Текст книги "Голос крови"
Автор книги: Олаф Локнит
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Записки Долианы, герцогини Эрде-младшей – II
«Песня серебряных струн»
Окрестности хутора Боцен, Немедия.
15 день Третьей весенней луны.
На старой красильне мы прожили еще три дня. Эллар считал, что я недостаточно окрепла для долгого пути. Вдобавок я училась быть другим человеком. На время путешествия по землям Немедии Долиане Эрде предстояло исчезнуть, заместившись некоей иной личностью. Мы не знали, куда нам предстоит отправиться и сколько времени займут поиски, однако предположили, что Камень наверняка увезен как можно дальше от Демсварта. Порой мне казалось, будто я начинаю слышать отголосок Зова Каримэнона – тихий, похожий на еле различимый звон. Он долетал откуда-то с полуночного восхода. Скорее всего, утверждал Эллар, с места побоища под Демсвартом, и вряд ли этот призрачный звук можно считать истинным Зовом. Так звучит магическое эхо заклинаний, брошенных над приречной равниной. Настоящий Зов и подлинный след Талисмана должны отыскаться в окрестностях полуразрушенной крепости, куда мы отправимся, как только я смогу уверенно держаться в седле и перестану смахивать на бриху, сиречь ожившую покойницу.
Минувшие дни заслуживали названия не самых худших. За две последние луны на мою долю выпало испытаний и головокружительных перемен больше, чем за шестнадцать прожитых лет. Настоятельно требовалось посидеть и хорошенько все обдумать. Меньше всего я предполагала оказаться сначала в роли преследуемого отпрыска опального семейства, побывать предводительницей Рокода и едва не казненной мятежницей, чтобы затем внезапно очнуться в звании ученицы мрачноватого и нелюдимого волшебника из Рабирийских гор.
Положение безмерно осложнялось тем, что Эллара угораздило в меня влюбиться. В меня!! Иштар Драгоценнейшая и Милосердная!!! Я совершенно не представляла, как быть. При его замкнутости, своеобразной внешности и окружавшем его ореоле загадочности, Рабириец был именно тем героем, что способен безошибочно поразить неискушенное девичье воображение. Имей он желание, ему бы не составило труда уподобить растерявшуюся Дану Эрде спелому яблочку, которое само падает в руки.
А он словно позабыл о вырвавшихся по неосторожности словах. Я почла за лучшее не напоминать. Нашлось множество иных предметов для обсуждения и споров. Например, мои способности к магии и сомнительные успехи в искусстве владения оружием, будущее Немедии и участь наших знакомых, стоит ли опасаться враждебных действий со стороны ксальтоуна, наткнулся кто-нибудь из людей Тараска на наш след или нет, история народа рабирийских гулей, происхождение Алого Камня и судьба его творца, Роты-Всадника… Я вдруг обнаружила, что с Элларом удивительно легко. Легко и интересно. Такого состояния я еще не испытывала. Отец заботился о том, чтобы я никогда и ни в чем не нуждалась, становясь благовоспитанной юной дамой из хорошего семейства, Ольтен и его окружение уважали и немного побаивались, Рабириец относился как к равной себе. Подозреваю, что скоро начну из шкуры вон лезть, лишь бы оправдать подобную высокую оценку.
Еще я ощущала вину перед теми, кто вольно или невольно оказался втянут в кружащийся вокруг меня вихрь заговоров, подозрений и обмана – перед королевой Чабелой, Конаном из Аквилонии, дядюшкой Рейе, Тотлантом и прочими. Я решила, прежде чем кидаться в новую авантюру с поисками Камня, попытаться объяснить свои поступки и рассказать обо том, что мне известно. Дневник, который я вела от случая к случаю, пропал в Демсварте, так что предстояло создать его краткий пересказ.
Эллар мой замысел одобрил, пожертвовав десяток извлеченных из своих запасов листов пергамента и посоветовав отправить записки какому-нибудь стороннему лицу, которое могло бы переправить их дальше, подлинному адресату. Поколебавшись, я нашла выход: письмо уедет в Тарантию, к давнишним знакомым отца. Внутрь послания я вложу еще один конверт, предназначенный для Халька Юсдаля, королевского библиотекаря и летописца. Я видела этого человека на печальной памяти вечере в нашем с Ольтеном лагере, и на переговорах в Демсварте. Он показался мне разумным и опытным в сложных придворных делах. Через посредство барона Юсдаля мое письмо, несомненно, станет известно королю Аквилонии и тем, кого интересуют подробности, касающиеся нового правителя Трона Дракона…
На составление длинного, подробного послания у меня ушло ровно четыре дня. Каждое утро я доставала пергамент с чернильницей, усаживалась под навесом и принималась за работу. Эллар либо отправлялся в деревню, за припасами для нас, либо исчезал где-то в лесу. Я писала, пока руку не сводило судорогой и стараясь не забыть ни единой подробности.
Завершив тяжкий труд, я сложила листки аккуратной пачкой и нерешительно вручила Рабирийцу. Очень хотелось знать, как он оценит мои старания.
– Твой отец мог бы гордиться – он воспитал достойную преемницу, – уверенно заявил Эллар, покончив с чтением. – В тайной службе твои доклады считались бы образцовыми.
– Мой отец сказал бы, что я связалась с неподходящей компанией и переоценила свои скромные возможности, – буркнула я, старательно отводя глаза, чтобы не выдать, настолько польщена. Мораддин Эрде в самом деле признавал, что из меня получился бы неплохой конфидент Вертрауэна. Лазутчицей мне стать, видимо, не судьба, однако сопоставлять и делать выводы я, кажется, научилась.
– В чем ты перестаралась, так в количестве обвинений, которые стремишься взвалить на себя, – возразил мой диковинный друг. – Многое происходило помимо твоей воли, из-за желаний Камня…
– Если мне понадобится защитник на суде, обращусь в гильдию законников, – я выхватила письмо и принялась старательно его запечатывать.
Изучение моего послания и воспоминания о битве при Демсварте привели Эллара в состояние легкой грусти. Во всяком случае, он наведался в дом и возвратился, принеся с собой вещь, вид которой вызывал у меня жгучую зависть и легкое недоумение.
В моем представлении не укладывалось, как можно быть волшебником, способным одолеть ксальтоуна, мага высшего посвящения, управляться с мечом не хуже опытного наемника, и при этом возить с собой дорогую виолу старинной работы из вишневого дерева с серебряными струнами? Эллар утверждал, будто некоторые заклинания должны произноситься только в определенном ритме, задаваемом звучанием какого-либо инструмента, но я подозреваю, что ему просто нравилась музыка. Вдобавок он умел сочинять мрачноватые баллады и, если удавалось его уговорить, соглашался спеть.
– Подарок от старого друга, – как-то обмолвился он на мои осторожные расспросы о происхождении виолы. – Случалось, я зарабатывал ею на жизнь.
Недоверчиво хмыкнув, я выразительно покосилась на внушительного вида двуручник с гардой в виде полумесяца, мирно покачивавшийся на ржавом крюке.
– Одно другому не мешает, – без труда понял намек Эллар. – Порой слово оказывается куда сильнее и опаснее меча. Тебе ли этого не знать? В следующий раз, вознамерившись разрушить мир, не забудь предупредить его обитателей.
Я состроила виноватую физиономию и подкинула в огонь костра новое полено. Вечерело, над ручьем плыли сероватые обрывки тумана, окрестный лес становился загадочным хитросплетением стволов и ветвей, напоминающих рисунок, сделанный расплывающейся тушью на мокром листе. Самое подходящее время для страшных историй, трогательных кансон о давних временах или разговоров по душам.
Виолой мы пользовались по очереди, устраивая нечто вроде состязания. Жалкие попытки сослаться на отсутствие голоса успеха не достигли, иначе я бы с величайшим удовольствием оставалась безмолвной слушательницей.
Мне нравился придуманный Элларом образ – ветер, летящий сквозь тысячелетия и эпохи. Ветер-память, ветер-воспоминание…
Мы все рождены на этом ветру,
И каждый его порыв
Звучит на арфе души твоей
На тысячи голосов…
Как слышит волк луну, как сестру,
В туманной тоске ночей —
Выходим на тысячелетний обрыв
Прошлого слушать зов…
Нынешней ночью луна шла на убыль. Желтоватый осколок качался в темном небе, пробираясь среди редких серых облаков и отражаясь в бегущей воде ручья. Странный выдался вечер, наполненный смутными предчувствиями и недомолвками, и потому ответная мелодия, пришедшая на ум, казалась весьма подходящей. Я слышала ее давным-давно, в Ианте Офирской, от певицы, жившей при храме Иштар. Услышала и забыла, а сегодня вдруг вспомнила.
Я знаю магию чисел,
Я знаю магию слов.
Я знаю, как вызвать любовь мыслью
И как заговорить кровь.
Я знаю, что было, что будет и что есть,
Но ничего из того не хочу изменить.
Мои ноги в земле, голова в небесах,
А тело – здесь, растянулось в нить.
Поиграй на этой струне,
Узнай что-нибудь обо мне…
Я знаю, о чем говорит гранит,
О чем толкует топот копыт,
Как олово лить, как молоко кипятить,
Я знаю, во мне снова Слово горит.
Я знаю, как выглядит звук,
Что делает с миром движение рук,
Кто кому враг и кто кому друг,
Куда выстрелит согнутый лук.
Поиграй на его струне,
Узнай что-нибудь обо мне…[2]2
Перевод О. Арефьевой.
[Закрыть]
На последнем аккорде я сбилась, дернув тонко зазвеневшую струну и испугавшись, что порву ее. Эллар смотрел на меня поверх догорающего пламени, и сначала я испугалась его пристального взгляда, не в силах понять, что в нем кроется. Изумление? Оторопь? Узнавание? Или нечто другое, мне пока неведомое, однако манящее к себе?
Рабириец внезапно поднялся на ноги. Я встрепенулась, думая, что он услышал подозрительные шорохи в лесу, и торопливо отложила виолу. Не хватало еще, чтобы драгоценный инструмент оказался поблизости от костра и покоробился.
Эллару понадобилось два стремительных шага, чтобы обогнуть кострище. Медлительным, угловатым движением он опустился на колени перед бревном, где сидела я. Теперь мы стали одного роста, и он по-прежнему молча глядел на струхнувшую Дану сквозь завесу черных прядей.
Клянусь, я отчетливо расслышала в тишине ироничный короткий смешок, могущий принадлежать только моей матери! Догадываюсь, какой совет многоопытная Ринга Эрде дала бы оробевшей дочурке: «Глупо и недостойно отказывать тому, кто сам идет тебе навстречу. Рано или поздно Дане-девочке придется уступить место Долиане-женщине. Пользуйся удачным случаем…»
Я осторожно протянула руку, коснувшись жестких темных волос Эллара. Провела пальцем по выступающей скуле, ощутив шероховатость обветренной кожи. Он удержал мою ладонь, склонив голову набок, и тогда я поступила неожиданно для самой себя – подалась вперед, обняв Рабирийца. Он почему-то вздрогнул, глубоко и судорожно втянув воздух, и зарылся лицом в мою изрядно растрепавшуюся, пропахшую дымом и нуждавшуюся в мытье шевелюру.
Мысленно прокляв свою неуклюжесть и трусость, я извернулась, ткнувшись губами куда-то в краешек его рта. Поцелуй вышел нескладный и быстрый, однако я самоуверенно рискнула испытать судьбу. Эллар справился со своим внезапным оцепенением, и новая попытка вышла более удачной, а от следующих даже слегка закружилась голова и качнуло в сторону.
Я попыталась встать, опираясь на плечо моего друга. Ноги решительно отказывались меня поддерживать. Недоуменно хихикнув, я обнаружила, что полулежу на земле, вернее, на расстеленном плаще рабирийского мага. Когда он успел озаботиться? Где мой колет? Почему холодно и одновременно жарко? Чьи-то ладони мягко и уверенно касаются меня, комкают рубаху, пальцы расстегивают пряжку пояса на штанах и стягивают их. Твердая холодная кожа скользит по ногам – вниз, вниз… Кажется, на мне – или на нас обоих? – не осталось больше ничего из одежды. Шершавое сукно плаща под лопатками и узловатая лесная почва. Сухие, горячие губы внимательно изучают мое лицо, и так странно ощущать чужое быстрое дыхание, угадывая в нем собственное имя, произнесенное еле слышным шепотом.
Мечущиеся отблески пламени выхватывают из темноты короткие образы, и, чуть повернув голову, я замечаю две сплетенные воедино руки, мужская поверх тонкой женской. Ах да, это же моя рука. Поблескивает кольцо на пальце, золотое с агатовой печаткой. Может, это сон? Тогда я не хочу просыпаться. Пусть длится бесконечная ночь, пусть горит костер на берегу ручья, возле которого двое принадлежат друг другу, пусть раздастся множество глупостей, ибо среди грядущих ночей вторая такая не повторится…
Кто-то впервые сыграл на моей струне, узнав обо мне нечто новое.
– Я очень тебя люблю, – неуверенно, словно пробуя на вкус незнакомое вино, выговариваю я. Да, пожалуй, эти слова соответствуют истине. Эллар молчит. Я знаю, что он меня слышит, но у него не хватает сил ответить. Я смотрю на запрокинутое лицо – лицо без уродливых шрамов, освещенное догорающими углями костра, на рассыпавшиеся черные волосы и свободно раскинутые руки, только что открывшие мне новый мир. Выходит, когда Рабириец делит ложе с женщиной, целиком занимающей его внимание, жуткий ожог исчезает? Временно? Неужели навсегда?
Сквозь опущенные ресницы блестит серый лед, и, когда я целую эти глаза, они открываются. Пару ударов сердца я вижу Эллара молодым, подлинным, а затем все безжалостно возвращается: красно-лиловая паутина стремительно оплетает правую часть лица, ядовитыми змейками расползается по плечу… Эллар жмурится и поспешно отворачивается. Впрочем, отныне я способна принимать своего мужчину таким, каков он есть, и мне глубоко наплевать, один у него глаз или два. Я ведь до сих пор не рискнула спросить, кто и почему лишил Эллара его облика.
– Именем Богини да правит миром любовь, – повторила я затверженный с детства канон веры последователей Иштар, добавив к нему свое завершение: – Мы же создаем этот мир. Имей в виду, ты нравишься мне именно со своей собственной половинчатой физиономией. Возможно, у меня дурной вкус. Будь человеком, скажи бедной совращенной девушке что-нибудь приятное!
Мой друг уселся, ошарашено потряс головой, огляделся по сторонам, уставился на меня, словно в первый раз увидел, и хрипловато произнес короткую, мелодичную фразу на языке, отчасти напомнившем мне гульское наречие:
– Кэр'шами о айлэ-онни…
– Что?
– Сердце мое на ладонях твоих, – с еле заметным смешком перевел Эллар, все также удивленно разглядывая меня, словно веря и не веря тому, что произошло между нами. – Как ты?
– Даны Эрде больше нет, – я поерзала, устраиваясь поудобнее и натягивая на себя край плаща. Внезапный приступ болтливости заставлял меня нести жизнерадостную чепуху: – Выбейте на моем надгробии: «Она умерла счастливой». Если таков ритуал принятия в ученицы к знаменитому магу, то я согласна проходить через него каждый день. Точнее, каждую ночь. Мне нечего больше желать, ты лучше всех – правда, мне пока не с кем сравнивать – и, ежели мы не замерзнем к утру, я отныне и навсегда к твоим услугам…
– Можно перебраться в дом, там теплее, – здраво предложил Рабириец.
– Я не встану!
Вместо ответа меня завернули в плащ, без труда вскинули на руки и понесли к старой красильне, темневшей в отдалении. Не знаю, изменился ли мир, но что-то в моей душе точно изменилось. Наверное, той ночью я выздоровела окончательно, не обретя покоя, но найдя опору.
Карпашские горы
неподалеку от границы Заморийского протектората.
Около первого послеполуденного колокола
20 дня Третьей весенней луны.
Заблудились мы через день по выезде из Дарема, последнего городка с Коринфской стороны Карпашских гор. Заблудились совершенно нелепо. Обычные люди поехали бы по Дороге Королей, с тем, чтобы перевалить горы и благополучно добраться в лежащий на другой стороне невысокой горной цепи Шадизар. Мы же невольно вызвали подозрение порубежной стражи Коринфского протектората, а потом я еще умудрилась потерять След! След, с поразительной точностью проведший нас от развалин Демсварта через Немедию и Коринфию, покрутившийся по трем с половиной улицам захолустного Дарема и растаявший в паре лиг за городом. Слева торчали горы, справа горы, впереди и позади – тоже, а я пребывала в душевном расстройстве.
Наши замыслы на удивление гладко приводились в исполнение. На равнине Демсварта мы без труда отыскали зловещий Провал, покружили рядом и я с удивившей меня легкостью «встала на След» Талисмана. Возможно, уроки Эллара по началам магии не прошли даром. Ощущение – будто я обрела собачье чутье и теперь преследую добычу, пробежавшую в этих краях два-три дня назад. Вдобавок теперь я отчетливо слышала тонкий перезвон, испускаемый Каримэноном. Он находился далеко от меня, двигаясь в направлении Восхода и слегка к Полудню. Человек, завладевший Камнем, старательно избегал людных мест, не заглядывал в города, пользовался проселочными дорогами и очень торопился.
Мы уверенно шли за ним. До Дарема и этой ничем не примечательной лощинки. Тут След начал петлять и в конце концов растворился. Улетучился! Исчез!
– Так не бывает, – оскорбленно заявила я, когда мы в третий раз объехали узкую долину по кругу, окончательно потеряв нужное направление. – Или придется предположить, что Камень положили на наковальню и шарахнули сверху молотом. Но тогда, если верить твоему утверждению о нашей взаимосвязи, моя голова тоже должна разлететься вдребезги! Куда он делся? Каримэнон, душа моя, отзовись! Где ты?
– Может, его в самом деле потеряли? – без особой надежды предположил Эллар. – Или Камень находится под землей, поэтому ты его не слышишь.
– Вернуться в Дарем, купить лопаты и перекопать округу к зеленой демоновой бабушке, – уныло сказала я, оглядываясь. – Он был здесь! Чем угодно клянусь, хоть Изначальной Тьмой, хоть Немеркнущим Светом, но Камень провозили через эти края!
– Это случилось более десяти дней назад, – в чем моему приятелю не откажешь, так в здравомыслии. Там, где я начинаю рвать и метать, он задумывается и, как правило, находит подходящее решение. – Возможно, в этой долине с владельцем Камня что-то произошло. Или поблизости есть какое-нибудь месторождение. Руда и жилы тоже звучат, заглушая голос Камня. Нужно выбраться на открытое место и послушать там.
– Хорошая мысль, только где оно, открытое место? – я завертела головой. – Где хотя бы Полночь, где Полдень?
– Полночь там, – уверенно заявил Эллар, махнув рукой в сторону света, ничем не отличавшуюся от любой другой. – Мы едем на Восход.
– Следую за тобой, мудрый наставник, – я равнодушно пожала плечами. Из нас двоих настоящий чародей – Рабириец, а я только невежественная ученица. Мое невежество, как выяснилось, не имело границ. Удивительно, как я и окружавшие меня люди вообще уцелели, не лишившись рассудка и не обернувшись послушными рабами Камня. Или?.. Вдруг мое безумие передавалось другим – Ольтену, Крейну, Ретте?..
На подобные темы я себе думать запретила, но мыслям-то рот не заткнешь.
Эллар остановил коня и подождал, пока моя старательно пыхтевшая кобылка не поравняется с ним. Нерадивой воспитаннице предстояла выволочка, которую она вполне заслуживала.
– Долиана, в чем дело? – строго осведомился маг. – С той поры, как мы выехали из Дарема, ты только хандришь и огрызаешься.
– Произошла ошибка, – неохотно буркнула я. – Не знаю, какая. То ли рядом промелькнул тип, которого я должна была непременно узнать, то ли просто чую неладное. Мне постоянно кажется, что за нами следят. Или я по скудоумию начала пугаться теней? А теперь еще След потерялся…
– Он не потерялся, – Эллар успокаивающе дотронулся до моего плеча. – Скорее, потерялись мы. Не беда. Постарайся сосредоточиться, а дорогу я как-нибудь найду.
Дорога и в самом деле отыскалась. Вернее, не дорога, узкая тропинка, однако вытоптанная так, что становилось ясно – ею достаточно часто пользовались. Она наверняка вела в близлежащий поселок, и, сойдясь на этой радостной мысли, мы – два всадника и заводная лошадь – бодро двинулись в неизвестность. В Карпашских горах царила поздняя весна с полагающимся разнотравьем, цветами-ручейками-пташками, дикими сливами в белых лепестках и истошными воплями дерущихся горных котов по ночам. Самое подходящее время года, чтобы потерять голову. Именно это с нами и происходило. В глазах прочих людей мы, должно быть, смахивали на пару безнадежно влюбленных глупцов, не замечающих ничего вокруг.
Тропинка отважно взобралась на некий безымянный перевал, я замечталась и отстала, предоставив Эллару возможность любоваться живописными окрестностями и ждать, пока я его догоню.
Впрочем, нет. Мой приятель отнюдь не созерцал далекие горные хребты в голубоватой дымке. Он пристально разглядывал нечто, лежащее впереди и слева от дороги. Когда я подъехала, нарочито громко покрикивая на лошадь, Рабириец не обернулся, и выражение лица у него было средним между возмущенным и донельзя озадаченным.
– Посмотри! – не выговорил, яростно прошипел он, указывая куда-то вниз. Я взглянула, заранее готовясь к худшему – либо шайка изготовившихся к нападению на двух мирных путников грабителей, либо ксальтоун, счастливо помахивающий обретенным Талисманом.
Утоптанная дорожка ныряла в крохотную долину, зажатую между угрюмого вида скалистых отрогов. Я сначала не поняла, что именно вижу, сочтя загадочную колышущуюся поверхность, занимавшую дно долины, маленьким озером. Потом пригляделась и сообразила – это растения. Какие-то цветы необычно темного, почти черного оттенка. Надо же, сколько их…
– Цветы, – недоуменно заявила я. – Тюльпаны, что ли? Разве бывают черные тюльпаны?
– Это маки, – ледяным голосом известил меня Эллар.
– Хорошо, пусть маки, тебе виднее, – послушно согласилась я. – Изумительное зрелище, не спорю. Можно ехать дальше или ты хочешь устроить привал?
– Я хочу кого-нибудь убить, – отчеканил всегда такой миролюбивый и стремящийся к разрешению трудностей разумным путем месьор волшебник из Рабиров. Словно позабыв о моем существовании, он направил коня в заросшую необычными цветами лощину. Я осталась на дороге, искренне недоумевая и теряясь в догадках, чем Эллару досадили совершенно невинные порождения игры природы? Рабириец, конечно, человек со странностями, только при чем здесь маки?
Мой непостижимый приятель спустился вниз, спрыгнул с седла и зашагал вдоль кромки поля, иногда останавливаясь и – к моему вящему изумлению – явно пытаясь вступить в беседу с растениями, качающимися под ветром. Учиться мне и учиться, дабы проникнуться всеми тайнами магического ремесла. Может, любой мало-мальски соображающий колдун при виде долины черных маков обязан впасть в экстаз? Или совершить жертвоприношение? Или грохнуться на колени, посыпая голову дорожной пылью?
– И походил он на безумных пророков, что непризнанными бродят меж людьми, – отчетливо произнес позади меня скорбный, трагически подвывающий голос. – Ведь чуяло сердце: когда-нибудь бедолага Хасти наткнется на сей маленький цветник и проистекут из того горести премногие…
Я оглянулась. Не торопясь, как учили отец, Вестри и собственный опыт. Одновременно на всякий случай припомнила недавно освоенное заклятие, позволяющее отвести глаза.
Шагах в двух от меня стоял и чрезвычайно огорченно глядел вниз, в ложбину с удивительными растениями, некий достойный представитель рода человеческого. В летах, которые принято называть «почтенными», то есть проживший на свете не меньше пятидесяти солнечных кругов. Невысокий, коренастый, в добротной одежде, претендующей на некоторую роскошь, слегка поседевший, с желтовато-коричневой кожей уроженца земель, лежащих к закату от Карпашских и Кезанкийских гор, и хитровато-задумчивым взглядом.
Глянув вверх по склону, я увидела сопровождение незнакомца: двух мрачных, в изобилии обвешанных оружием всадников, по любым канонам смахивавших на дорожных грабителей. Эта парочка мне чрезвычайно не приглянулась, однако близкой опасности я тоже не ощутила. Пожилой незнакомец знал Эллара. Знал под именем Хасти, что непреложно означало: их знакомство уходит корнями в давние времена и к славному городу Шадизару. Рабириец упоминал, будто начинал свою карьеру волшебника именно в этом развеселом городишке. Хотелось бы знать, как подобное могло случиться? Утонченный романтик, маг, книжник, певец и воин Эллар – и насквозь прогнивший, продажный город, более известный как Столица Воров!
Кажется, мы по случайности забрели туда, куда посторонним людям соваться не стоило. Потаенная плантация, вроде тех, на которых в Стигии и Кхитае выращивают дурманный лотос. До чего только не доходит людская изобретательность! Раньше мне не приходилось слышать о маковых полях.
Как бы нас не попытались прирезать, сочтя нежелательными свидетелями…
Должно быть, мне не удалось надежно скрыть свои опасения. Незнакомец укоризненно глянул на меня, возмущенно нахмурившись:
– Барышня, мы ведь не звери! Как можно такое подумать! Чтобы у меня поднялась рука на моего давнего друга Хасти и его… – незнакомец осмотрел меня внимательнее, и согласно кивнул: – Да, и его во всех отношениях очаровательную спутницу? Кстати, Хасти идет сюда с намерением учинить скандал. Прошу прощения за откровенность, барышня, вы обладаете на него каким-нибудь влиянием? Проще говоря, способны заговорить милейшему Хасти зубы на несколько мгновений, прежде чем он начнет рубить налево и направо?
– Я постараюсь, – обещала я. – Если мне объяснят, в чем суть ваших разногласий. Между прочим, с кем имею честь?..
– Дело в том, что у одного нашего общего знакомого чересчур возвышенная натура, – бойкий владелец маковой делянки укрылся за моей лошадью, однако не спешил взывать к горевшим желанием вмешаться в грядущую свару охранникам. – Что до меня, то перед вами потомственный замориец, почетный житель Шадизара, член городского Совета, глава Торговой гильдии, помощник протектора и прочая, и прочая… Ши Шелам, маленькая госпожа. Зовите меня просто Ши. Полагаю, мы подружимся. Ты дорогуше Хасти кем приходишься, ежели не секрет?
– Долиана Эрде, – назвалась я. По-моему, почтенный месьор Ши Шелам (где-то я уже слышала похожее имя…) с удовольствием валял дурака, прикидываясь до смерти испуганным, нежели вправду опасался возмездия за неведомые преступления со стороны Рабирийца. – Из Немедии. Я ученица Эллара. Ну… и его подруга.
– Иштар Всеблагая! – месьор Ши проникновенно воздел глаза к небу. – Наконец-то! Дожили! Знаешь, госпожа Долиана… Хотя скорее всего не знаешь… В общем, мы уже побаивались, что Хасти по дурости своей решил окончательно отказаться от женского общества.
– Да? – ошарашено переспросила я. Мои воспоминания о предыдущих ночах, проведенных весьма бурно, вопиюще противоречили заявлению достопочтенного Ши.
– Вот именно! – размашисто закивал обитатель Шадизара. – Понимаю, Хасти в первую голову маг, а такое ремесло требует забыть о многих радостях жизни, но…
– Мерзавец! – оглушительно прогрохотал выбравшийся на дорогу Эллар, слегка напоминавший крайне разъяренное воплощение кого-нибудь из древних богов. – Стоило прикончить тебя еще тридцать лет назад!
– Такова у Хасти манера говорить: «Здравствуй, Ши, очень рад тебя видеть», – с интонациями несправедливо обиженного человека пояснил господин Шелам, по-прежнему скрывавшийся за крупом моей кобылки. Рабириец потянулся за мечом – всерьез, без шуток. Я решила, что настало самое время вмешаться. Вдобавок на склоне горы появились новые зрители. Пять или шесть всадников живописно-разбойного вида, причем за одним из них, неуклюже пошатываясь и спотыкаясь, следовал пленник с наброшенным на шею арканом.
– Перестань кричать, – я толкнула лошадь каблуками, преградив Эллару дорогу. – Не делай того, о чем пожалеешь.
– Верно, верно, госпожа, – льстиво поддакнул месьор Ши. – Хасти, ты бы остановился и послушал эту мудрую женщину!
– Ты видела, что он натворил?! – Эллар, решив возвести ничего не понимавшую Дану Эрде в сан судьи, обращался ко мне с таким видом, будто я знала окончательную истину.
– Я вижу луг с цветами, – как можно сдержаннее проговорила я. – С черными маками. Должно быть, выращивание подобных растений противоречит законам, но мне хорошо известно, что Заморийский протекторат никогда не отличался благочинием и уважением к распоряжениям властей. Убери меч, пожалуйста.
– Хасти, ты не заслуживаешь такой подруги, – высказался достопочтенный Ши Шелам. – Барышня Долиана, бросьте его на произвол судьбы. Причем немедленно. И кончай сверлить меня тем глазом, что у тебя пока остался!
Я наконец вспомнила, откуда мне знакома фамилия «Шелам» и поинтересовалась:
– Месьор Ши, вам случайно не известен молодой человек по имени Ларн Шелам? Он сейчас живет в Бельверусе, в заморийском торговом доме «Игдир и компаньоны».
– Известен и даже не случайно, – хмыкнул шадизарец. – Это мой старшенький. Он еще не попался на таскании мелочи из карманов честных горожан?
Эллар смерил давнего приятеля откровенно ненавидящим взглядом, забросил клинок в ножны и отвернулся, явно пытаясь взять себя в руки.
– Между прочим, именно я долгие годы заботился о сохранении и разведении твоих драгоценных цветочков, – оскорбленно бросил в спину Рабирийца Ши Шелам, и пояснил специально для меня: – Это Хасти привез в Шадизар семена, но, разумеется, побрезговал найти им достойное употребление.
– Зато ты не побрезговал! – с достоинством огрызнулся через плечо маг. – Обратил чужую память и скорбь в источник наживы!
– «Память» – два сикля за порцию, «Скорбь» дороже, три с четвертью, – невозмутимо отозвался месьор Шелам. – Вдобавок, в отличие от порошка лотоса, маковая соломка не вызывает привыкания. Не понимаю, чем ты возмущаешься. На этой удивительной земле обитают племена, много лет успешно извлекающие выгоду из скорби и памяти собственных народов. Кстати, недавно я вывел новый сорт, но пока не придумал для него подходящего названия…
– «Жадность», – буркнул Эллар, постепенно успокаиваясь.
– Если не возражаешь, я предпочел бы поименовать его «Неблагодарностью». Или «Черной неблагодарностью», в твою честь, – задумчиво процедил почтенный Ши и махнул своим головорезам, изнывавшим от безделья на склоне холма. – Хотя нет, слишком много славы для такого зануды, как ты. Госпожа, эти цветы получат твое имя, согласна?
– Маки «Долиана», – задумчиво повторила я. – Мне рассказывали, что Шадизар – весьма своеобразный город, но я не представляла, до какой степени…
* * *
Троица громил, исполнявших должности сторожей, резво скатилась по откосу вниз, представив под ясные очи господина Ши Шелама свою добычу. Пленник, тощий и слегка косящий парень лет семнадцати, выглядел так, будто подсчитывал, сколько прекрасных мгновений жизни ему отпущено, находя итог малоутешительным.
– Вынюхивал, – с готовностью доложил страховидный тип в потрепанном туранском халате некогда ярко-изумрудного, ныне же пыльно-зеленого цвета. – Полдня крутился по окрестностям, потом слез вниз, срезал пару цветочков и припрятал, скотина!
