Текст книги "Валютный извозчик"
Автор книги: Олег Агранянц
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Вальтера? – я обалдел. Вот тебе и поворот! – Ты знаешь Вальтера?
– А кто его не знает!
– Я, например.
– Ну, тогда вам спокойнее.
– А кто он?
– Вы травкой интересуетесь?
– Нет.
– Ни для себя, ни для продажи? – в голосе Кики явственно прозвучали нотки недоверия.
– Ни для себя, ни для продажи.
– А зачем тогда вы к этой Екатерине ездили?
– К какой Екатерине? – удивился я.
– А к этому Базилю. Мы его Екатериной зовем. – И, не ожидая вопроса, начала рассказывать. – Он всем уши прожужжал, что он каких-то знатных кровей. Царских. Как-то сказал, что в родстве с Екатериной, русской царицей. Ну, мы его после этого и стали звать Екатериной. Вы ведь тоже русский? Да? – И снова не дождалась ответа. – Скажите, для вас важно, каких он кровей?
– Нет.
– И для меня тоже. – Она захохотала. – А вот моя тетя его почему-то называет гордым козликом.
– По-моему, он осел. Упрямый и напыщенный.
– Мне тоже так кажется, – согласилась Кики.
– А что, он тоже по травке? – заинтересовался я.
– Вы правда не знали?
– Ну да. Он обещал пристроить несколько картин.
– Это он может, – согласилась Кики. – Здесь на него стоит положиться.
– А если я захочу найти Вальтера, ты мне поможешь?
– И не дав ей времени спросить, зачем мне нужен Вальтер, стал объяснять: – Он недавно был в Африке и привез оттуда статуэтку из очень ценного дерева. Она представляет художественный интерес. Словом, мне нужна эта статуэтка.
Кики недоверчиво покачала головой:
– Вот уж не думала, что Вальтер интересуется статуэтками. Не похоже на него.
– Тем не менее это так. Он приехал из Африки несколько дней назад и…
– А вот и не так, – оборвала Кики. – Несколько дней назад в Африке он не был. Я его видела три дня назад.
– Ну, значит не он, но статуэтка у него. Ты поможешь с ним встретиться?
– Нет. Он появляется и исчезает. А если узнает, что я им интересуюсь, мне нужно запастись местом на кладбище.
– Ладно, убедила. Тогда другой вопрос. Ты знаешь Лиду?
– А кто ее не знает! Эй-эй! Вот она действительно куда-то уезжала на пару недель. И говорили, что в Африку.
Я обрадовался:
– Значит, мне нужна именно она.
– Нужна?! – удивилась Кики. – Интересно, для чего она вам нужна?! Хотя…
– Как ее найти?
– Очень просто. Она с утра вертелась около нашего салона и спрашивала Амалию. Значит, в три часа будет у нее.
– Кто такая Амалия?
– Фармацевт. Работает в госпитале.
– И зачем она Лиде?
– Догадайтесь.
– А ты подскажи.
– Амалия любит девочек.
– Понял: и Лида любит девочек.
– Какой вы недогадливый! Лида не любит девочек. Лида любит мальчиков, и часто любит. А еще она любит травку.
– И за травку не отказывает Амалии в любви неземной, – предположил я.
– А вот и нет! У них коммерческие отношения. А теперь попробуйте догадаться, где найти Лиду, если я вам подскажу, что Амалия начинает работать с трех часов, а Лида ее ищет с утра.
– В госпитале в три часа.
– Догадались.
– Едем?
– Едем. Только я вас довезу до госпиталя – и все. Дальше сами. Мадам Высокая табуретка будет недовольна, если меня не будет во время беседы с толстым покупателем. Я помогаю продавать картины. Особенно, когда у меня случайно поднимается юбка.
– Мадам Высокая табуретка – это твоя тетя.
– Да. Впрочем, она такая же моя тетя, как и ваша.
– А почему Высокая табуретка?
– Расскажу при следующей встрече.
– Как я узнаю Лиду?
– Да ее нельзя не узнать. Если вы увидите девицу и не поймете, где у нее перед, где зад, так это она. Поэтому ориентируйтесь на туфли. Где носки – там должно быть лицо. Лицо… Ничего значительного. Если бы я ее рисовала, я бы просто сделала кружок и заштриховала его полосками. Собственно говоря, у нее нет лица. Но то, что должно им быть – далеко от ног, очень далеко.
– Она высокая?
– Как столб. И не пытайтесь найти, где у нее груди. Грудей у нее нет.
– Да мне-то вообще… – начал я объяснять.
Кики меня прервала:
– Но осторожно! Она умная. И опасная. Не удивлюсь, если узнаю, что она в туалет ходит с гранатой.
– Кики. Как твое полное имя? Клодина?
– Нет. Анжелика.
– О! Mon amour c’est toi. Jour apres jour et pour toujours, Angelique, – пропел я куплет песенки Видаля. (Ты – моя любовь. День за днем и навсегда, Анжелика)
– Браво! – похвалила меня Кики. – Теперь вы понимаете, почему меня зовут Кики.
Я не понял, почему это так, но решил не спрашивать. Девчонка мне нравилась. Кроме того, очень удобно по крайней мере несколько первых дней пользоваться ее машиной. На такси быстро примелькаешься.
– Я с тобой хочу расплатиться.
– Давайте так. Сначала я буду говорить, что никаких денег мне не надо, что мне и так было приятно в вашем обществе и вообще деньги меня обидят. Вы будете меня уговаривать. Потом вы меня убедите, и я возьму сто франков.
– А если мы поступим иначе? Отбросим всю первую часть. И я тебе дам пятьсот франков.
– Когда девушка берет такие деньги – а девушки в моем положении чаще всего берут такие деньги – они хотят знать, за что им платят.
– За работу таксистом. И сегодня, и завтра.
– Ясно. Куда сегодня подать машину? Вот телефоны, по которым меня можно найти.
Она вытащила из бардачка бумагу, написала два номера и протянула мне.
– Мы приехали. Поднимитесь на второй этаж, а там у кого-нибудь спросите.
Я поцеловал ее в щеку и вышел из машины.
– Постойте, – окликнула она. – Если около нее будет Вальтер, то вспомните олимпийскую чемпионку Бруно Мари-Роз. С места стометровку с препятствиями и в любом направлении.
– Как я его узнаю?
– Рожа как у Нерона на картине Веласкеса. И ходит как баба, у которой того гляди оторвется последний крючок на бюстгальтере.
18. Лида
Широкая мраморная лестница привела меня на третий этаж. Спросить, где аптека, было не у кого. Наконец появилась старуха в короткой серой юбке. Она сначала удивилась: никакой аптеки в госпитале нет. Потом, подумав, спросила, не нужно ли мне то отделение, где выдают лекарства. Я подтвердил. Она указала на дверь в конце коридора. Я прошел коридор, открыл дверь и попал в зал, где за стеклянной стеной увидел женщину в белом, разговаривающую с другой дамой в длинном, почти до полу, лиловом платье.
Потом женщина в белом ушла, дама в лиловом платье села на стул и стала ждать. Через пару минут первая вернулась и дала ожидающей пакет. Через стеклянную дверь я наблюдал за обеими. Ну, конечно, дива в лиловом и есть Лида. Я дождался, пока она, угловато кивнув головой, повернулась и быстро засеменила вдоль коридора. Я ринулся следом. Когда я выскочил в коридор, длинное платье мелькало уже метрах в десяти.
Лида почти бежала, безошибочно ориентируясь в больничном лабиринте. Вдруг она толкнула незаметную с первого взгляда дверь и нырнула внутрь. Я убыстрил шаг, проскочил через ту же дверь и оказался в темном узком проходе. Впереди открылась еще одна дверь, стало светло, я понял – дальше улица. Через минуту я уже шел за Лидой по безлюдному, усаженному высокими деревьями переулку где-то позади госпиталя. Догнав ее, резко схватил ее за плечо. Она остановилась не вздрогнув.
– Как тебя зовут?
– Меня? А вам зачем?
Теперь я увидел, что она еще совсем молодая. Бесформенное платье мешком болталось на тощем теле. Лицо было настолько блеклым и невзрачным, что я сразу вспомнил Кики: круг, заштрихованный полосками.
– Либо ты скажешь свое имя, либо мне придется отвести тебя в полицию…
– Меня зовут Лида.
– Не пытайся бежать, а то мне придется сбить тебя с ног.
– А я и не бегу.
– Быстро отдавай порошки!
– Какие?
– Не притворяйся. Ты только что получила порошки.
– Я ничего не получила, – ее длинные руки тряслись, она ничего не могла с ними поделать: то прятала за спину, то подносила к щекам.
Я поднял руку. Девушка сжалась, запищала:
– Не надо.
– Послушай, девочка, или ты сейчас отдашь порошки, или…
Лида вытащила из кармана пакет и жалобно запищала:
– Но это для больного мужа.
– Врешь.
– Я боюсь, когда меня бьют, но вы можете меня бить, все равно не скажу, кто мне их дал, – причитала она, растирая лоб ладошками. Я удивился: при таких длинных руках у нее оказались совсем маленькие ладошки.
– Не хочешь, не говори. Я знаю, кто тебе дал порошки. Мне интересно, почему ты привезла наркоту из Африки, а сама через день начала искать порошки.
Девушка по-прежнему тряслась.
– Хочешь кофе?
– Хочу, – по-детски серьезно ответила она.
– Идем в кафе.
Она удивилась:
– Вы мне оплатите кофе?
Я в первый раз обратил внимание на ее широко расставленные, голубые глаза. Она удивленно посмотрела на меня и быстро отвела взгляд. «А глаза у нее красивые», – подумал я.
Я взял ее за руку, потянул за собой, ладошка была мягкой и влажной от пота. Она шла, не сопротивляясь, семеня тонкими ногами. Через несколько минут мы уже сидели в крошечном, на три столика, перекусочном заведении.
– Обоим кофе и девушке сандвич.
Хозяйка, краснощекая толстуха в синем фартуке, кивнула.
– Так зачем тебе порошки? Вы что, из Африки ничего не привезли?
– Привезли. Да вот таможня… Мы сразу поняли. И не стали брать багаж.
Хозяйка принесла кофе и сандвич. Лида чинно взяла сандвич с тарелки и принялась перемалывать его со скоростью кофемолки.
– И ты теперь без зелья?
Лида продолжала заниматься сандвичем. Потом, когда с ним было покончено, уставилась на меня:
– Я хотела попросить вас купить мне еще сандвич, а теперь не буду.
– Почему?
– А потому, что вы меня отведете в полицию, а там сначала изобьют, а потом накормят.
– В полицию я тебя не отведу.
– Не отведете?
– Не отведу.
– Знаю. Догадалась. Не дурочка, – неожиданно кокетничая, заверещала Лида. И вообще вы не местный.
– Верно, не местный. Я из Южной Африки, из отдела по борьбе с наркотиками. Знаешь, как у нас допрашивают? Пытки третьей категории.
– Во-первых, если вы не местный, я имею право не отвечать на ваши вопросы. А во-вторых, от кого я получила порошки, я все равно не скажу. Вы и ваши гориллы можете затащить меня в какой-нибудь дом, там пытать и убить.
«Обычно женщины добавляют в таких случаях “и изнасиловать” но эта, очевидно, невысокого мнения о своих женских достоинствах», – отметил я про себя.
– Несмотря на то, что ты смотришь на мир несколько пессимистически, направление мыслей у тебя верное.
– А почему не пессимистически? Вот вы, такой красивый, вроде бы добрый, сандвичем угостили, вежливо разговариваете, а потом: «пытки третьей категории». Эх вы! – Она уткнулась в кофе и, судя по всему, приготовилась плакать.
«Неврастеничка, с ней надо осторожно», – решил я.
– Послушай. Я не хочу ничего плохого ни тебе, ни твоим друзьям. Мне только нужна информация. Небольшая информация.
– Ну. так вежливо и спросите.
– Про тебя говорят, что ты в туалет с гранатой ходишь.
– Чтобы туда ходить, надо есть, а у меня это не каждый день получается.
– Не стыдно такое говорить мужчине?!
– Стыдно. И стыдно, что начала обращаться к вам на «ты». Было бы лучше называть вас по имени. Но вы ведь не скажете мне своего имени?
– Догадалась.
– Тогда я вас буду называть просто «русский, который отобрал у меня порошки».
– Русский? – обомлел я.
– У вас характерные ошибки. Я изучала в университете русскую литературу. И люблю Достоевского. У меня и имя русское. Я сначала хотела быть Соней. Как Соня Мармеладова. Потом встретила одну плохую Соню. А имя Лида тоже русское и красивое. Правда?
– Правда, – я счел за благо обмануть. Сестру моей бывшей жены звали Лида, и ничего красивого в этом имени я не находил.
– Когда ты догадалась, что я русский?
– С первых минут. Я не такая уж дурочка. Южная Африка, Южная Африка… Я все понимаю. Все-все понимаю. Вас интересует Пичугин. Вы из КГБ.
– Ладно. Пичугин меня… лично меня не интересует. Меня не интересует, как и почему вы ему помогали. Меня интересует только одна вещь.
Я замолчал. Молчала и Лида.
Я подозвал хозяйку:
– Что у вас на обед?
– На основное – рагу или тефтели с картофельным пюре. А сначала салат.
Я повернулся к Лиде:
– Ты что любишь? Рагу или тефтели?
– Тефтели.
– Тогда, пожалуйста, тефтели, два бокала красного и мне кофе.
– Меня вообще-то зовут не Лида, а Алеида. Но Лида как-то удобнее.
– Алеида? Ты что, арабка?
Лида фыркнула:
– Странно такое от вас слышать! Хотя вы все там уже не такие. Алеида – дочь Че Геварры. И кто вас интересует?
– Не кто, а что. Пичугин увез с собой статуэтку. Я хочу узнать, у кого она.
– Чтобы отнять.
– Чтобы купить.
– Это дорого.
– А ты знаешь, что за статуэтка? – обрадовался я.
– Знаю.
– А я нет.
Лида не удивилась:
– Значит, вы только пешка. Странно. А такой солидный… Хотя, если бы вы были пешка, вы бы не признались. Пешки не признаются, что они пешки. Значит, вы или начальник или… честный человек. Почему вы начали с меня?
– Я боюсь твоих напарников. Твой главный может меня живо без разговоров… – я провел рукой по шее.
– О ком вы?
– О том, кто ходит как баба, у которой расстегнулся бюстгальтер.
– Вы его знаете? Верно. Точно так он и ходит! – Лида вдруг расхохоталась по-детски звонко. Голова у нее затряслась, и нечесаные кудряшки поднялись чертиками. Потом, не моргая, уставилась на меня. – Он сутулый. У него больные легкие. А что касается… – она повторила мой жест рукой по шее. – Он не убьет. Раньше, верно, мы могли на всякое пойти. А теперь нет. Время не то.
– Так что это за статуэтка?
– Ну что вы пристали: статуэтка, статуэтка… Дело не в ней, а в том, что внутри нее.
– И что там?
– Догадайтесь.
– Алмаз?
– Верно.
– Необработанный?
– Ну да.
– Кому он принадлежит? И где он?
– Почему я должна вам все рассказывать?
– Ты меня полюбила.
– Пока нет.
– Авансом.
– Ладно. Пичугин где-то достал алмаз. Огромный. И отдал его нам. Мы ему организовали отъезд. Он нам помог провезти алмаз, у него дипломатический паспорт.
– Но алмаз надо еще обработать.
– Точно.
– И где он сейчас?
– У одного человека.
– Почему вы его отдали? Вам нужны деньги?
– Чего спрашивать, если знаешь ответ.
– Как найти этого человека?
– Просто. В Довиле. Это рядом. Но вы его не найдете.
– Помоги.
– Порошки отдадите?
– Отдам.
Лида подумала:
– А я вам и вправду помогу. Мы заинтересованы, чтобы кто-то купил этот алмаз. Его трудно продать. Он не отшлифованный.
– И ты заплатишь?
– Заплачу.
– Не удивил.
– А ты меня удивила. Я думал, что ты другая.
– Какая?
– Будешь кричать «Че Геварра!» и убеждать меня в необходимости мировой революции.
– Я и была такой. Но теперь другое время. Время прошло, а вы в Москве ничего не заметили. И вообще вы очень старый.
– Старый? Ишь ты! – я даже обиделся.
– Конечно, старый, – вызывающе подтвердила Лида. Ей явно нравилось, что теперь она ведет разговор.
– Значит, я тебе не нравлюсь.
– Я этого не говорила.
– Про тебя говорят, что ты лесбиянка.
– А если про вас скажут, что вы любите мальчиков, как вы докажете обратное?
– Мыслишь ты логично.
– Я изучала логику. Три года в университете… Я только потом…
– Стала колоться, – подсказал я.
– Ничего вы не понимаете. И не поймете. – Голос у нее упал, она снова стала бесцветной.
Хозяйка принесла салат и два бокала вина. Лида взяла большую вилку и принялась за салат. Ела она только помидоры.
– Ты остальное не ешь? – удивился я.
– Ем. Все по очереди. Сначала то, что не очень люблю. А что больше нравится, оставляю на потом.
– А где статуэтка?
– Вместе с алмазом. Она вроде шкатулки для алмаза. Вообще-то статуэтка интереснее алмаза. Только ее не купят. А нам нужны деньги. Вы видели статуэтку?
– Нет. Но знаю, что это статуэтка мужчины с длинным носом.
– Так вы ничего не знаете! – обрадовалась Лида. – Это не просто мужчина. Это Гоголь.
– Ты знаешь, кто такой Гоголь?
– Представьте себе. И читала «Мертвые души».
– Так ты мне поможешь найти человека, у которого статуэтка?
– Я ему скажу, что вы хотите его увидеть. А дальше он решит сам.
Она замолчала, уставилась в тарелку, потом подняла глаза:
– Я вас больше не увижу?
– Как тебя найти?
Она взяла бумажную салфетку и написала номер.
– Тут живет одна моя знакомая. Если я вам понадоблюсь, она меня найдет.
Я улыбнулся. Такой же связью пользовался один из персонажей фильма «Место встречи изменить нельзя». Поистине опыт нелегальщины не знает границ.
– А теперь порошки.
Пришлось отдать.
Я вышел из кафе. Что дальше? План на сегодня перевыполнен. Пора в гостиницу – и спать.
Я прошел несколько кварталов.
– Эй, месье!
За столиком у кафе со скромным названием «Вся Европа» сидела дама, которую Кики именовала Высокой табуреткой.
– В какой гостинице вы остановились?
– Пока нигде. Именно сейчас решаю данный вопрос.
– Поскольку у вас нет машины, я могла бы снова вам дать Кики на час, если вы остановились в Онфлере или, на худой конец, в Трувиле.
– Увы, я заказал «Баррьер» в Довиле.
– Ого! Вы серьезный человек. Ну как такому отказать! Ступайте ко мне в магазин и скажите Кики, что я ее отпускаю. Но лишь довезти вас до «Баррьера» – и сразу назад. И только на час.
– Кики на час – этого мало.
– Смотрите, не скажите это ей. Малышка слишком впечатлительна.
Узнав, что вместо того, чтобы сидеть и ждать клиента, можно скататься в Довиль, Кики подскочила от радости.
– Где ваш багаж?
– Один портфель.
– Прекрасно. Мужчина с одним портфелем и останавливается в «Баррьере», такому трудно отказать.
Опять «трудно отказать». Как приятно находиться в городе, где женщинам трудно мне отказать!
– Я на это надеюсь.
– На что?
– На то, что «трудно отказать».
– А вот это напрасно. Вам надо отдохнуть. Вы сюда не на один день?
– Это правда.
– Так зачем торопиться? Знаете, что сказал Монтень? Любить лучше всего тогда, когда больше нечем заняться.
– Обязательно перечитаю Монтеня.
– Напрасно, это я придумала.
Кики лихо завернула к отелю.
– Когда заехать за вами завтра?
– Я позвоню.
19. РикошетНа следующий день, проснувшись, я долго соображал, где нахожусь. Впору спуститься вниз и спросить на ресепшне, в каком я городе. Вот посмеются!
Я посмотрел на часы. Половина десятого. Завтраки во французских гостиницах до девяти. Обидно. Я принял душ. Спустился вниз. Подошел к портье:
– До которого часа у вас завтрак?
– Вы можете позавтракать, когда сочтете нужным, – он улыбнулся и добавил: – После завтрака рекомендую прогулку вдоль моря. Сегодня удивительная погода.
После более чем плотного, по настоящему французского завтрака, я вышел из отеля. Погода действительна была прекрасной. С моря дул ветер. «У нас всегда ветер. Но летом это приятно», – просветил меня портье после завтрака. Почти час я прогуливался по пляжу вдоль принадлежащих отелю пляжных кабин с именами звезд Голливуда. Они приезжают сюда каждый год на кинофестиваль.
Вернувшись в отель, набрал номер Типографа. Тот был краток:
– Я вам рекомендую пообедать сегодня вечером в каком-нибудь ливанском ресторане.
Значит, Рикошет должен ждать меня сегодня вечером в ресторане «Ливан».
И я отправился гулять по городу. Вышел на нарядную улицу с магазинами, как здесь говорят, «лучших фирм»: Шанель, Феррагамо, Диор, прошел по всем этажам магазина «Прентам», пообедал в рыбном ресторане «Фламбе», где, как и повсюду в Нормандии, большую половину блюд составляли дары моря. Выпил чашку кофе в угловом кафе на центральной площади, именуемой площадью Виктора Гюго, потом пошел к мосту, соединяющему Довиль с Трувилем.
На карте и в путеводителях Довиль и Трувиль обозначены как два разных города, но практически это один город, разделенный небольшим мостом. Шумный Трувиль с незамысловатыми кофеюшками, рыбными лотками, и Довиль, город для обеспеченной публики. Я вспомнил, кто-то мне рассказывал, что до революции в России был закон: рядом с дорогим рестораном нужно открыть трактир для простолюдинов, чтобы те не забрели, паче чаяния, в заведение, для них не предназначенное. Чем не Довиль и Трувиль!
* * *
Ресторан «Ливан» оказался типичным восточным рестораном класса выше среднего: на стенах кривые сабли, столики, покрытые малахитового цвета скатертями, полинялыми и застиранными, красные подсвечники с зелеными заплывшими свечами, бодрящая песня на арабском языке из невидимого динамика и тяжелый запах восточных пряностей. Две пары и субъект в кожаном пиджаке, все на первый взгляд местные, заканчивали обед. Я сосчитал столики: семь – мало. Между ними оставалось достаточно свободного места, ресторан, вероятно, не ломился от посетителей, и хозяина не волновала проблема, как всех рассадить.
Из глубины зала появился здоровенный тип с огромными усами, в изумрудной ливрее с малиновыми галунами и блестящим, золотого цвета, кушаком. По замыслу хозяина, он должен был олицетворять нечто из «Тысячи и одной ночи».
На хорошем французском тип поприветствовал меня и спросил, заказывал ли господин столик. Столик господин не заказывал, но он хотел бы видеть господина Рикошета.
– Вы подождете его здесь или вас провести в комнату для друзей хозяина?
Я решил, что лучше представиться гостем хозяина.
– Я предпочел бы пройти в комнату для друзей.
Через коридор, увешанный картинами, никак к Ливану не относящимися, восточный чичероне провел меня в комнату, которая оказалась точной копией главного зала, только поменьше и с одним столом, накрытым такой же малахитовой скатертью, но поновее. Исключительность комнате придавал огромный компас на стене и кейруанский ковер на полу. Ковер был, скорее всего, действительно кейруанским: в центре на кремовом фоне – кряжистый минарет, бордовый орнамент и замысловатые фигуры цвета сливочного масла вокруг.
Не успел я расположиться за столом, как в комнату впорхнул невысокий человечек с широкой улыбкой на круглом лице. Он был подвижен и сдобрен той упругой полнотой сорокалетних мужчин, которую скорее угадываешь, чем определяешь на глаз, и которая еще совсем недавно могла показаться хорошо развитой мускулатурой. Блестящий фиолетовый смокинг сидел на нем как влитой, и, несмотря на тщательную выбритость, отливающие синевой щеки блестели как после бархотки. Вместе с ним в комнату ворвался густой аромат французской парфюмерии, смешанный с пряным букетом средиземно-морских приправ: кориандра, шабера и фенугрика.
Подскочив ко мне, человечек засиял и замер.
– Господин Рикошет? – осведомился я, не поднимая головы.
– К вашим услугам, – человечек продолжал сиять.
– Вам обо мне говорили?
Он улыбался. Его улыбка могла с одинаковой степенью точности расшифровываться как «конечно, говорили, о, какое счастье!» и «о, какое несчастье, не успели сказать!»
– Я от Базиля, – подсказал я.
– От Базиля! – всплеснул руками Рикошет. – Па-па-па! Я очень уважаю господина Базиля. Он давно у меня не был. Но я надеюсь скоро его увидеть. Он всегда хвалил нашу кухню. Вы любите ливанскую кухню? Вы русский, как и Базиль? У меня много русских клиентов.
«Или он ничего не знает, и поэтому говорит обязательную в таких случаях ерунду, или это восточная проверка на терпение», – решил я.
А Рикошет не останавливался. Он говорил о том, как любит Советский Союз, как уважает русских, какая красивая Москва…
Начиная обалдевать от горячей лавы нескончаемых фраз, я улучил момент вставить слово:
– Вас никто не предупреждал? Вас должны были предупредить обо мне.
Рикошет снова засиял:
– О, как я был бы счастлив, если бы узнал, что вы еще не обедали!
Я неопределенно улыбнулся, теперь мою улыбку можно было истолковать и как «о да, еще не обедал» или как «увы, уже пообедал». К счастью, Рикошет тоже не утруждал себя расшифровкой улыбок. Вытащив из кармана атласный блокнотик и золотой карандаш, он по-метрдотельски наклонился к мне:
– Вы доверитесь моему вкусу? Или предпочтете выбрать сами?
– Я рад быть у вас в гостях. Но… К сожалению, через час я должен быть в другом месте.
– О, господин, господин…
– Моя фамилия Достоевский. Теодор Достоевский, – подсказал я.
– О, понял! Господин Достоевский – очень занятый человек! Сейчас я распоряжусь.
И исчез.
«Пошел связываться», – решил я.
Рикошета не было долго, но блюда приходили быстро. И, что приятно, всего помалу. Шурпа с бараниной, кускус с турецким горохом, мешуйя в рисе с карри и типичные алжирские мергезы, маленькие, острые. Вино тоже алжирское: белое «Ля Трапп» и красное «Кюве дю Президан». «Вот тебе и Ливан, – подумал я. – Не Ливан, а алжирский Баб эль Уэд».
Улыбающийся Рикошет появился, когда я допивал турецкий кофе.
– Господин Достоевский! Вас очень хочет видеть господин Плеко.
Вполне возможно, это и есть ниточка к Вальтеру. Иначе зачем бы Типографу отправлять меня сюда.
– Приятное совпадение. Я тоже хочу видеть господина Плеко.
Рикошет продолжал улыбаться.
– Это очень хорошо, господин Достоевский. Очень хорошо. – Он набрал воздух, потом покачал головой, карикатурно выдохнул и изрек: – Вы очень занятой человек, господин Достоевский. И господин Плеко знает, что вы очень заняты.
– Я чувствую, что мы найдем общий язык с господином Плеко.
– Но господина Плеко сейчас нет в городе.
– И что вы рекомендуете?
– Немного подождать.
– Что еще просил передать господин Плеко?
– Ничего. Ничего.
Рикошет продолжал улыбаться.
Я вернул его в суровую действительность:
– Однако я хотел бы встретиться с господином Плеко как можно быстрее.
Рикошет насторожился:
– Я прикажу принести еще кофе. – И двинулся к двери.
– Стойте, стойте, – испугался я. – Я хочу встретиться с господином Плеко завтра. На худой конец, послезавтра.
С легкостью Майи Плесецкой Рикошет развернулся и снова начал сиять.
– Сегодня четверг, – вслух размышлял я. – В пятницу ваш ресторан не работает.
– Работает, работает. Я – христианин, господин Достоевский. И не соблюдаю мусульманских обычаев. У нас в Ливане много христиан. Был ли когда-нибудь в Ливане господин Достоевский?
Федор Михайлович в Ливане не был.
– Ах, что за страна, господин Достоевский! Это такая страна…
– Я буду у вас завтра, – оборвал его я.
Рикошет перестал сиять и деловито уточнил:
– В это же время?
– Да.
– Для меня будет ни с чем не сравнимым счастьем снова увидеть вас.
Я встал.
– Где я могу расплатиться?
– О, я с вас возьму очень много, господин Достоевский, – воссиял Рикошет. – Дайте мне слово, господин Достоевский, что перед отъездом из Довиля вы снова придете ко мне в ресторан. Для меня это наивысшая оплата.
Я согласился. Они решили оплатить мне обед, значит, Типограф меня не обманул и начал выполнять задание.
Далее следовал обмен любезностями.
Я вышел из ресторана и отправился к себе в отель. Было уже темно. Ветер усилился и я встречал прохожих в плащах.
«Теперь спать», – подумал я, подходя к своему номеру.
Повернув ключ, я открыл дверь. И разом отпрянул.
В комнате горел свет.
