Текст книги "Тевтонцы против призраков (СИ)"

Автор книги: Октавия Колотилина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Часть 1 ==========

Комтур замка по хозчасти мурлыкал песенку и потирал руки. Такой узник ему ещё не попадался. Конрад толкнул чугунную дверь, петли взвизгнули. Надо прислать Вилли, чтобы смазал; но после, после. Из щели рванулся холод, пламя факела отпрянуло, чуть не погасло. Это наверху парит август 1410 года, а под громадой Мариенбурга до костей пробирает сырость.

Охрана осталась за длинным коридором и внешними воротами, чтобы никто не подслушал щекотливый разговор. Может, зря? Вдруг этот тип что-нибудь выкинет? Комтур погладил рукоять кинжала.

Со стены подвала смотрела Дева Мария, настолько непорочная и гневная, что хотелось пасть ниц и во всём признаться. Перед образом молилась босая девушка в холщовой рубахе. Чем она нацарапала рисунок? Ложкой, что ли? Вот же талантливая тварь.

Конрад согнулся перед притолокой, прикрыл за собой дверь. Он откашлялся и обратился к заключённой:

– Генрих, ты как отличный литовский клинок: и себе не возьмёшь, потому что с поганым солнцем на рукояти, и выкинуть жалко. Ну отчего бы тебе не родиться мужчиной?

Девушка вскочила, развернулась молниеносным движением фехтовальщика. Глаза пронизывают, цвета озера перед грозой. Фигурка, как из стали отлитая, на ней словно не роба, а белый доспех. Осанка дворянина. Короткий кивок в знак приветствия, полная готовность к любому решению.

Конрад ещё раз потёр руки. Когда объявляешь приговор, лица так забавно вытягиваются: кто-то отклячивает губу, кто-то валится на колени. Ну, подломится наш «железный Генрих»?

– Ты обманом проникла в Орден, – веско начал комтур. – Ты глумилась над священными словами клятвы, поганила её своим бабьим ртом. Я выбрал колесование. Будешь долго наслаждаться хрустом собственных костей перед тем, как сдохнуть.

Широкие скулы даже не дрогнули. Идеальная выправка, решительное спокойствие. Именно так должен брат Тевтонского ордена встречать смерть.

Конрад глянул на своё латное наплечье: по стали бежал узор из козлиных голов, скрученных кукишей и крестов – оберег в бою. Травление ртутью, мало кто из мастеров Толедо так умеет, а Генрих сделал… А, дьявол, он же не Генрих. Грета.

Этот человек четыре года скрывал свою суть. Ел вместе с братьями, спал в общей комнате, тренировался, участвовал в походах – и никто не догадался, ЧТО под рубашкой. Всё выяснилось только четыре дня назад, когда с него содрали одежду, чтобы высечь. Пятьсот ударов – мягкое наказание за двухнедельную отлучку. Солдат стряхнул воду с палки, примерился, а там… Кое-чего не хватает.

Больше тут оставаться не стоит: приговор объявлен, палач готовит колесо. Через час прикрутит бедолаге макушку к пяткам, возьмёт железный прут и примется дробить кости.

Ещё надо подобрать людей, Великий Магистр просил отправить письмо сегодня же. Кого послать? Кто проберётся мимо поляков, кому можно доверить четыреста тысяч дукатов?

Сложно, сложно без верного помощника. Казнить его – словно правую руку отсечь.

Да, мой преданный, умный, стойкий Мастер по доспеху. Кто сумел найти старый план замка, отыскать слуховые окна и тайные ходы? Генрих. Кто принёс свиток с делишками всей верхушки Ордена, вплоть до Магистра? Опять же Генрих. У великого комтура в Масляной башне живет подружка, секретарь балуется алхимией, а казначей запирает свои покои и трескает сало в пост.

О, теперь у Конрада были ключи от любых дверей, стать главным в Мариенбурге не составит труда. И всё благодаря одному толковому парню… То есть не парню.

Конечно, Грету следует казнить за обман. Но иногда попадается вещь настолько совершенная, что просто рука не поднимается бросить её в печь. Возможно, именно этот человек смог бы исполнить поручение Великого Магистра…

Не будь он женщиной. Которую сегодня колесуют.

Конрад прошёлся взад-вперёд, остановился и поглядел в серые глаза:

– Поговаривают, ты знаешь тайные ходы под стенами. Это так?

Грета молчала. Сосредоточенное, точёное лицо, широкие скулы.

– Хочешь, чтобы я тебя пытал? Хм, это моё любимое занятие. Могу растянуть на неделю, ты сама видела.

Грета молчала.

– Ладно, – сдался Конрад, – расскажи, зачем ты пришла в Орден: смущать братьев, попирать Устав, издеваться над законами, данными Господом?

– Нет, – нахмурилась Грета. Скулы стали резче от гнева, пламя факела не просто отражалось в зрачках – оно готово было полыхнуть и сжечь дотла даже сырые кирпичи.

Наконец, хоть какая-то эмоция! А то кажется, будто эта девушка сделана из гранита.

– Я должна была. Чудо, из-за него всё.

– Какое чудо?

– Отец всегда мечтал, – начала она звонко, – чтобы его сын вступил в Тевтонский орден. Как только родился мой старший брат, Генрих, семья начала собирать рекомендательные письма, выправлять бумаги о родословной.

Бум! От мощного удара с потолка посыпался песок. Даже здесь, в подземелье, грохотали ядра – поляки снова обстреливали осаждённый замок из пушек. Хоть пороховой вони не слышно, и то хорошо.

– Брата учили обращаться с копьём и мечом, – продолжала Грета, косясь на покатые своды. – Я пряталась, смотрела, потом повторяла с палками. Отец заставил нас наизусть выучить Писание и труды блаженных старцев. Но Генрих, беспутная скотина, сбежал в ночь, когда ему исполнилось четырнадцать. Всё из-за обетов целомудрия и послушания, которые ему пришлось бы давать при вступлении в Орден. Говорят, связался с какой-то блудницей. Отец заболел. В бреду он признался, что обещал Деве Марии отправить своего отпрыска на служение ей, в благодарность за спасение.

– Спасение?

– Да. Отец лежал на турнирном поле, на песке, и кровь заливала глаза. Он помолился Пресвятой, и вдруг явилось чудо: тучи разошлись, полился свет. Поверженный вскочил и проткнул противника мечом. Я долго убеждала отца, что Деве Марии не важен пол. Потом поехала в Пруссию вместо брата, с его бумагами.

– Сколько лет тебе было?

– Тогда ещё не исполнилось двенадцати. Но клятву я давала с чистым сердцем: пять ответов «да», пять «нет». Ни в чём я не наврала перед алтарём, и перед Богом не виновна!

Взгляд Греты пылал истовым огнём верующего. Слуга Креста, достойный ионитов! Правда, не того пола. Может, у неё и получится.

Бум! Бум! Удары слышались совсем близко. Как бы не завалило.

– Вот что, – склонился к пленнице комтур. – В соседней камере – пятеро солдат, которые тебя секли. Ни один из них не выйдет отсюда, и никто не узнает о нашем позоре, если ты сделаешь одну вещь.

Он взял девушку за подбородок, повернул лицо вправо, влево. Было бы забавно выбить из этой каменной статуи вопли и мольбы о смерти. Но – слишком уж хороший материал, жаль портить. Конрад со вздохом опустил руку и сказал:

– Великий Магистр приказал доставить очень важное письмо в Данциг. Письмо поручено отцу Антонио, с ним пойдут пятеро братьев. Ты проведёшь всех тайными ходами. Оно не должно попасть ни к шляхтичам, ни к литовцам, ни к татарам. Если вам будет угрожать плен, следует сжечь письмо и убить посланника. Всё понятно?

– Аве. План туннеля под рекой Ногат я видела в одном свитке, если ход не засыпан…

– Не сомневаюсь, ты его найдёшь, – перебил комтур. Канонада наверху прекратилась. – Ступай, снаряжение возьмёшь в малой оружейной, вот ключ. Отправляетесь сегодня же.

Конрад открыл дверь и мотнул головой Грете, чтоб выходила. Но, когда она согнулась перед притолокой, схватил за плечо:

– И ещё, Грета. Если ты попытаешься сбежать в городе, или письмо попадёт к врагам, или попадёт к ним отец Антонио – на весь твой род ляжет позор. Солдаты пока побудут здесь. Возвращайся.

Девушка кивнула и вышла в пустой коридор. Она с изумлением глянула на тяжёлый кованый ключ. Её выпустили? Так просто? Совсем это не похоже на старого палача. Явно какой-то подвох.

На поиски свитка с планом туннеля ушёл остаток дня. Тайный ход начинался из подвала Высокого Замка, с рассвета до заката клокотала жаркая кухня. Пятьдесят лет назад здешние пекари проковыряли потолок, и на них полился золотой дождь: сверху была орденская сокровищница. Пекари набили мешки монетами и прокопали ход под рекой Ногат, чтобы унести добычу. Но далеко уйти им не дали: поймали в селении Большой Став, потом вернули в замок и сварили в тех же котлах, в которых воришки готовили раньше еду.

На поясе приятно тяжелели ножны, Грета тронула восьмиугольное навершие меча с орденским крестом. Когда она спустилась по лестнице, огни в печах уже затушили. Вдоль столов для замеса теста храпели поварята – косматые крестьяне и бюргеры. По горе тарелок рыжий кот гонял крыс, рядом легавая чавкала телячьей костью, придерживая её лапой.

– О, Генрих! – раздался за спиной бас. – А я тут сижу, забери меня дьявол, и нет никого.

У полок с припасами стояла скамья, с неё поднялось нечто круглое, тяжело дышащее, с курчавой чёрной бородой.

– Брат Фед, ты? – окликнула Грета, вглядываясь в полутьму. Показались две наливные свеклы в окружении вихря из смоляных кудряшек.

– Знамо, не чёрт. К коему мы скоро полезем. Ты вот грамотей, Генрих, а не знаешь, что под замком духов злых – как семян в подсолнечнике. Зачем ты комтуру сказал нас туда гнать?

–Боишься?

В ответ Фед вскочил, опрокинув лавку, и показал жестами, насколько он боится и кого. Причём использовал не только кулаки и колени, а вообще все части тела.

Сверху раздались гнусные смешки. В дверь просунулась белобрысая башка коротышки Одо и захихикала:

– Эй, Фед, отплясываешь лучше жмудьского шамана! Уж не обратился ли ты в язычество?

На улице послышалось: «Гуситав, стой! Одо, дерьжи его!»

Коротышка шмыгнул к перилам, пропуская тело. Оно с лязгом запрыгало по лестнице, покладисто пересчитало все ступеньки, не пропустив ни одной, после чего простёрлось у ног Феда. Который тут же вздёрнул тело за шкирку. От рёва толстяка даже поварята заворочались:

– Брат Густав? Ты что, из пивоварни?!

Тело утвердительно замычало.

– Идиот, чего до такого-то блаженства доводить? Нам на задание идти. Тебя комтур, если узнает, на куски порежет и страждущим раздаст!

–Уи, мы нашили его непотидалёку от пивоварини, – сообщил Поль из Прованса, враскоряку ступая по лестнице. Кривые ноги он загибал носками врозь, изображая небрежность. Усики его закручивались вверх.

Грета попыталась напомнить братьям Устав Ордена, который запрещал вкушать адское зелье. Также он запрещал ругаться, предаваться похоти, чем-либо владеть, говорить или петь после повечерия, есть сало по пятницам.

В ответ Одо выдал такую сложную конструкцию, что рядом с ней кафедральный собор в Кёльне казался палаткой. Густав громко всхрапнул.

Грета вздохнула – и решила отложить проповедь.

Последними пришли отец Антонио и брат Бриан, который шутя покачивал в ладони тяжеленную суму. Её потёртая кожа распухла от сухарей и фляг с водой. Брата защищала от нечисти серебряная ладанка, Мария с младенцем, а на животе блистала обнова: сполохи огня плясали в квадратных медных пластинках.

– Рыцарский пояс? – не поверила Грета. – Тебе дали золотые шпоры? И ты молчишь?!

Тот застенчиво улыбнулся, поправил кольчужную рубаху.

Грета разглядывала Бриана с изумлением. У него и раньше была такая необъятная грудь и мощные руки? Или это всё рыцарское звание? Смуглое лицо со шрамами от оспы, густые ресницы, хищный нос, тонкие ноздри. Сын сарацинки разваливал напополам татарина вместе с лошадью, лишь один раз махнув мечом.

Комнатка, в которой по свитку была потайная дверь, располагалась в дальней части кухни, за полкой с крупами. Сводчатый потолок нависал настолько низко, что новоиспечённый рыцарь то и дело прикладывался лбом и ойкал; коротышка Одо переводил это ойканье на «человеческий» язык. От его стараний в кувшинах скисало молоко, а отец Антонио крестился.

Толстяк Фед спорил с Полем из Прованса, что лучше: лягушачьи лапки или сало. Поль лез в драку за лапки.

Грета заставила братьев снять сюрко – белые плащи с чёрными крестами – и надеть монашеские рясы, подпоясанные верёвками. Когда поляки заметят служителей бога, они не начнут стрелять сразу. Наверное. И процессия успеет подойти к врагу поближе для рукопашной.

У всех под рясами скрывались кольчужные рубахи и мечи, в дорожных мешках – шлемы и арбалеты. Бриан пристегнул за спину короткое копьё. Если наткнутся на вражеский дозор, отбиться можно.

Но нет, страшны не шляхтичи и не татары.

Одо смаковал байки об упырях, а Поль вспомнил, что старый литейщик рассказывал про духов литвинов. Магистр фон Валлеронд, когда кончался, приказал зарезать всех пленников в подземелье, и некрещёные души с тех пор стали бродить под башнями, светить синими глазницами. Увидишь синий огонёк во тьме – беги и не оглядывайся! Не забудь только след свой толчёной купавницей посыпать. Чтоб не догнали.

Купавницу никто не взял, отчего настроение неумолимо портилось.

Если Пресвятая Дева поможет, отряд затемно вылезет под Большим Ставом, а к вечеру завтрашнего дня будет в Данциге. На башне замка зажгут огни – сообщат комтуру об успехе.

Грета нажала на выступающий кирпич, кусок стены рядом отъехал с отвратительным скрипом. С той стороны за ним тянулись завесы паутины: пожалуй, первым пусть идёт Большой Фед.

Пахнуло холодом, плесенью и мышами. Сразу от входа вниз вели ступени, вырезанные в известняке.

Все зажгли факелы и спустились по лестнице в гулкий и тесный ход. Воздух слипался от сырости, дышалось с трудом. Ход словно мышь выгрызала, рясы цеплялись за неровные стены. Скоро ступеньки кончились, пол пошёл с уклоном вниз. Что там, в затхлой тьме? Жуть змеилась со всех сторон, тянула бескостные пальцы.

Бриан сначала нёс Густава, через сотню шагов дал ему хорошего пинка, и пьянчуга заковылял сам. От его песни с потолка падали пауки и ползли за шиворот.

Коридор вышел в другой, пошире. Его стены обложили кирпичом, пол промазали глиной – видимо, этот туннель строили вместе с башнями. Судя по плану, сейчас нужно свернуть направо. Грета подняла факел повыше: слева виднелась куча обломков. Возле завала что-то блеснуло.

– О, чур моё! – кинулся туда Фед.

Он сцапал с пола золотой обруч, поднёс факел и принялся рассматривать, остальные сгрудились вокруг. Обруч казался массивным и состоял из плоских пластин, нанизанных внахлёст, как чешуйки.

– Ливониская гьривна, – определил Поль. – В ней униций восемь! Мон шер, тонько сработано: одна к одной плястинки, иглю не виставишь.

– Брось! – отпрянула Грета с презрением. – Брату Ордена ни к чему золото, особенно языческое. На месте замка раньше капище было, здесь кланялись поганым богам!

– Ну нет, в Данциге у меня намечаются расходы, девочки любят подарки, – довольно улыбнулся Фед и запихнул находку за пазуху.

Остальные начали обшаривать все углы, переворачивать битые кирпичи.

– Пойдёмте! – взывала к ним Грета. – Чувствуете, как трудно дышать? Мало воздуха, а у нас огонь. Надо скорее выбираться.

Больше никто ничего не нашёл, и братья двинулись вниз по туннелю.

Вдруг Фед завопил, начал колотить себя в грудь. С него стащили рясу и кольчужную рубашку, расстегнули куртку. Справа на груди сочилось кровью отверстие, будто стигмат.

– Где моя гривна? – взревел Фед, отпихнул отца Антонио с повязкой и принялся перетряхивать свои вещи. Золото пропало. Он бросился с кулаками на Одо, известного воришку, Поль вступился. Густав был рад подраться, и уже вскипала потасовка, но выручил Бриан. Его мощная фигура вклинилась между братьями, как ядро в стаю голубей, и разом их раскидала.

С помощью молодого рыцаря Грета кое-как успокоила отряд и заставила-таки прочесть «Отче наш», после чего повела дальше. Через десяток шагов ход уперся в огромный чёрный булыжник, который словно в печи оплавили.

Древние строители туннеля пытались пробить глыбу, но она оказалась слишком твёрдой. На месте скола виднелся отпечаток мокрицы величиной с ладонь. Тут коридор сворачивал, огибая неожиданное препятствие, потом снова пошел на северо-запад.

Стоп. Их только шестеро вместе с отцом Антонио, куда подевался Фед? И… какой странный звук!

Тип-тип-тип. Сзади слышался тихий скрип и мелкое тиканье, будто внутри каменных стен засел сверчок.

Отряд повернул назад, широко поводя факелами. Одо обнажил меч и сразу схлопотал кличку «барсук с морковкой наперевес».

Тип. Тип. Что это? Там, близко, за поворотом. Обогнули оплавленную глыбу…

От увиденного даже Густав протрезвел.

Брат Фед ел камни. Стоял у булыжника, подбирал осколок и пихал себе в рот, словно сдобный крендель. Зубы его скрипели и крошились, глаза бездумно смотрели перед собой. Тип-тип-тип – падали песчинки, скатываясь по бороде на живот.

– Сава бьен, брать Федь? – спросил Поль как-то слишком вежливо. – Ти… Ти как себя чувишвуешь? Э… Зубов не жалько?

– Розыгрыш, да? – недоверчиво скривился Одо. – Пойдём уже, хочется наружу поскорей.

Отец Антонио на всякий случай осенил Феда со всех сторон крёстным знамением, приложил ко лбу распятие. Пробовал заставить помолиться, но тот упрямо продолжал жевать, хотя за остальными побрёл.

По стенам сочилась влага, капли падали с каменных сосулек, которые связками торчали над головой. Сапоги хлюпали в воде – путники шли сейчас под самой рекой.

Кирпичная кладка впереди оборвалась, брёвна кое-как подпирали потолок. Грета жестом остановила отряд: неизвестно, насколько они прогнили. Потыкав просмоленное дерево мечом, решила, что пройти можно, если аккуратно.

Ещё бы объяснить братьям слово «аккуратность». Поль выводил его от «кура».

Когда опасный участок миновали, снова показались кирпичные стены, пол пошёл вверх. Посреди него тянулась тёмная полоска ила. Грете показалось, что Фед шагает очень странно: высоко поднимает ногу, как на плацу, сгибает, чётко ставит, поднимает в ритм движению ладонь с прижатыми пальцами.

– Фед, с тобой всё хорошо? – уточнила она.

Тот рывком повернул голову – как шею не вывихнул! – и монотонно произнёс:

– Скоро всё будет хорошо.

Внезапно он повернулся к Густаву и вцепился тому в щёку латной перчаткой. С чего, зачем?! Густав врезал наотмашь кулаком, звук раздался такой, словно не по груди человека бьют, а по пустой бочке.

Капюшон сполз с головы толстяка, и все увидели, что у него золотой шлем. Шлем, похожий на череп – без забрала, с круглыми отверстиями для глаз и прорезью на месте рта. Сверху шла квадратная ручка, как у чайника. Странно!

Самое странное то, что щекастая голова Феда просто не влезла бы в этот шлем, хоть ты прыгай сверху.

Латная перчатка тоже оказалась золотой. Из её указательного пальца выбежала жёлтая мокрица с длинными усиками и заползла Густаву в открытый рот.

Первым очнулся Бриан. Он схватил за шкирку Феда и отбросил, тот ударился о стену. Густав принялся кататься по земле, держась за горло.

«Откуда золотые доспехи? – пыталась сообразить Грета. – Нашел? А когда успел переодеться? И перчатки какие узкие, неужели в них помещаются эти пальцы-сардельки?»

Но пока мозг ещё барахтался, пытаясь выплыть из потока непонятных впечатлений, тело действовало. Грета выхватила меч и рубанула по плечу того, кто раньше был Федом, а теперь стал сверкающим призраком.

Хорошо замахнуться в туннеле не получилось, однако такой удар мог разрубить до пояса человека в лёгкой кольчужной рубахе. В призраке меч только завяз, погрузившись на ширину клинка.

Раненый встал, разогнулся. Движения его стали прерывистыми, какими-то неживыми. Он отбросил застрявшее оружие, схватился за прореху и содрал с себя кольчугу, рясу и ремень, словно всё это было из бумаги. Кожаная куртка и штаны тоже полетели на пол.

– Ничего себе силища, – прошептал Одо, крестясь.

На месте солнечного сплетения горел синий фонарь – или глаз? Весь рыцарь оказался золотым, причём, где и из чего сделан его панцирь, Грета не взялась бы сказать. Она всмотрелась в разрубленный край: черный материал, слоистый, сверху только блестит. Изнутри били маленькие молнии.

– Производится усовершенствование, – монотонно произнёс призрак.

Он замер. Прореха срасталась волшебным образом.

– Алонсо! – крикнул Поль и кинулся вперёд, выставив узкий меч.

Призрак тут же очнулся, завертел головой, как сова – выворачивая лицо даже назад – и в прованца ударила струя белого пламени. Поль согнулся, схватился за живот.

Бриан был выше Греты, замахнуться ему оказалось ещё сложнее. Но помогла то ли данная богом сила, то ли ярость – полуторный клинок прочертил горизонтальную полосу и смял шею врага. Голова с ручкой звонко врезалась в стену, полетели искры.

Кровь не шла. Безголовое тело продолжало плеваться огнём, лучи выскакивали из правого наруча. Все попадали носами в ил. Бриан же прыгнул в бок, ударом кулака свалил призрака на пол, упал на колени и рассёк туловище на две половины.

Из обрубка били молнии. Внутри не оказалось кишок, лишь диски с угловатым узором и гладкие верёвки.

Мертвец.

Адский огонь продолжал поливать потолок, кирпичи от него взрывались, осколки чиркали по спинам, пока Бриан не разрубил колдовской наруч.

– Как бы туннель не обвалился! – крикнула Грета. – Прочь отсюда.

Они с отцом Антонио подхватили под мышки Поля и оттащили подальше. Тот очнулся, завыл от боли.

– А где Густав? – спросил вдруг Бриан.

Одо видел, как пьянчуга бежал назад, во тьму: похоже, призрак свёл его с ума.

– Пойду, приведу, – бросил молодой рыцарь и метнулся вниз по коридору.

– Стой, надо выходить наружу! – закричала Грета, но широкая спина уже скрылась за поворотом.

Грета достала из сумки плащ, на него положили Поля. Отец Антонио заохал, осматривая рану: что за небывалое оружие? Адский огонь прожёг пластины бригантины и кольчугу насквозь, оставил чёрную дырку слева под рёбрами. Раненый настаивал, дескать, это был сам дьявол, и черти здесь повсюду.

Вода журчала совсем рядом, её шёпот складывался то в тиканье, то в нечто, похожее на шарканье. Грета помогала отцу Антонио ворочать Поля, чтобы наложить перевязь.

Через десять минут раздались мерные шаги: из-за поворота показался Бриан. Он не нашёл Густава.

Вот бедолага! Заблудился. Может, на обратной дороге его поискать?

Поля положили на плащ и понесли. Надо идти вперёд, письмо жгло грудь отца Антонио. Скоро рассвет. Если они выберутся засветло, то могут сразу наткнуться на татар, и тогда комтур не увидит дым с Данцигской башни.

С потолка уже не сочилась вода, ход стал шире. Коротышка то и дело склонялся к раненому, который что-то шептал. Бриан вложил меч в ножны и принял носилки у Греты.

– Рана тяжёлая, вряд ли оправится, – вздохнул Одо, сменив священника.

Тот перекрестился, отвернулся, пошуршал рясой. Что-то булькнуло. С плаща раздался хрип.

– Вы не доташите меня до Даньсига, – прошептал Поль, задыхаясь. – Отипустите в рай.

– Устав говорит нам заботиться… – начала Грета, но Одо зарычал:

– Проклятие, Генрих! Мы должны выполнить поручение комтура, а тут чёртовы призраки, и наверху куча клятых поляков. Отец, читайте отходную.

Плащ положили на землю, братья запели молитву. Неужели они вот так запросто добьют весельчака Поля де Сурте? Кто это сделает? Бриан? А если… если ей придётся? От правой кисти пошёл холод, словно рука уже заносила клинок.

Нет. Нет!

Умирающий подозвал Грету к себе, она стала на колени и услышала шёпот:

– Поселуй меня.

Грета прикоснулась губами к мокрому лбу, но Поль с неожиданной силой притянул к себе и впился в рот.

Она еле вырвалась, отшатнулась, спина клацнула о кирпичи. Отдышавшись, выдавила:

– Поль, ты чего? Содомский грех…

Бриан с подозрением рассматривал Поля, который пытался смеяться, зажав живот. Одо откровенно хохотал. Неужели это была шутка? Они вовсе не собирались никого добивать, просто разыгрывали? Вот идиоты.

– Да хватит тебе, Генрих! – выдавил сквозь смех Одо. – Мы-то знаем, что ты девушка.

Грете вдруг показалось, как будто она в кошмарном сне, где идёшь по улице, прохожие оглядываются, ты смотришь на себя и видишь, что забыла одеться. Она пробормотала:

– Но… Откуда? Четыре года без нормального мытья, переодевание у коня в стойле, чёртов гульфик натирает… Как вы могли догадаться? Вам комтур открыл?

Бриан отводил глаза и весь покраснел.

– Комтур скажет что-нибудь, жди, – ухмыльнулся Одо. – Это Поль ещё в прошлом году заметил, когда ты после тренировки стянула кольчугу и оказалась в мокрой рубашке. Не знаю уж, какие прыщики он там разглядел, я бы ни в жизнь не догадался, у Феда побольше будут. Но мы потом проверили в гданиско.

– Получается… – Грета попыталась сглотнуть, однако в горле совсем пересохло. – Весь замок обо мне знал?

– Почему это – весь? – оскорбился Одо. – Только братья. Ну и отец Антонио.

Грета взглянула в сторону священника: тот прятал улыбку и быстро-быстро перебирал чётки. Подняв плащ, снова двинулись в путь. Одо продолжал:

– Начальству мы не докладывали, полубратьям и солдатам не говорили. Да кто бы проболтался, того бы Бриан сразу в гданиско утопил. Не представляешь, он с тобой как наседка…

«Гданиско» называлась башня, к которой ходили из Высокого Замка по длинной галерее с целью… гм… излить лишнее. Под башней протекал ручей, туда с большой высоты и валились все отходы. Поговаривали, что пол в гданиско откидывается, если потянуть за специальную верёвочку; именно из-за этого неугодные мейстеру люди бесследно исчезают. Якобы.

Каждый раз, когда Грета посещала данное удобство, она боялась потянуть не за ту верёвочку.

Стало суше. Коридор раздался вверх и в стороны, открылся небольшой круглый зал. У стен валялись тонкие доски и обручи – видимо, когда-то здесь стояли сундуки. От сапог поднимались облачка пыли. Нести плащ было неудобно, край так и норовил выскользнуть из ладони Греты. Шедший первым с факелом Бриан резко вскинул руку – все остановились.

И тогда стало слышно шаги сзади. Металлические, ритмичные, как будто идёт больше одного человека, но в ногу.

Поля устроили подальше, возле остатков сундуков, воткнули в щель факел. Отец Антонио присел рядом, сложил ладони перед носом. Все остальные достали из заплечных мешков шлемы, взвели арбалеты и прижались к стенам у прохода. Грета глянула во тьму: там плыли два огромных синих глаза, свет от них блестел на влажных стенах.

Двое.

Арбалет новенький, с железной дугой, с немецким воротом, по ручке вьются цветы. Он не подведёт.

Шаги ближе. Бриан покачивает головой – рано. Ближе… Кивает – залп!

Грета нажала рычаг, метя по светящимся кругам.

Её болт попал прямо в фонарь, тот погас. Остальные стрелы чиркнули по нагрудным пластинам, только поцарапав. Призраки остановились и нараспев сказали:

– Производится усовершенствование.

Второй залп пришёлся по фонарям. В этот раз болты отскакивали и бессильно валились. Неужели их светильники стали прочнее?

Бриан вжался в стену, скользнул к врагам, рубанул сбоку по шее – но клинок отскочил от латного ожерелья. Первый призрак ведь не носил такого? И из чего сделаны нагрудники, раз даже гесселен – отличный немецкий арбалет – не пробивает?

Золотые воины ударили кулаками в шлем и грудь так, что тяжёлый Бриан полетел на середину зала, словно чучело для тренировок. Враги устремились за ним.

Грета лихорадочно крутила ручку механизма. Отбежав, она прицелилась в пустую глазницу, чёрный круг с щелью возле переносицы.

Болт вошёл точно, на половину длины.

Однако призрак не упал, он рывками согнул руку и выдернул стрелу, затем прошёл к раненому Полю и взвалил его себе на плечо. Второй в это время поливал всё кругом адским огнём, грохот стоял, как от пушек.

Грета бухнулась на пол, осколки кирпичей чиркали по её шлему.

Одо завопил, выронил взведённый арбалет. Грета перекатилась ближе, схватила оружие и пустила стрелу второму призраку в прорезь рта.

Тот выстрелил в неё, но девушка сжалась в клубок. Луч пробил кольчугу, ожёг правое бедро.

Внезапно канонада прекратилась. Из потолка с шуршанием тёк песок, размеренная поступь затихала в отдалении.

Грета подняла голову, закашлялась от пыли:

– Ушли? Почему они нас не добили? Эй, есть кто живой?

Рыжая груда рядом зашевелилась, обломки разъехались и вылез Одо, весь серый.

С трудом поднявшись, Грета кинулась к Бриану. Тяжёлых ран она не нашла, однако привести в чувство удалось не сразу, пришлось стянуть шлем, зажать нос, полить из фляжки водой. Рыцарь сел и схватился за голову.

Отца Антонио в зале не оказалось. Грета услышала торопливый шёпот дальше по коридору, пошла туда с огнём и обнаружила потерявшегося – он лежал, прикрывая голову молитвенником.

– Вставайте, ради Пресвятой Девы, – попросила она, помогая. – Призраки забрали Поля. Интересно, зачем? И Густав исчез, а после их стало двое…

– Хочешь сказать, упыри превращают людей в своих? – Одо оттёр слезу. С прованцем они вечно устраивали каверзы, ходили везде вместе, даже над комтуром подшучивали. Он не раз грозился утопить друзей в гданиско. А теперь…

Грета кивнула:

– Помните ту штуку, которую подобрал Фед? Это не гривна была, а мокрица, просто свёрнутая. Они сворачиваются, когда спят, ну, когда зимуют или есть нечего. А у Феда за пазухой она пригрелась и укусила его, и такая же влезла в ноздрю Густава, и он тоже стал призраком.

Отец Антонио заскулил, в открытую достал фляжку с пальмовым вином и стряхнул в рот последние капли.

– Хм, откуда ты вот всё это знаешь? – Одо с ног до макушки оглядел Грету. – Или сама упыриха?

– Мне Святая Варвара шепнула, – объяснила та, потому что не знала слов «дедуктивный метод» и «женская интуиция». – Скорее! Тут осталось полчаса хода, если поспешим, успеем до рассвета.

К выходу почти бежали, постоянно оглядываясь – не покажутся ли синие огни. Сзади кралась бархатная темнота, в плеске и шуршании чудилось тиканье. Грета и Одо несли факелы. Бриан с трудом переставлял ноги, и Грета взвалила руку рыцаря на свою спину, помогая идти. Пришлось бросить его мешок с припасами, перевесить себе дротик.

Правое бедро саднило. Ничего, только бы вырваться наружу! Они и письмо передадут, и сигнальный огонь на башне зажгут, и обратно в замок ещё вернутся. Только не этим путём. Ох, не этим!

Трудно. Рука у рыцаря тяжелее, чем ствол большой пушки. Ну давай же, ещё шаг…

Стены раздались в стороны, потолок поднялся. Вон уже видно железную дверь, почти выбрались!

– Погоди, дай отдышаться, – с трудом выдавил Бриан.

Грета прислонила его к стене и посветила факелом: на бледном лице чётче проступили оспины.

Он выйдет отсюда. Даже если придётся на себе нести, волочь – призраки не получат его, хватит с них Поля!

– Как тебя на самом деле зовут? – спросил рыцарь мягко, как никогда не говорил.

–Грета.

– Грета… Надо же, и мою младшую сестру также. Знаешь, Грета, ты такая… Как оазис в песках Палестины.

– Идёшь, идёшь, а напиться нельзя?

– Да. То есть нет. Я о другом… Ты исключительная, вот. Не подумай обо мне ничего дурного. Поклоняются же святым ликам, молчаливо, издали…

Грета смотрела в глаза цвета гречишного мёда и от груди вниз опускалась блаженная слабость, разливалась до кончиков пальцев. Этот человек больше года хранил её, а она и не знала. Следовал всюду, защищал от нападок, урезонивал братьев.