Текст книги "Рассказы"
Автор книги: Олег Булатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Булатов Олег
Рассказы
Олег Булатов
РУССКИЙ ЧЕТ (Дневник виртуального знакомства)
Лирика
ШИЗОФРЕНИЯ
Олег Булатов
День первый (знакомство)
0 часов 30 минут
В Web нужно идти поздно – только тогда есть шанс получить приемлемую скорость. Мне еще хорошо, у меня Россия-Он-Лайн, но все равно лучше ночью. Вот я и иду. Мой бывалый USR Sportster 14.400 (по простому "шпрот") натужно набирает номер. "Вход в сеть". Модем бешено мигает всеми лампами, скорость удовлетворительная, я начинаю "ползать" по ссылкам.
Так, здесь я уже был. И здесь. И здесь. О! Что-то новенькое, похоже порнушка. Так, это – не интересно, это – слабовато. Фу, какая гадость! А вот, вроде ничего (браузер пошел грузить картинку). Откуда картинка? Из Штатов, вестимо! Пока грузит, можно и осмотреться – драгоценное время IP соединения не будет потрачено зря – к многим мегабайтам порнухи на диске прибавится еще одна JPG-картинка.
Хорошая команда – New Window, как я ее люблю. Картинка "качается", а я дальше по Webу пошел. Пошел пошел, и зашел...
0 часов 46 минут
...И зашел на http://chat.radio-msu.net. Какой-то сайт под названием "Кроватка". Что за кроватка? А, да это, оказывается, чет (chet)! Да еще и русский!
Что нужно сообщить о себе, чтобы поболтать с сетевым народом? Как меня зовут? Пожалуйста! Мой испытанный ник (nickname – прозвище): "Профессор Мориарти". Ура, я в чете. В чет-комнате находятся: Сникерс, Маша, GreenLady, Стрелок, Мастодонт, Сантехниксон, Муравейчик и прочие...
0 час 50 минут
...Профессор Мориарти: Привет Стрелок, Маша и Сникерс (satisfaction)! Как диля?
СТРЕЛОК: Маша давай познакомимся поближе.
Сантехниксон: Привет Профи (хоть я и не попал в список) :)
Профессор Мориарти: Здоровка, Сантехниксон!
Маша: Пр.Мор., а вы знаете, что случилось на самом деле с Холмсом, когда он поехал на водопад?
Профессор Мориарти: Да, мой заклятый враг погиб там! А о чем на Кроватке идет гниловатый базар?
Snickers!!: Муравейчик!, привет! Т-999+1,, привет! Профессор привет! Кес ке это – сатисфэкшн? Меня этим словом уже 2 раза пугали?
Профессор Мориарти: У вас, Маша, другая point of view?
Профессор Мориарти: сатисфакшн – это когда испытываешь чувство глубокого удовлетворения...
Сантехниксон: Мориарти – вьюпойнт... Так короче
Входит mr X: Ребята, а я вам не помешаю?
Маша: Пр. Мор., вы были его школьным учителем, а он ездил лечиться от пристрастия к кокаину.
СТРЕЛОК: Народ, я сижу в И-нете за 3$ посоветуйте чего-нибудь подешевле!!! Как я понял, Маша, ты новенькая, я тоже. Чем занимаешся в свободное время?
Маша: СТРЕЛКУ: Ну как тебе сказать...
Профессор Мориарти: Может напишем заново историю Щерлока Х°льмса? Ну ты и "гонишь", Маша...
mr X: Я тут первый раз, и ничего не знаю. Вот и пытаюсь как-нибудь разговор завязать...
Профессор Мориарти: Стрелок, легко – сиди за 2 бакса...
maverick: стрелок хочешь за 0.6 бакса
Профессор Мориарти: Аукцион начался! Стрелок, хочешь я тебе за Инет еще и доплачивать буду? Кто меньше?
Мастодонт (очнулся): Музыка, власть и нереальность – вещи от которых прет. Кто нибудь поспорит со мной?
Профессор Мориарти: Я!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Must to don't – ты не прав. Прет от женсчин!
Мастодонт: prof, женсчины – это ЯД
Snickers!!!: СТРЕЛОК: не, серьезно я подключался за $80, пользованиие – $200 в месяц с 24 часа в сутки или $60 – 6 часов в месяц(+$4 за каждый лишний час)
Профессор Мориарти: Мастодонт, ты не знаешь классики! Мама – это ЯД (Крематорий). Сникерс – такие деньги за Интернет – ты что, миллионер?
Сантехниксон: Проф, где Сникерс живет – там, я думаю, это совсем недорого...
Профессор Мориарти: А женщины – это вкуууусно!
Snickers!!!: Профессор, ну платил не я а фирма, а живем мы в такой глуши, что вам и не снилось!!
GreenLady: Профессор Мориарти – а ты страшный людоед, похоже...
Профессор Мориарти: А, фирма... Так это фигня. За меня тоже фирма платит – бартером. IP в обмен на куриные окорочка...
Маша: ПМ, а какую музыку ты слушаешь?
Мастодонт: Каждый сам решает – что ему нравится...
Профессор Мориарти: Крематорий, Чайф, Агата, БГ, Чижжж, Ноль, и музыка некоторых моих друзей наркоманов-поэтов-алкоголиков...
Профессор Мориарти: Мастодонт – это не спор... Тухло...
Маша: ПМ, Чайф – это хорошо.
Профессор Мориарти: Я тоже всегда испытываю чувство глубокого удовлетворения, когда слушаю русский рок... (кстати ты, Маша – это тоже хо-ро-шо... :-))
Системное сообщение: "Маша просит частной беседы с вами, Профессор Мориарти". Маша и Профессор Мориарти уединяются...
1 час 20 минут
Личный чет (приватный) – это здорово. Это когда никого лишнего нет, когда можно пообщаться наедине... Мы знакомимся. В чете это процесс долгий. Уходит вверх длинная лента реплик, каждый пытается узнать как можно больше о собеседнике. Музыка, интересы, работа, внешность, возраст...
Узнав что-то о человеке, ты не всегда можешь быть уверен – правда это или нет. В течении нескольких часов ты можешь признаваться в любви девушке под чарующим именем Лолита, а все закончится репликой "Ну ладно, пошутили и хватит. Меня зовут Вася...". Поэтому поток вопросов бесконечен. "Сетевая" Маша, по ее словам, работает в каком-то СП, ездит на "Фольксвагене" и живет в одном районе со мной. Видно, у нее плохой провайдер или линия – время от времени она "падает" т.е. соединение разрывается. Тогда я жду – иногда минут по пять – пока она не дозвонится на чет снова...
Я рассказал о себе уже почти все, а она никак не хочет признаваться, сколько ей лет и давать свой телефон. Зато согласилась прислать свою фотографию, которая "лежит" на каком-то сервере в Сети. С трепетом ожидаю, гадая – уж не пришлет ли мне Маша фотку с какого-нибудь порно-сервера. Фотография приходит, на ней – обнаженная симпатичная девушка лет 20. Качество съемки – любительское. Похоже на правду! Я в ответ прислать ничего не могу – у меня в Сети фотки не лежат... Но Маша, похоже, мне и так верит...
2 часа 40 минут
...Маша: Ну, как я тебе на фотке?
Профессор Мориарти: Я балдею. Я пухну и тащусь...
Профессор Мориарти: Ну так скольки тоби годын?
Маша: Это еще что, у меня и лучше есть..
Профессор Мориарти: Девица, красавица, сколько тебе лет, а?
Маша: (недовольно) А что, на фотке не видно? И вааще, девушкам таких вопросов не задают...
Профессор Мориарти: По фотке – лет 20... Прости, но уж очень интересно...Признайся, симпотная...
Маша: Не-а, не скажу... Я буду таинственной незнакомкойневидимкой... А чего тебе во мне больше всего нравится? Только чессно?
Профессор Мориарти: Буду по любовнически краток: лицо, ноги и грудь... (Большими буквами) И ВААЩЕ ТЫ ВСЯ....
Профессор Мориарти: Можно я тебя поцелую? Виртуально...
Маша: А куды?...
3 часа 15 минут
Виртуальный секс – это очень оригинальное ощущение... Во-первых, ты партнера не видишь, и должен фантазировать. Во-вторых, нет никаких психологических и моральных барьеров, сняты все комплексы – краснеть не перед кем.
В Интернете масса сексуальных четов, но заниматься виртуальным сексом на них – скучно. Почему? Да потому, что все идут туда с одной мыслью и занимаются одним и тем же, и в придачу четы эти, как правило, англоязычные. Т.е. в перспективе до партнера добраться нельзя – он на другом конце океана. А вот заниматься таким делом в приватном русском чете на публичном серевере, куда люди идут просто поболтать о том о сем – это другой разговор. Там есть хотя и маленький, но реальный шанс в конце-концов познакомиться "вживую". И это придает необычайную остроту ощущениям...
4 часа 30 минут
Мы вынуждены попрощаться. И ей и мне завтра рано вставать, и нужно хоть часа два поспать... Договариваемся встретиться на "Кроватке" завтра в 0 часов.
Короткий и неспокойный сон. Снится (почему-то) внешность Сникерса, губы шепчут: "Ну вот, Маша опять упала"...
День второй (в ожидании чуда)
Весь день – в сомнамбулическом состоянии. Глаза красные, руки трясутся, с окружающими хочется общаться письменным способом. Постоянно ловлю себя на том, что поглядываю на часы...
Ночь. 0 часов 20 минут
Я на "Кроватке". Маши здесь нет! Какой удар для холостяцкого сердца! Скрепя его, я терпеливо засоряю побличный чет ярко-красными надписями: "Где ты, Маша? Я жду тебя!", "Никто не видел здесь Маши?"
Завсегдатаи узнают меня (за вчерашний день я перезнакомился со всеми). Постоянно получаю сообщения от них типа "Маша здесь была, но только что ушла на другой чет – "Диван"
(http://www.machaon.ru/divan.new). Начинается беготня по четам, причем я постоянно оказываюсь там, где Маша "только что была, но вышла". Наконец, в час ночи, я "ловлю" ее на "Кроватке".
Профессор Мориарти: Ур-р-ра! Наконец-то! Где ты была?
Маша: Ур-р-ра! Я тебя искала! А ты где был?
Профессор Мориарти: Я тебя искал...
3 часа 10 минут
Разговор бесконечен – вопрос следует за вопросом, реплика за репликой. Обсуждается все и в то же время ничего. Проговорив два часа понимаешь, что так толком ничего и не сказал...
...Мы принимаемся рассказывать друг-другу частушки. На полчаса чет превращается в длинную полосу образцов народного творчества, изредка разбавляемую репликами типа: "А эта как тебе?" и "А вот это ты не слышал? "...
4 часа 24 минуты
На сайт заходит мой старый-добрый друг. Мы, находясь в приватном чете, замечаем его. Я знакомлю его с Машей, и разговор продолжается. Внезапно кто-то под кличкой Bad Boy начинает нагло хамить в чете. Его ядовито-зеленые реплики, написанные здоровенными буквами, напоминают плевки. Первое инстинктивное (но неверное) желание берет верх – я начинаю хамить в ответ.
Я отлично понимаю, чем мне это грозит (в чете "Кроватка", как и во многих других, употребление нецензурной лексики в публичном разделе карается просто – sysadmin выкидывает хамов и запрещает им доступ к чету), но все же ввязываюсь в перепалку:
Bad Boy: Маша, здорова, корова! Ты похоже редкая ~!@#$%^, у тебя ~! @#$%^*...
Профессор Мориарти: Эй ты, Bad Boy! Пошлое, низкое пресмыкающееся, отныне я буду называть тебя желтой лягушкой и земляным червяком, да-да, земляным червяком!
Bad Boy: Проф, ~!@#$%, ~!@#$%, ~!@#$%. :-Q
Профессор Мориарти: Сам ты ~!@#$%, пресмыкающееся!
...Через минуту бурного обмена "колкостями" все заканчивается – мне выдается сообщение "Вы были отключены от чета". После безуспешных попыток вернуться я понимаю, что больше на него войти не смогу. Похоже, sysadmin отключил и Машу – ее на чете тоже нет. Единственное утешение в кровавой матерной битве погиб и Bad Boy...
День третий (разлука)
С утра до вечера продолжаются безуспешные попытки войти на "Кроватку" или найти Машу в других чатах. Ощущение ужасное, самочувствие паршивое. С некоторым удивлением обнаруживаю, что действительно по уши, что называется, влюбился...
Наравне с паршивым настроением губы почему-то постоянно пытаются насвистывать "Старый клен, старый клен, старый клен стучит в окно...", и сердце бьется как-то по весеннему учащенно... Маши нет нигде, никто ее не видел... Проклиная все, прошу "четеров" передавать ей, что каждый вечер буду ждать на "Диване".
День четвертый (поют сердца)
0 час 10 минут
"Диван", длинная безрадостно-серая полоса реплик уползает вверх. Изредка появляются знакомые клички, но Маши нет. Только в разлуке понимаешь, как дорог для тебя человек... Опустошение...
0 час 25 минут
"Диван", попытка войти на "Кроватку", еще три других чета. Все безнадежно, ее нигде нет... Я один в бесконечно огромном пространстве Сети, несмотря на толпы окружающих меня Стрелков, Мангов-Мангов, Канистр, Оль и Ирин... Время бесконечно, оно тянется, как прилипшая к подошве ботинка жвачка...
1 час 13 минут 43 секунды
Она! О Боги, это она! Знакомый "ник" неторопливо ползет снизу вверх по экрану. Счастье! Оркестр, туш! И большими, самыми большими, самыми яркими буквами я ору на весь чет:
Профессор Мориарти: Машенька, любовь моя, зравствуй!
Маша: ПРОФЕССОР! НАКОНЕЦ-ТО!
3 часа 15 минут
Боже мой! Как в чете летит время... Вроде только парой-другой фраз обменялись, а уже два часа прошло. За окном – снег и одинокий пьяница кричит что-то радостное. А в Интернете – Маша, которая все время "падает" из-за плохого соединения. И каждое ее падение начинает восприниматься, как маленькая смерть. В правом (общем) окне я тогда начинаю дико "орать" т.е. писать большими буквами: "Машенька, ты где? Приди, родная". Если не "орать", тогда заново вошедшая в чет Маша не сможет меня "зацепить" для приватного разговора...
4 часа 10 минут
...Я все пытаюсь упросить Машу дать мне свой телефон. Она колеблется и отшучивается. Но я упорен, я обещаю ей любовь до гроба, джентльменское поведение и луну впридачу...
Профессор Мориарти: Маша, ну дай телефончик, я (честно) буду звонить только в случае крайней необходимости... Мне бы голос твой услышать, солнце моеее!
Маша: А друзьям своим давать его не будешь?
Профессор Мориарти: Даже под пыткой не скажу. Я буду молчать, как партизан...
Маша: Ну ладно, дам. Завтра в 15.00 звони мне, лубовничек...
Ура, начало положено! Я услышу ее голос! Я наконец-то пообщаюсь с ней древним, уже не актуальным, не модным, но таким милым способом – я поговорю с ней...
День пятый, последний (самый счастливый)
Люди... Я – самый счастливый человек на свете! Я договорился о свидании! Слушайте все: сегодня я встречаюсь с Машей на станции метро Третьяковская, у старого, покрашенного серой краской полотера, который стоит в конце платформы, если ехать со стороны Беляево...
P.S. Все сетевые псевдонимы участников этой истории изменены, чтобы не компрометировать их Интернет-обладателей. Описываемые события и адреса, где они проходили – подлинные...
P.P.S. Вполне возможно, что наблюдательный читатель, несмотря на все предосторожности, предпринятые автором, сможет встретить и узнать в Сети героев этой истории – роман продолжается...
Лирика
* * * Есть грустное в бездвижии листвы, Лежащей под плитой бетонной снега. Лежать когда-то также будем мы, Мой милый друг, приятель, мой коллега .
Я вижу то, к чему сейчас ты слеп, Предвижу хоровод нелепый судеб, И верь – всему финалом будет склеп, И дальше склепа – ничего не будет.
Поэтому спеши, мой милый друг, Спеши оставить след на этом снеге, Не жди, когда замкнется жизни круг, Нам головы свернув в неспешном беге.
– О.Б., 1996, октябрь.
ВЕНЧАНИЕ
Алых роз беспробудный сон Покрывалом тяжелым пал. В тон с червленою темью корон Золотится лица овал.
Густо-масляный блеск кольца, Свечи щепчутся вдалеке... Все с начала и до конца Мы с тобою – рука в руке.
Тело кинуто в сладкий страх, Тонких рук обжигает лед Томно-вязким толчкам в висках Так созвучен молитвы мед...
Лик священный сокрыл оклад Свет лампады издалека... Наш союз нерушим и свят Узаконена страсть греха.
? О.Б, 1996, сентябрь.
* * * Фиалок алых вал, Пахучих и красивых Девятый вал... Огромный глукий зал, Цепь коридоров длинных Я просто спал...
Оборками шурша, В вечернем платье, Ты вышла в сад Как ветренна душа, Как зыбко счастье, Как близок ад...
На томный жаркий лоб, Лаская брови, Дрожа слегка, Легла – белее молока И жарче крови Твоя рука...
? О.Б, 1995, март.
* * * Сегодня, на пике ночи, Утихла дня круговерть, И тихо ступая очень Ко мне заходила Смерть.
Стояла у изголовья, Мне волосы теребя Шептала, горя любовью: "О, как я хочу тебя!"
И две пустоты чернели Под белой дугой бровей И ангелы где-то пели, Все жалобней, все грустней...
? О.Б, 1996, ноябрь.
* * *
Все. Было уж поздно. Дико, Тяжелым гранитом плеч, Держа на груди гвоздику, Он должен был в лоно лечь...
Безмолвно глотая чувства, Стояла кругом семья И в памяти было пусто... И "Жутко!.." – подумал я. ....
О.Б, 1997, март.
* * *
Сегодня мы должны были заняться Этим. Он должен был сделать со мной... то, что всегда делают с такими, как я. Я не хотела покидать свое удобное ложе, не хотела чувствовать Его торопливые, но такие чуткие и уверенные пальцы. Мне казалось, что Это будет осквернением меня. Я боялась...
Но вот пришел тот самый момент, наступления которого я так не хотела. Вначале я почувствовала Его пальцы, которые нетерпеливо прошлись по всему моему телу. Потом я стала влажной, и запылала яркой, стыдливой краской. Потом Он сжал меня так сильно, что я чуть не закричала от боли, я почувствовала, что какая-то неведомая сила поднимает меня в воздух и несет, несет куда-то...
Прикосновение к листу было неожиданным и пугающим. Все мои чувства, мысли, вся влага и краска легли на белый лист бумаги и застыли там навсегда, запечатлев мои и Его переживания. Я – кисточка. Я – женщина.
Олег Булатов, 1995 год
ПРИТЧА О ЛИСТЬЯХ
На одном старом-престаром дереве, которое стояло в городском парке, глубокой осенью осталось только два листа. Всех их собратьев давно сорвал ветер, и они либо пустились в долгое путешествие по городским улицам, либо попали в осенние костры, либо были банально втоптаны в грязь незадачливыми прохожими. Но наши листья были особенно крепкие, и все еще держались рядом, на одной из самых длинных веток старого дерева. Оба они были давно и безнадежно влюблены друг в друга, и каждый из них по многу раз с нежностью рассматривал прожилки, переливы желтых красок и морщинки загнутых краев на своем соседе. Но ни тот, ни другой лист никак не могли решиться рассказать друг другу о своих чувствах, потому что им то мешали их собратья, то слишком громко в ветвях шумел озорник-ветер, то их заставлял плакать грустный осенний дождь.
И вот, одной холодной осенней ночью, когда первый снег только-только начал укутывать белым саваном кладбище опавших листьев, и одевать деревья в привиденческие наряды, один лист (вероятно, наиболее смелый) наконец-то решил рассказать другому о своих чувствах. Вокруг было очень красиво, небо было темно-темно-синего цвета, и на нем, как алмазы в сокровищнице, переливались звезды, а рядом с веткой горел старый парковый фонарь. Лист долго трепетал на ветке, стараясь приблизиться к предмету своей любви, а потом заговорил. Он поведал другому листу, как долго и тайно любил его, как следил за каждым его движением и ревновал к ветру, звездам, и даже к старому глупому парковому фонарю... Второй лист с нежностью слушал это признание. Ему так хотелось ответить на него такими же сильными и красивыми словами, но он не нашел их, и сказал банально:
– Я тоже люблю тебя!
А первый лист не понял его. Ему казалось, что за простыми словами стоят примитивные чувства, и он сказал, что не верит второму. Тот пустился в обьяснения, начал говорить еще и еще, старался сказать о своей любви все красивее и красивее, но тут налетел ветер, и сорвал оба листа с ветки. Он разметал их в разные стороны, и они так и не смогли понять, что такое любовь...
Олег Булатов, 1996 год
ШИЗОФРЕНИЯ
Серый дождь вел за окном свою надоедливую, слякотную жизнь. Природа медленно умирала как тяжело больной человек, и, цепляясь грязножелтыми, в красных язвенных пятнах, лиственными руками за ветки деревьев, медленно оседала на волглую землю. Непросыхающие стены домов с грязными, неряшливыми швами уныло заглядывали Ей в глаза своими похотно-любопытными окнами. Это была Осень.
Боже, почему ты разделил год на четыре части? Зачем эти переходы от лета к зиме и обратно? Зачем нужны эти проклятые осень и весна, давящие душу и рвущие ее на части своей чудовищной сутью, сутью змеи, меняющей свою кожу?
В такое время Ей становится то страшно, то Ее охватывает беспричинная, всесокрушающая злоба, то апатия. Но самое страшное – тоска. Жуткая, беспричинная, глубокая и беспросветная, как ночь на кладбище. Этой тоске нет конца, она как вампир, сосущий соки из Нее, опустошающий Ее душу. Единственное спасение тогда – карандаш, листы белой, как больничные халаты, мелованной бумаги и тушь. Все, все – и злоба, и апатия, и страх, и, что самое лучшее, тоска, легко и просто сбрасываются туда – в пучины белой страны, и выступают на ее поверхности черными фигурами. Тогда становится легче, правда ненадолго, но легче.
Вот оно опять. Тоскливо, тоскливо до боли, до слез в иссохших глазах, до спазма в груди – тоскливо до смерти. Быстрее, быстрее, пока измученное тело не забьется в судорогах, к столу. К бумаге, к белому прямоугольному лекарству.
Последняя мысль: как хорошо, что здесь постоянно дают новую бумагу!
* * *
Доктор посмотрел на посетителя строго и в то же время снисходительно.
– Господи, пятый рисунок! И все за десять минут! Поразительно...Пробормотал, посмотрев растерянными глазами на Доктора, посетитель. – И так каждый день? неужели она не устает?
Доктор еще раз посмотрел в смотровое окошечко на двери с номером 15 и взяв посетителя за локоток, повел его по коридору.
– Она рисует каждый день осенью и весной, во время циклов обострения шизофрении. Естественно, она устает, но припадки, случающиеся с ней, если она не рисует, истощают ее намного больше. Ее уже невозможно вернуть к нормальному состоянию, к тому же болезнь продолжает прогрессировать. Мы держим ее на нейролептиках, давая их лошадиными дозами, но это очень мало помогает. С такой нервной нагрузкой ей остался год до слабоумия, не больше.
– Но Доктор, вы понимаете, она гениальна! Вы должны вылечить ее. Я сам, как вы знаете, неплохой художник, я достаточно компетентен, чтобы сказать – ее рисунки превосходят все когда либо виденное мной! Они настолько мастерски выполнены, в них заложены такие великолепные идеи, что их можно поставить в ряд с произведениями таких мастеров, как Дали, Гойя, Гоген...
– Дорогой мой, смею уверить вас, в нормальном состоянии она будет не более гениальна в живописи, чем я. Она начала рисовать с первыми приступами шизофрении, и закончит рисовать с последним таким приступом. Ее гениальность заключается в ее болезни, шизофрения пробудила в ней способность к живописи, и шизофрения стоит за каждым ее рисунком. Теперь они стояли перед дверями лифта, и Доктор старательно поглядывал на часы, всем своим видом намекая, что ему пора, но Художник никак не мог уйти.
– Выходит, ее болезнь – гениальность?
– Я бы сказал иначе: ее гениальность – болезнь. И эта болезнь сконцентрирована в каждом ее рисунке. Она сбрасывает излишнее нервное напряжение на бумагу, высвобождая в рисунок свою нервную энергию, которая иначе привела бы ее к припадку. Для нее Это – просто способ борьбы с проявлениями болезни. Чтобы это понять, достаточно посмотреть на ее работы – они настолько наыщены шизофренией, что можно сказать: эти рисунки – переложенный на бумагу алгоритм нервного расстройства. Да, кстати, я думаю, вы изучали ее рисунки довольно долго?
– Да, я примерно по полчаса изучал каждый.
– Вы, вероятно, почувствовали после этого себя не в своей тарелке?
– Д-да, доктор, у меня было ощущение, как будто я стал воспринимать иир по-другому. Минут через сорок это прошло. А что это было?
– Это был, если можно так выразиться, отзвук болезни автора в вашей голове. Алгоритм нервного расстройства, заключенный в ее работах, настолько совершенен и реалистичен, что если человек рассматривает их долго и при этом обладает неустойчивой нервной системой, то у него есть довольно много шансов стать сначала шизоидом, а потом и шизофреником. Это, конечно, только теория, на практике мы еще не сталкивались с такими случаями, но все возможно.
– Доктор, вы знаете, у меня к вам просьба. Один мой друг, писатель, очень хочет познакомиться с вашей пациенткой. Можно ли это устроить?
– Нет мой друг, зто абсолютно невозможно. Мы и так нарушили порядок, позволив вам зто посещение. Вы же все понимаете. Это психическая лечебница особого режима и всякие посещения здесь запрещены. Так что о вашем друге не может быть и речи. Сюда можно попасть, хе-хе, лишь очень серьезно заболев. Да, кстати, ие забудьте вернуть нам рисунки...
* * *
Она изможденно откинулась на спинку стула. Напряжение медленно отступало, оставляя в Ней чувство опустошения. На ослепительно белом листе просыхала тушь, знаменуя появление еще одной застывшей части черно-белой жизни. Той жизни, куда ушла вся тоска и боль, незаметно растворившись в двуцветных силуэтах людей. Мир, вид на который открывался в окно рисунка, был сложнее и умнее того, в котором жила Она.
Чувствовалось, что в том мире тоска, боль и апатия не имеют того значения и той сути, которую они имели здесь, в зтой комнате с белой жепезной кроватью и обитыми мягким материалом стенами. Ей хотелось туда. Туда, в те черно-белые просторы Ее страны. Ей хотелось бродить по тем полям, хотелось плавать в тех морях и разговаривать с теми людьми.
Хотелось, но это было невозможно.
Она рассеянно посмотрела на стол, заваленный рисунками, на стены, на потолок и улыбнулась. Все было хорошо. Тоска отступала. Но что-то мешало ей уйти совсем. Что-то противное, мокрое и шуршащее. Она посмотрела за окно. Там, пропитывая землю влагой, шел Дождь. Он тупо бился в окно, пытаясь проникнуть и сюда, в Ее комнату. Он стучался и шуршал, шуршал, ШУРШАЛ! Нет! У Нее сейчас лопнут барабанные перепонки от этого шуршания.
Она резко выпрямилась на стуле и схватила карандаш. Подумала и отбросила карандаш, схватив сразу перо и окунув его в баночку с тушью. Рисовать! Рисовать ТОТ мир. Быстрее!
Практически бездумно она начала рисовать. Скорее! Сбросить Туда дождь, тоску, боль...И тут ей пришло в голову, что можно все сделать наоборот: тоску, дождь, боль – оставить здесь, а самой попасть Туда, в тот мир.
Надо только оставить там для себя место!
Рисунок был уже почти готов – поле где-то недалеко за городом, и дорога, уходящая вдаль. В пейзаже было только одно белое пятно – женский силузт...
* * *
Доктор был поднят с кушетки в ординаторской, куда он прилег вздремнуть, влетевшим в комнату санитаром. Санитар сообщил, что палата под номером 15 пуста.
– Вы что, пьяны, друг мой?
Доктор быстро шел по клинике. Пустой коридор, длинный ряд ламп "дневного" света, белая дверь с смотровым окошком. Доктор, проклиная косоглазого санитара, заглянул в окошко. Стол, заваленный рисунками, стены, потопок, белая кровать, привинченная к полу, окно, и никого. Тушь разлита по белому стулу, перо лежит на полу. И ни души.
Непослушные руки набирают код на замке, дверь открывается. Последняя надежда исчезает. Побег. Непонятно каким образом, но побег. Быстрая проверка: окно, замок на двери, стены, даже вентиляционная решетка. Все цело, но больной нет. Палата 15 свободна. На столе рисунок – поле, дорога, и молодая женщина бредет куда-то... Тушь еще не просохла. Непонятно...
– Оставайтесь здесь. Я пойду, напишу обьяснительную. Если что-то смогу обьяснить. Сообщите на вахту, пусть проверят всю клинику. Она должна быть где-то здесь...
Опять коридор, опять лампы. Усталость, слабость и растерянность, такая непозволительная для врача. Доктор в раздумьи остановился у двери в ординаторскую.
Подошла сестра. Стоит, чего-то ждет. Не решается заговорить.
– Что вам?
– В приемный покой поступил новый пациент. Из диспансера. 0ни там поставили ему шизофрению, бред преследования. Похоже, на этот раз они не ошибпись. – Замечательно... Вот и 15 освободилась, похоже... А кто такой?
– Художник иакой-то. Все о черно-белом мире что-то говорит. Дорисовался, бедолага...
За окном шел дождь, и холодные капли падали на опадающую листву старых кленов...
23 октября 1994 года.
