Текст книги "Сокровища небес"

Автор книги: Олаф Локнит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Олаф Бьорн Локнит
Сокровища Небес

ПРОЛОГ
«Нора» и ее обитатели

Середина лета 1264 года от основания Аквилонии.

Город Шадизар, Замора.

Утро, начинающееся с истошного вопля, может предвещать крушение мира, но иногда, в редчайших случаях, означает возвращение к старым добрым временам.

Вопль был добротный, с подвываниями и взвизгиваниями, перешедший затем в членораздельную речь. Кому-то грозили оторвать голову, разодрать на сотню мелких ошметков и утопить в выгребной яме. Затем хлопнула дверь – с оттяжкой, так что звук пронесся по обеим этажам, заставив старый дом содрогнуться от чердака до подвала – и источник шума явился самолично.

Как выяснилось со всей очевидностью, крики издавал не разъяренный демон, не охотящийся лев и не впавший в неистовство раненый дарфарский олифант, а всего лишь молодой человек. Обычнейший человек, просто доведенный до той степени бешенства, когда изо рта начинает брызгать пена, а взгляд приобретает удивительную способность испепелять тараканов и неудачливых прохожих.

– Какая сволочь?! – возопил сей образчик рода человеческого и подкрепил слова действием – изо всех сил метнул вниз увесистый, но тоже вполне обычный сапог – вытершаяся воловья кожа, потускневшие серебряные бляшки и стертая подковка на каблуке. – Кто, я вас спрашиваю?! Мерзавцы! Всех поубиваю!

Обычно такое начало дня вызывало бурные отзывы соседей, ибо дело происходило в гостинице, постоялом дворе, таверне со сдачей наемных комнат – зовите как хотите. На первый и любой иной взгляд оно представляло из себя двухэтажное добротное строение из желтовато-оранжевого песчаника, затерявшееся посредине Третьего Обманного переулка шадизарского квартала Нарикано. Местечко именовалось таверной «Уютная нора», служа надежным прибежищем, штаб-квартирой и местом дружеских попоек для небольшой, однако весьма тесной и сплоченной компании, чей род занятий определялся одним веским словом – «противозаконный».

Один из этого маленького дружного сообщества, а именно карманник Ши Шелам, носивший также прозвища Ши Ловкач и Ши Умелые Ручки, стоял сейчас на ветхой галерее, опоясывающей большой общий зал, впустую сотрясая мир обвинениями в адрес вероломных приятелей.

Ши почитал себя оскорбленным до глубины души и жаждал крови. Все имеет свои пределы, в том числе и дружеские розыгрыши! Ну скажите, как поведет себя человек, проснувшийся после разгульной вечеринки, мучимый головной болью, жаждой и необходимостью посетить отхожее место, обнаружив рядом с собой горделиво возвышающийся на подушке сапог? Причем грязный и давно не чищенный? Разумеется, вцепится в это произведение кожевенного искусства и швырнет, куда подальше!

Совершенно не обратив внимания на подозрительное обстоятельство, что к ремешкам сапога примотана тонкая, но крепкая жилка, и другой ее конец завершается в том месте, которое любой мужчина (кроме евнухов, само собой) бережет больше всего на свете…

Ши сполна расплатился за невнимательность, и теперь торчал на балконе, чувствуя себя самым несчастным человеком на свете или по крайней мере в этом городе. На миг перед ним возникло ужаснейшее видение: предмет его тихой гордости отрывается и летит вслед за сапогом. Что будет потом, лучше не задумываться, а сразу лезть в петлю головой. К его счастью, жилку затянули не слишком туго, потому Ши отделался самым большим кошмаром в своей жизни и вылетел на балкон – донести эту новость до всеобщего сведения.

Вчерашняя гулянка свалила с ног даже самых стойких выпивох. Ши убедился, что его вопли пропадают втуне и уныло присел на краю балкончика. Жизнь не имела смысла. Зачем он вчера так напился? Что он вообще тут делает, сидя поздним утром в чем мать родила на досках, грозящих вот-вот обломиться, и страдая, как проклятая душа на Равнинах Смерти? Пойти удавиться, что ли?

Сзади скрипнула дверь. Ши не оглянулся. Вот и первый желающий узнать, какого ляда он надрывается и мешает спать. Друзья, чтоб их всех горячка скрутила…

– Ши, дорогуша, что случилось?

Нежнейший голосок вполне мог принадлежать демонице-искусительнице или какой-нибудь небесной деве из свиты Иштар. За полнейшим отсутствием таковых в славном городе Шадизаре, им владела симпатичная девушка по имени Кэрли – вполне плотское создание с карими глазками и пышной шевелюрой каштанового цвета, разбавленной чисто-белыми прядками (Кэрли полагала, что они придают ее облику неповторимость и почти не ошибалась). Узкий круг людей знал, что милейшая Кэрли на самом деле довольно ловкая воровка на доверии, но с виду… Ах, с виду – всего лишь милая девочка с пыльных улиц Шадизара.

Иное дело, что девочки с улиц Шадизара оч-чень редко бывают по-настоящему милыми. Только когда им это необходимо.

– Сгинь, пропади, рассыпься, – буркнул Ши. – Жизнь отвратительна, я прирожденный неудачник, и, о боги, как я хочу пить!..

– С этого бы и начинал, – невозмутимо сказала Кэрли, кутавшаяся в нечто длинное, цветасто-развевающееся и почти прозрачное. – Вставай.

– Зачем? – уныло вопросил Ши. – Мне и тут неплохо.

– Будет еще лучше, – посулила девушка, добавив: – У меня есть холодная вода и немного шемского.

– Ненавижу шемское, – искреннее заявил Ши и со слабым интересом уточнил: – Где вода?

– У меня в комнате, – Кэрли на всякий случай указала направление.

Ши тщетно попытался обдумать положение. С одной стороны, зашедший в комнату Кэрли так просто оттуда не выберется. С другой стороны, там есть вода. Может быть, даже холодная.

Последнее соображение победило. Вдобавок необходимо поскорее убедиться, что пострадавшее по милости друзей-приятелей достоинство находится на своем законном месте!

А того умника, что проделал эту грязную выходку, вполне можно разыскать и потом… Куда он денется?

В комнате по соседству встревоженная криками девушка бормочет сквозь дрему:

– Что?..

Минувшей ночью здесь пронесся пустынный самум, ураган или шторм, безжалостно расшвыряв предметы обстановки, чью-то одежду и сохранив жизнь двум чудом уцелевшим жертвам кораблекрушения. Утлая лодочка, покачиваясь, несет их навстречу рассвету и спасительному берегу, но почему-то каждый из них втайне мечтает вновь оказаться посреди бушующего океана.

– Все в порядке, – успокаивающе произносит молодой человек, осторожно передвигая лежащую под головой подруги руку. – Колеса нашей жизни вернулись в прежнюю колею. Судя по воплям, кто-то подбросил Ши в постель скорпиона и он чрезвычайно возмущен сим поступком.

– А-а… – сонно кивает Феруза ат'Джебеларик, гадалка и предсказательница, снова роняя голову на подушку. Золотисто-рыжие локоны поблескивают в свете льющихся из распахнутого окна солнечных лучей. Девушка вздрагивает во сне, и тогда приятель еле слышно нашептывает ей на ухо что-то успокаивающее.

Ферузе лет двадцать, она довольно привлекательна по любым меркам – Турана, откуда родом ее отец, или Шадизара, где она живет. Человек, лежащий рядом, твердо убежден, что небеса и земля вращаются ради нее одной. Неважно, хороша она собой или нет, он знавал женщин куда красивее и искуснее. Дело в ином. С ней спокойно. Она словно недостающий кусочек его самого, тот самый уголок покоя, всегда ускользавший от него. Молодой человек ловит себя на том, что поневоле улыбается – не как обычно, слегка презрительно и насмешливо – но дурацкой самодовольной ухмылкой юнца, наконец-то сумевшего улестить девицу, по которой сох год без малого.

Собственно, ему понадобилось почти три луны – невиданно затянувшийся срок. Благодарение легкости шадизарских нравов и стечению обстоятельств. Однако, заполучив желаемую драгоценность, ее надо сберечь. Как, скажите на милость, это сделать, если кругом одни проходимцы… да и сам ты ничуть не лучше? Плюнуть, забрать Ферузу и уехать?

Он задумывается, сдвигая темные брови. В нем вообще преобладает темная масть – обманчиво-серьезные глаза цвета траурного агата, иссиня-черные волосы и смуглая кожа. Предки-шемиты наградили его хищным горбатым носом, неунывающим характером, вечно толкающим на авантюры, и имечком Аластор, что означает Дурной Глаз. Он действительно слегка косит, особенно когда увлекается спором. Мнение общества полагает его лучшим взломщиком Шадизара за последние десять-пятнадцать лет (Аластор с этим утверждением не согласен, считая себя вторым) и редким красавчиком. Против последнего он не возражает, хотя не придает слишком большого значения.

Таверна потихоньку оживает. Слышны разговоры прибирающихся в общей зале слуг и звяканье сметаемых в кучку черепков разбитых на вчерашней гулянке кружек. С улицы прилетают заунывные причитания разносчиков и громыхание телег. Низкий хрипловатый голос – не подумаешь, что женский – начинает командовать, заодно намекая постояльцам, что пора вставать. Это распоряжается хозяйка заведения, Лорна Бритунийка, белогривая амазонка средних лет (правда, без свойственных женщинам этого племени странных представлений насчет мужчин и их места в жизни) – особа решительная, строгая и воинственная. Лорну уважают и побаиваются – как соседи и жильцы ее заведения, так и заправилы квартала.

Феруза глубоко вздыхает и окончательно просыпается. Карие с золотистыми искрами глаза удивленно оглядываются, не узнавая комнаты. Припомнив вчерашний вечер, она зажмуривается и еле слышно хихикает.

– Тебе смешно, – с преувеличенным трагизмом провозглашает Аластор. – А у меня, можно сказать, впервые в жизни появилась непреодолимая трудность.

– Какая же? – ласково интересуется предсказательница. Она приподнимается на локтях, с любопытством глядя на приятеля сверху вниз.

– Ты, – молодой человек зарывается лицом в спутанные волосы девушки, судорожно, до боли, стискивая ее в объятиях, беззвучно повторяя: – Не покидай меня, не покидай, никогда, слышишь?..

Взвизгивает распахиваемая дверь, кто-то лихо влетает внутрь, растерянно кашляет и торопливо выскакивает в коридор.

– Ой-лэ, и никакой тебе романтики, – с грустью заключает Феруза, устраиваясь поудобнее и наклоняясь, чтобы поцеловать странно примолкшего Аластора. – Пусть судьба рассудит, сколько нам быть вместе и кто кого покинет… Не надо об этом думать, ладно? – она вглядывается чуть расширившимися зрачками куда-то в пустоту или в осыпающуюся штукатурку на стенах комнаты, и кивает: – У нас еще есть время. Много времени.

Аластор хочет спросить, какое время она имеет в виду, но потом решает узнать это попозже. Раз отпущенного им времени много, его наверняка хватит и на разгадывание загадок, и на поиски ответов на заковыристые вопросы.

Но сейчас – сейчас мир состоит только из тихого шепота, прикосновений, неторопливых движений и мягкого, укачивающего тепла. Утонув в теплом облаке, они любят друг друга, снова и снова, пока не раздается настойчивый стук и чей-то голос не выкрикивает:

– Эй! Все понимаю, прошу прощения, но у нас неприятности! Вам стоит на это глянуть! Вылезайте!

Обширный двор таверны, вымощенный булыжником и некогда знававший лучшие деньки, нынче смахивает на поле неравного боя между людьми и природой. Бурьян, захватив дальние углы, упрямо пробивается сквозь потрескавшиеся камни. В центре двора торчит наполовину обвалившийся фонтан, и позеленевшая медная цапля с явным отвращением цедит из клюва мутную водяную струйку.

Двое, он и она, прощаются возле фонтана и никак не могут проститься. Он – гибкое, подвижное, беспокойное создание, похожее на хищного и сообразительного зверька, хорька или ласку. Выгоревшие на солнце песчано-рыжие длинные волосы то и дело падают молодому человеку на лицо, он мотает головой, продолжая в чем-то настойчиво убеждать подружку. Она – глазастая, с парой темно-каштановых кос, на кончиках которых раскачиваются, звякая, крохотные бубенцы. В отличие от парня, девушка производит впечатление особы из приличного семейства – торгового, а может, и дворянского.

Его зовут Хисс Змеиный Язык, он мошенник, изготовитель поддельных драгоценностей и фальшивых документов, азартный игрок и, как уверят молва, способен всучить кому угодно что угодно, да еще выручить на этом кругленькую сумму.

Ее имя – Лиа. Лиа Релатио. Она родом из Мессантии Аргосской и служит у знатной офирской дамы, графини Клелии Кассианы диа Лаурин. Молодые люди познакомились всего день назад при не совсем обычных обстоятельствах, но, кажется, прониклись взаимной симпатией.

Наконец им удается убедить друг друга, что любая разлука только предвещает новую встречу, Лиа протискивается в щель между никогда не запирающимися створками ворот, и убегает вниз по Обманному переулку, торопясь вернуться к госпоже.

Хисс долго смотрит ей вслед, потом, покачиваясь, бредет через двор к крыльцу в три ступеньки и вдруг останавливается, озадаченно уставясь на неведомо откуда взявшийся предмет – нечто вроде крохотной часовни, устанавливаемой в честь кого-то из богов на перекрестках или площадях. Сооруженьице из черного мрамора украшено четырьмя витыми колоннами дымчато-серого хрусталя и завершается остроконечной крышей с тонким серебряным шпилем. Глубокая ниша, прорубленная на высоте двух третей от земли, ограждена мелкой железной сеткой, утопленной по краям в камень, и на первый взгляд пустует.

– Хм, – Рыжий обходит вокруг часовни. Боязливо тыкает в нее сначала подобранной щепкой, затем пальцем, убеждаясь, что белая горячка и последствия бурно проведенной ночи совершенно не при чем. Камень настоящий – твердый и холодноватый.

Ничего не решив и не поняв, Хисс взбирается по ступенькам, вламываясь в таверну и озираясь в поисках приятелей. Нужно заставить кого-нибудь взглянуть на это диво. Двоим не может мерещиться одно и то же. Если часовню увидит другой человек, значит она самая что ни на есть всамделишная. Откуда она могла взяться?

У погасшего камина кто-то спит, по-звериному свернувшись и подстелив под себя вытертую овечью шкуру, обычно используемую как коврик перед лестницей на второй этаж. Хисс толкает спящего ногой и мгновенно отскакивает, привыкнув, что у этого типа реакция получше, чем у маленьких, но смертельно ядовитых змеек.

Однако сегодня такой день, когда нарушаются любые правила. Человек не подает признаков жизни. Только после второго пинка слышится слабое недовольное ворчание.

– Подъем! – орет Хисс, заставляя слуг испуганно оглянуться. – Малыш, враги повсюду!

– Врешь ты все, – бурчит ломающийся юношеский голос с непривычным для здешних краев гортанным акцентом. Его обладатель пытается сесть, теряет равновесие, хватается за голову и изрекает несколько энергичных, но насквозь непонятных фраз. Хисс с затаенным удовольствием наблюдает за мучениями приятеля, ибо нет ничего приятнее глазу, чем вид страданий ближнего твоего. Смилостивившись, Рыжий приносит один из заранее выставленных на стойку кувшинов с холодной водой и сует в руки юнцу.

Ночевавший на полу человек – именно юнец, пятнадцати или шестнадцати годков от роду, хотя обычно ему дают лет двадцать. Мальчишка выглядит странноватым даже для такого суматошного города, как Шадизар, где проживают обитатели почти всех стран Материка. Долговязый, жилистый подросток с гривой жестких волос цвета оседающей на стенах каминов сажи, и ярко-голубыми глазами, из которых никогда не пропадает выражение бдительной настороженности. Как у животных, пребывающих в ожидании опасности даже тогда, когда мир вокруг совершенно спокоен.

Мальчишку зовут когда Малышом, когда Медвежонком. Его настоящее имя – Конан, название его родины, лежащей где-то на варварской Полуночи – Киммерия. Впрочем, тут не принято проявлять излишнее любопытство к вашей прошлой жизни и выяснять причины, по которым вы оказались там, где пребываете ныне. Малыш живет в «Норе» около трех лун, ничем особенным себя пока не проявил, и в основном занят безнадежными попытками осознать правила суматошной городской жизни.

В чем, бесспорно, нельзя отказать Малышу, так в редкостном здравомыслии. Потому Хисс и счел, что никто другой не сможет лучше развеять примерещившийся ему морок в виде черной часовни.

Пока Хисс втолковывает мальчишке, что от него требуется, сверху спускается еще один постоялец, мающийся от последствий вчерашних возлияний. Джай Проныра, Джейвар Сигдим – местный уроженец до мозга костей и признанный глава Компании. Услышав сбивчивый рассказ Хисса, он вопросительно хмурится и решает, что пойти надо всем. Вдобавок, вчера вечером Ши плел что-то насчет очередных превращений их многострадального нужника.

Метаморфозы обычной деревянной будки на заднем дворе таверны уже седмицу служили предметом для волнений и обсуждений всех жильцов.

Первопричиной странных явлений послужил непонятный золотой жезл, вроде бы обладавший магическими свойствами. В таверну его принесли Джай и Конан, прихватив в числе прочей добычи в доме члена городского Совета. Под веселую руку и по чистой случайности Феруза умудрилась оживить золотую спицу с аметистом на верхушке, и та проделала дыру в границе, разделяющей мир людей и потусторонних созданий. Сквозь это отверстие явился Пузырь – уродливое летающее создание, сплошная пасть и бездонный желудок. Общими усилиями незваного гостя выбросили за порог, и он отправился путешествовать по Шадизару, пожирая то, что казалось ему привлекательным.

К нынешнему дню за Пузырем числился разгром в игорном доме «Сбывшиеся надежды», обглоданные колонны дома городского Совета, обезглавленная статуя Митры перед главным городским храмом и десяток более мелких проделок. На людей он пока не нападал, а кое-кто из практикующих колдунов и магов предлагал изрядное вознаграждение смельчаку, готовому рискнуть и изловить непонятное существо для более близкого изучения.

Испуганный Ши Шелам, не долго думая, швырнул загадочный жезл в выгребную яму.

Спустя день оттуда хлынул поток пестрой, однако безобидной нечисти – оранжевые сколопендры в зеленую полоску, синие кошки и скорпионы со стрекозиными крыльями. Затем облупившаяся деревянная будка обрела дар речи и начала проповедовать близящийся конец времен.

…Обитатели постоялого двора «Уютная нора» стоят вокруг неузнаваемо изменившегося нужника, растерянно переглядываются и пытаются сообразить, что же это такое. К Джаю, Хиссу и Малышу присоединился Райгарх – вышибала и по совместительству приятель хозяйки, такой же, как и Лорна, бывший наемник на покое. Чуть попозже являются Ши и Кэрли, и замешкавшиеся Аластор и Феруза. Последней приходит Лорна. Увидев своеобразное добавление к постройкам таверны, бритунийка изумленно свистит и задает пока не высказанный никем вслух вопрос:

– Ребятки, что нам делать с этой штуковиной?

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Похороны с пожаром и наводнением

Кодо Ходячий Кошмар поднимался по скрипучим ступенькам Старой Лестницы, лепившейся к склону холма, одновременно убеждая себя в том, что давно следовало привыкнуть к непредсказуемости этого растреклятого города и его жителей. Кто-кто, а он изучил шадизарские порядки на собственной шкуре, пройдя долгий путь от вожака уличной шайки подростков до нынешнего завидного положения правой руки Назирхата уль-Вади, не признаваемого официальными законами старшины квартала Нарикано. Тем не менее, жизнь не уставала преподносить новые сюрпризы, и Кодо терялся в догадках – к добру эти перемены или к худу? Неужели он потерял доверие хозяина?

«Все беды – от треклятого зингарца, – зло размышлял Кодо. – Какой демон приволок сюда этого напыщенного благородного дона? Почему Назирхат решил с ним связаться? Кто он такой? Кебрадо Эльдире лос Уракка, граф Ларгоньо – нате, подавитесь! Спесивый расфуфыренный хрыч с толстым кошельком! Думает, раз у него полные карманы золота, так он король и бог? Как бы не так! Это наш город и наша страна! Никакие раззолоченные вонючки с Побережья никогда не станут здесь командовать!»

Для подобного раздражения имелись веские основания. Подозрительный гранд из Зингары явился не далее, как два дня назад, и завоеванные с потом и кровью позиции Кодо внезапно начали рушиться.

Начать с того, что Назирхат не позволил своему верному помощнику присутствовать на беседе с таинственным визитером с Полуденного Побережья, не пожелал раскрывать подробностей разговора и вообще низвел Кодо до уровня мальчика на побегушках.

Естественно, Кодо возмутился и потребовал объяснений.

Почтеннейший господин уль-Вади, сложив руки на внушительного вида брюшке и масляно прищурив узкие глазки отпрыска заморийца и уличной девицы из Хаурана, втолковал разъяренному подручному: беспокоиться совершенно не о чем, любая шавка, посмевшая тявкнуть на Кодо, немедленно будет удушена собственным языком, а в его, Назирхата, голове нынче родился небольшой замысел, деталей которого он пока не отшлифовал, но заранее уверен – Кодо понравится. Что до дона Кебрадо, пусть его пыжится и надувается. Главное – он щедро платит за нужные ему услуги и потому волен вести себя, как ему вздумается. Не стоит обращать внимания. Зингарцы такие, с рождения жареным петухом в задницу клюнутые. Вместо того, чтобы расстраиваться из-за пустяков, Кодо вполне мог бы заняться полезным делом.

– Каким? – мрачно спросил Кодо.

Выяснилось, что нужно навестить одного человека, проживающего в квартале Нарикано, и узнать, чему тот подумывает посвятить ближайшую седмицу. Кодо кивнул и вышел, ничуть не успокоенный, но еще более встревоженный.

Ибо человека, к которому отправил его Назирхат, звали Аластором. Аластором – Дурным Глазом, способным открыть любой замок и проникнуть в любую сокровищницу. Последний идиот способен выстроить цепочку связей – раз уль-Вади потребовался Аластор, значит, готовится нечто крупное. Только что?

Перебрав все возможности, Кодо решил, что ни одна из них не кажется ему привлекательной и впал в тихую ярость. Назирхат строит грандиозные планы, а его помощник, его правая рука на протяжении доброго десятка лет, не имеет представления о том, что происходит! Никак мир рушится? Или всего-навсего подходит печальный конец карьеры Кодо Ночного Кошмара, Кодо – грозы должников, способного извлечь доход даже из камня? Неужели какая-то молодая, да ранняя сволочь метит на его место?

Финальной каплей, переполнившей чашу недовольства Кодо, стало маленькое досадное происшествие, случившееся в конце беседы громилы и его покровителя. Почтеннейший уль-Вади никогда не позволял себе подобных выходок, и Кодо несколько опешил, не зная, счесть эпизод попыткой оскорбления или очередной проверкой на верность и выдержанность.

Кодо, о чем знал весь Шадизар, владел обширным собранием традиционных воровских талисманов, так называемых Отмычек Бела, представлявших собой связку в пять-десять разнообразных ключей на едином кольце. Они, разумеется, ничего не открывали, служа лишь символом бога воровства и, по утверждению владельцев, принося удачу в деле. Коллекция Кодо насчитывала около трехсот амулетов, искусно выполненных из золота, серебра, бронзы и драгоценных камней, и не существовало лучшего способа подольститься к Ходячему Кошмару, чем преподнести ему новый экземпляр Отмычек.

Недавно угодивший в руки Кодо трофей вполне заслуживал того, чтобы стать подлинной жемчужиной собрания. Громила захватил его у уличного ворюги Ши Шелама в качестве выкупа и никак не мог заставить себя расстаться с позвякивающей, сверкающей гроздью, присовокупив ее к прочим сокровищам. Носил в кармане, доставал полюбоваться, крутил на пальце – пока не привлек внимания Назирхата. Тот пожелал ознакомиться с очередной добычей Кодо поближе. Правая рука уль-Вади не слишком охотно рассталась с блестящей побрякушкой, смутно предчувствуя готовящийся подвох.

Кодо не ошибся. Ключи так приглянулись Назирхату, что старшина квартала решил оставить их себе: «Ты ведь не возражаешь, правда?»

Проглотив крутящиеся на языке возмущенные реплики, Кодо ограничился вымученным кивком. Связка переменила владельца, и Ходячий Кошмар добавил к мысленному перечню поступков, требующих непременного возмездия, еще одну памятку. В конце концов, уль-Вади тоже смертный человек, совершающий ошибки, которые могут ему дорого обойтись.

…Старая лестница завершилась широкой площадкой, облюбованной продавцами всякой мелочи, зазывалами, уличными игроками в зернь и «Три скорлупки», выискивающими новую жертву, и неизменными девицами, бросающими по сторонам многообещающие взгляды. Появление в этом крохотном мирке Кодо и его свиты – трех зверообразных громил, не обремененных мозгами, зато с удовольствием выбивающими упомянутые мозги у других – вызвало ту же панику, что сопровождает визит щуки в тихую заводь. Не расплатившиеся должники, личности, догадывавшиеся, что ходят в немилости у Кодо или промышлявшие на чужой территории, стремительно брызнули по сторонам, растворившись в пропахшем пылью и нечистотами городском воздухе. Оставшиеся поторопились с изъявлениями безоговорочной преданности – лишний поклон спины не ломит. Кодо снисходительно кивнул льстиво улыбавшимся красоткам, перекинулся парой слов с замшелым главой местного цеха нищих и ощутил слабый подъем настроения. Благородные задаваки приходят и уходят, Шадизар пребудет неизменным, а он, Кодо, постарается не отдать свое место без боя.

* * *

Возле стоявших приоткрытыми ворот таверны «Уютная нора» клубилось некое столпотворение – не слишком большое, но нездорово оживленное. Раздавались смешки, удивленные возгласы, кто-то заливисто присвистнул и расхохотался в голос. Кодо и его сопровождающим пришлось расталкивать толпу, пробиваясь в первые ряды.

Увидев творимое действо, Кодо озадаченно потряс коротко стриженной головой, затем утробно фыркнул и зашагал к крыльцу, обходя участников непонятного представления стороной и гадая, что они затеяли на сей раз.

Торжественно шествовавшая по двору процессия отчасти напоминала церемонию похорон. Возглавляли ее Ши Шелам, тщетно крививший постную физиономию, и мальчишка-варвар, приставший к Компании в конце весны. Они тащили носилки, заваленные ворохом разноцветных тканей, на которых красовалась большая кхитайская шкатулка – из тех, что купцы привозят из-за Вилайета через Туран. На лакированных черных боках коробки играли солнечные лучи, среди причудливых цветов танцевали рогатые драконы в золотой броне и с перламутровыми глазками. Присмотревшись, Кодо заметил торчащий из шкатулки длинный чешуйчатый хвост какого-то животного, и недоуменно прищурился.

Позади траурных носилок следовали девушки – гадалка Феруза и разбитная мошенница Кэрли. Девицы рыдали в голос, иногда срываясь на истерическое хихиканье, заламывали руки, причитали и всячески старались подражать наемным плакальщицам. Между ними ковылял Хисс, прижимая к глазам огромный шелковый лоскут, выполнявший роль платка, и оглашая двор скорбными воплями – прикидывался безутешным наследником. Иногда у него подкашивались ноги и он совершал попытку рухнуть на вытершиеся булыжники. Кэрли и Феруза хватали его под руки, жалостно уговаривая не порывать с жизнью и не бросать осиротевшую семью на произвол судьбы. Троица украдкой передавала друг другу небольшой кувшин и, приложившись к источнику живительной влаги, надрывалась с удвоенной силой.

За девицами и Хиссом шли Джай Проныра и кое-кто из зевак, решивших присоединиться к странным похоронам и изображавших толпу прихлебателей, надеющихся поживиться на чужом горе. Как и положено, они громким шепотом обсуждали убранство погребального катафалка, старания плакальщиц, возможное завещание покойного и сумму оставленных им долгов.

Разномастное сообщество рывками передвигалось вокруг издыхающего фонтана. На обвалившемся парапете восседал Райгарх, мрачный, как грозовая туча или прогоревший ростовщик-шемит, и пристально наблюдал за церемонией.

В дальнем углу двора громоздилось необычное сооружение – в свой прошлый визит Кодо его не заметил. Островерхая часовенка из черного с белесыми прожилками камня, украшенная тонким серебристым шпилем. Компания окончательно спятила, решив обзавестись собственным святилищем? Тогда какому богу оно посвящено? Кодо не припоминал ни одной местной религии, где требовалось возводить подобные молельни. Может, постояльцы «Норы» стянули загадочную штуковину у жрецов в надежде перепродать какому-нибудь собирателю редкостей?

На потрескавшемся крыльце в три ступеньки в обществе кувшина с вином и пары вываливших языки сторожевых псов расположилась Лорна, меланхолично созерцавшая новую выходку своих жильцов. Увидев Кодо, тавернщица дружелюбно кивнула, подвинулась и хлопнула ладонью по пыльной ступеньке. Не усмотрев в приглашении ничего, могущего повредить его авторитету, Кодо грузно уселся рядом с бритунийкой и полюбопытствовал:

– Хозяйка, что у вас творится?

– Похороны, – бесстрастно отозвалась Лорна, в чьих серых глазах отплясывал, кувыркался через голову и дразнился целый сонм проказливых демонят.

– И кого хоронят? – уточнил Кодо.

– Мириану.

– Какую Мириану? – не отставал громила.

– Райгархову, – женщина хмыкнула, решив, что достаточно помучила собеседника, и соизволила разъяснить подробнее: – Ксилу, туранскую пустынную ящерицу. Райгарх ее держал заместо кошки – вроде как домашняя любимица. Какой-то из оболтусов позавчера случайно на нее наступил. Разумеется, тварюга издохла. Райгарх узнал и взбесился. Начал кричать, что всех перебьет, но дознается, кто прикончил его ненаглядную скотинку. Этих идиотов хлебом не корми, дай дурака повалять. Они немедля предложили устроить бедной животине роскошные проводы, и целое утро таскаются с ней по двору.

– Ясненько, – протянул Кодо. Он отчетливо слышал протестующий визг своего разума, куда тщетно пыталась вместиться мысль о торжественных похоронах ящерицы-ксилу. – Вообще-то я к Аластору пришел… Он дома?

– Кто поминает имя мое всуе? – зловеще прошипели сзади. Кодо поспешно оглянулся. Тавернщица не шевельнулась.

Из-за приоткрытой двери таверны выбруался Аластор. Он раздобыл где-то просторный черный плащ, болтавшийся на нем, как на палке, и деревянную лицедейскую маску в виде оскалившего зубы черепа. Получился эдакий ходячий мертвец с подозрительно живыми зрачками, весело блестевшими в пустых глазницах личины.

– Гм, – протянул Кодо, не решив, как стоит воспринимать перевоплощение взломщика в Духа Смерти – высмеять или поддержать игру.

– И он туда же, – горько вздохнула Лорна. – Альс, тебе кой годик стукнул? Решил на старости лет в фигляры податься?

– Вечно серьезное выражение лица, да будет тебе известно, плохо сказывается на работе желудка и приводит к излишнему скоплению зеленой желчи, – не замедлил с ответом Аластор. – Мое почтение, Кодо.

– Я насчет… – заикнулся подручный Назирхата. Взломщик нетерпеливо отмахнулся «Потом, потом!» и сиганул с крыльца, завывая и размахивая полами накидки. Сие, как видно, обозначало приход гонца с Равнин Смерти за душой усопшего.