон» и «донья» – привилегия дворянства.

Дженнифер вздохнула:

– Я чувствую себя не в своей тарелке, Кевин. Мне, выросшей в демократическом обществе…

– Ой ли! – насмешливо произнёс я. – Так ли это? Согласно последнему изданию Британской Энциклопедии, общественный строй на Астурии характеризуется как демократическая монархия, а на Нью-Алабаме – олигархическая демократия. Если не ошибаюсь, у вас до сих пор существует имущественный ценз для избирателей.

– По-моему, это правильно. Не нужно судить по земным меркам – ведь на Земле подавляющее большинство людей живёт в достатке. А если у нас позволить черни участвовать в выборах, государство будет ввергнуто в хаос анархии и социализма.

– Глупейшее заблуждение! На многих других планетах «черни» не меньше, чем у вас, но всеобщее избирательное право не приводит ни к какому хаосу. Всё дело в политической культуре граждан и в понимании того элементарного факта, что простым перераспределением благ ничего не добьёшься. На той же Астурии парламент избирается всем совершеннолетним населением планеты, и именно он принимает законы и утверждает состав правительства. Хотя полномочия главы государства довольно широкие, они всё же ограничены жёсткими рамками конституции.

– А на твоей родине то же самое?

– Нет. Земля Артура типичный образец неограниченной монархии. Никакого тебе парламента, никакого избирательного права, вся власть принадлежит королю, и он распоряжается ею по своему усмотрению. Есть, правда, Государственный совет – но это, большей частью, совещательный орган.

– Наверное, твоему отцу очень трудно?

– Ещё как! Абсолютная власть – огромная ответственность, и её не на кого переложить. Разумеется, в любой момент можно найти козла отпущения, но мой отец выше этого. Он старается быть справедливым королём.

– Так почему не учредит демократическое правление?

– Это невозможно. У нас… особая ситуация.

– А именно?

– Извини, Дженни.

– Хорошо.

Между нами вновь повисла неловкая пауза. Я обнял Дженнифер и зарылся лицом в её душистых волосах.

– Солнышко, ты ещё не передумала? Выходи за меня замуж.

– Нет, Кевин, – ответила она. – Теперь тем более нет.

– Эх, зря я рассказал тебе об отце!

– Надеялся прельстить меня титулом?

– Что ты! Даже не думал об этом.

– Тогда пусть всё остаётся как прежде. Я буду твоей подругой, сестрой, дочерью, кем хочешь – только не женой.

– И мне можно будет качать тебя на руках, петь тебе песенки, рассказывать на ночь сказки, потом укладывать в постельку, целовать в щёчку и сидеть рядышком, пока ты не уснёшь?

Дженнифер рассмеялась:

– Шутить изволите, ваше высочество!

Глава 10
Эрик

На улицах Истинного Рима, что на Истинной Земле, царило праздничное оживление. Близилась Пасха и Великое Воскресенье – государственный праздник Дома Теллуса, твердыни вселенского христианства. Правда, главным праздником всё же было Рождество, но отмечалось оно не столь пышно и почти всегда было омрачено скандалами. Каждый раз находилась группа экстремистов, которые всеми правдами и неправдами пробирались в Истинный Израиль и, нарядившись волхвами, устраивали провокационные шествия по улицам Вифлеема, где четыре с половиной тысячи лет назад по времени Основного Потока в семье Марии и Иосифа родился Иисус, названный впоследствии Христом. Эти шествия оскорбляли чувства детей Израиля и нередко заканчивались крепкой потасовкой.

Другое дело, Пасха. В эти дни никто не рвался в Истинный Иерусалим, который не имел ни малейшего отношения к христианскому празднику; все паломники направляли свои стопы в другой Иерусалим – на Истинной Земле. Именно сюда явился Иисус после своего изгнания с Земли Обетованной, здесь он проповедовал своё учение, здесь он позволил простым смертным распять себя на кресте и добровольно принял смерть (так говорят), а затем воскрес (так утверждают), после чего вознёсся (во что многие верят) и ниспослал своим ученикам Святой Дух в виде Дара и Причастия. Впрочем, скептики убеждены, что на самом деле Иисус не умирал, он инсценировал свою смерть, и, следовательно, не воскресал и не возносился, а Святой Дух, по их мнению, сплошной блеф – дескать, все ученики Иисуса были скрытыми колдунами, мутантами или полукровками, которым он даровал Причастие. Хотя – можно возразить – сам факт, что в мире простых смертных нашлось сразу двенадцать колдунов, не связанных между собой родством, уже чудо. И разве не чудо, что все апостолы, едва лишь приняв Причастие, в полной мере овладели силами и фактически не нуждались в дальнейшем обучении?… Доводы и контрдоводы, возражения и опровержения чередовались до бесконечности, и каждое отрицание чуда, как правило, оборачивалось подтверждением другого чуда.

А чудес в то время творилось на Истинной Земле предостаточно. В частности, когда ученики Иисуса, следуя его наставлению нести Слово Божье по всему миру, попали в Рим, император Нерон, яростный противник христианства, вознамерился покончить с возмутителями спокойствия, отдав их на растерзание львам. Натура утончённая и извращённая, эстет, поэт и жестокий тиран, любитель кровавых зрелищ, он устроил грандиозное шоу, которое в конечном итоге обратилось против него. Когда на арену переполненного цирка Колизея были выпущены голодные хищники, случилось невероятное – дикие львы, аки смирные агнцы, покорно улеглись у ног своих предполагаемых жертв. Взбешённый Нерон велел выпустить ещё львов – но и те разделили участь своих предшественников. А затем с неба ударила молния и с необыкновенной избирательностью превратила в груду пепла кровожадного императора и его не менее кровожадную жену, не причинив ни малейшего вреда их окружению. После этого, прямо на месте событий, в Колизее, состоялось первое массовое крещение, а в течение следующих нескольких дней в новую веру обратился весь Рим, благодаря чему стал столицей вселенского христианства, оставив за Иерусалимом статус главной святыни.

Происшедшее со львами и Нероном можно было бы квалифицировать как дешёвый трюк последователей Иисуса, если бы не одно «но». В цирке Колизея присутствовало свыше сорока колдунов, просто любопытных зевак, и все они дружно утверждали, что никто из кандидатов в мученики не предпринимал никаких действий, не пытался манипулировать силами, и вообще не наблюдалось никакого магического вмешательства – львы стали покорными как бы сами по себе, а молния, метко поразившая Нерона с женой, была вызвана естественными причинами, только и того, что ударила в нужное время и в нужное место. Правда, свидетельства очевидцев нельзя было назвать полностью объективными, поскольку они, все как один, тут же приняли христианство. Хотя, с другой стороны, не чудо ли, что более сорока членов разных Домов и разных возрастов, объединённые только лишь любопытством, столь дружно уверовали в божественность Иисуса? Мало того – они безоговорочно признали верховенство апостолов во главе с Симоном-Петром!

Да и сам факт появления Дома Теллуса иначе, как чудом, назвать нельзя. Он был единственным за всю историю Домов, который образовался на пустом месте, путём массовой иммиграции колдунов и ведьм, принявших христианство. Пётр, первый епископ Римский, претенциозно назвал новорожденный Дом Домом Господним, а мир – Истинной Землёй, мотивируя своё решение тем, что этот мир ближе всех остальных к Богу, и не зря Иисус выбрал именно его, чтобы принять здесь смерть во искупление грехов человеческих. С Петром был солидарен и его извечный оппонент, соперник в любви к Учителю, Иоанн: «Истинно говорю вам: это есть Истинная Земля, это есть Дом Господень». Членам других Домов такая терминология пришлась не по душе; их главы сговорились между собой и дали новому Дому, «выскочке» по их выражению, нейтральное название – Дом Теллуса,[8]8
  Tellus – земной шар (лат.).


[Закрыть] а мир решили именовать Землёй Иисуса. Постепенно сложился исторический компромисс – Дом Теллуса на Истинной Земле, – который был окончательно узаконен свыше трёх тысяч лет назад при подписании Договора о взаимопризнании культов.

В настоящий момент насчитывалось уже четыре христианских Дома (три в Экваторе и один в Срединных мирах) и все они входили в пятёрку самых либеральных Домов – христианство, пережив бурный период агрессивной нетерпимости и убедившись в своей силе, стало наиболее толерантной из существующих религий. (Пятым был Дом Сумерек, но он не в счёт. Как таковой религии там нет и никогда не было – Сумеречные просто почитают своих выдающихся предков, которых наделяют божественными чертами. И коль скоро на то пошло, живой и вполне земной дед Янус для них больший авторитет, чем все боги вместе взятые.)

* * *

Я прибыл в Истинный Рим по поручению отца и Амадиса, чтобы от их имени поздравить светского и духовного владык дружественного Дома – императора и вселенского архиепископа – с праздником. С шестнадцати лет я регулярно исполнял такие поручения, это было одной из моих немногочисленных обязанностей как первого принца Света, и, к слову сказать, обязанностью приятной. Мне нравилось, когда меня принимали со всеми королевскими почестями, это льстило моему тщеславию.

А вот кузен Кевин, мой коллега по должности кронпринца, видимо, был не столь тщеславен. Он с завидным постоянством уклонялся от своих обязанностей и делал исключение лишь для праздника Зимнего Солнцестояния в Царстве Света – то ли из уважения к родне по отцовской линии, то ли из-за священного жаркого, приготовленного из мяса жертвенного быка. А если без шуток, то Кевин из кожи вон лезет, так старается поддерживать хорошие отношения с моим отцом. Не знаю, в чём тут дело, но иной раз у меня создаётся впечатление, что в присутствии моего отца Кевин ведёт себя, как полный раскаяния нашкодивший мальчишка… Впрочем, возможно, мне только так кажется. А вот одно не подлежит сомнению: мой дражайший кузен намерен и дальше эксплуатировать Солнечные рудники. Теперь-то я догадываюсь, что он делает с таким невероятным количеством Солнечных Камней. Он просто безумец! Опасный маньяк…

Эта Пасха не была исключением – как обычно, Кевина заменял его брат Шон. И как обычно, делегацию из Срединных миров сопровождала Дейдра, поскольку Шон не был адептом Источника и в ближайшее время не собирался им становиться. Лет пять назад дядя Артур с согласия и одобрения Хозяйки предложил ему пройти посвящение, но он отказался. В новейшей истории Источника это второй случай добровольного отказа от принятия Исконной Силы, порождающей сами Формирующие. Первой была Пенелопа, которая откровенно заявила, что её пугает ответственность, и вообще, ей ни к чему такое могущество. Шон ничем не аргументировал свой отказ, он просто ответил «нет» и извинился перед отцом, что не оправдал его надежд.

Лично мне кажется, что Шон решил не рисковать. Он был доволен своей жизнью, доволен собой и не хотел ничего менять. Шон обладал уникальным даром жить в мире со всем миром, у него не было ни одного врага или недоброжелателя, и, на мой взгляд, он единственный из детей Артура и Даны, кого можно без всяких оговорок назвать нормальным. Остальные же, мягко говоря, со странностями. Особенно Кевин.

Главным увлечением Шона была сравнительная история. Он занимался анализом разных исторических линий, изучал так называемые поворотные точки и каналы воздействия одних миров на другие. Недавно Шон предложил оригинальную теорию инверсного резонансного эффекта, который как бы предвосхищает события глобального масштаба. Другие историки раскритиковали его теорию в пух и прах, а аргументы в её пользу назвали притянутыми за уши. Следует признать, что они действительно были слабенькими и допускали двоякое толкование, однако я располагал таким убедительным доказательством правоты Шона, опровергнуть которое или как-то иначе истолковать не представлялось возможным. Экспериментируя с лучевым пистолетом, я установил, что уже при ускорении времени с коэффициентом 1,15 он начинает давать сбои – то и дело «промахивается», пытаясь «ухватить» Формирующие, а наиболее стабильно работает в мирах, где время течёт чуть медленнее Основного Потока, к примеру, на той же Земле Юрия Великого. Таким образом, когда родился мой прапрадед, король Артур, в мире Бельфора шёл семнадцатый век, в самом крайнем случае, был конец пятнадцатого… и тем не менее там жил свой король Артур! Жил и правил бриттами в пятом столетии от Рождества Христова. На следующий день после освобождения Бельфор заявил, что понял, почему имя Пендрагон и словосочетание «красный дракон» показались ему знакомыми. Покопавшись в своём покетбуке, он предъявил мне один древний (в его представлении) роман о рыцарях Круглого Стола. Довольно подробные исторические комментарии к нему не оставляли места для сомнений – действительно, один из резонансных двойников короля Артура Пендрагона появился на свет раньше своего прообраза. Однако я не спешил радовать Шона. Судя по всему, не собирался этого делать и Кевин…

По своему обыкновению, Дейдра доставила брата с сопровождающими его лицами в Солнечный Град, немного поболтала с нами о том о сём и вернулась обратно (как и Кевин, она избегала пышных торжеств, делая исключение только для своих собственных свадеб). Дальнейший путь мы с Шоном и сопровождающими нас лицами проделали вместе и прибыли в Дом Теллуса раньше назначенного срока – в таких случаях лучше поторопиться, чем опоздать. Гостеприимные хозяева предложили нам отобедать и передохнуть пару часиков, но мы, я и Шон, предпочли пассивному отдыху активный и решили прогуляться по предпраздничному Риму, колыбели христианской цивилизации.

На улицах нас многие узнавали и приветствовали, но, следует отдать теллурианцам должное, никто не навязывался нам в собеседники, гиды или попутчики. Мы шли неторопливо и говорили о всяких пустяках; при этом мне не приходилось, обращаясь к Шону, задирать голову. Хотя он тоже был выше меня, но не настолько, чтобы я чувствовал себя рядом с ним недомерком. Шон больше походил на свою мать, чем на отца: у него были курчавые рыжие волосы и зелёные глаза, а его лицо было красиво не суровой, жёсткой красотой дяди Артура, а мягкой и кроткой – от тёти Даны. Таким же был и его характер – я бы назвал его золотым. Будь у Дейдры такой характер… Впрочем, тогда бы она была идеальной – а ведь недаром говорят, что идеальная женщина хуже фурии. Пожалуй, беда Дейдры как раз в том, что она чересчур хороша. Мужчины бегут не от неё как таковой, а скорее от собственных недостатков, которые становятся слишком явными в её присутствии. Для многих это невыносимо. Даже не для многих, а для подавляющего большинства мужчин.

– Твоя сестрёнка расцвела, – сказал я Шону. – Она всегда дивно выглядит, но сейчас просто сияет от счастья.

– Точно так же она сияла, когда была с тобой, – заметил Шон. – Жаль, что у вас ничего не получилось. Боюсь, с Мелом у неё не всерьёз и не надолго.

– Можно подумать, что со мной было иначе.

– Можно подумать, – повторил Шон с утвердительной интонацией. – Тебе никто не говорил, мой дорогой Ромео, что ты разбил её сердце? Если бы с тобой у неё не было ничего серьёзного, она бы так не переживала из-за вашего разрыва. Даже Кевин сказал…

Он умолк, так и не закончив своей мысли, а я презрительно фыркнул:

– Даже Кевин, подумать только! Тоже мне авторитет!

Шон внимательно посмотрел на меня.

– Вот уж не пойму, – проговорил он в задумчивости. – Чем тебе так насолил Кевин? Что ты имеешь против него?

– Да ничего не имею, – ответил я, небрежно пожав плечами. – Просто он ненормальный.

– Ну и что? Даже если он ненормальный, тебе-то какое дело? Его одержимость замужними блондинками, это его личное горе. Я не думаю, что ты принимаешь близко к сердцу беды несчастных обманутых мужей. Здесь что-то другое – но что? Почему бы тебе не обратиться за помощью к своему отцу?

Я энергично и слишком торопливо замотал головой. Обращаться к отцу я не собирался, боясь, как бы он не выудил из моего подсознания нечто такое, чего я упорно не хотел знать. Изредка, задумываясь над своим отношением к Кевину, я приходил к выводу, что здесь действительно что-то нечисто. Антипатию к нему я испытывал, сколько себя помню, и не имел ни малейшего желания выяснять её истинную причину. Поэтому я поспешил вернуть наш разговор в прежнее русло:

– Так что же сказал Кевин?

– Ты не поверишь, – ухмыльнулся Шон.

– А вдруг? Пусть я не жалую его, но это ещё не значит, что считаю его способным говорить обо мне одни только гадости.

– Что ж, ладно. Кевин говорил, что вы с Дейдрой идеально подходите друг другу, из вас получилась бы отличная пара, если бы не три «но»…

– Целых три?

– Да. Во-первых, разница в возрасте.

– Как и в случае с Мелом, – заметил я.

– Да, – согласился Шон. – Во-вторых, близкое родство по обеим линиям.

– Опять же, как и в случае с Мелом.

– Да. И в-третьих, ты любишь другую.

Я вздохнул:

– Что верно, то верно.

Мы немного помолчали, продолжая свой путь вдоль набережной Тибра. Справа от нас проплывали катера и лодки, слева по мостовой проносились автомобили и всадники на лошадях. На машинах разъезжали главным образом простые смертные, а колдуны предпочитали лошадей.

– Как у тебя с Радкой? – спросил Шон.

Я снова вздохнул. За неполные две недели, минувшие с тех пор, как Радка ушла из Даж-Дома и стала жить со мной в Сумерках Дианы, Володарь совершенно осатанел. Его последняя выходка возмутила даже Зорана (о Ладиславе и говорить не приходится): своим распоряжением старик обязал всех членов Дома употреблять перед именем Радки слово «блудница».

– С Радкой всё хорошо, но вот её родня, особенно Володарь… он совсем из ума выжил! Знаешь, Шон, порой я думаю, что было бы неплохо, если бы продолжительность жизни колдунов была ограничена годами этак пятьюстами, и только для самых достойных, вроде деда Януса, делались исключения.

– И кто бы делал эти исключения? – скептически произнёс Шон. – Ты наивен, Эрик! Кто бы ни делал эти исключения, маразматик Володарь, можно не сомневаться, попал бы в число избранных, потому что он глава Дома. И вообще, коль скоро на то пошло, среднестатистический колдун по своим нравственным качествам и умственным способностям уступает среднестатистическому простому смертному, а те из нас, кто, как говорится, на уровне, имеют свои причуды – безобидные и не очень. Но что прикажешь делать – помещать всех ненормальных и умственно неполноценных в психушки? Это бессмысленно. По большому счёту, каждый Дом отчасти и есть дурдом. Дебилы, которые к пятидесяти годам не могут запомнить таблицу умножения; садисты, которые провоцируют войны между простыми смертными, а потом наслаждаются созерцанием кровавых побоищ; маньяки-убийцы, вроде Джека-Потрошителя, и так далее. На этом фоне выглядят совершенно невинно всякие там кровосмесительные связи братьев с родными сёстрами, тёток со своими… – Тут Шон осёкся и покраснел.

Последняя его недосказанная фраза относилась к Артуру и Диане. Как и Кевин, он резко отрицательно относился к этой связи, но по совершенно другим причинам. Если Кевин, души не чаявший в матери, люто ненавидел Диану, разрушительницу семейного очага, то Шон, который тоже любил свою мать, вместе с тем любил и Диану. Он боготворил землю, по которой она ходила, он был влюблён в неё без памяти… и без малейшей надежды на взаимность. Непреодолимым препятствием была не разница в их возрасте (как я уже говорил, Диана во многом оставалась подростком) и не близкое родство (даже если отвлечься от того, что Диана получила новое тело с совсем другим набором хромосом, она была сестрой нашей бабушки по отцовской линии – а это приравнивалось к чисто двоюродному родству). Весь трагизм (и одновременно комизм) положения Шона заключался в том, что на его пути к сердцу любимой женщины стоял его же родной отец, стоял несокрушимой скалой – ибо для Дианы на всём белом свете не существовало другого мужчины, кроме Артура.

Однако Шон не уподобился Кевину и не стал охотиться на рыжеволосых и зеленоглазых любовниц отцов семейств. Он не избегал ни общества Дианы, ни разговоров о ней, причём всегда был предельно корректен и старался не допускать выпадов в адрес её отношений с отцом, а когда это случалось (как вот сейчас), он чувствовал себя неловко, считая такое поведение недостойным мужчины.

Впрочем, нельзя сказать, что Шон смирился с поражением. Он выжидал – и не прячась где-то в засаде, а открыто. Он довольствовался дружбой Дианы и не требовал от неё чего-то большего, но тем не менее не позволял ей обманываться насчёт своих истинных чувств. Иногда он полушутя, полусерьёзно говорил Диане: «Вот когда ты возьмёшься за ум, и мы наконец поженимся…» Спокойная непоколебимость Шона охлаждала пыл Артура и Дианы гораздо сильнее, чем все неистовые злобствования его старшего братца.

– Кстати, как поживает Диана? – спросил я. В случае с Шоном это было лучшее продолжение разговора. Любые попытки с моей стороны сделать вид, будто ничего не произошло, лишь усугубили бы его неловкость.

– Нормально, – с лёгкой улыбкой ответил он. – Сейчас она больше увлечена новым компьютером Бренды, чем отцом. Почаще бы Кевин делал такие подарки.

– Так это подарок Кевина?! – воскликнул я.

Шон быстро взглянул на меня, озадаченный моей бурной реакцией.

– Ну да. А ты не знал?

– Понятия не имел. Думаю, Диана решила лишний раз не напоминать мне про Кевина. Во время нашего последнего разговора она в основном охала да ахала от восторга.

– Надо признать, машина первоклассная, – заметил Шон. – Особенно мне понравился голографический монитор. Но Бренда и Диана говорят, что видеосистема – фигня по сравнению с процессорным блоком. Там столько всего наворочено, что они до сих пор не могут разобраться, как эта штука работает.